I Spy (джен)

I spy a boy...

(Pulp — I Spy)

— Итак, начните рассказывать по порядку. Все обстоятельства, все детали. Это очень важно.

Вопреки моему ожиданию, голос моей собеседницы прозвучал как-то тихо и устало. Похоже, и у нее в жизни хватало всяческих проблем, помимо работы и меня. Ну что ж, я не напрашивался, значит моей вины в том, что она тут сидит, нет.

Да, пожалуй, начнем.

— Знаете, я не думал, что так все обернется. Нет, правда, я же был обычным человеком. Ну, пока мне не сказали, что у меня якобы шизофрения.

— У вас действительно шизофрения, в истории болезни все четко написано, — в первый и последний раз перебила меня женщина, указав на толстую папку, лежавшую на краю стола.

— Про шизофрению мне еще в военкомате сказали. Вы действительно в это верите? — хмыкнул невесело я. — Впрочем, мы ведь вроде бы не о врачах и их диагнозах.

Я долго молчал, минут пять. Рассказывать о Тасе подобно осквернению святыни, поминании Господа всуе, но ведь от меня не отстанут эти противные люди.

— Она хуже, чем шизофрения. Она моя жизнь, мой смысл, моя страсть. Это не пафосно-романтические сопли, и я вообще не о любви к ней говорю. Может она была, эта якобы любовь стала началом возникновения моей цели жизни. И теперь моя цель в жизни — ее жизнь. Впрочем, вы, кажется, просили рассказывать все по порядку.

Когда-то, для меня далеких семь лет назад я впервые увидел ее в моем университете. Знаете, она такая очень шумная, веселая девушка. Худенькая, маленькая, хрупкая, с короткой стрижкой. Мальчишка в юбке. Мне такие не нравились, да, пожалуй, и сейчас не нравятся. Я всегда был замкнут в себе, я не люблю людей и боюсь их. До сих пор удивляюсь, почему у меня с таким отношением к обществу есть близкие друзья. И как она смогла меня заметить. Она первая проявила инициативу, а я из вежливости не смог отказать, о чем сначала жалел.

Ее общество приходилось терпеть чуть ли не каждый день. Поначалу я очень долго не мог выносить ее присутствие дольше получаса. Я всегда чувствую себя ходячим трупом рядом с ней, потому что она воплощение самой Жизни. И дело не в ее действиях или молодости. В ней заключено то, что у меня нет с рождения. Именно поэтому я не просто не мог ее выносить, я ее боялся, ужасно боялся. Боялся ее любопытства в глазах, открытость души, наивно-детской улыбки. Ее резких и порывистых движений, шумный смех и маленького урагана, который она создает там, где присутствует.

А она, бедная, не понимала этого и расстраивалась каждый раз, когда я от нее сбегал. Невероятно — она в меня влюбилась по уши. За что, каждый раз спрашивал, за что она меня любила? За мои пустые безжизненные глаза? За мою ненависть к миру? За мое вечное молчание? Впрочем, это уже неважно. В конце концов, она устала ждать, пока я перестану ее бояться и просто ушла. Тогда я испытал неимоверное облегчение: отныне меньше шуму вокруг, сплошная моя любимая мной тишина и покой. Снова можно замыкаться в себе, ограждаться от людей и создавать свои миры в собственной голове.

Потом, как и положено по законам жанра, мне стало ее не хватать. Я очень долго не понимал и не хотел понимать этого. Точнее, принимать тот факт, что она была украшением моей скучной жизни. И да, это, наверное, была любовь.

А Тася — ненавижу это сокращение от ее полного прекрасного имени Анастасия — была уже не одинока, и это было всерьез. Так она мне сказала, когда я ее случайно встретил нынешним летом на Набережной.

Я замолчал, мне нужна была передышка. Женщина, сидевшая напротив меня, казалось, спит: взгляд ее неподвижен, поза не поменялась с тех пор, как она села за стол. Но я знаю, она внимает каждому моему слову. А значит и подождет немного...

— Тася.

— Придумаем, — совершенно искренне улыбнулся я…

— И мы ведь правда придумали. Я впервые в жизни гулял больше, чем час. Говорили на различные темы — я раньше не замечал, насколько она интересный собеседник! Мы отключились от всего окружающего мира. Я ее постоянно называл нахалкой и стервой, а она нисколько не обижалась. Потому что на правду ведь не обижаются.

Анастасия ночевала у меня, отчего я практически не спал. Мне не хватало ее днем, я как вампир, буквально пожирал столь нужную мне ее Жизнь ночью. Знаете, вот так невесомо целуя ее в висок и чуть повыше груди, гладя ее локоны, едва касаясь подушечками пальцев, мне почему-то казалось, что ее Жизнь именно там.

Но потом она опять ушла. Исполнив обещание, она дала мне взамен другое — о чем наверняка сейчас жалеет — свой контактный номер — и пообещала звонить.

Я честно держался неделю. Нет, даже две. Потом мне стало в десять раз, в сотню, в тысячу раз хуже, чем тогда. Меня ломало, как какого-нибудь наркомана, вся та Жизнь, что я успел у нее взять, исчезла с поразительной скоростью. Улетела ветром даже через плотно закрытое окно. Опустошив еще больше мою душу.

Наверное, я тогда и заболел. Ее хочется убить, но ведь Жизни тогда не будет.

Именно поэтому я стал Шпионом.

Я внимательно посмотрел на собеседницу. Хотя, какая она к черту собеседница? Тупо сидит и смотрит на меня. Она ждет, что я наброшусь на нее? Дура. Как и все среднестатистические женские особи. Эх, Анастасия, была бы ты здесь...

— Я начал аккуратно узнавать, когда и где она будет. Вплоть до минут. Вплоть до стула, на котором она будет сидеть. Я бросил всю ту хрень, которой я занимался — учеба, увлечения, тех верных друзей. Зачем мне все эти мелочи, когда я без Жизни ощущаю себя мертвым. Меня постоянно раздражает это чувство, я порой даже слышу голоса из мира, где меня еще нет. Ее Жизнь распространялась на всех — друзей, родных, знакомых, близких, ее жениха.

Кстати, о женихе. Он забирал больше всего Жизни и даже об этом не подозревал. Как же его она любила! Я постоянно наблюдал за ними, меня раздражало и злило его похабные прикосновения к ней. Он самый тупой из всех приматов мужского пола, который мог ей достаться. Ее нельзя ведь осквернять, поймите же! Она священна, как Дева Мария. Хотя нет, неверное сравнение. Анастасия родилась дарить Жизнь, то наполнение, которое отсутствует у таких людей, как я. Превращать ничтожную жизнь в сколько-нибудь важную хоть для себя. И это не любовь, еще раз вам говорю. Любовь — это низменная пошлость, которую придумали люди для удовлетворения своих низменных потребностей. Наполнение Жизнью — самый сложный и таинственный процесс, какой можно себе вообразить.

А я по своей тупости, великой и огромной тупости потерял ее! Я Шпион, я до сих пор ее личный Шпион, потому что сдаваться я не намерен! Даже после всего случившегося.

Я снова замолчал. Неимоверно хотелось пить, но где там. Никто в этом дерьмовом заведении не принесет мне и стакан воды. Уроды.

— Саша, нам надо поговорить.

И она ушла.

— Но последний вопрос я все-таки успел задать. Пожалуй, самый важный вопрос.

— И какой же? — наконец раскрыла рот женщина. Я так и не понял, кто она: мой адвокат, следователь или психиатр. И что ей вообще надо, много лет уж прошло с тех пор. Эти людишки все никак не могут меня оставить в покое даже в таком унылом заведении, как психдиспансер.

— Я ее спросил, неужели действительно все прошло?

— И что она ответила?

Что она ответила? Да вы и так знаете.

— Да, абсолютно все.

* * *

— Тася, вот скажи честно, что ты с ним вообще связалась еще тогда, в университете? — потрясенно спросила женщина, выходя из мрачной и душной комнаты и присаживаясь рядом с беременной Тасей.

— Катя, ты мне лучше расскажи, как он там? — резко перебила ее Анастасия.

— Да никак, никаких изменений. Становится даже хуже — он уже не помнит, что я к нему приходила. Это интересно... — задумалась Катя, сестра Таси.

— Ох... Знаешь, чувствую себя виноватой во всем этом... — тяжко вздохнула Тася.

— Ну вот в этом ты точно не виновата, — решительно сказала Катя, выходя из задумчивого состояния.

— А его голос в моей голове все время мне об этом твердит, — прошептала Тася и отвернулась. Катя обеспокоенно посмотрела на нее.

— С тобой все порядке? Ты там в шпионаж не хочешь удариться, как этот ненормальный? Мне для докторской этого Александра уже по горло хватит, больше не надо.

— Да все нормально, пошли уже отсюда, — улыбнулась Тася и медленно пошла к выходу. Катя покачала головой и пошла следом.

А незамеченный девушками Саша, который наконец-то увидел свою Анастасию, смотрел им вслед и впервые за год грустно улыбался. Навыки личного Шпиона еще не раз ему пригодятся.