Сказание о волках и людях (гет)

Новый год. Обожаю этот праздник — немного сумасшедший, безрассудный, нереальный. Каждый год жду сказку. Чуда. Быть может, мне повезет, и в этот день мне явится принц на белом коне? Или молодой парень на черном мотоцикле? Ага… и чтоб он был красивым, умным, высоким, богатым, щедрым, любящим, добрым, внимательным, заботливым, веселым, верным…

Хи-хи…

Танцы. И вино — красное, словно кровь… алкоголь обжигает губы…

А на столе розы. Алые, бордовые, белые…

Люблю красный цвет. Это довольно приятный оттенок. На ум мгновенно приходят ассоциации — рубины, вино, кровь, цветы. Цветы я люблю. Такие красивые, тонкие, нежные и хрупкие. К ним даже прикасаться страшно. Розы, тюльпаны, маки, гвоздики, георгины, астры… главное — красные.

Ловлю себя на том, что начинаю улыбаться. Хочется смеяться и танцевать. Хочется играть. Шампанское ударило в голову. Именно поэтому я вышла на балкон — голову освежить. Холодный ветер приятно обдувает лицо, развевает волосы, так и норовит приподнять край короткого платья. Ловлю ртом летящие пушистые снежинки. Мороз приятно пощипывает кожу. Почему-то я очень люблю холод. Луна в небе — большая, круглая, в окружении ярких искорок звезд.

— Здравствуй, звезда. Я так долго ждал тебя, — тихий-тихий шепот, похожий на шелест бумаги.

Меня кольнуло сомнение. Я где-то слышала этот голос. Точно слышала… вот только где? И когда?

— Можешь звать меня Орион, — представился незнакомец, бесшумно появляясь рядом. В ночном полумраке его лицо казалось ликом древнего божества.

— А я Розана, — из тени вынырнула женщина. Остановилась на расстоянии вытянутой руки. — Мы поможем тебе. Не бойся.

— Я не боюсь, — это оказалось правдой, во мне не было страха. Эмоции просто замерли. Я уверилась, что сплю и вижу красочный реалистичный сон. Иначе и быть не могло. Откуда бы на нашем балконе взялись совершенно незнакомые мне люди? Судя по всему, они прилетели прямо по воздуху.

Кроме того, они оказались красивы. Нет, не так. Красота — не совсем то слово.

Они поражали своей изумительной неземной безукоризненностью. Словно ангелы — хрупкие, белокожие, совершенные. Тонкие нежные лица в обрамлении длинных вьющихся волос — у женщины очень светлые, у мужчины же скорее черного цвета. Каждая черта их лиц была идеальной. Словно произведения искусства. Словно боги.

Меня заворожили их глаза — чистые, теплые и светлые, золотистые, сияющие, как звезды.

Орион склонил голову на бок и улыбнулся — широко, непритворно. В неверном лунном свете блеснули безупречные белые зубы.

— Все дело в том, что ты… отличаешь от обычных людей, — начал он свое повествование. — Точнее, ты вообще не человек. Внешне это незаметно, но только до тех пор, пока ты не обретешь себя. Мы такие же, как и ты …

— Ещё не звери, уже не люди, — тихо добавила Розана.

— Оборотни? — спокойно уточнила я. Странно, но удивляться мне и на ум не пришло. Ну, оборотни и оборотни. С кем не бывает? В конце концов, это все лишь сон.

Они гостя синхронно кивнули.

— Пробуди свою сущность, найди в своей душе тонкую серебряную струну, — Орион улыбался. Его длинные пальцы вдруг сильно сжали мое плечо. Розана тоже взяла меня за руку, ее ногти больно впились мне в кожу. Прохладная кожа, похожая на белый шелк. Явно останутся синяки, но я не сопротивлялась. Не могла.

А потом они заговорили. Тихий хриплый жаркий шепот в оба уха одновременно. Слов я не понимала, но волосы на спине и руках встали дыбом.

SELOR ZETASTU VOTR KENEB

TESEABON KL ATONOA NINGEL VARANTAR

YATATUR BABANNIM KATABESH

SORONOROS

Каждое слово обжигало меня. Словно раскаленные капли свинца капали на мою кожу, прожигая ее насквозь, до самых костей.

По телу прошла горячая волна — от макушки до пяток. Она не причиняла боли, скорее наоборот, давала наслаждение и облегчение. Сравнить можно с ощущениями, когда заходишь с лютого мороза в жарко натопленное помещение — все конечности медленно отогреваются, оживают, вновь становятся чувствительными.

Перед глазами все поплыло.

Ноги внезапно отказали мне, я рухнула на колени, беззвучно застонала, выгнулась. На секунду мне показалось, что я услышала хруст ломающихся костей. Своих костей!!!

Потом пришла легкость. Беззаботность. И веселье.

Пальцы на моих руках разжались, отпуская.

Мир стал ярким, объемным и четким. Сотни цветовых нюансов, тысячи запахов, миллионы звуков. Словно вселенная вдруг распахнулась, показывая мне всю свою прелесть…

И как же я жила до этого? Как могла не замечать всего этого?

— Идем, звезда! — Орион искренне и радостно рассмеялся, ему негромко вторила Розана.

Женщина изящно перемахнула через перила балкона, мягко и беззвучно приземлилась на снег. Орион легко толкнул меня в плечо. Розана призывно махала мне рукой. Ее счастливый смех звучал перезвоном тысячи хрустальных колокольчиков. Золотистые глаза сверкали. Как свечи.

И тогда я прыгнула. Вперед, в темноту. На волю…

Окружающий мир пропал в слепящей белой вспышке.

По сверкающим праздничным улицам шли волки. Их невозможно было спутать с обычными псами. Широкая грудь, густой серый мех, треугольные уши, пушистый хвост. На главное — глаза...

Желтые глаза, из которых льется солнечный свет.

Многочисленные прохожие не обращали на хищников внимания. У людей праздник…

Казалось, волки улыбаются, показывая острые белые клыки.

Всего их было трое — черный косматый вожак, и две волчицы, белой и серебристой масти.

Они шли легко, играючи, словно бы пританцовывая. Длинные лапы бесшумно касались снега.

Люди смеялись, распивали шампанское, поздравляли друг друга. Счастливые люди. Невежественные люди...

Никто не знал, что это шли оборотни.

Люди в облике зверя? Волки в человеческих телах? Или две сущности, слитые в одно?

Кто знает…

Путь волкам преградил ротвейлер — крупный, матерый пес, уверенный в себе. Собака чувствовала диких зверей. Это шло инстинктивно, из глубины души — смесь первобытного ужаса и невыносимой смертельной ненависти. Ротвейлер зарычал, припал на передние лапы. Напряженное темное тело бугрилось мускулами.

Белая волчица лязгнула зубами. Черный волк молча и страшно оскалился. Ненависть была вполне взаимной. Отдаленная родня. Продавшиеся за кусок хлеба. Собаки потеряли свои дикие гордые души, когда легли у человеческих ног...

Предатели. Изменники. Отступники.

Серая волчица прыгнула. Движение было стремительным, легким, словно ее тело совсем ничего не весило. Острые зубы сомкнулись на чужом горле с влажным хрустом.

Пес коротко взвизгнул и замолк.

Кровь на снегу. Словно тысячи алых роз.

Пробуждение было приятным. Никакой тяжести, головной боли или тошноты. А ведь вчера не меньше бутылки красного вина вылакала! И это еще не считая нескольких бокалов шампанского…

Я легко встала на ноги. Голова не кружилась.

Вот только не помню, как легла вчера спать. Но это ведь мелочи…

Я растерянно уставилась на собственные руки. Под ногтями что-то темное забилось, словно грязь. Да и светлый лак облупился. Я всегда тщательно слежу за чистотой ногтей.

В ванной комнате я рассеяно глянула в зеркало.

Мамочки…

Губы, подбородок, щеки, шея… все покрыто красновато-бурой корочкой. Я изумленно приоткрыла рот. И тут же пожалела об этом. Между зубами также застряло что-то буроватое.

Я осторожно ковырнула ногтем странную субстанцию на кончике носа. Бурая корочка отслоилась чешуйкой. Это…

Кровь. Запекшаяся кровь. Ни с чем не спутаю. Кровь и под ногтями, словно я царапала пальцами свежее мясо.

Я шагнула под душ. Чистить зубы, промыть волосы, выскоблить ногти…

Что со мной?

Руки действовали автоматически, по привычке. Жесткая губка терла мою кожу.

Вода неприятного оттенка — розовато-кирпичная.

Кто я?

Откуда взялась кровь? Месячные должны быть лишь через неделю. Кроме того, менструальная кровь на лице и во рту? Это нелепо…

Повреждений на теле нет. Значит, кровь не моя.

Чья тогда?

Струи воды бьют меня по плечам и спине. Голова склонена, глаза закрыты. Тело вдруг стало какое-то слабое, руки дрожат, мышцы на спине сводит судорогой. Нестерпимо хочется опуститься на колени, а лучшее вообще лечь на кафельный пол. Лечь и замереть под потоками воды…

Душ — лучшее средство для успокоения расшатавшихся нервов. Вода смывает грязь, пот и кровь…

Но вот только она не в силах избавить меня от воспоминаний.

Кровь, алая пелена заволокла сознание. Зубы нашли артерию. Резкий рывок — и густая горячая жидкость хлынула мне в рот.

Рычание. Визг.

Спустя несколько секунд все закончилось. Плохо помню.

Я вздохнула и выключила воду. Встряхнула головой, завернулась в полотенце.

Обычная девушка-подросток. Кожа бледная. Темные волосы, мокрые, сейчас они кажутся черными. И карие глаза. Почему-то они показались мне несколько светлее обычного, ближе к ореховому оттенку...

Кто я такая? Вампир? Оборотень? Но меня вроде никто не кусал… или это не так передается?

Я истерически хихикнула.

Так. Спокойно.

Когда это началось?

С чего все началось?

На полу комнаты я обнаружила следы. Кровавые следы звериных лап. Они вели от окна к постели, и там обрывались. На простыне обнаружились засохшие пятна крови.

Оборотень.

Точно.

Я медленно втянула в себя теплый воздух протопленного помещения. Задержать дыхание. Сосчитать до десяти… и в обратном порядке. Все, можно выдыхать.

Нужно помыть пол.

Работа успокаивает. Я упоенно ползала с мокрой тряпкой, оттирая кровавые отпечатки. Следы похожи на собачьи.

Ротвейлер. Точно. Я замерла. Зажмурилась.

Схватка была короткой. Я облизала окровавленные губы, аккуратно обошла растерзанного пса. На снегу расползалось большое кровавое пятно. Такая вкусная кровь — горячая, терпкая и пряная…

Ночью я загрызла собаку.

С того дня начались эксперименты. Меня сбивали с толку заострившиеся чувства. Но к хорошему привыкаешь не просто быстро — моментально.

Оказалось приятным вдыхать воздух — и чувствовать все запахи.

Я полюбила пешие прогулки. Это же потрясающе — изучать мир. Вот тут только что прошла молодая девушка, у нее месячные. Вон та женщина беременна — запах нежный и тонкий. Парень, покосившийся на меня возле магазина — наркоман. Тот мужчина пьян, походка ровная, но я чую запах алкоголя. Те парни возбуждены. А тут позавчера пролили кровь. Немного, лишь забрызгали снег и скамейку. Драка, что ли…

Меня ничего не смущало, не пугало и не волновало. Все казалось абсолютно нормальным и адекватным. Так и должно быть.

Ведь я — не человек. Дикий зверь, по какой-то нелепой причине заключенный в тело человека. Демон? Чудовище?

Плевать. Я — это я. Я такая, какая есть.

Ночные улицы манили меня, шептали и соблазняли…

У меня появилась смелость. На радостях я потрясла копилку и пошла по магазинам и салонам. Сделала себе татуировку на кисти в виде оскалившейся волчьей головы. Проколола левое ухо еще в трех местах. Сделала себе короткую модную стрижку, открывающую шею и лоб. Сходила в салон красоты, сделала себе дорогой маникюр...

— Орион, как ты думаешь, она справится? — светловолосая девушка прильнула к парню

— Конечно. Но мне жаль эту девочку, — Орион обнял подругу. — Несчастная. Гордая. Она все выдержит, сильная. Мы долго выбирали подходящую кандидатуру… она Личность.

Люблю ночные улицы. Они безлюдные. Тихие. Темные. Волосы дыбом встают от этой атмосферы — тишина и темнота. Тишина — самый страшный звук на свете.

Я иду неторопливо. Ботинки шуршат.

А в небе луна. Большая и серебряная.

Запрокидываю голову. Короткий вой — молитва. Молитва моей богине, моей матери, моей сестре, моей возлюбленной. Мы с ней давно и крепко повязаны. Раз и навсегда.

Прыжок. Длинные лапы коснулись асфальта.

Оборотень.

— Сереж, ты уверен? Она ведь наша дочь…

— Женя, неужели ты не понимаешь — это не наша дочь! Она даже не человек!

Родители позвали меня завтракать. Горячий, сладкий, крепкий кофе с молоком — как же я люблю этот напиток! На блюдечке лежали блинчики. Нежные, тонкие, золотистые. Блины мама умеет делать…

Обжигающий кофе не взбодрил меня, а наоборот, расслабил. Я потянулась, зевнула. Пойти ещё поспать, что ли? Глаза слипаются.

В себя я пришла нескоро. Проснулась. И откровенно офигела.

Горели свечи, мелькали тревожные огоньки. С икон смотрели строгие и кроткие святые. Я почувствовала смятение, попыталась пошевелиться…

Меня стягивали веревки — руки крепко привязаны к телу, лодыжки сжимает мой собственный проклепанный ремень. Хороший ремень, с металлическими бляшками. Сама покупала.

— И как это понимать? — возмутилась я, увидев, наконец, родителей. Они стояли чуть в стороне. И молчали…

У мамы были заплаканные глаза, у отца решительное лицо.

— Развяжите меня!!!

В ответ — тишина. Страшная, звенящая… многообещающая. Зловещая.

Когда появился священник, я уже пыталась порвать путы. Но широкие кожаные ремни рваться отказывались.

Поп начал читать молитву. Я не вслушивалась в слова, но машинально отметила, что псалом 90.

Бесогон.

«Бог мой и уповаю на него», «на аспида и василиска наступивши»… «долготой дней исполню его, и явлю ему спасение мое»…

«Они знают!» — вспыхнула в голове отчаянная мысль. Изгнание бесов.

— Идиоты! — рявкнула я, одновременно пытаясь перегрызть веревки на груди. В результате вышло что-то вроде «иэиоуы». Я выплюнула веревку толщиной в палец и гаркнула во всю мощь.

— Валенки сибирские! Если вы изгоните из меня Его, я умру!!!

— Почему? — батюшка оторвался от своей книжонки. Во дает, неужели не знает, что во время молитвы нельзя отвлекаться?

— Да потому что Он стал частью меня! Он слился с моей душой! Он есть моя суть!

Кто-то сдавленно охнул, кажется, мама. Но служитель бога продолжил читать молитву.

— Да, я не совсем человек. И что? Неужели кому-то от этого было плохо?!

Я поняла, что никакие доводы их не переубедят. Ладно, ещё поп, его понять можно. А родители? Снотворное в кофе подсыпали… как теперь людям верить?

Что же, я принимаю вызов.

Я расслабилась и закрыла глаза. Горячая дрожь возбуждения. Огонь и боль.

Перед моим внутренним взором стоял зимний лес — ели, сосны и березы, припорошенные снегом. Скрип замерзших деревьев. Иней на ветках.

И кровь.

Но голос священника не давал сосредоточиться, срывал мою концентрацию.

Боль.

Я, запрокинув голову, коротко и зло взвыла. Из глаз хлынули слезы, все тело скрутило мучительной судорогой.

Из моего рта вырвалось рычание.

Голос священника больше не доносился до моего сознания. Я не могла уловить даже одного слова. Словно он заговорил вдруг на другом языке.

И тут на меня нахлынул холод. По лицу потекло что-то обжигающее.

Вскрикнула мама.

А на полу в церкви стоял волк. Чистого серебряного цвета. Животное молча оглядело окружающую обстановку. Несколько секунд ледяные желтые глаза изучали попа.

Красавец, настоящий дерзкий лесной хищник, высокий на лапах, подтянутый, стройный. Только полупрозрачный, словно бы туманный…

— Не уходи! — простонала я. Если он покинет меня — это конец. Не смерть, но намного хуже.

Волк коротко взглянул на меня. И пропал.

Боль отступила. Мое сердце перестало биться. Там, где когда-то была душа, зияла ледяная дыра.

— Что это было? — прошептал отец.

— Моя душа, — мой голос был тихим и хриплым, словно бы сорванным.

— Это был бес, — категорично отрезал священник.

Нахлынула тьма.

Дни тянулись медленно. Меня ничего не интересовало. Музыка, фильмы, книги, Интернет — все потеряло свой смысл. Я больше не могла бегать волком ночами. Я не ощущала прекрасный вкус крови. Я не вдыхала полной грудь морозный воздух. Я умерла. Все чувства притупились — слух, нюх, зрение, осязание.

Я изменилась и внешне. Глаза из карих стали серыми, выцветшего пепельного оттенка. И волосы. Они почти полностью поседели. Серебристо-белые пряди гармонично переплетались с черными. Это смотрелось красиво, словно ночь и снег. Но меня это не волновало.

Я забыла, как улыбаться.

Ветер рвет волосы и воет в ушах, дождь хлещет по лицу прозрачными крыльями. Одежда плотно облепила мое тело. Холодно.

Я балансировала на самом краю крыши. Босые ноги скользят. Крыша мокрая.

— Влада!!! Не надо! — мамин голос.

— Нет… — шепот отца.

Я развернулась на пятках. Наверное, это должно быть очень страшно — стоять на краю. Но страха нет. Ведь души-то тоже нет.

— Отпустите меня. Я устала. Я хочу домой. К волкам…

— К волкам? — эхом переспросила мама.

Отец сделал шаг ко мне.

Я напряглась, чуть оскалилась, отступила к пропасти.

— Я волчья дочь, волчья сестра. Они даровали мне способность слиться со зверем. А вы отняли у меня моего волка. Мою душу… а после смерти оборотни попадают в свой рай. Это Волчья Степь. Там хорошо… там вечная охота… там нас ждет наш бог.

— Бог? — это мама.

— Да… он прекрасен. Он вожак. Мы исполняем его волю. Он живет в серебряный залах… и восседает на малахитовом троне... и он такой же, как и мы. Человек-волк…

— Валгалла? — спросил вдруг отец.

— Нет, но чем-то похоже. Волчья Степь… долина вечной охоты… мы свободны там! Так отпустите! Дайте освободиться! Я хочу уйти!

— Нет…

— Да посмотрите же на меня!!! — в моем голосе неожиданно прорезались нотки истерики. — Я калека! Душевный инвалид! Я никогда не смогу жить как человек, ибо уже жила, как оборотень. После обретения духа волка любой человек теряет свою человеческую сущность, остается лишь волчья душа!!! А после того, как душу отобрали, я стала недочеловеком. Я уже не оборотень, но и человеком я стать не смогу.

— Если ты хочешь освободиться… то почему еще не прыгнула? — вопрос мамы.

— А это очень просто. Вы меня не пускаете. Ваша эмоциональная привязанность держит меня, словно цепи. Но вы любите не меня… не девочку-волчицу… а только эту оболочку. Вы любите

Владу, тихую девушку, что обожала томатный сок, блины со сметаной, русских классиков, сериалы о ментах и рок-музыку. А не желтоглазую волчицу по кличке Звезда.

— Звезда?

— Да, меня так нарекли мои… наставники.

— Наставники?

— Да… они оборотни. Как и я…

Я перевела взгляд на небо, отвернулась. Родители молчали.

Мой тихий шепот был неслышен за шелестом дождя.

— А раньше ведь получалось. Я говорила с ним. Он слышал… и отвечал… мы так много говорили…

Сильные руки сжали мои плечи.

Меня не отпускают…

Евгения и Сергей молча стояли над спящей дочерью. Девушка была бледной, как смерть. Глаза закрыты, волосы растрепаны. Полные бескровные губы что-то тихо шепчут.

— Не уходи… не бросай меня… останься…

Влада дремала, вытянувшись под теплым пестрым пледом. Тонкое сломанное тело.

Только сейчас родители в полной мере осознали весь ужас своего поступка. Куда подевалась задорная безрассудная улыбчивая девочка? Теперь в черных волосах блестели седые пряди, а лицо казалось маской.

Влада изменилась в ту новогоднюю ночь. Обычная девушка вдруг кардинально переменилась, стала свободолюбивее, веселее, более бешеной и смелой...

Лишь потом они узнали подробности. Каждую ночь она становилась волчицей и бегала. Они прочитали ее дневник… и увидели следы на снегу. Отпечатки босых человеческих ног, переходящие в следы звериных лап!!!

Родители были в ужасе. Оно и понятно. Узнать, что их дочь — оборотень… это очень страшно.

Священник посоветовал «отчитку»…

Тогда Влада и умерла. Назвать иначе это просто нельзя.

Ее глаза стали мучительно пусты и равнодушны. Они стали серыми. Она ест, пьет, принимает душ, готовит обеды, ходит в магазин. Но не живет. Прошло почти два месяца с момента изгнания беса… но беса ли?

Влада сказала, что это ее душа…

Девушка застонала. Почти беззвучно…

Психолог посоветовал «расшевелить» девушку. То есть постараться вызвать в ней хоть какие-нибудь эмоции, не важно, положительные или отрицательные.

Но Влада ни на что не реагировала. Когда-то любимый томатный сок ее не радовал. Музыку она не слушала, книги не читала, телевизор вообще не включала, как и компьютер.

Отрицательных эмоций также не наблюдалось. Ее невозможно было расстроить или разозлить. Казалось, ей просто все равно.

Она словно бы… застыла. Замерзла. Замерла…

— А, быть может, отца Андрея позвать?

— Зачем?!

— Ну… отрицательные эмоции. Вдруг, она разъяриться… наорет на него. Эмоции!

— Да уж…

Я лежала на низком диване, созерцая природу. Родители продали городскую квартиру и переехали в этот поселок. Дом большой, на отшибе. Вроде как ремонт идет.

На небольшом столике стоит вазочка с орехами. Родители снова пытаются меня кормить. Странные люди. Сначала вырывают душу, а потом жалеют. Дикость какая — словно перерезать горло и жалостливо погладить жертву по голове окровавленной рукой.

Я не уверена, что смогу забыть. Простить? Смириться? Но как? У меня отняли самое ценное, самое святое, самое важно — душу.

Кутаюсь в плед. Май выдался жарким, но мне почему-то очень холодно. Мерзну невыносимо.

Мне повезло, родители не трогают последнее время.

Сосны — высокие, статные, шикарные. Ели — пушистые и разлапистые. Они бы красивее смотрелись, укрытые снегом. Белый снег на темно-зеленом фоне хвои…

— Владислава? — неприятно знакомый голос. Я подняла голову. Крупный бородатый мужчина в рясе. Тот самый священник, «изгнавший беса» из меня.

Я ничего не ответила. Что тут ответишь. Поздороваться? Но я не желаю ему здравствовать.

Поп что-то начал говорить. Я не прислушивалась. Голос был по барабанным перепонкам. Я начала раздражаться. Казалось, что за его словами слышится… вой?!

Но как такое возможно? Он не оборотень. Не может быть даже оборотнем-псом, это невозможно.

Я резко приподнялась на локтях, и пристально, не мигая, уставилась в ему глаза. Поп умолк. Синие глаза. Словно вечернее небо. В черных зрачках нет характерного диковатого блеска. Точно не оборотень. Но кто он тогда?

Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Запах ладана, церковных свечей…

На секунду показалось, что кто-то провел по моей спине горячей ласковой рукой. Запрокинув голову, я рассмеялась. И прыгнула.

Белый свет вновь ослепил меня.

Мне было так легко и приятно. Гибкое серое тело практически невесомое. Я бежала по лесу, среди деревьев, кустов, пней и коряг.

Как же хорошо!

Мех теплый, он согревает лучше всякого огня. Горячая кровь бегает по венам. Тугие мышцы перекатываются под шкурой.

Я просто бегу вперед.

Яркий цветной мир. Запахи. Звуки.

Я — волк. Все законы, условности остались позади. Я свободна…

Кто бы мог подумать, что Дух Волка уцепился за того попа? Оборотень не смог прижиться в душе священника, но и не сгинул совсем. Он выжидал.

Мы нашли друг друга!

Вперед.

Не знаю, сколько времени прошло. Возможно, несколько часов, а быть может, пару дней. Я бегала по лесу, охотилась. Безумствовала.

Но пора бы и домой. Родители… интересно, какова их реакция? Они, наверное, разозлились…

Ну надо сходить… хотя бы просто посмотреть в их глаза.

В поселке я перепугала всех собак. Чувствуют дикую кровь, нервничают.

Настроение зашкаливало на отметке «ВАУ». Немой восторг. Упоение. Эйфория.

Хотелось петь.

Я, не выдержав, расхохоталась.

И прыгнула в распахнутое окно. В комнате их было трое. Родители и поп. Оказалось, прошло всего лишь три минуты. Волчье время течет иначе. Интересно.

— Здравствуй! — мой голос прозвучал опасным шелестом. Я уже перекинулась в человеческую ипостась. Нагота меня ничуть не смущала.

Священник замер.

По венам растекался огонь.

Я улыбнулась, показывая окровавленные зубы.

Хриплое горячее дыхание. Сердце билось быстро, торопливо, легко. Горячее сердце. Живое. Настоящее. Мое. Волчье сердце.

В душе зарождалось сладостное желание разодрать глотку этому жалкому, трусливому, никчемному человечишке. Он должен знать свое место.

Я протянула и резко схватила попа за горло. Немного сжала ладонь, позволяя ногтям впиться в его кожу. Кровь на пальцах. Теплая. У меня горячая кровь. Кипящая. Огненная…

Мне не хотелось убивать его. Зачем? Пусть живет.

Да, он попытался отнять у меня самое дорогое, самое ценное. Душу.

Но пусть живет.

— Я прощаю тебя, — мой голос прозвучал немного хрипловато.

Прощаю. Самая страшная месть — это прощение.

Я легко развернулась на пятках и прошла к двери. Лишь замерла на секунду возле остолбеневших родителей.

— Я прощаю и вас.

Мои шаги были тихими и мягкими. Я толкнула дверь.

Солнечный свет ударил в глаза. Я вздрогнула, словно от удара. Тут самообладание изменило мне. Если бы в этот момент передо мной стоял человек — я бы перегрызла ему глотку без колебаний. Без сомнений. Без жалости.

Потому что они меня не остановили. Не окликнули. Значит, им плевать.

Пусть. Я — не человек.

К счастью, дом стоял на краю поселка. Тут оказалось безлюдно. Я в два прыжка достигла забора, легко перемахнула его…

Лес был тихим. Я несколько минут металась среди деревьев, рвала зубами кору молодых елей. Слепая ярость застилала разум.

Я в бессилии опустилась на землю, запрокинула голову… и завыла. Глаза закатились, пальцы впились в траву. В тоскливом вое я изливала свою боль, отчаяние, страх, горечь, одиночество.

Потом был белый свет и бег по лесу.

Оборотень.

Дар? Проклятие? Зверь в человеческом теле? Или человек в звериной шкуре? Быть может, это две сущности, слитые воедино?

Кто знает.

Да это и не важно.

Кофе без сахара. Горький шоколад в вазочке. Рядом початая бутылка коньяка. Пахнет полынью. Этот запах заставляет меня кусать губы. Подбородок уже перепачкан кровью…

В зеркале отражается комната. Освещение слабое, поэтому отражение неверное, какое-то изломанное.

Горечь. И еще печаль.

На столике остывает забытый кофе.

Украдкой утираю нечаянную слезу. Слизываю прозрачную капельку с ладони. Слезы всегда соленые и горячие. Почти как кровь…

Не выдерживаю, вскакиваю на ноги и начинаю мерить небольшую комнату шагами. Больно, изнутри рвется крик — крик боли и отчаяния. Я передергиваю плечами, упрямо вскидываю голову.

Гордая, несчастная.

Полнолуние. И меня ломает. Кости хрустят, мышцы лопаются с тихим стонущим скрипом, а кожа натянута до звона. Еще немного…

Стекло. Вижу в нем свои глаза — больные, блестящие, смотрящие с безысходной звериной тоской. Но главное — они серебристые. Прозрачно-серые с искорками.

Решительно подхожу к окну.

Оно густого, очень глубокого синего цвета. Люблю синий цвет — холодный, безжалостный, бесстрашный и бесстрастный. Цвет жизни и смерти. Цвет вечности...

Луна. Она большая и словно бы надкушенная с боку каким-то голодным демоном. Мне хочется поклоняться ей, как божеству. Селена… она давно стала моей матерью. Это невозможно объяснить, но я просто влюблена в это небесное светило.

Звезды… как же их много. Огромные, яркие, такие чистые и лучистые. Где-то я читала, что звезды — это невинные души умерших людей. Я не претендую на звание святого человека, но привыкла считать созвездия своими родными сестрами. Почему-то я уверена, что они все женщины…

Эта мучительная свобода…

Ночь всегда бережно залечивала мои душевные раны, исцеляла мою измученную, изувеченную психику. А я ответила ей преданностью, восхищением и почти слепым поклонением.

Наверное, со стороны это смотрится нелепо. Ночь. Девушка у окна. И тишина.

Луна приковывает взгляд, манит с темного небосвода и, кажется, что-то тихо-тихо шепчет… смеется… она не насмехается, наоборот, ободряет…

На секунду показалась, что она погладила меня по волосам прозрачной невесомой рукой.

Хочется запрокинуть голову, подставляя под удар беззащитное горло, и выть, выть, выть…

Снова не выдерживаю и осторожно целую лучик лунного света на стекле. Хочется пить его, хочется купаться в нем…

В который раз я срываюсь.

Мне хочется свобода. Мне хочется огня — сесть у костра и греть пальцы, обжигая руки пламенем. Хочется вдыхать дым.

Я хочу крови.

Таково мое проклятие. Днем — человек. Ночью же — хищник, зверь, дикий и опасный.

Время близится к часу ночи. Боль рвет изнутри.

Я знаю, что изменения уже заметны. Выступили клыки, пробилась шерсть на загривке. Черты лица сильно заострились. Зрение стало четче.

Иду по тихим безлюдным улицам. Под ногами шуршит трава.

Их было двое. Резкий запах заставил меня брезгливо поморщиться. Алкоголь, пот, табак, немытое тело, похоть, что-то еще…

Я ощерилась. В груди разлилось знакомое чувство — огонь.

Они отпрянули, но слишком поздно.

Зубы сомкнулись на чужом горле с влажным хрустом. Удар снизу вверх, вырывая челюсть, вспарывая нижними клыками трахею. Хрип. И кровь.

Второй успел побежать. Но это уже его не спасет. В два прыжка догоняю его, прыгаю на спину. Вкус крови. Горько-сладкая, с кислинкой. Необычный вкус… что же это… ах да, СПИД…

Люди странные существа. Единственные животные, склонные к самоуничтожению. Разве овца когда-нибудь рискнет напасть на волка?

Я с тихим стоном отпустила себя на волю.

Волк довольно заурчал, припадая к разорванному горлу…

* * *

Усталость и немного горечи. Я проклята. И я привыкла к этому. Смирилась. Свыклась.

Горький привкус во рту. Словно я наелась полыни. Но это привкус крови.

Ярость и гнев. Устала… как же я устала…

Иногда мне хочется умереть. Одиночество порой кажется самой страшной пыткой.

Я хищник. Мне сложно контролировать себя.

Мне пришлось уйти... сбежать от родителей, сбежать от мира.

Я ведь их любила. Любила…

Небольшая избушка в лесу. Книги, кровать, сундук с вещами. Электричества тут нет, как и холодильника... как же я устала…

* * *

Вылазка в город закончилась успешно. Я всегда покупаю один и тот же набор предметов — горький шоколад, кофе, коньяк и газету. А зачем мне что-то еще? Питаюсь я только в звериной ипостаси, ем исключительно мясо. Шоколад остался привычкой из прошлой, человеческой жизни. Коньяк немного глушит волка. А газета нужна для того, чтобы отслеживать новости…

Казалось бы, откуда у меня деньги, если я даже не работаю?

Если бы кто-то задал мне этот вопрос, я бы таинственно улыбнулась и начала рассматривать потолок. Мой источник доходов немножко незаконен. Ну… как немножко… людей ведь убивать незаконно, так? Ну, как бы объяснить мою щекотливую ситуацию. Короче, мой волк убивает, а я обираю трупы. Вот. И мне не стыдно!

* * *

— Влада… — я вздрогнула, медленно-медленно обернулась на знакомый голос.

Мама. Родные синие глаза.

— День добрый, — я постаралась не показываться клыки в улыбке.Нельзя.

Спокойствие, только спокойствие…

Они хотели как лучше… они не знали и не понимали. Только бы не сорваться.

— Влада, я… мы… а…

Я тихо вздохнула.

— Тсс… не здесь, нас могу услышать… давай поговорим. Идем, — я потянула родительницу в сторону парка.

Когда мы уселись на скамейке, повисла тишина. Мне даже показалось, что я могу пощупать безмолвие руками.

— Ладно, давай сначала, мама. Я вас не виню, потому что вы ничего не поняли. Домой я не вернусь, потому что боюсь.

— Боишься? Но мы не… — попыталась оправдаться мама.

— Да при чем тут вы?! — мой голос сорвался на рык. Я сунула маме под нос свежую газету и ткнула пальцем в заголовок.

«Зверское двойное убийство» «На окраине города найдены останки двух тел».

— Это я их убила… — прошипела я маме на ухо. — Убила и сожрала, понимаешь? И боюсь я совсем не вас, а ЗА вас. Я себя боюсь! Я теряю контроль...

— Почему? — я еще никогда не видела маму в таком подавленном состоянии.

— Почему? — мой голос прозвучал эхом. — А почему у меня серебряные глаза, а не золотые, как у нормальных оборотней? Возможно, потому что мой волк стал инвалидом. У нас с ним так и не восстановилась связь. Мы два существа в одном теле. И волк… он враждебен к людям вообще, даже ко мне. Думаю, это месть за это увечное состояние. Его изуродовали люди, поэтому он жаждет людской крови. Я пробовала охотиться на собак или других животных — бессмысленно. Для пищи годятся, но не более того.

— А как часто ты? — вопрос повис в воздухе.

— Перекидываюсь? Каждую ночь. Убиваю же раз в месяц, обычно в лунную ночь. Не волнуйся, тебя и отца я не трону. Вы моя… «привязка» к человеку. Сам факт вашего существования не дает мне окончательно стать волком.

— А мы заявление в полицию написали… о пропаже без вести.

— Да? Рассказали, что я оборотень? Нет? Это хорошо. А то бы сидели сейчас либо в дурдоме, либо в подвале инквизиции…

— А… так ведь у нас нет инквизиции, — слабо возразила мама.

— Угу, — буркнула я. — А оборотней тоже не существует. Но вот только я почему-то каждую ночь волком становлюсь и людей в полнолуние жру. Честно говоря, я вообще не знаю, что НА САМОМ ДЕЛЕ есть. Может, мир с ума сошел? А вдруг все оно есть? Инопланетный разум, Гарри Поттер, ведьмы, зомби, призраки, вампиры, Дневной Дозор, бабайки, Волдеморт? Ведь я же есть…

— Влада… а скольких ты… убила? — тихо спросила мама.

— Я ушла от вас в мае. По убийству в месяц. На этот месяц вышло два.

— Пять, получается…

— Получается. Но убивала не я, а мой волк... это разные вещи, совсем разные.

* * *

— Орион, мне это не нравится, — девушка нахмурилась. — Она совершенно отчаялась.

— Нет. Она просто пытается разобраться в себе...

— И она разберется?

— Конечно, Розана, конечно. Она все поймет…

— Когда?

— Ну... мне потребовалось почти тридцать лет...

Девушка фыркнула.

— А может, мы ей поможем? — вкрадчиво спросила Розана.

— Нет. Она должна все осознать САМА. Иначе она поймет, но не примет.

* * *

Я пыталась что-то соображать, задыхаясь от боли.

Я честно пыталась подняться хотя бы на четвереньки. Одежда мокрая от дождя и крови. Руки скользят.

Волк рвался на свободу. Это было привычное ощущение, только намного больнее... и почему-то темнело в глазах...

И тут — резкая жгучая боль. Словно кровь в моих венах внезапно закипела... и еще хруст. Отвратительный хруст ломающихся костей.

Последней моей связной мыслью было \"Привязка разрушена\". Родители погибли. Возможно, несчастный случай или убийство, уже не важно.

Человек умер.

Кровь на голубоватом снегу выглядела страшно и неестественно. Почти пугающе.

Волк был худым, но крупным и явно сильным. Серый мех запачкан кровью.

— Живучий зверь, — с ноткой уважения протянул Макс, подходя к раненому хищнику. Волк напрягся, сдавленно рыкнул, сделал попытку подняться. Перебитые лапы не позволили…

Взгляд пристальный, цепкий, до одури разумный. Вот только цвет глаза — серый. Помутнели от боли, не иначе…

Охотник взял нож. Нужно избавить зверя от мучений — наверняка сломанные кости болят страшно…

Волк даже не дернулся, когда стальное лезвие прижалось к горлу. Лишь закрыл глаза. Странный, совсем человеческий поступок.

— Не надо…

Макс отшатнулся, выронив нож, и от неожиданности навернулся на снег.

Это была девушка. Молодая, лет, может, девятнадцати. Темные спутанные волосы, припорошенные сединой. На лице следы крови…

Выглядела девушка несколько озадаченно.

— Какой сейчас год? — хрипло спросила она, сверля охотника тяжелым ледяным взглядом серых глаз.

— 2013… — Макс боялся даже дышать. Что за тварь?!

— А месяц? — девушка, морщась, принялась ощупывать собственное тело. Тело, надо заметить, было обнаженным и худым.

— М-март…

— Шесть месяцев, значит…

Девушка медленно встала на ноги. Покачнулась, вцепилась в ближайшее дерево.

— Разучилась я на двух ногах ходить… — пожаловалась она в пространство.

— А ты… вы… кто?! — выдавил Макс, медленно отступая.

На бледном девичьем лице промелькнуло сомнение. Она нахмурилась.

— Ну, зовут меня… Влада. Да не бойся, я тебя не съем. То, что я оборотень, еще не делает из меня страшное чудовище. Мне помощь нужна. После этого я уйду, — в серых глазах Влады промелькнула тоска. — Тебя как зовут, охотник?

— М-макс…

* * *

— Вот после этого я и провались в звериную ипостась на полгода, — Влада с наслаждением пила горячий чай. Сейчас, в домашней обстановке, после ванной, девушка выглядела необычайно милой.

— Что планируешь делать? — Макс уже перестал дрожать и заикаться. Ну, оборотень и оборотень, мало ли. У каждого свои недостатки. Зато история интересная и девушка симпатичная…

— Что делать, — Влада откинулась на спинку стула и с явным удовольствием потянулась. Макс залюбовался. — Разбираться буду. Что с родителями, обстоятельства смерти. Со своим зверем разбираться. Дел много...

— Я помогу.

— Хорошо.

Так они и сидели. Девушка-оборотень и обычный человеческий парень.

* * *

Розана счастливо рассмеялась, запрокинув голову.

— Орион, любимый, она справилась!!!

Молодой человек улыбнулся.

— Сильная девочка, очень необычная и стойкая.

На какое-то время воцарилось молчание. Розана рассеянно улыбалась, явно пребывая в каких-то мечтах. Орион гладил девушку по волосам.

— Наша правнучка будет счастливой, — прошептал парень. — У нее будут замечательные дети…

— Ты уверен?

— Конечно.

— Теперь мы можем уйти. Нас давно уже ждут. Серебряный зал, малахитовый трон…

***

Прошло пять лет.

— Макс!!! Иди сюда!!! Ты не поверишь своим глазам!!! — моему восторгу не было предела. Словно малый ребенок, я радостно носилась по гостиной, не в силах усидеть на месте.

— Влада, что случи… — договорить муж не смог, внезапно подавившись воздухом. Правой рукой Макс схватился за сердце, а левой судорожно вцепился в косяк.

На пушистом ковре лежал волчонок. Светло-серый щенок — маленький, нелепый и лохматый. Мой щенок. Мой волчонок. Мой сын!!!

— Это… Олег?! — прохрипел супруг.

— Да!!! — я крепко обняла застывшего супруга.

Макс отмер и обнял меня в ответ.

Олег сосредоточенно рассматривал нас золотистыми глазами. Мой маленький оборотень.

я подошла и подхватила сына на руки. Тело щенка задрожало — и вот уже я держу человеческого ребенка. Он так похож на Макса, но вот глаза у него золотые, волчьи, горящие.

Забавно, но жизнь моя наладилась.

Как показало расследование, мои родители погибли в результате автомобильной аварии. Жаль… мне бы хотелось помириться с ними. Теперь приходится душить собственную совесть — я не успела, не поговорила, не извинилась…

Внутренний волк присмирел и перестал жаждать крови.

С Максом мы сошлись на удивление быстро. Он оказался моей новой «привязкой». Его почему-то совсем не смущали мои «мохнатые дела».

— Макс, я хочу еще одного ребенка. Только на этот раз девочку. Назовем Ольгой…

— Будет тебе Ольга…

Пожалуй, ради всего этого стоило немного пострадать...