Бетси не любит вторники (джен)

Бетси никогда не любила вторники. Ей было шесть, когда её маленький песик Джерри выбежал на проезжую часть, увлекаемый краснобоким мячиком, и расплылся кровавым пятном по асфальту под колесами маленького голубого пикапа мисс Ллойд, преподающей рисование в младших классах городской школы. Машинка слегка подскочила, будто наткнулась на кочку, и поспешила дальше, увлекаемая потоком автомобилей, не заметив, что секунду назад раздавила единственного друга Бетси Уорнхольд. Не заметила она и мяча, сиротливо прижавшегося к придорожным кустам и пролежавшего там без внимания, верите ли, десять с лишним лет, как памятник маленькому Джерри. Бетс тогда так и не поняла, как может мягкая, ласковая собачка превратиться в такие отвратительные красные ошметки, но твердо решила для себя, что вторники не приносят с собой ничего хорошего.

Своего отца Бетси не знала никогда, он исчез из жизни, не оставив ничего в память о своей персоне. Она долго считала, что папа и есть эта фотография в деревянной рамке, стоявшая на комоде в маминой комнате. Однажды, девочка притащила её в школу, чтобы познакомить с миленькой учительницей мисс Норстон, которая всегда угощала её сладкими конфетками, которые прилипали к зубам, но были божественно вкусными. Кажется, это тоже был вторник. Бетси достала из сумки фотографию, бережно завернутую в платок, чтобы папа не простудился, и с гордостью протянула миленькой мисс Нортон со словами: «Это мой папа, мисс, а это, папочка, моя учительница. Знакомьтесь». Но учительница отчего-то громко захохотала, так, что из глаз выступили слезы, и лишь через несколько минут смогла, захлебываясь смехом, пролепетать: «Глупая девочка, это обыкновенная фотография, а твой папаша помер от передоза, весь город знает». Бетси нахмурилась, молча собрала вещи и ушла домой. Вечером она спросила маму, что значит «передоз» и «почему все, включая миленькую мисс Нортон, говорят, что папа от него умер?» На маминых глазах навернулись слезы, потекли по щекам, оставляя за собой влажные дорожки, она, так ничего и не ответив, ушла в свою комнату. Бетси всю ночь слышала, как она тихонько всхлипывает на стеной, повторяя «Ах, Джонни, Джонни… почему…» На другое утро миссис Уорнхольд пошла в школу и долго ругалась с директором, на следующий день мисс Нортон из учительницы превратилась в безработную, но Бетси было уже все равно, она еще во вторник перестала считать её миленькой.

Бетси видела, как маме одиноко, как тяжело ежедневно мчаться на три работы, как трудно приходить вечерами домой, валясь с ног от усталости. Девочка всегда любила свою мать, желая ей добра от всего сердца, и не стала говорить ничего, когда в дом пришел её новый муж. Бетси он казался мерзким и страшным, он не был красив, умен или обходителен, но много зарабатывал и красиво ухаживал. Миссис Уорнхольд превратилась в миссис Шуттер, когда Бетси исполнилось двенадцать, а грубый Гарри Шуттер поселился в их доме, продав свой. Все было отлично, пока в один из вторников, когда мама отлучилась по каким-то делам, в комнату девочки не ввалился отчим. Он был смертельно пьян, еле держался на ногах и, держась за стену, заорал:

— Маленькая шлюха, какого черта я должен кормить тебя за свои деньги? Раздевайся, блять!

Он повалил её на кровать и разорвал в клочки одежду, он громко выкрикивал какие-то ругательства, дотрагивался своими грязными руками, причинял невыносимую боль, а после, закончив свое мерзкое дело, просто ушел из дома, не сказав ни слова. Бетси потеряла дар речи, её язык отказывался слушаться, будто она вдруг навсегда онемела, оглохла и ослепла, она даже не кричала, не пыталась вырваться, прижатая потным мужским телом к кровати. Не чувствовала боли и страха, лишь отвращение. Ей казалось, что что-то в ней сломалось сегодня, что-то отмерло и превратилось в пыль, наверное, это детство разлетелось тысячей осколков в её душе. Мучение не прекращалось еще долго, обратившись в ежедневную муку, он приходил почти каждый день, измывался над девочкой, а потом уходил, прорычав что-нибудь оскорбительное. Бетси стала дерганной и раздражительной, мало общалась с людьми, замкнулась в себе, хотела свести счеты с жизнью, не видя дальнейшего смысла в своем существовании… Пока однажды вечером в квартире не раздался телефонный звонок, и незнакомый мужской голос не сообщил, что ненавистный отчим окончил жизнь под колесами грузовика, который занесло на повороте в нынешний вторник. Бетси тогда пришло в голову, что в отличие от маленького Джерри, которого постигла примерно такая же участь восемь лет назад, в состоянии окровавленных ошметков отчиму было многим лучше, чем в том, в котором он существовал и издевался над ней. Ей казалось, что с плеч рухнул огромный камень, девочку пугало, что она испытывала к кому-то такую сжигающую все на своем пути ненависть, но в этот день она решила, что вторник не такой уж и плохой день.

В своем убеждении она утвердилась, когда в один из вторников, но десять лет спустя, встретила своего будущего мужа Чарльза, любившего её так сильно, как не любил никто прежде. Бетси хотелось кричать от счастья, это чувство распирало, давая почувствовать себя самой прекрасной и желанной на свете. Все прежние обиды и беды забылись, мир светился красотой, она была окружена заботой, даря в ответ всю нежность, на которую была способна. Если бы кто-то спросил, она, не задумываясь, назвала этот период самым прекрасным в жизни. Потом он сделал ей предложение, бывает же, во вторник. Они были счастливы, повенчавшись в маленькой церквушке на окраине, были счастливы, когда тест на беременность дал положительный результат, были счастливы, поехав проведать родителей Чарли на выходные… А спустя три дня, во вторник, Бетси очнулась в странной комнате с белыми стенами, оказавшейся больничной палаты. Чуть позже медсестра с ласковой сочувствующей сообщила, что её горячо любимый Чарли и нерожденный малыш не смогли выжить при аварии, произошедшей на одном из перекрестков. Бетси ничего не помнила, говорили, что она сильно ударилась головой. Частичная амнезия. На месте души, наполненной прежде нежностью, осталась пустота. Одиночество душило с огромной силой. Выйдя из больницы, она очутилась в опустевшей квартире. Смысла жить не было, безысходность навалилась с новой силой, сердце, словно сжала железная рука.

Темноту комнаты освещали лишь настольные часы, говорящие, что сейчас ровно полночь. Еще минута, и понедельник превратится во вторник. Тишина. Ни один звук не нарушал её тягучего течения, погружая все глубже и глубже в безысходность. На столике рядом лежал заряженный пистолет и линованный листок с одной лишь фразой, написанной дрожащей рукой. 00:02. Тонкое запястье обхватывает револьвер и притягивает к виску, рука заметно дрожит, сердце предательски замирает. Она все продумала давным давно, но липкий страх покрывает испариной лоб. Да, ей страшно, но другого выбора нет, все кончено, она мертва уже давно, её душа разлагается внутри еще живого тела. Пришло время. Она зажмуривается и давит на курок из всех сил, боясь передумать. Звук выстрела отдается эхом в комнате, несколько капель крови попадают на записку на столике. Неровные буквы складываются в слова, которые обращаются в короткую фразу: «Я просто не люблю вторники».