Частица Меня (гет)

Когда находишься где-то между сном и явью, очень сложно отделить реальность от галлюцинаций, которые подкидывает собственный мозг. Шорохи, неясные звуки, цветные пятна и целые образы. Хотя на деле… Монотонный писк медицинских приборов, не утихающий ни на минуту, вот уже почти полгода, и почти полная темнота больничной палаты. Неподвижность и мертвенное спокойствие, нарушаемые не так уж часто, тем более по ночам.

Тело не выдерживало постоянного напряжения. Утомленное, оно всеми силами старалось захлопнуть веки и заставить сознание отключиться. Не сейчас… Еще не время… Нужно подождать совсем чуть-чуть.

Старые больничные часы показывали без четверти три, когда пальцы, которые он бережно сжимал своей рукой, слегка пошевелились. Мгновенно сбросив с себя уже подступивший сон, он поднял голову.

— Привет, малыш, — обеими руками обхватив ее холодную ладонь, он прижал ее к своим губам.

Ответом послужил только слабый кивок. Но он уже давно не слышал ее голоса.

— Я ждал тебя. Мне сказали… — осекшись на полуслове, он замолчал, — Я просто еще раз хотел тебя увидеть твои глаза.

Прикоснувшись ладонью к ее щеке, он вытер с нее выступившие слезы. Голова снова качнулась.

— Тебе больно? Я позову медсестру? — и он уже поднялся с места…

В ответ лишь вновь заметное движение головы. «Нет». Бессильно рухнув на табуретку, он вновь обеими руками обхватил ее ладонь.

— Ты чувствуешь, да? Я знаю, чувствуешь… Господи, я так боюсь тебя потерять… Я до сих пор не верю… Все не может быть там… — он вновь прикоснулся губами к ее холодной руке, — Малыш, я прошу тебя, пожалуйста…

«Не умирай…» Но страшные слова так и не слетели с губ.

«Не умирай!»

— Я тебя очень люблю… Мы все тебя очень любим, пожалуйста… Не уходи… Только…

«Не умирай».

Он целовал ее холодные руки, уже не в силах сдерживать слез. Все было, как в самом кошмарном сне, который он только и видел с тех пор, как услышал ее приговор. И вот страх стал реальностью. А он… Уже ничего не мог сделать.

Сцеловывал почти безвкусные слезы с ее щек, как будто это могло спасти ее от боли и отчаяния. Касался неподвижных сухих губ, и не надеясь найти ответа.

— Я люблю тебя… Прошу, не уходи… Не уходи…

Внезапно привычный уже писк приборов участился. Что-то происходило, что-то вдруг стало не так. В панике он несколько раз нажал на кнопку вызова медсестры и уже собирался выбежать в коридор, когда в палату ворвался дежурный врач, тут же выставивший его за дверь.

Однако мучился он недолго: изможденное тело давало о себе знать. Несколько минут проходив из стороны в сторону по узкому коридору, он лишь на мгновение присел на непростительно мягкое кресло, но и этого было достаточно, чтобы уснуть. В душе ненадолго установилось хлипкое и какое-то совершенно неправдоподобное спокойствие: он успел попрощаться. А горе… Оно придет потом…

***

Нельзя сказать, как долго он спал. Может час, а может целые сутки. Резко вынырнув из сна, он несколько мгновений не мог понять, что именно его разбудило, пока не увидел в нескольких шагах от себя лицо женщины, обезображенное внезапно свалившимся на нее горем, и спину врача.

— Мне очень жаль. Дежурный врач сделал все, что было в его силах.

Женщина снова взвыла. И этот вой нельзя было ни с чем спутать — это был вой матери, потерявшей своего ребенка. Вой крайнего отчаяния. Вой сильнейшей боли, которую ни с чем нельзя было сравнить.

А ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать в этом мгновенно постаревшем лице, лицо ее матери. Вместе с осознанием этого пришла боль. Мурашки пробежали по телу, а из легких словно вышибли весь воздух. Так быстро…

Обхватив голову руками, он уперся локтями в колени, и просидел так несколько минут, жадно глотая ртом воздух. К смерти любимого человека невозможно подготовиться, за сколько бы ни была предсказана эта смерть, и как долго бы ты не наблюдал его постепенное угасание. Она всегда придет неожиданно и ранит своей косой больнее самых острых кинжалов.

Смерть не всегда справедлива, часто преждевременна, и уж совсем не великодушна. Но она всегда пунктуальна…

***

Стоя на коленях на холодной земле перед гробом, он не мог отвести взгляда от ее лица. Удивительно чистого, спокойного и умиротворенного. Сейчас, когда ее тело не мучила боль, она слегка улыбалась. И неужели она умерла с этой улыбкой на лице, радуясь, что наконец покидает мир, принесший ей столько страданий?

Спадавшие ей на плечи волосы, вызывали у него отвращение. Жалкий парик, который даже отдаленно не напоминал ее красивых медно-рыжих кудрей, которых она лишилась много месяцев назад из-за разрушительного влияния химиотерапии, которая, к тому же, ничуть ей не помогла.

Но больнее всего было видеть ее белоснежно-белое платье. Платье, которое она сама же купила чуть больше полугода назад, но так и не успела надеть. Так много раз она представляла себя в нем, идущей под венец, а теперь… Теперь уже, конечно, ничего не будет — и она будет похоронена со своей мечтой. С их общей мечтой…

Аккуратно положив рядом с ней букет забальзамированных цветов и обручальное кольцо, которое она носила так недолго, он со всей нежностью поцеловал ее в лоб, и лишь тогда впервые поднял глаза. Среди совсем небольшой толпы — очень немногие остались с ней, когда она заболела — он узнал только ее маму — мгновенно постаревшую сорокапятилетнюю женщину, сидевшую на табуретке, и лишь беззвучно рыдающую; поседевшего отца, убитого горем, сломленного, но пока еще сохраняющего остатки самообладания, и пятнадцатилетнюю сестру… Потерянную, заплаканную, полностью раздавленную. И в один миг ставшую совсем взрослой.

Наверное, ему нужно было им что-то сказать. Как-то утешить. Но, что, если он и самому себе не мог найти хоть сколько-нибудь достаточных слов утешения? И вряд ли уже найдет.

Встав с колен, он отошел на несколько шагов в сторону, оставив ее наедине с родными. Им тоже нужно было проститься. Отсюда, чуть издалека, могло показаться, что она просто спит. Вот только поцелуем ее уже не разбудишь.

Когда с легким стуком захлопнулась крышка гроба, и в тишине кладбища повис истошный материнский крик, он почти физически почувствовал, как что-то оборвалось внутри. За эти три дня, прошедшие с того момента, когда он узнал, что она умерла, он так и не смог понять, что происходит на самом деле. Вот она! Вот же она! Просто спит, спасаясь от боли… Но сейчас…

Молча пройдя мимо ее, причитающей над уже опущенным гробом, матери, поддерживаемой под руки, открыто плачущим отцом, он бросил в могилу горсть влажной земли. Следом за ним потянулись остальным. Но он уже не видел их искренне и притворно скорбных лиц. И не ему предназначались слова соболезнования и утешения. С этого момента он оставался один на один со своим горем. И никому до него не было дела.

6 лет спустя

Сколько времени нужно человеку, чтобы полностью изменить свою жизнь? Сменить работу, квартиру, машину, найти новых друзей, полностью разорвать старые связи и забыть о старых привязанностях? Месяцы, годы? Все это можно сделать, было бы желание и сила воли. Кропотливая работа над собой в попытках избавиться от комплексов, и к тридцати годам ты подходишь совершенно другим человеком: разница с двадцатью даже описанию не поддается. Оставалось только одно, чего он так и не смог забыть…

Шестого октября он всегда брал отгул, надевал черный костюм и покупал двадцать две бордовых розы. Это стало каким-то ритуалом, нарушение которого он никак не мог допустить. Раз за разом он словно извинялся за тот день рождения, в который она так и не получила своего подарка, день рождения, проведенный в коме, из которой потом она вышла лишь однажды.

Это шестое октября было, пожалуй, чуть холоднее, чем обычно. Выходя из дома, он надел серый осенний плащ, и на всякий случай взял зонт: погода в этом году не особенно радовала солнечными осенними днями. Цветочный магазин в двух кварталах от него, как всегда, не подвел: ему оставалось только расплатиться кредиткой за уже приготовленные розы. Для ритуала все было готово. Теперь нужно было всего лишь добраться до места по извечным московским пробкам.

Сегодня ему повезло: небо обрушилось на город сокрушительным ливнем почти за час до того, как он добрался до кладбища. В прошлом году было хуже: он был вынужден стоять под дождем, сейчас же все его неудобства ограничились простыми лужами и влажной землей. Оставив машину за оградой, он неторопливо пошел по знакомым асфальтовым дорожкам. В первый год после ее смерти он бывал здесь едва ли не каждый день. Все что-то пытался ей сказать, попросить прощения… А может, просто убедиться, что ее смерть не была дурным сном. Со временем все как-то встало на свои места: невозможно всю жизнь оставаться затворником и отвергать весь остальной мир. Когда уходит кто-то безумно тебе дорогой, тебя либо затягивает следом, либо ты остаешься и как-то учишься с этим жить, не причиняя боли самому себе. Со временем он это осознал, и теперь, пожалуй, не жалел, что не позволил себе уйти следом.

Сначала было больно и страшно. А сейчас… Как-то пусто. Просто огромная черная дыра в груди, не доставляющая особого беспокойства, если не считать, конечно, того, что позволить заполнить себя чем-то она не давала.

Только свернув с главной дороги на небольшую тропинку, протоптанную к ее могиле, он увидел, что на маленькой лавочке рядом с ней кто-то сидит. В первый момент у него даже перехватило дыхание: та же осанка, та же поза, того же цвета волосы. Но здравый смысл быстро взял верх, и, на мгновение остановившись, он все же снова пошел вперед. Услышав шум шагов, девушка повернула голову. И им тут же овладело разочарование: лет двадцать, те же глаза, овал лица, тонкий нос и изгиб губ, но вместе с тем лицо выглядело как-то совсем по-другому. Это была ее сестра…

Молча подойдя к могиле, он, не говоря ни слова, опустил свой букет. Темно-красные розы рассыпались красивым веером, словно пытаясь согреть ту, что лежала внизу, и укрыть ее от осенней непогоды.

— Вы кто?

Повернув голову, он встретился взглядом с ее серыми глазами. Где-то в их глубине он увидел недоумение, смешанное с капелькой страха. Конечно, прошло шесть лет, и до похорон ее сестры они виделись лишь пару раз… Да и помнить его вряд ли кто-то в ее семье собирался.

— Меня зовут Артем.

Она чуть нахмурилась, но какой-то искры в глазах, которая непременно зажглась бы, если бы она его вспомнила, так и не промелькнуло.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Да, наверное… Мы виделись с тобой на похоронах. Я Настин жених. Точнее, был женихом…

Складка на лбу мгновенно разгладилась. Вместе с пониманием в ее глазах зажглось недоверие. И оно очень многое ему вдруг объяснило. Артем слышал много историй, в которых после смерти сына или дочери родители сближались с его или ее любимым человеком. Может, это как-то помогало пережить утрату, сложно было сказать. А вот с ним сблизиться никто и не пытался. Настина семья закрылась в своем горе, не пуская в свой круг даже тех, кто его в полной мере разделял. До ее смерти их отношения хоть и нельзя было назвать теплыми, но они хотя бы были. После Настиных похорон, ее родители перестали отвечать на телефонные звонки Артема. Доверие пропало. Это видела пятнадцатилетняя девочка, не знавшая толком его самого. И она впитывала это недоверие в себя. Одно оставалось неясным: откуда оно взялось в ее родителях?

— Да, я поняла, — ее голос как-то потух, она отвела взгляд в сторону и торопливо засобиралась. — Мне, наверное, пора.

Она уже взяла сумку в руки и собиралась уйти, когда Артем ее окликнул.

— Подожди! Ты ведь Лера, верно?

Девушка кивнула.

— А что?

И только услышав ее вопрос, он понял, что спросить ему толком нечего. «Почему вы не хотели меня видеть, когда Настя умерла?» Так глупо. Да, и откуда это Лере было знать? Тогда родители вряд ли объясняли ей мотивы своих поступков. Впрочем, Лере тогда, наверное, было и не до этого: он до сих пор помнил, какой подавленной она выглядела на похоронах. И вряд ли она оправилась после смерти сестры.

Вместо ответа Артем просто пожал плечами и сказал первое, что пришло в голову:

— Ты просто очень похожа на Настю.

Лера недовольно передернула плечами, а лицо ее слегка скривилось. От злости? Отвращения?

— В этом-то и есть вся проблема.

— Почему?

Вздохнув, она снова опустилась на лавку, и в упор уставилась на фотографию старшей сестры.

— Все от меня только и ждут того, что я вдруг внезапно изменюсь и начну думать и поступать, как она. А то и вовсе проснусь в один прекрасный день и пойму, что в меня вселился ее дух. Тогда бы все просто умерли от счастья. Но Вам, конечно, этого не понять.

Артем тоже перевел взгляд на фотографию и задумчиво покачал головой.

— Я единственный ребенок в семье, и мой отец всегда хотел, чтобы я был лучшим, примером для всех, гордостью родителей. Жутко злился на меня, когда я делал что-то вопреки его желанию. Но он меня очень любит. И твои родители тебя тоже любят.

Девушка слегка усмехнулась и покачала головой.

— Все это безумно трогательно, и, возможно, по Вашей авторской задумке, я должна была расплакаться и осознать свою неправоту, но увы… Ваш план с треском провалился. Знаете в чем разница? Родители, у которых есть единственное чадо заставляют его делать что-то для его собственного блага, чтобы его жизнь сложилась лучше, чем у них самих. А моя мать хотела бы, чтобы в этой могиле вместо Насти лежала бы я. И, если бы ей позволили выбрать, какую из дочерей хоронить, долго бы она не думала.

Резкость, с которой Лера кидала упреки в адрес своих родителей, почему-то возмущала Артема до глубины души. Да, ей всего около двадцати, в этом возрасте юношеский максимализм в самом разгаре, но с ее стороны это было уже слишком… Неужели он тоже был таким в свои двадцать?

— Мне кажется, ты заблуждаешься.

— А мне кажется, это Вы заблуждаетесь. Признайтесь, Вы бы сами с удовольствием променяли мою на жизнь на ее.

Продолжая смотреть на фотографию, Артем покачал головой.

— Нет.

Услышав такой спокойный отрицательный ответ, Лера слегка стушевалась.

— Почему?

— Даже, если бы я мог поменять Настину жизнь на чью-то еще, я не имел бы морального права менять ее на чью-то, кроме своей. Разве нет?

Девушка пожала плечами.

— Звучит слишком высокопарно.

— Это банальная этика. Рисковать можно только своей жизнью. Все прочее, какими бы красивыми словами оно не прикрывалось — простой эгоизм, — переведя взгляд с фотографии Насти на ее сестру, Артем несколько секунд смотрел на ее лицо. — И судя по всему, ты бы пожертвовала своей жизнью, если бы это ее воскресило.

Лера с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Конечно. Вы же сами сказали, что сделали бы тоже самое.

Артем лишь покачал головой.

— Я — да. Но ты бы сделала это, скорее, не ради нее. Ты пожертвовала бы собой, если бы это было кому-то нужно. Это…

— Плохо?

— Странно, по меньшей мере. Она ведь твоя сестра, в конце-концов. А собой бы ты пожертвовала не для того, чтобы она просто осталась жива, а только в том случае, если бы кому-то еще это оказалось нужно. И, пожалуй, ты права — это плохо.

Лера не ответила. Она вновь перевела взгляд на фотографию сестры, и между ними ненадолго воцарилась тишина. Казалось, на эти несколько секунд они вообще перестали существовать друг для друга: каждый был поглощен своими мыслями, а общество начинало их обоих тяготить. Почувствовав это, Артем нервно взглянул на часы, сделав вид, что торопится. Банально, но уж лучше так…

— Знаешь, мне, пожалуй, пора. Но я бы очень хотел еще раз с тобой увидеться. Вот моя визитка… — достав из внутреннего кармана пальто бумажник, он одним ловким движением руки вытянул из специального кармашка белый глянцевый прямоугольник. — Когда будешь свободна, позвони мне, пожалуйста. Поверь, это очень важно. И еще: то, что твоя мама хочет видеть в тебе Настю, вовсе не говорит о том, что она чем-то лучше тебя или что она любит ее больше. Вся проблема лишь в том, что она мертва, а ты нет. Лежи в этой могиле ты, она требовала бы от Насти того же, чего требует от тебя сейчас.

Протянув Лере свою визитку и дождавшись, пока она, немного растерянная, ее возьмет, Артем слегка улыбнулся.

— Позвони мне, хорошо?

Оставив Леру сидеть на лавочке в легком замешательстве, он быстрым шагом вышел к главной дорожке и поспешил скрыться из зоны ее видимости. Пока Артем на автомате брел по кладбищенской паутине аллеек, он не переставал ругать себя: пытаясь убедить Леру в том, что отношение матери к ней совсем не такое, как ей кажется, и что сравнивают ее со старшей сестрой совершенно непроизвольно, сам он не мог отделаться от мысли, что разговаривает с Настей… А врать у Артема всегда получалось не очень хорошо. Если хочешь заставить кого-то поверить в твою ложь — поверь в нее сам. А этого он пока сделать никак не мог.

***

Звонок раздался через четыре дня, в воскресенье, которое Артем, как всегда, проводил в компании с хорошей книгой. За это время он уже почти полностью убедил себя в том, что Лера с ним так и не свяжется: слишком уж нелепа была ситуация, в которой они оказались, слишком сомнительно было знакомство. В конце концов, кто он ей? Тридцатилетний дядька, когда-то давно встречавшийся с ее сестрой? Тот, кто ни малейшего доверия вызывать просто не может. К тому же, убежденная в том, что все в ней видят лишь тень ее сестры, Лера не могла не думать, что он сам в ней ее не видит.

Но звонок все-таки раздался. А голос на другом конце казался неуверенным и слегка трясущимся.

— Алло.

— Добрый день. Это Артем? — только услышав эти несколько слов, он резко сел и захлопнул книгу.

— Да. Лера?

В первый момент ему хотелось назвать ее совершенно другим именем. Но растерять остатки и так небольшого доверия, Артем себе не мог позволить.

— Да. Вы знаете, я долго не решалась Вам позвонить. Но меня как-то задели Ваши слова… — Лера вздохнула. — В общем, наверное, я была бы не против встречи.

На секунду Артем даже опешил: настолько сильно он убедил себя в том, что она не позвонит, что сейчас предложение о встрече казалось ему и вовсе невероятным. Но потерянное на мгновение самообладание тут же вернулось вновь.

— Конечно, когда и где тебе будет удобно?

— Вы можете сегодня? На Патриарших?

Артем посмотрела на висевшие на стене часы. Машину брать бессмысленно, а на метро ему потребуется не менее получаса.

— Я смогу быть там минут через сорок.

— У меня через час заканчивается смена. Так что Вы можете не спешить.

— Хорошо, тогда во сколько?

— Часа через полтора. Если что — я Вам позвоню. Ну, или Вы мне. До свидания.

— До встречи, — буркнул он уже гудящей трубке.

***

Уже десять минут Артем сидел на лавочке в ожидании звонка от Леры. Конечно, не торопиться, когда у тебя целых сорок с лишним минут свободного времени, было не так-то просто. Может быть, стоило провести это время дома, но усидеть на месте, когда ты на нервах и ожидаешь встречи, абсолютно невыносимо. Собираться он старался как можно медленнее. Но, если ты и так практически готов и остается только натянуть толстовку, затянуть сборы — задача не из легких. Три раза проверив наличие ключей, бумажника и телефона, Артем надел наушники и вышел из квартиры, стараясь идти как можно медленнее. Весь путь до метро он преодолел за пятнадцать минут вместо обычных десяти, что не было каким-то значительным затягиванием времени. Пропустив два поезда и уехав на третьем, Артем выиграл еще десять. Как итог — он оказался на этой лавочке почти через час после того, как вышел из дома. Половина времени, отведенного для ожидания, уже прошло, но следующие пятнадцать минут, похоже, собирались стать самыми длинными в его жизни.

На соседней лавке молодая мамаша отчитывала сына лет пяти за испачканные штаны. Из-за тупой головной боли, возникшей еще в метро, и мешавшей ему слушать музыку, Артем был вынужден стать невольным свидетелем маленького семейного скандала. Судя по выражению лица мальчика, он уже все понял и снова пачкать штаны, хотя бы в ближайшие пятнадцать минут, явно не собирался. Однако мамаша продолжала читать ему нотации, утверждая, что она «это стирать не будет» и что он «будет ходить в старых штанах, пока…» До каких пор продлится это «пока», она явно еще не придумала, но уже находилась в творческом процессе.

Выслушав очередную порцию нотаций, Артем глубоко вздохнул. Есть категория людей, которым унижение тех, кто не мог дать им отпор, приносило моральное удовлетворение. И, как это часто бывает, если они не признавали само наличие проблемы — с ней бесполезно было бороться. Судя по количеству семей, в которых, в той или иной степени, присутствует домашняя тирания, очень немногие это все-таки делали. Понадеявшись, что все это не признаки домашнего тирана, а всего лишь крик души отчаянной матери, чей сын с завидной регулярностью пачкает штаны, Артем не стал вмешиваться. В конце концов, ситуация его совершенно не касалась, да и умоляющими о помощи, хитроватые глаза мальчика никак нельзя было назвать.

Артем выслушивал уже четвертую волну нотаций, из которых уже окончательно стало ясно, что мальчик будет вынужден носить старые штаны, пока «ему не купят новые» (впрочем, через минуту выяснилось, что их ему вообще не купят по той простой причине, что он «испортил старые»), когда его телефон, наконец, ожил. Взглянув на экран и, не без удовлетворения увидев, что звонит ему Лера, он ответил на звонок.

— Алло, Вы уже приехали?

Почему-то не удивившись отсутствию приветствия, он кивнул.

— Да. Сижу на лавочке в…

— Я Вас вижу, не уходите никуда.

Оглянувшись по сторонам, Артем увидел знакомую женскую фигуру, быстрыми шагами приближавшуюся к нему со стороны метро. Дождавшись, пока Лера подойдет чуть ближе, он встал со своего места.

— Я не слишком опоздала?

— Нет, я просто пришел раньше. Пройдемся?

Лера безразлично пожала плечами.

— Как Вам больше хочется.

Сделав приглашающий жест, Артем первым сделал шаг вперед. Почти минуту они шли рядом, не говоря ни слова. Он первым решил нарушить тишину, поняв, что Лера почему-то боится сама начать говорить о том, ради чего и вытащила его вечером из дома.

— Ты что-то хотела мне сказать?

Лера резко выдохнула и кивнула, явно довольная тем, что все же услышала этот вопрос. Говорить всегда проще, когда чувствуешь участие и интерес. Сложно выкладывать свои самые сокровенные мысли, если разговариваешь словно с бетонной стеной.

— Да, я думаю, что Вы неправы.

— На счет чего именно?

— На счет того, что мама хочет видеть во мне Настю только потому, что она мертва. Вы не правы.

— Почему же? Мне кажется, это вполне закономерная…

Лера покачала головой, прерывая его возражения.

— Сколько я себя помню, меня всегда старались сделать похожей на нее. Отдали в художественную школу, хотя я хотела ходить на танцы, упрекали в том, что я делаю по-своему, а не так, как Настя. А школа… Она ведь всегда была отличницей по всем предметам, а у меня вечные тройки по математике… Столько криков было! Настя всегда была идеалом, а я так… Словно ошибка природы.

Он ловил каждое ее слово. Несмотря на то, что разговор в общем-то шел о Лере, Артем выуживал из него по крупицам всю информацию о Насте, все то, что он не успел узнать о ней сам. Это было цинично, да, но ничего поделать с собой он не мог.

— Ты просто сейчас все свое прошлое пытаешься рассмотреть через призму того, что твоя мама и вправду любит Настю больше, чем тебя. Поверь, это нормально, когда родители пытаются провести младшую дочку по стопам успешной старшей. Им кажется, что если они все сделают так же, как делали до этого, то и второй ребенок вырастет такой же умницей, как и первый. Когда приходит осознание того, что схема не работает, порой бывает уже несколько поздно ее менять.

На некоторое время между ними вновь воцарилась тишина. Лишь на мгновение взглянув на девушку, Артем увидел, как она кусает губы, словно раздумывая над тем, стоит ли ему что-то говорить. Еще через секунду она решилась.

— Просто… Эта фраза тогда, она ведь тоже не с потолка взялась… Мы поссорились с мамой полтора года назад, и она сказала мне это… «Если бы у меня был выбор, я выбрала бы тебя».

Вновь посмотрев на Леру, он увидел в ее глазах слезы. Не удержавшись, Артем обнял ее, позволив уткнуться ей носом в толстовку. Лере потребовалось лишь несколько секунд, чтобы прийти в себя. Еще мгновение — и пришло понимание того, что она находится в объятьях малознакомого человека. Выпутавшись из них, он сделала шаг назад.

— Но дело не в этом. Я видела мамины глаза в тот момент — они были безумны. Она просто не могла говорить это, полностью осознавая то, что именно она говорит. Но… Я ушла из дома в тот же день, и с тех пор мама ни разу не позвонила и не попыталась со мной встретиться. Папа говорит, что она не хочет меня видеть. Так, может, и правда? Может, лучше было бы, если бы это была я, а не она?

Артем покачал головой.

— Зачем об этом думать сейчас? Ты ведь уже ничего не изменишь. И вместо того, чтобы тратить силы на то, чтобы пытаться продолжать жизнь без нее, ты еще больше себя терзаешь. Это тупик, Лера, — подойдя к ней ближе, он взял ее за плечи и заставил посмотреть себе в глаза. — Я понимаю, ты хочешь, чтобы мама любила тебя так, как раньше, но она застряла в этом прошлом. И единственное, что ты сейчас можешь сделать — это ненадолго оставить ее, выбраться самой, чтобы потом вытянуть всех остальных: маму и папу. Ты меня понимаешь?

Словно завороженная, Лера кивнула и еще несколько секунд неотрывно смотрела ему в глаза.

— Почему я Вам верю?

Облизнув губы, Артем сделал шаг назад.

— Психология.

Она даже чуть приоткрыла рот от удивления.

— Ты психолог?

— С дипломом и практикой, да. Прости, надо было, наверное, сказать раньше. Но не было подходящего момента.

— То есть разговоры, просьба позвонить, которую я не почему-то не смогла проигнорировать, успешные попытки вызывать меня на откровенность — все это всего лишь психологические штучки?

Артем виновато пожал плечами.

— Так получилось. Я, правда, не хотел. Но все эти, как ты выразилась «психологические штучки»… Это профессиональное. Я должен вызывать в людях доверие, должен располагать их к себе, чтобы суметь их раскрыть, и тем самым помочь им. Должно быть, я так часто это делаю, что перестаю замечать, — глядя на то, каким недоверчивым вновь становилось выражение ее лица, он начинал паниковать. Привыкнув все доводить до конца, он не мог себе позволить потерять дело в самом начале пути. — Но ведь тебе нужна моя помощь! Я могу тебе помочь!

Лера инстинктивно сделала несколько шагов назад.

— Вы себе помогите, прежде чем лезть в мою жизнь! Да у Вас на лбу написано, что Вы все еще любите мою сестру. Вы с этим как-нибудь разберитесь! А я уж как-нибудь со своими проблемами сама справлюсь. С этого момента они Вас абсолютно не касаются.

Кипя от злости, Лера резко развернулась и бегом бросилась в сторону метро. Артем собрался было ее окликнуть, но в последний момент передумал. Встреча с ней разбудила в нем старую любовь, которую он изо всех сил старался закрыть где-то в глубине собственного сердца. И до вчерашнего дня это у Артема получалось вполне успешно. Сейчас же… Он словно вернулся на шесть назад, и все приходилось начинать сначала. И Артем почему-то очень сомневался, что помочь себе во второй раз он сможет с тем же успехом.

Дни текли как-то по-особенному мучительно-медленно. Он уже почти забыл, каково это — постоянно сдерживать собственные мысли, которые то и дело возвращались к Насте, и, как ни странно, Лере. Почему он думал о ней едва ли не чаще, чем о ее сестре, которую действительно когда-то любил, Артем едва ли сам мог понять. Может, следовал примеру ее собственной матери, которая невольно сравнивала младшую дочь со старшей. Хотя такое объяснение не устраивало его самого: вместо того, чтобы сравнивать, Артем просто вспоминал и немного возмущался. Взбалмошностью, которую сам же ей и приписал, излишней доверчивостью и некоторой непосредственностью, приведших Леру к их второй встрече. Почти все в ней его возмущало, но Артем почему-то продолжал о ней думать, все больше и больше злясь за это на себя.

Все же его внутренние метания приводили к тому, что Артем становился более замкнутым. А это, в свою очередь, несколько сократило его рабочую деятельность всего до десятка пациентов, ведь помогать решать кому-то его проблемы, по уши погрязнув в своих собственных, он не мог по очень многим причинам. А потому четверг, как и предыдущие три дня, выдался на редкость тихим.

Артем сидел у себя в кабинете и, не без некоторого успеха, пытался занять свои мысли чтением очередной книги по психоанализу. Хоть на сегодня был записан всего один пациент, ему хотя бы для собственной совести нужно было создать видимость работы. Внезапно оживший селектор заставил его вздрогнуть.

— Артем Владимирович, к Вам посетитель.

— Аня, разве Теплов записан не на час? Для остальных меня нет, я же Вас предупреждал.

— Вы не поняли, Артем Владимирович, это не клиент. Девушка утверждает, что она к Вам по личному вопросу.

«Девушка?» — и снова, как в первый раз, когда Лера ему все-таки позвонила, Артем не мог поверить своему счастью. Впрочем, счастье ли это было? Но поверить в то, что Лера нашла адрес его офиса и, тем более, пришла к нему, он почему-то не мог — слишком все было несбыточно после того, как она себя повела при их последней встрече.

Стараясь никак не выдать своего волнения, Артем отложил книгу на край стола и чуть подался вперед, опираясь на него локтями. Через секунду дверь открылась, и в кабинет вошла Лера. На мгновение он даже лишился дара речи от удивления, но на этот раз она не выглядела сколько-нибудь смущенной и сама начала разговор.

— Может быть, предложите мне присесть?

Поспешно кивнув, Артем указал на мягкое кресло, в котором обычно полулежали его пациенты, рассказывая о своих проблемах.

— Да, конечно, садись.

Хмыкнув, Лера проигнорировала такое предложение и опустилась на стул по другую сторону стола от него.

— Извини, предпочитаю нечто более практичное.

Не найдя, что ей ответить, Артем промолчал. Стремясь, видимо, как-то разрядить обстановку, Лера повернула к себе книгу, отложенную им всего несколько секунд назад. Прочитав название, она чуть скептически скривила губы.

— Вы и в выходные прочитаете такую серьезную литературу, или эта книга лежит здесь для того, чтобы на подсознательном уровне внушать пациентам, что они попали к по-настоящему хорошему специалисту? — последние ее слова были сказаны с явной иронией, которую Артем постарался пропустить мимо ушей.

— В выходные я предпочитаю расслабиться с братьями Стругацкими. Но и про дедушку-Фрейда надолго не забываю, — решив поддержать хотя бы такой разговор, он задал ей встречный вопрос. — А что ты предпочитаешь?

Лера ответила не без некоторой самоиронии в голосе.

— Сейчас модно читать второсортную фантастику. Похоже, я не стала исключением.

— А в свободное от модных веяний время?

— Одни англичане: Агата Кристи, Конан Дойл, Джейн Остен. Хотя признаюсь, года три назад, я читала в основном русское фэнтази, — посидев несколько секунд в тишине, Лера все же решилась заговорить о цели своего визита. — Наверное, мое поведение кажется Вам не вполне логичным. Ну, я о том, что несколько дней назад я на Вас накричала, а сейчас вдруг явилась в офис.

Артем кивнул.

— Да, меня это удивило, скрывать не буду.

Лера слегка улыбнулась, а в глазах словно зажглось что-то.

— На самом деле, меня привели сюда корысть и любопытство. С чего вдруг элитный психолог, дерущий 50 баксов в час вдруг говорит девушке с окраины Москвы: «Я могу тебе помочь», явно предполагая полную безвозмездность. И разве может девушка с окраины отказаться от такой помощи, учитывая то, сколько стоит такая помощь ее менее удачливым товарищам по несчастью?

Артем невольно улыбнулся, отвечая на насмешливый взгляд.

— В этой ситуации меня удивляет не то, что ты знаешь мой прейскурант, а то, что ты вообще почему-то его искала.

— У меня это получилось совершенно случайно.

— Это неважно. Мне совершенно безразлично специально ли ты искала обо мне информацию или нет. Но ты ведь понимаешь, что я предлагал тебе помощь совсем другого рода. Не лечение, а дружба.

— А что, час дружбы для клиентов стоит дороже, чем обычный прием? И мне обойдется это абсолютно бесплатно? Если так, то я вся Ваша, доктор.

Артем слегка скривился. Ему уже начинал надоедать тот спектакль, который перед ним старательно разыгрывала Лера. И снова он до глубины души был возмущен ее взбалмошным поведением, но руку дружбы, тем не менее, по-прежнему не убирал. Прочитав все это по его лицу, Лера почти мгновенно стала серьезной.

— Надеюсь, Вы не восприняли все это всерьез? У меня есть дурная привычка почти все превращать в фарс.

— Что ж, я так и понял, что это театр одного актера.

Лера недовольно поморщилась.

— Это немного грубо, но обижаться сейчас было бы с моей стороны глупо. Я просто пришла сказать, что если Ваше предложение дружбы еще действительно, то я готова его принять. Не из меркантильного интереса, конечно же, просто мне кажется, что не только Вы смогли бы мне помочь, но и я Вам. Это представляется мне вполне выгодным для нас обоих.

Артем с готовностью кивнул. О большем он не мог и мечтать. В ответ Лера вполне приветливо улыбнулась.

— Хорошо, только у меня одно условие: перестань называть меня на «Вы».

Девушка слегка смутилась.

— Это немного неудобно. Вы, все-таки, несколько меня старше.

— Всего девять лет — это не так уж и много, — помедлив немного, обдумывая, стоит ли упоминать Настю, он все же продолжил. — Если бы я стал мужем твоей сестры, ты ведь не называла бы меня на «Вы».

Мгновенно погрустнев, Лера кивнула.

— Не называла бы. Хорошо, я согласна.

— Тогда предлагаю скрепить нашу договоренность небольшим дружеским обедом за мой счет. Здесь всего две минуты ходьбы, там просто шикарно готовят, а у меня два часа свободного времени до следующего клиента. Соглашайся!

Лера колебалась недолго. То ли сам Артем так сильно привлекал к себе людей, то ли назло маме, которая его не переносила на дух, а, может быть, и из-за того и другого сразу, она чувствовала к нему необыкновенную симпатию, которая заставила ее позвонить ему в первый раз и прийти во второй. С готовностью кивнув, Лера вызвала у него новую улыбку и новую порцию доброжелательности.

— Отлично, тогда пойдем!

Пока они спускались на второй этаж офиса, где он работал, Артем имел прекрасную возможность понаблюдать за Лерой и сделать первые осмысленные выводы. И уже первый из них оказался довольно противоречивым: Лерина мама, да и он сам, были не так уж и не правы, сравнивая ее с Настей. Когда Лера становилась серьезной, она совершенно менялась. В ней проступала какая-то решимость, которая в те же минуты была присуща и ее сестре. Да и решения в каких-то определенных, если не во всех ситуациях, по его мнению, могли совпадать у них почти на сто процентов. А может, в такие минуты Лера просто забывала надеть свою маску и просто становилась той, кем она была на самом деле — почти полной копией своей сестры. Но последний вывод не очень-то его устраивал с точки зрения его собственного душевного спокойствия, а потому такую мысль Артем постарался отогнать от себя почти сразу. С таким упорством отвергая малейшее сходство со своей сестрой, Лера вряд ли при этом не меняла саму себя, стараясь не походить на Настю и в действительности. С этой точки зрения его предположение казалось и вовсе абсурдным.

Оказавшись в маленьком уютном кафе, Лера заметно расслабилась и немного раскрепостилась: об этом можно было судить по тому, как расправились ее плечи. Выбрав столик у окна, она тут же села на один из стульев и с улыбкой указала Артему место напротив нее. Официантка, как всегда, была расторопной, и меню им подали сразу же. Быстро пролистав его, Лера выжидающе посмотрела на Артема, который ответил ей вопросительным взглядом.

— Выбери что-нибудь сам. Я ведь не знаю, как здесь готовят.

— Не доверяешь красивым названиям?

— И официантам тоже.

— С чего вдруг?

Лера улыбнулась.

— Потому что сама официантка. Приходится иногда говорить, что «это блюдо одно из самых лучших в нашем меню», а так же придумывать красивые названия, чтобы привлечь внимание. К счастью для моей совести, все это случается не очень часто, но это скорее потому, что это совсем небольшое частное кафе с довольно обширным кругом постоянных клиентов. Их обмануть довольно сложно, да и не выгодно.

Артем лишь пожал плечами и, когда подошла официантка, он без малейших колебаний сделал заказ на двоих. И, судя по лицу Леры, его выбор ее вполне устроил.

— Значит, ты работаешь официанткой.

Лера не без некоторого безразличия пожала плечами.

— Да, крутиться ведь как-то надо. Если бы я жила одна, этого, конечно, не хватало бы, но мы снимаем квартиру с подругой, так что не жалуюсь. А тебя не мучает совесть за то, что ты берешь пятьдесят баксов в час, работая обычной жилеткой?

Парень нахмурился.

— А с чего меня вдруг должна мучить совесть?

— Не знаю. Просто за последнее время у меня сложилось не очень хорошее мнение о людях, которые чересчур много зарабатывают.

— Поверь, с моим дипломом я мог бы запросить сумму в два раза большую. Клиентов стало бы меньше, но зарплата нет. Но я люблю свою работу, и мне совершенно не важно, сколько я за нее получаю.

— Однако же ты арендуешь офис почти в центре Москвы и наверняка ездишь на дорогой иномарке. Так что не в твоем положении стоит заявлять, что тебя полностью устраивает твоя работа, и ты ходил бы на нее, даже если бы за нее перестали платить. Хоть я и не Станиславский, но я все же скажу: «Не верю!»

— Ты забыла про секретаршу.

— Что, прости?

— В списке того, что у меня есть, ты не упомянула секретаршу. Поверь, неглупая длинноногая блондинка, готовая при всех своих достоинствах сидеть в приемной в одиночестве, очень недешево стоит.

Лера вместо ответа чуть скривилась, всем своим видом показывая, что она оценила шутку.

— Ты учишься где-то?

— Да, на переводчика. Третий курс лингвистического университета. Хотя я до сих пор не понимаю, хочу ли этого.

— Скоро универ заканчивать, а ты до сих пор не знаешь, верно ли выбрала специальность?

— Мне двадцать лет, откуда я знаю, чем я вообще хочу и буду заниматься в жизни? Может, меня в космос к сорока годам потянет? В этом мире все как-то неправильно устроено: лет до тридцати нужно просто наслаждаться жизнью и молодостью, а потом уже как-то остепеняться и получать нормальную профессию, заводить семью… Мы же все это стараемся сделать сейчас, хотим быть взрослыми. Глупо все это.

— Интересная философия. Мне нравится, Жаль, что ты не стала моим другом лет пять назад, а сейчас мне уже как-то поздно все менять: ужасные тридцать приближаются.

Не удержавшись, Лера фыркнула. Воспользовавшись небольшой паузой — им как раз принесли блюда — Артем еще раз пристально вгляделся в ее лицо, стараясь понять, что творится у Леры внутри. Второе его мнение шло в полное противоречие с первым: теперь сестры казались ему удивительно непохожими. И он снова возвращался к исходному уравнению.

— И давно ты ушла из дома?

На секунду Лера задумалась, чуть закатив глаза.

— Почти два года, наверное. Да, скоро будет два. Но я как-то об этом не жалею, если ты хочешь спросить меня об этом. Даша — это моя подруга, с которой мы снимем квартиру — хотя бы не строит меня по стенке, как это делала мама. Жизнь в свое удовольствие, все такое. И все было бы идеально, если бы не запредельная аренда. Москва все-таки очень дорогой город.

— Есть кто-нибудь?

— Эй, это личный вопрос! — но, увидев, что Артем все еще продолжает вопросительно на нее смотреть, Лера сдалась. — Ладно, но я надеюсь на такую же откровенность, когда сама начну спрашивать. Официально мы не встречаемся, но…

— Регулярно спите, понятно, — по тому, как она покраснела, нельзя было не догадаться, что он прав. — И давно это у вас?

— Ну… — Лера покрылась румянцем еще сильнее, — Где-то с полгода. И я сама уже знаю, что мне не получить от него официального предложения встречаться, так что ты можешь не «открывать мне на это глаза». Встречный вопрос: а у тебя самого кто-нибудь есть?

Рука Артема невольно потянулась к носу. Чертов язык тела! Почему он не мог сдержаться, когда так не хотел говорить правду?

— Скажем так, я тоже официально не с кем не встречаюсь, — уж лучше ответить уклончиво…

— То есть тоже с кем-нибудь постоянно спишь. Спасибо хотя бы на том, что не врешь, что все эти шесть лет хранишь верность моей умершей сестре. Я бы тогда посоветовала тебе обратиться к врачу. Кстати, как зовут твою секретаршу? Я как-то забыла спросить…

На несколько мгновений Артем опешил.

— С чего ты это…

— Но ты же сам признался в этом едва ли не прямым текстом. Во-первых, ты берешь денег в два раза меньше, чем мог бы, а значит и она зарабатывает в два раза меньше. А во-вторых, сейчас же так сложно найти толковую длинноногую блондинку на место секретаря! Так почему же она все еще работает на тебя? Даже не знаю, но ты довольно смазливый молодой человек, которому нет и тридцати, но при этом зарабатывающий пятьдесят баксов в час и ездящий на приличной машине. Действительно, почему она все еще сидит в твоем офисе?

Артем недовольно поморщился. Связь с секретаршей вряд ли могла бы возвысить его в глазах Леры, а потому он бы предпочел о ней умолчать.

— Мы же пришли сюда разговаривать не о моей…

Лера невинно улыбнулась.

— Ты первый начал. С моей стороны это была вынужденная самозащита. Так о чем ты хотел поговорить?

— По-моему, это очевидно. О твоих отношениях с матерью.

Девушка едва заметно напряглась, но под маской непринужденности заметить это было и вовсе невозможно.

— Ты немного ошибся, уже два года у меня с мамой нет никаких отношений. Я за это время ни разу ее даже не видела и не слышала ее голос. А обо всей предшествующей истории ты знаешь: мы поссорились, и она сказала, мне лучше бы умерла я, а не Настя. Уверена, у тебя такие случаи каждый день бывают. Ты разрулишь эту ситуацию за две минуты.

Артем отрицательно покачал головой.

— Может, ты прекратишь паясничать, и тогда я смогу хоть что-нибудь попытаться понять. До смерти Насти она была так же резка к тебе?

Лера откинулась на спинку стула и хотела уже скрестить руки на груди, но в последний момент передумала.

— Я, конечно, понимаю, что мы с тобой теперь друзья, но я все еще не настолько тебе доверяю, чтобы говорить такие вещи.

— Приходишь ко мне на прием за помощью, но сама от нее отказываешься? Рассказываешь о далеко не самых простых отношениях с парнем, но не можешь рассказать о маме? Тебе не кажется, что ты немного нелогична?

— Я не говорю, мне не нужна помощь — она мне нужна, я это чувствую, но… Я, правда, еще недостаточно тебе доверяю. О нас с Максом знает каждый второй мой и каждый первый его знакомый. Это не тайна вселенского масштаба. А вот о моей маме никто ничего не знает. Некоторые думают, что у меня ее вообще нет. Разумеется, мне сложно об этом говорить…

Увидев в Лере на мгновение девочку, которую он помнил, Артем почувствовал, как его накрывает приступ жалости к ней. Обеими руками обхватив ее ладонь, он, однако, не ожидал, что она ее вырвет.

— Только без рук! Хочешь заслужить доверие — сведи телесный контакт к минимуму. Мне и того, что у меня уже есть, за глаза хватает. Просто говори со мной почаще, и я сама расскажу тебе все, что ты хочешь услышать. Не думаю, что это займет много времени.

Возникшую неловкую паузу нарушила официантка, принесшая счет и забравшая грязную посуду.

— Я понимаю, все эти мои «я тебе все расскажу» звучат глупо, но мне, и правда, надо просто немного собраться с мыслями и решиться. Я действительно этого никому еще не говорила. А мы знакомы всего несколько дней, и сделать это мне вдвойне непросто. Но кому как ни тебе, правда ведь?

Неловко улыбнувшись, она отвела взгляд к окну, в которое бодро светило тусклое октябрьское солнце.

— Проще говоря, ты из того типа людей, которые привыкли держать все в себе и просто не могут вынести свои переживания наружу.

Покачав головой, Лера снова посмотрела на Артема.

— Не совсем, просто ситуация такая… Довольно щекотливая, — засобиравшись, она торопливо начала осматривать стены в поисках часов. — Мне пора, наверное, спасибо за обед. Мой номер у тебя есть, звони почаще. Я в свою очередь могу пообещать то же самое.

Улыбнувшись еще раз и протянув ему руку, которую Артем пожал не без некоторого замешательства, Лера поспешила удалиться как можно скорее: ей предстояло еще очень многое обдумать. Впрочем, как и ему тоже.