Ведьмины будни (джен)

Если вы не в курсе, ведьмы бывают разные. Не только светлые и тёмные. Специализация тоже имеет значение. Вот тётка Софья, к примеру — ну та, из соседнего города. Травница и шептунья. А в соседнем районе — Олеся. Так она знахарка-повитуха. Роднички у младенчиков. Грыжи пупочные.

Кирюшка?! Ой, ну как же! Великий маг и волшебник. Посох из коряги вытесал, бубенчиками увешал, бородёнку куцую отрастил. Ага, Гарри Поттер на пенсии. С утра ведун, к обеду — колдун, после захода солнца — полный друид. Зато деньгу сшибает хорошую. А почему? Хороший костоправ и мануальный врач. Руки золотые. Факт.

Эх, бабуля, почему ты мне в наследство ничего такого не оставила? Ни карты раскинуть на судьбу, ни по ладони посмотреть. В травах ничего не понимаю. Разве что ромашку от подсолнуха отличу.

На фига ты вообще это сделала? Лежала себе, помирала. Ну да, долго помирала, тяжело. С неделю, не меньше. Батя уже полез крышу ломать над твоим смертным одром, чтоб уйти, наконец, смогла. Столько дней мучилась — подождала бы ещё часик.

«Внученька, деточка. Бабушку все бросили, бабушке страшно. Подойди, детонька!» А потом как вцепится в руку — трое мужиков разжали с трудом. Похрипела, зараза, подёргала ножкой от счастья и сдохла. А мне жить с этим.

Кто сказал, что это дар?! Пустите меня, я ему в бесстыжую рожу плюну.

Это — проклятье!

***

— Галюнь, будь другом, зайди ко мне. Что? Ага, опять. Сижу, не могу из дома выйти. Нет, в окне тоже что-то, отсюда не вижу. Купи тортик. Ага, соблюдай конспирацию.

Осторожно положив старенький телефон на комод, вновь попыталась, не отодвигая занавеску, разглядеть наличники и ставни. Ничего. Протянув руку, замерла, не донеся до ручки форточки пару сантиметров. Покряхтела, поскрипела зубами от бессилия, но добраться до цели сквозь загустевший, обжигающий слой воздуха так и не смогла. Тяжело вздохнув, подула на ноющие пальцы, мысленно плюнула и пошла ставить чайник.

Маленькая, старенькая кухонька. Мебели годков больше, чем мне. Вон, у кухонного стола дверка отваливается. Винтик-то нашёлся, вот только прикрутить не смогла. Попросить некого, а Галюня прикрутит так, что весь стол развалится.

Мужика нет, детей нет, родня делает вид, что знать меня не знает.

Прикурив сигаретку, от нечего делать принялась гонять зажигалку по клеёнке.

Самое обидное — клиент ждёт. Денежку надо зарабатывать. А ни в дверь, ни даже в окно не выбраться! Хорошо, что люди сейчас ни в пример добрые. Иначе просто обложили бы стены соломой и подожгли… И всё, пишите нам письма с того света мелким почерком.

На крыльце загремело. Не иначе как спасительница пришла. И, судя по грохоту, кажется, с него слетела.

— Я вхожу! — заорали уже из коридора.

— Ты уже вошла! — рявкнула в ответ, показывая, насколько я сейчас злая.

— Суки, опять нож в косяк воткнули! — влетела моя спасительница, потрясая тортом.

— Спокойно, опять крем по коробке размажешь!

— Сама размажу — сама оближу, не переживай! — швырнув многострадальный десерт на стол, подруга плюхнулась на табурет. — Может, порчу на них наведёшь, чтоб неповадно было? Проучи разок. — Посмотрев, как я спешно натягиваю кроссовки, кровожадно блеснула большими карими глазами. — Ну, хоть ерундовенькую, чтоб пронесло? Чихота, икота, зевота и непрерывный пердёж в одном флаконе?!

— Хорошо, что ты, мать, не ведьма! — захихикала я, заметавшись в поисках телефона. А-а, вот же она, звонилка проклятая. — Всё, я побежала. С окнами…

— Разберусь, не впервой! — самоуверенно хмыкнула Галюня.

Расползаясь ногами в весеннем раскисшем снеге и размахивая руками в попытке удержаться вертикально, госпожа ведьма в моём лице неслась на встречу с очередным клиентом. Которого с барского плеча сбросила гадалка Аза. Вот всё-таки молодец, чернобровая! Почувствовав своим неведомым цыганским чутьём могильный смрад, исходящий от бледного заморыша, протягивающего тощую, прозрачную лапку для гадания, и вида не подала. Не побрезговала, поводила по ладошке смертника, пообещала долгую болезнь и чудесное исцеление. Улыбалась, кланяясь, проводила до порога и тут же бросилась заговорённой метёлочкой выметать следы страшной тени, следующей по пятам обнадёженной клиентки, да руки полоскать в проточной воде. Хорошо, догадалась ей дать номерок «знаменитой знахарки».

— Не переживай, яхонтовая, тут дел-то минут на пять! — убеждала Аза, напирая на женщину грудью и тесня в сторону выхода. — Позвони. Домой придёшь — и сразу звони, не откладывая! И никому не говори, что тут была, ни про что не говори! Чтоб не сглазили удачу твою завистью своей!

В маршрутке, где весёлый водила привычно загребал правой рукой мелочишку за проезд, а левой прижимал к уху телефон, сдавили так, что затрещали ребра и почему-то оба кармана. В наушнике висящего рядом на поручне и, кажется, поджавшего ноги подростка неизвестного пола некто орал так страшно и жутко, словно ему яйца дверью прищемили. Старушка, примостившаяся под мышкой у инфантильно жующего ребёнка, в особо эмоциональные моменты, когда «певец» переходил с рычания на ультразвук, подпрыгивала и пыталась перекреститься зажатой в кулаке авоськой. Это было бы смешно, если б она не скакала молодой козой именно на моей ноге.

— На рынка выходим, нэ? — заорал водила, шпаря по трамвайной встречной линии и отчаянно сигналя приближающемуся трамвайчику, требуя, видать, уступить дорогу.

— Да! — рявкнуло полсалона, радуясь скорому освобождению из плена.

Растрёпанная и помятая, получив пинок для ускорения, я вывалилась из «газельки» на волю. Воля встретила меня не менее всклокоченными людьми, пытающимися пролезть внутрь машинки. В ужасе от мысли, что меня сейчас, невзирая на сопротивление, внесут в салон спиной вперёд, я проорала дурным голосом «Лыжню!» и рванула сквозь толпу.

Сверившись с адресом на бумажке, подняла глаза на маленький одноэтажный домик. Точно. Это здесь. Ладно, как кота за хвост не тяни…

Дверь открыла… Ёлы-палы! Захотелось зажмуриться и дать дёру, пока не поздно. Хотя далеко ли убежишь с закрытыми глазами?! В дверном проёме, придерживая дверь, по толщине больше подходящую банковскому сейфу, стояла бледная, с фиолетовыми тенями под глазами маленькая женщина. Короткие, обесцвеченные тонкие волосики, потухшие глаза и выпуклые голубые капилляры… Да, она производила неприятное впечатление смертельно больного человека, готового откинуться немедленно, не сходя с места. Но ни смрада могильного, ни теней потусторонних за сгорбленной спиной. Эх, мне бы чуйки немного цыганской. Как бы пригодилась сейчас!

— Мы созванивались! — буркнула я, шевеля пальцами в стареньких кроссовках и надеясь, что при входе меня не заставят снимать обувь.

Женщина молча кивнула головой и посторонилась.

— Вы должны официально пригласить меня в дом! — блин, точно ноги промокли.

— Почему? — блёкло удивилась блёклая дама.

— Я ведьма, мне нельзя в чужой дом без разрешения входить. Вы разрешаете мне войти или разбегаемся?

— Да-да, конечно же, — растерялась клиентка. — Проходите, пожалуйста, я вас приглашаю войти.

Ну, вот и славно. Бегло осмотрев по привычке косяки, прошла следом за хозяйкой на большую, уютную кухню. Присев за стол, отказалась от чая и, не увидев поблизости пепельницы, окончательно обиделась на жизнь.

История оказалась простой, как апельсин. Муж, двое детей, домохозяйка. Началось всё как-то вдруг. Голова кружится, тошнит, всё ломит. Словно пьяная иногда или спит на ходу. Врачи ничего не нашли, а состояние всё хуже с каждым днём. Вот и пошла по колдунам и экстрасенсам. Денег ухлопала море, пообещали много, а толку чуть.

Ладно, плясать будем по привычной схеме.

— Хорошо, а теперь расскажите мне, не происходило ли в вашем доме что-либо, чего раньше не было. Что-то пропало или может, наоборот, появилось?!

Хозяйка надолго задумалась.

— Видите ли, у меня словно затмения случаются. Только что на кухне была, раз — стою во дворе. Как туда пришла, зачем — сама не знаю. Поэтому, сами понимаете, вопрос для меня несколько затруднителен.

— Можно, я по дому поброжу? — рискнула спросить, заранее боясь отказа. Ну, не умею я народ разводить. Можно было, конечно, жути нагнать. Свечку чёрную запалить, побормотать глупость какую под нос. Колдуй баба, колдуй дед, блин. Вот лень ерундой страдать.

— Пойдёмте, я провожу, — конечно, отпускать незнакомую тётку по дому бродить — себе дороже.

Пристроившись за безымянной клиенткой, прошла через все комнаты, внимательно осматриваясь. Очень хотелось встать на колени и принюхаться к ситуации в прямом смысле. Какого чёрта, это ж моя работа!

— Простите, мне нужно кое-что сделать, — дождавшись одобрительного кивка, с трудом встала на колени, мысленно благословляя толстенный ковер на полу. Осторожно, двумя пальцами подцепила во внутреннем кармане пакет и вытащила самое дорогое, что осталось мне от бабки. Кошачий череп ощерился сквозь пластик желтыми клыками, что с моей стороны можно было расценить как дружескую улыбку.

— Давай, Мурзик, побегай, посмотри, что да как! — прижав кончики пальцев к хрупкому темечку, осторожно погладила кость, стараясь не думать, как это выглядит со стороны. Ну да, по сказкам у каждой злой ведьмы должен быть проводник в мир мёртвых, по-нынешнему — фамильяр. Чёрный кот, сидящий на плече. Ну, у нас на плече такое не усидит и потому катается в тепле, за пазухой. Зато места занимает чуть, а пользы — вагон!

Положив руки на колени, села по привычке на пятки, забыв, что на ногах мокрые кроссовки. Джинсы тут же промокли, вскакивать, скрипя суставами, и отряхиваться было глупо и просто лень. Ладно, забьём на неудобства, пора сосредоточиться на деле.

Закрыв глаза, нашарила на ощупь глазницы в черепе и засунула внутрь два пальца левой руки. Теми же пальцами правой руки надавила себе на закрытые веки. Ладно, кина так не посмотришь, но может, различу что в серых тенях?!

Мир погрузился в размытый сумрак, наполненный скользящими силуэтами. Полупрозрачные стены не скрывали их перемещения по дому. О, в дальнем углу яркое пятно — иконы, не иначе. Ага, а из кладовки, с верхней полки, на меня Хозяин смотрит. Ладно тебе, дедушко, с миром пришла я в твой дом и ты меня не трогай. Ищи, Мурзик, ищи, котейко. Не подведи молодую хозяйку, ей очень денежка нужна.

Небольшое пятнышко на полу в спальне, тошнотворное, словно кусок сгнившего мяса. А над постелью… Твою маму за левую пятку!

Убрав черепушку в карман, поднялась на ноги, бодро хрустнув суставами. Оглянувшись на хозяйку, с огорчением заметила, что та явно не впечатлена манипуляциями. Ну да, находившись досыта по колдунам и ведунам, чего только не насмотришься.

Не спросив разрешения, прихрамывая на обе отсиженные ноги, прошла в спальню.

— Вы ведь снимаете обувь при входе?

— Ну да! — вяло удивилась клиентка.

— Значит, — встав в изголовье постели, отогнула угол ковра и ткнула пальцем в землю, рассыпанную тонким слоем по паркету, — вы не могли принести на уличной обуви сюда землю?

Пока хозяйка недоумённо ахала, порываясь бежать за пылесосом, я подняла глаза на потолок. Лярва, свисавшая с него, сонно шевелила толстыми щупальцами-жгутами. С этим разбираться придётся долго…

— У тебя деньги в нагрудном кармане! — Галюня, облизывая ложку, стрельнула глазами в кремовую розочку на последнем куске торта.

— Что? Да съешь ты её уже, пока в ней дырка не появилась!

— Ты периодически трогаешь карман на рубашке. Я бы сказала, что деньги тебе ляжку жгут, но она ниже твоего кармана! — фыркнула подруга, ловко цепляя крем и, послав воздушный поцелуй масляному цветочку, тут же его слопала. — И что, с этим всё?

Разбежалась! Не споткнись! — В моей голове полученные деньги дробились на стопочки согласно списку и быстро таяли. — Я только начала. Осадок в спальне Мурзик съел, землю могильную смела и выкинула со всеми предосторожностями.

Задаток получила¸ с остальным разберёшься! — оптимистично закончила Галюня, судя по хитрой физиономии, помышляющая пробраться ложкой в мою тарелку. — Не пойму, чего ты такая скуксившаяся? Я тут бьюсь как селёдка об рыбу, ношусь с высунутым языком, клиентов ей ищу. А она вся такая недовольная сидит!

Язык не застуди! Как можно быть такими легковерными, а? — подвинув тарелку с нетронутым десертом в сторону охотницы за сладким, хлебнула остывшего чаю и полезла за сигаретами. — Может, я шарлатанка какая. Пришла, черепушкой потрясла по углам, веником помахала, да в кладовку голову сунула, пошептала. Тётка чаю горячего хлебнула, порозовела и думает: от жопы отлегло.

— А кто в кладовке засел?

— Домовой. Вялый, сонный. Все силы на оберег дома положил, совсем истончился. Если б не он, хозяйка давно б тапки откинула.

— Мядаль ему за исполнение своего домовячьего долга! — стукнула Галюня ложкой по столу. — Ведь не бросил же дом.

— Смешная ты! Как он его бросит? Это ж смысл его жизни, если можно так сказать. Это ж не просто тёмная пушинка с большими глазами, что ночью под веником шуршит. Он как … Ну не знаю, растение, что в стены дома прорастает корнями. Бывают случаи, когда домовому приходиться уйти, но это редкость.

— Это как у тебя? — Ну да, тортик доеден, можно изобразить умное лицо, соответствующее ситуации.

— У нас Мурзик за домового, правда, мой хороший?! — черепушка привычно скалилась с холодильника, и вид у неё был сытый. Если можно так сказать про голую кость.

— А в кладовку-то зачем лезла?

— Ну как же, нам нужен свой «человек» в стане врага. Дедушко присмотрит за приходящими. Земелька с могилы не сама в дом вползла, её кто-то принёс и аккуратно рассыпал. Тут два варианта.

— Заклятая подруга или родня ненаглядная, — закивала головой моя многоопытная помощница.

— Я ж не буду круглосуточно сидеть в засаде, — мне стало совсем печально. — А вот бабуля раскрутила бы это дело, не выходя за пределы своей кухни.

— Ага, Холмс тоже был гений! Дело на понюшку табаку, — Галька лихо закинула ногу на ногу, едва не сверзившись с табуретки, и попыталась изобразить гения сыска. О том, что это больше похоже на курящего хомяка, я благоразумно умолчала.

— Тут я пас! Трубку курить не буду, мне на сигареты не хватает. И дедукция — не мой конёк.

— Дудякция, бубякция! Ладно, мне на смену пора. Если что подвернётся — позвоню! — обернувшись в дверях, озадачилась: — Так какой у тебя конёк?

— Никакой! Нет у меня конька, лыж и даже велика, — глядя в большие, растерянно хлопающие ресницами глаза, невозможно удержаться от хохота. –В чём твой конёк? — ты это, наверное, хотела сказать?!

— Блин, да хоть пони! — подруга взмахнула сумкой, требуя немедленного ответа.

— Женщина, иди на работу, а? Товарищ ведьма в моём лице устала и хочет свалиться кверху копытами.

Вытолкав дорогую надоеду, перетащила Мурзика на круглый стол в комнату и блаженно растянулась на стареньком диванчике, закинув руки за голову, а ноги — на затёртую спинку.

Какая, на хрен, я ведьма, если только и умею, что через Мурзилкины пустые глазницы смотреть?! И если б понимала бы, что именно я вижу…

В тот момент, когда бабуся с блаженной улыбкой на вставных челюстях откинулась, мою кожу на груди страшно зажгло. Так, словно за пазуху пригоршню углей насыпали. Серебряный крестик, раскалившийся добела, расплавил кожу и плоть, как целлофановый пакет. Уродливый ожог остался, как метка у недобитого вампира. Кажется, только это и говорило о моём ведьмовстве. Могильная ведьма, ага! Жизнь — это вам не киношка про бродячих мертвецов. Впрочем, и я не сказочный некромант, стоящий во главе их армии…

Хлесь!

Что за нафиг?!

Тресь!

Ай! Какого хрена?! Больно же!

Скатившись с дивана и увёртываясь от клюки, не придумала ничего лучшего, как бодро ускакать на четвереньках под стол.

Бабах!

Столу не больно, он деревянный. А вот на руках и хребте теперь точно синяки будут. Клюкой — и по любимой внученьке!

— Бабуля, чтоб ты ещё раз сдохла, зараза!

— Ну-ка, подь сюды! — распухший сустав сухого пальца требовательно постучал по столешнице.

— С бродячими покойниками не разговариваю! — храбро заявила я, отслеживая движение стоптанных тапков, кружащих вокруг ненадёжной защиты.

Край потрёпанной скатерки зашевелился, и мне под ребро воткнулся расщепленный кончик палки. Согнувшись в три погибели, кряхтя и вздыхая, чёртова бабка принялась тыкать клюшкой под стол, норовя хоть так выкурить наружу непокорную меня. Ничего умнее не придумав, я зачем-то вцепилась в деревяшку и потянула на себя.

— Я не гордая, — хихикнула покойница и, скрипнув артритом, полезла ко мне.

— На хер пошла! — не дожидаясь, когда бабуля нарисуется в опасной близости от моей персоны, не поднимаясь с четверенек, я резво понеслась в сторону кухни. Захлопнув дверь и прижав её спиной, пощёлкала выключателем. Караул! Если это сон — то всё против меня! Лампочка, конечно же, не загорелась, и за окном темнота — фонарь за забором словно корова языком слизнула. Только Мурз насмешливо скалился с холодильника.

Покойники снятся к перемене погоды или к отъезжающей крыше. Не-е! Судя по тому, как скользят по линолеуму мои пятки в шерстяных носках, — к быстрому обрушению. Бабка ломится на кухню как носорог на выпас.

— Упокойникам полагается мирно покоиться на погосте! — попыталась воззвать я к мертвяковой совести, отчаянно лягая задом филёнку двери. — Что ж тебе-то спокойно не лежится на одном месте?!

— Пора пришла, внученька дорогая, уму-разуму тебя поучить! — белая кисть руки пролезла в щель и вцепилась мёртвой хваткой в косяк.

— Святой воды на тебя нет, упыриха гнилая.

— А ты в церковь сходи, тебе батюшка отольёт, — хихикнула вредная старушка и поднажала.

— Осиновый кол тебе под хвост, ведьма, — интересно, сковородка как наружное средство помогает от незваных гостей с ближайшего кладбища?

— От ведьмы слышу! — просочившись по локоть, бабулька попыталась ухватить меня за рукав. — Брось чудить, дурёха, поговорить надо!

— Закрытая дверь разговору не помеха.

Рука пропала, но не успела я порадоваться победе, как удар распахнувшейся двери швырнул меня на кухонный стол. Крепко приложившись об него бедром и прочувствовав нешуточную боль, я заорала на весь дом от отчётливой мысли: это ни разу не сон!

Взобравшись с ногами на стол, мне оставалось только смотреть, как бабуся уверенно перешагивает порожек.

— И даже чайку любимой бабушке не предложишь?

Как гонять неупокоенные души, я знаю, а вот неуспокоенные тушки… В кино надо стрелять в голову, в мистике — отпугивать чистым железом. Чистое железо в природе не существует, а нечистое… Что мне в неё, вилкой тыкать? Серебро? Так его в доме вообще нет. Трава? И чего, сухим укропом сыпануть? Свят круг? Ну, если только я сама снаружи встану.

— Близко не подходи! — вооружённая длинным крючком для вытаскивания огурцов из банок, я почувствовала себя немного увереннее.

— Давай начнём с того, что ты, — бабуля присела в углу, сложив руки перед собой на навершии клюки, — действуешь наобум и делаешь почти всё неправильно!

Опершись спиной в стену и выставив перед собой крючок, я попыталась устроиться поудобнее. Курс молодого бойца грозил затянуться до утра.

Крепко сбитая, большеносая женщина лет сорока, прикурив сигарету, распахнула окно. Холодный, не по-весеннему, воздух, ожёг лицо и закружил по комнате, выдувая остатки тепла из комнаты. Затянувшись, она облокотилась о сбитый подоконник и без интереса уставилась на мужиков, копошащихся у дома напротив. Только один из них занимался делом, орудуя бензопилой и пытаясь раскурочить полувыкопанную корягу, отсекая узловатые корни. Остальные бестолково суетились вокруг, создавая видимость бурной деятельности.

Наблюдательница не отводила взгляда от ревущего агрегата, плюющегося опилками и щепками, и её мутно-зелёные глаза стекленели с каждой секундой.

Наткнувшееся на камень железо противно взвыло, отскочило и тут же морозный воздух разорвал пронзительный крик, полный боли. Грязный, ноздреватый снег густо окропило алым.

Ещё раз, окинув безразличным взглядом истеричную беготню, женщина щелчком отправила окурок в полёт и спокойно прикрыла фрамугу.

* * *

Тёмная вода заливала рот и ноздри, накрывая с головой и мерзко плюхая в ушах. Нет, не вода. Густая слизь, тошнотворная и зловонная. Отчаянно дёргаясь всем телом, задирая лицо к невидимому небу, я шлёпала ладонями по клейкой, комковатой массе. И думала: «Как это глупо — утонуть в прокисшей манной каше…»

— Подъём! — рявкнуло нечто, в виде размытого светлого пятна, прямо мне в лицо.

— А-а-а! — отчаянно отбиваясь обеими пятками и чем-то, зажатым в правом кулаке, я завалилась на бок, и с жутким грохотом свалилась на пол.

— Дурная баба! — заполошно завопили над моим павшим в неравной битве с жутью и отбившим бочину, телом. — Чуть мне глаз не выбила! И себя чуть насквозь не пропорола! Хочешь геройски покончить жизнь самоубийством, прыгни жопой на кол!

— На фига?! — спросила я, отлепляя щеку от половицы, морщась от боли и режущих уши воплей.

— Порадуй местного патологоанатома! Таких спецэффектов он в своей практике ещё не наблюдал!

— Дурында ты, Галюня! Чего разоралась как чайка над помойкой?

— Я — «чайка»? — судя по выражению лица подруги, её воображение явно заклинило, и она соображала, не стоит ли обидеться в качестве профилактики. — Не, я ранний гость.

— Который диким ором будит добрых людей ранним утром.

— Добрые люди не спят на кухне, поджав ноги, на столе, с открытыми настежь дверями! — парировала подружка, забыв про меня, деловито выкладывая из необъятной сумки пакетики с чем-то съедобным на освободившуюся столешницу.

— К добрым людям сегодня ночью бабушка в гости приходила! — мрачно оповестила я, подтягивая поближе пепельницу.

— Да ладно! — Галюня выпучила глаза. — Да ты чё!

Правда, на этом шок от ужаса — или чего там у неё было, тут же и прошёл. Вонючую, полную окурков и давно не мытую стекляшку у меня отняли. Так же, как и сигареты.

— Не кури на пустой живот. Хоть чаю хлебни! — перед носом появилась щербатая кружка с кипятком, в котором одиноко тонул пакетик с опилками, гордо именуемый чаем. Зато на разделочной доске уже темнели коричневыми боками домашние пирожки.

— Жениться на тебе, что ли? — зажимая в кулаке сдобу и стараясь всем видом выказать крайнюю степень признательности, я подула на мутную водицу.

— Однополые браки у нас запрещены! — хихикнула девица «ну очень давно на выданье». По-бабьи подпирая кулаком щеку, она с умилением наблюдала за скоростным пожиранием гостинцев. — Что ты там, на счёт бабуськи говорила?

Пережёвывая пирожок с капустой, я, улыбаясь, смотрела на подружку. И судорожно размышляла.

Знала я её не долго. Вот только познакомились мы при довольно специфических обстоятельствах. Прокляли девку. Вечно неунывающая, с открытой улыбкой на красивых, тонких губах Галюня стремительно чахла, желтея пергаментной кожей и пугая окружающих запавшими большими карими глазюками. Не особо полагаясь на своё мнение о происходящем, часто ошибочное, я сделала проще. Привела её к себе домой и познакомила с Мурзиком.

Реакция была предсказуемая. Даже более чем. А вам бы понравилось, если в полутёмной комнате чужого дома вам начали б тыкать в нос старый кошачий череп?! А потом ваша новоявленная знакомая села б на пол в обнимку со страшной костяшкой и начала что-то бормотать?! Вот-вот, только я и увидела, открыв глаза, как Галькины пятки сверкнули за порогом!

Правда, до этого я успела разглядеть странное серое пятно у неё на спине. Экстрасенсы называют это, пробой в ауре, кажется. А у нас — проклятье в спину. Кто-то пожелал ей сдохнуть быстро и в муках. Тот, кто обладает дурным характером, «чёрным глазом» и сильной энергетикой. Сказал в спину, ото всей души, со всей своей злобой и ненавистью. Словно выстрелил, пробивая в тонком теле, «внешней душе» огромную дыру, куда теперь и истекали все жизненные силы проклятого.

Говорят, есть лекари, что умеют сращивать такие дыры. Только вот даже не представлю, где искать того, кто сможет очистить края «раны» и стянуть разрыв, латая своей жизненной силой, отдавая самое светлое и чистое. А как иначе? Сольешь свой донный осадок в чужую душу, считай, что заразил пациента. Сепсис, шок, гниль по всему тонкому уровню. Ну, и уж точно не ко мне за таким лечением. У нас свои методы. Мало приятные, но действенные. Вычислить маму очередного Галюниного ухажёра, которая была так недовольна выбором сынка, что пожелала недоброго его пассии (спасибо Мурзику). Сотворить обряд на крови, сбив чужое проклятье своим, не навредив носителю, и переместить его на незнакомую сглазливую тётку (спасибо яркому сну с чёткими инструкциями). Промыть руки в проточной воде. А потом в порыве раскаяния рассказать всё как-то под чай с плюшками той, кто пришел порадовать меня своим цветущим видом.

Могла промолчать? Конечно! Но очень хотелось, что бы хоть кто-то знал о вечном угле, что тлеет у меня где-то под рёбрами, припекая многострадальное нутро, требуя действия и не давая мирно сидеть на месте. Неделя — это максимальная передышка по времени, что бывает. Потом начинается персональный ад от непрерывного усиливающегося ощущения медленного прожаривания на внутреннем огне. Хоть бегай по с плакатом по улицам. «А вот кому услуги ведьмы?»

Лечить не могу. Проклясть тоже. Вот и бабка пришла сегодня не чаи гонять. Ей, видите ли, спокойно не лежится, зная, что я все её накопленный опыт и мощь профукиваю на глупости. Ну, извините, нужно было как-то учить, что ли. Или хоть в книгу рецепты — инструкции записать. Что в какой ситуации делать следует.

Легко сказать: «откройся и прими»! Еще бы объяснила, как это сделать!

Как сказать розовощекой девахе, что мне нужно что-то посерьёзнее плевков в спину и могильной земли под ковриком в спальне. Что-то такое, от чего приобретенная силушка «запела» бы в унисон с разумом, слилась с душой и стала неотъемлемой частью меня.

Рассказать Галке, как покойница клюкой стучала мне по хребтине, требуя послушания? Как грозила кривым пальцем, бубня что-то о потере последней в роду могильных ведьм и пугая надиранием ушей, которое растянется на том свете лет так на тыщу?

Вот и на фига девчонке всю эту ерунду знать?

— Галюнь, у меня к тебе вопрос интимного плана! — пирожок закончился, пора разговоры разговаривать.

— Ух, ты, давай! — почему-то обрадовалась подруга. — Только про свой интим ничего сказать не могу, ибо у меня его нету!

— Тебя не пугает, что я ведьма? — меня давно подмывало спросить это. — Неужели нигде не ёкает, что с такой особой дружбу водишь? Что люди косо на тебя смотрят, за спиной шепчутся?

— Какая ж ты ведьма?! — всплеснула руками Галюня, едва не снеся со стола чайник. — Ты ж людям помогаешь! Много они чего понимают, люди эти твои! К кому они пойдут, когда припрёт? Когда зад припечёт? Брось, люди всегда бояться того, чего не понимают! Боятся, а по ночам, огородами крадутся к таким, как ты, помощи просят и в ногах валяются! Кстати, когда я пришла, у тебя телефон надрывался. Может, уже кто-то горазд в ногах поваляться?!

Не совсем, но рядом. Звонила клиентка, — ну та, с земелькой под ковриком.

— Что-то случилось? — спросила я. Судя по количеству пропущенных звонков, к ней в огород явно высадились инопланетяне.

— Вы не могли бы подъехать ко мне? — зачастили в трубке. — Я знаю, кто это делает! Знаю!

— Спокойнее, не надо так переживать! — причесаться не мешало бы, а то тётка подумает, что я к ней на метле прилетела. — В течение часа буду у вас!

Понятливая подруга уже тащила Мурзика, крайне бесцеремонно пакуя его в целлофановый мешок. Никакого уважения к магическим артефактам, бедняга же даже мяукнуть не может, что бы выразить своё негодование.

Хорошо, что нынче будний день! Народу в маршрутке — ты, да я, да мы с тобой. Да-да, Галюня, проявив не хилую настырность, увязалась следом, требуя увидеть хоть раз всё своими глазами. Наверное, она думает, что я буду прыгать в шаманских плясках и стучать в бубен. Ага, если только в свой!

Довольная донельзя, подруга ёрзала на сиденье, обуреваемая жаждой деятельности. И с каждой секундой во мне крепла уверенность, что ой как зря я везу её с собой! Но остановить Галюню… Ну да, с детским совочком в атаку на танк! Ай, ладно! Убедиться, что ничего интересного, всё затрапезно и дико скучно. И не сунется со мной тогда, когда будет действительно опасно.

Клиентка уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу на крыльце, вытягивая шею и всматриваясь в проходящих мимо. Заметив меня, замахала руками и почти побежала навстречу, но, посмотрев на лохматые шерстяные носки на своих ногах, благоразумно притормозила.

— Нет! — строго, как расшалившейся животине, рявкнула я, подходя ближе. — Не здесь!

Подруга, подпрыгнув от неожиданности, прижала сумочку, размером с чемодан, к груди и засеменила рядом, поглядывая на меня с удивлением.

— Это моя помощница, — бросила небрежно, проходя в дом. Что-то все сегодня вокруг меня радостные, сияющие и невероятно этим раздражающие. Клиентка, явно решившая, что, найдя источник неприятностей, разом разрубила Гордиев узел, и через полчаса всё пойдёт на лад, вызывала желание дать ей в лоб. И сдёрнуть за ноги с небес на землю. Что, вообще-то, крайне необычно для меня. И это настораживало.

Конечно, всё было, как и предсказано. Пришла ближайшая подруга, сочувствуя и переживая, ахая и вздыхая. А после её ухода хозяйка тщательно обыскала свой дом, осторожно обследуя пол и обшаривая стены.

Вот и сейчас, она отогнула уголок ковра и победоносно взглянула на посетителей, демонстрируя жиденькую горстку земли.

— Мурзика! — потребовала я, требовательно протянув руку в сторону Галюни, и замерла, прикрыв глаза. Что-то зудело возле уха, будто надоедливый комарик. И это тоже было новым. Привычно перехватила кошачий череп, засунув пальцы в глазницы. И чуть не отскочила назад, когда на меня резко надвинулась стена, грозя разбить лоб.

Распахнув глаза, и убедилась, что по-прежнему стою посередине спальни. Стараясь медленно дышать носом и не показать явного страха (перепуганная ведьма, отмахивающаяся черепом от жутких глюков — страшное зрелище), в качестве эксперимента вновь зажмурилась.

Тонкое жало иглы блеснуло в женских, ухоженных пальцах и, вонзившись в рифлёную бумагу, исчезло под обоями. И вновь стена понеслась мне навстречу со скоростью приближающегося поезда.

Ёперный театр, страшно-то как!

Вот теперь сдержать себя не удалось, и со сдавленным воплем я всё же, отпрыгнула спиной вперёд, налетев на замешкавшуюся подругу. Та, не ожидая нападения, взвизгнула мне в правое ухо, дезориентировав окончательно. И, видимо, решив добить, охлабучила меня по макушке своим комодом на ремешке, по недоразумению именуемый сумочкой…

* * *

Какой кошмар! Караул! Полное фиаско! Что б я! Ещё хоть раз!!!

Ну, Галька хороша как владелец сложной агентурной сети, раскинутой по всему городу и области в поисках клиентов. Как кормилец моей ненасытной утробы и утешитель душевных терзаний — тоже хороша. Но как помощник…

Голова трещит, в ухе звенит. Клиентка в шоке чуть под ковер со страху не залезла.

Укатившегося Мурзика с трудом достали из-под кровати. Стыдобища!

Ну да ладно. Могильную землю со всеми предосторожностями замели в бумажный пакет. Иголки, во множестве наторканные по всему дому, были найдены и припрятаны в другой кулёчек. Галюня, получив сто х..в за шиворот, по одному в каждую руку и барабан на шею, была спешно выпнута барабанить виртуальными органами по воображаемому барабану во двор. И я спокойно смогла пообщаться с домовым и дать ему очередные инструкции.

Потянувшись за сигаретами, я с удивлением услышала, как скрипнула входная дверь. О, подружка — киллер ползёт, грехи пирогами замаливать!

— Пирогов за такое мало! — как только за спиной раздались тихие, нерешительные шаги, я начала торговаться. — Твоё запечённое мясо и ещё…

Басовитое покашливание за спиной напугало до трясучки в руках и, спешно обернувшись, я со страхом уставилась на смущенного смущённого высокого парня.

— Здравствуйте! — мило улыбнулся незнакомец. — Я — оборотень!

— Что, простите?

— Мне посоветовали к вам прийти, — дружелюбно скаля крупные передние зубы, молодой человек сделал ещё шаг по направлению ко мне. — Вы ведь ведьма?

— Э-э-э… Ну да, — вооружившись старой кружкой, я прижалась спиной к стене. Да что ж это такое, а? Я только и знаю, что отбиваться от непрошеных гостей на своей кухне. Покойник, потом подружка, птичка ранняя. А теперь вот, здрасте вам, психи пожаловали. А дальше что? Гости с соседнего кладбища?!

А не полнолуние ли на дворе? Шерстью милый отрок вряд ли обрастёт прямо у меня на глазах. А вдруг кусаться начнёт?!

Ё-моё! Ё-маса! Ё-клмн!

— У меня, видите ли, проблема!

Не-не-не, стой, дружочек, где стоишь! А ещё лучше — выйди на крыльцо, почеши своё яй… Хм… Короче, подожди меня снаружи, пока я дверь закрою и комодом привалю! Му-у-урзик! Куси маньяка!

— Вы можете мне помочь?

— Не совсем понимаю, как именно я могу вам помочь? Отлить серебряные пули?

— Ну что вы! Хотелось бы пожить! — А смех у него приятный. Тихий и мелодичный. Вот руку протягивать ко мне не нужно, жать я её тебе не собираюсь! — Не надо меня бояться, я пришел с миром!

— Сказал волк, доедая бабушку и поджидая Красную Шапочку.

Надо закурить. Главное, чтобы руки ни тряслись так явно.

— О! — растерялся посетитель, поддевая ногой табурет и придвигая к себе. Не сел, а как-то плавно затёк на сиденье, закидывая ногу на ногу. — Понимаю. Начнём с начала, хорошо? Я — Андрей, последний из рода угорских колдунов-оборотней. Здесь проездом, остановился у дальних родственников. Они недавно приобрели дом, очень дёшево. Так вот, он, дом этот, мне очень не нравится.

— Так, а вот это уже ближе к делу. Налёт вражеских бомбардировщиков временно отменён по причине отсутствия керосина. Что ж, можно и чаю предложить.

Гость, недоумевая, воззрился на пакетик чая, но промолчал. Зато к пирожкам принюхался с интересом.

— Чем же он вам не понравился, и при чём тут я?

— Там мертвяком пахнет. Как на порог шагнул — прям по ноздрям гнилью ударило. Конечно же, я смолчал. Ночью глаз сомкнуть не мог, отслеживал передвижение. Он бродил, шаркал, стучал. А потом вообще стыд потерял, — порозовев щеками, северный гость замялся. — Лег на постель, покрутился под боком и пополз в мою сторону, наваливаясь на грудь.

— Это исключительно вам повезло или хозяева тоже от поползновений страдают? — Представив такую ночёвку в гостях, я согласилась с толпой мурашек, промчавшихся по рукам — жутковато!

— Утром ненавязчиво поинтересовался у родни, но они отшутились.

— Но?

— Но взгляд четырнадцатилетней племянницы мне очень не понравился.

— Понятно. — Ни фига не понятно, особенно мне. — Что же вы хотите от меня?

— Но вы тёмная ведьма! — искренне удивился Андрей. — Вы должны помочь упокоить ходуна!

— Хм! — прикуривая сигарету, я спешно раздумывала, как бы тактично объяснить… дорогу на хрен вон отсюда! — Но вы же сами, так сказать, колдун! Вот и колданули б меж делом, по-родственному!

— Они не знают, кто я, и хотелось бы оставить их в полном неведенье. Да и не понимаю я в этом ничего!

— И как вы себе представляете? Здрасте, я могильная ведьма, по-вашему — некромант. Пришла мертвяка, живущего в вашем доме, пошугать! Вот радость — от перепуганных хозяев сапогом по лбу получить, ага! — Оп-па, как нехорошо под рёбрами стало. Словно горячий червь зашевелился. Чую, сейчас за отказ я схлопочу так, что на спецзадание впереди заказчика побегу!

— Скажу, что встретил знакомую. А дальше будем интерпретировать. — На потёртую клеенку в качестве последнего аргумента легли свёрнутые в рулончик деньги.

Перед тем, как сесть в разбитую иномарку, всё же поинтересовалась:

— А кто меня сдал?

— Никто! — буркнул оборотень Андрей, пристёгиваясь ремнём. — По запаху нашёл!

Хороший дом, крепкий. Новые резные ставни, доброе крыльцо. На которое я совершенно не хочу всходить уже несколько минут. Невзирая на то, что Андрей тянет меня настырно за рукав, а выплаченный гонорар требует отработки, ноги просто вросли в мерзлую землю подле калитки.

— Ларик, идём!

Нутро пустое, Хозяина тут нет. А вот гнильцой попахивает — что есть, то есть!

Хозяйка, властная женщина, не стесняющаяся постороннего человека, не выбирая выражений, рычала на мелкую для своего возраста девчонку-подростка. Блеклый, как тень, сожитель молча сидел перед телевизором, не реагируя на внешние раздражители. Класс! Дружная семейка!

Племянница ожгла таким понимающим взглядом, перед тем как скрыться в своей комнате, что стало совсем не по себе. Крепкий, ароматный чай в горло не лез, а глаза невольно обшаривали всё видимое пространство.

Нет, ну надо же как-то в руки себя взять! Чего я так трясусь-то? Не промарширует же сейчас через кухню взвод зомби?! Но кто-то смотрит, давит тяжёлым взглядом на затылок. Ну и кто ты? Где?

Из коридора в туалет прошуршал дед, пришаркивая вязаными тапками и придерживаясь одной рукой за стену. Проследив за ним глазами, обернулась, чтобы что-то спросить у Андрея. И забыла, что хотела. Колдун, глядя куда-то в бок, по-собачьи шевелил ноздрями, шумно принюхиваясь.

— Ты чего? — шепотом поинтересовалась я, думая только о том, что нужно хватать кроссовки и бежать отсюда.

— Кто-то прошёл, — тихо ответил оборотень, яснея взглядом и улыбаясь прошедшей мимо хозяйке.

— Как кто?! Дед просвистел в туалет, больше никого… Ты чего? — если он немедленно не сделает лицо попроще, я и без кроссовок рвану на выход!

— Какой дед, Ларик? Здесь не живёт никакой такой дед! — блестя жёлтыми глазами, угорский колдун вытянул шею, глядя через моё плечо.

— Обалдел? — я начала злиться. — За дуру меня держишь?

Почти подбежав к двери, рванула ручку на себя, готовясь пристыженно извиняться перед сидящим на горшке стариком. Кхм… Горшок есть. Деда нет.

— Я покурю! — сделав новому знакомому страшные глаза, выскочила в одних носках на крыльцо, едва не сбив с ног маленькую старушку, копошившуюся в сенях.

Выскочившего следом парня я в ярости схватила за грудки и попыталась потрясти. Но из-за разницы в росте, стоя на цыпочках… Думаю, это выглядело смешно.

— Что ты ржёшь, демон! Быстро говори, сколько здесь сейчас находиться живых людей!!! — хотелось прошипеть это ему в лицо, но для этого нужно было либо подпрыгивать на каждом слове, либо попросить его нагнуться.

— Моя пятиюродная тётка Маня, точнее, я ей внучатый племянник по второй жене шурина от свояка дедовой бабки…

— Стоп! — у меня сейчас мозг через ноздри вытечет от перенапряжения.

— И её дочь Наталья. И всё!

— Ага! — прикуривая мятую сигарету трясущимися руками, чуть не спалила себе волосы в носу. — Дед в туалете, бабка в сенях и мужик в кресле перед теликом. А я, как дура, мертвяков выискиваю. А они мимо спокойно ходят, как у себя дома. Дома… Куртку и обувь, быстро! И деньги неси, оборотень хренов, чтоб у тебя в общественной бане во время помывки хвост вырос!

— Ты что, сваливаешь? — разозлился Андрюшка. — А дом почистить?

— Ага, щас и дом почищу, и полы помою, и трусы постираю! — стараясь не сбиться с ещё нечёткого плана действий, еле сдержалась, чтобы не пнуть непонятливого парня. — Живо, кому я сказала! И сам одевайся! Брысь, нежить! — гавкнула в запале на высунувшуюся за дверь старушку.

Уже через минуту мы, доскакав наперегонки, стучали в соседний дом.

Высунувшаяся в форточку моложавая женщина, воззрилась на нас с крайним изумлением.

— Мир дому вашему! — лучезарно улыбнулся Андрей. Мне бы так из ночи зубами сверкнули — упала б на пол и заползла под диван. Во избежание, так сказать. Женщина оказалась не из слабонервных, продемонстрировав в ответ свои, кривые и в шахматном порядке.

— И вам, люди добрые!

— Мы спросить хотели…

— Подруга, зубы новые хочешь? — влезла я, вцепляясь парню в рукав и поднимая его кулак, демонстрируя зажатые в пальцах купюры.

— Заходи! — не раздумывая, кивнула хозяйка.

Мы молча курили. Я — глядя на женщину, она — на смятые комком деньги на скатёрке. Андрей крутил головой, всматриваясь то в одну из нас, то в другую.

— Чего надо-то? — наконец, спросила хозяйка.

— Ты ж тут давно живёшь?

— Всю жизнь.

— Расскажи про предыдущих владельцев дома слева.

— Легко, — женщина накрыла ладонью купюры и подгребла к себе.

Через полчаса, с мыслью, что новые владельцы — беспросветные балбесы, я стояла посередине собственной кухни. И спешно собирая в сумку всё, что могло пригодиться, жаловалась вслух Мурзику:

— Как так можно? Купить дом и не вызнать про него всю подноготную? Ура! Как дёшево! Заверните два! А то, что там было, — кому ж это интересно? Представляешь, Мурза?! Сорок лет сидел у мамки с батькой на шее. Вкусно ел, сладко спал. А потом избил отца так, что у того глаза вылетели. Так и истёк дед кровью в сортире. А мамашу в сенях догнал… И после всего этого торжественно повесился в гостиной. А теперь все живут в одном месте, толкутся и мешают друг другу. Да, всё смешалось: люди, кони, кошки, куры, бабы-дуры. А бедная Ларик по ночам не спи — ходи, с мертвяками воюй! Мурза, полезай в карман! Пока угорский колдун родню выгуливает, пойдём по чужим домам, как воры, лазить. Бабка, я знаю, что ты тут! И то, что я мёртвых вижу ясно, как живых — это твоих подлых ручонок дело! Давай, подскажи, я всё взяла?

Дверка кухонного шкафчика, скрипнув, чуть приоткрылась.

— Издеваешься, вредная старушка? Да тут хлама — в пяти чемоданах не унести! Ай!

Массивная старая жестяная коробка из-под чая чувствительно приложила меня по большому пальцу ноги. С трудом отодрав присохшую крышку, уставилась на полированный черный рог, обмотанный с тупого конца кожаными ремешками.

— Не поняла. И что я должна этим делать?

— Держи под рукой, — фыркнули за спиной. Ох ты ж блин! Бабуся! Стоит в полумраке коридора, фаянсовыми зубами улыбается. Конечно, видеть мертвяков — так всех. Чем свои хуже чужих?! Ой, это что ж, потом и на улице… Ну, спасибо! Вот именно об этом я всю жизнь мечтала, ага! — Не переживай, обычное дело! Я буду рядом. И самое главное — нельзя бояться!

Да что вы говорите?! Нельзя? Тогда подскажите, как заставить коленки не трястись?!

— Бабка! — позвала я, прикуривая неизвестно какую по счёту сигарету и бессильно расползаясь по родному дивану. Во рту было сухо и гадостно, надо бы пойти на кухню, водички хлебнуть, но сил нет даже на это.

— Аюшки? — отозвалась родственница из коридора.

— Знаешь, что я сейчас сделаю?

— Что?

— Возьму лопату…

— Ну?

— …пойду на кладбище…

— Ага.

— … выкопаю тебя…

— И…?!

— …убью, на хрен!

— А ничего, что я уже умерла?

— Не придирайся к мелочам! Какая же ты сволочь! Всю жизнь ты мне испоганила! Чтоб тебя на том свете приподняло и гробовой крышкой прихлопнуло! — ну вот, истерика во всей своей красе! Со всеми причиндалами. Глаза защипало, нос захлюпал. — За что мне? Почему я?!

— Ничего-ничего! — мирно пробормотала мёртвая ведьма, тяжело протопала в комнату и, вздохнув, опустилась в продавленное кресло. — Покричи, полегчает.

— А ты теперь всё время за мной шляться будешь, неугомонная?

— Буду, — кивнула бабуля, откидываясь на скрипнувшую спинку и прикрывая белёсые глаза. — Похоронили-то меня неправильно. Так что, пока не истлею, угомону мне не будет.

— Кошмар какой! — от «заманчивой» перспективы слёзы аж высохли. — Это что ж, и я потом…?

— Нашла о чём печалиться! До этого ещё ой как далеко! — вставные челюсти блеснули в свете единственного освещения — уличном фонаре. — Не пойму, что тебе опять не так, внученька? Аль не рада была мне сегодня?!

Рада я была. Несказанно рада…

***

Ключ был припрятан, где и оговорено. Чувствуя себя взломщиком и ежесекундно ожидая окрика в спину (или выстрела от бдительных соседей солью в зад), я скользила вспотевшими ладонями по ручке двери. Не бояться! Нельзя! Испугался — накормил духа. Потом эта зараза ни за что не отвяжется. Я же ведьма! Повелитель мрачных теней и душ загробных… Ага, и мочалок командир, итить! Так, вдох–выдох. Ну, нечисть, держись!

Распахнув дверь, я храбро шагнула внутрь, выставив перед собой веник из засушенных трав, зажатый в левой руке. Рукояткой рога-ножа треснула по выключателю так, что чуть не сломала кнопку. И уставилась на развернувшуюся у кривого, рассохшегося шкафа, сгорбленную старушку.

— Даром своим, силой своей, не от бога, не от чёрта, от рода моего, по крови переданной, по воли перешедшей, — торопливо зашептала намертво врезавшиеся в память слова, осторожно подбираясь ближе. — Стой, не шевелись, слову моему покорись.

С тяжёлым вздохом бабулька повернулась ко мне спиной и повалилась на колени, утыкаясь носом в нутро открытого шкафа. Вот как ты смерть встретила, бедолага. Стоя на артритных коленках, лицом в старых тряпках.

— Упокоения тебе, покойся с миром! — это конечно, не по тексту, но от всей души моей доброй. А теперь обмахнуть веничком призрачную тушку, выискивая связующую нить, «пуповину». Тот последний выдох, что связал внешнюю оболочку души во время

внезапной, насильственной смерти с этим местом. Осторожно поддеть невидимую, трепещущую энергетическую привязку ритуальным ножом и …

Ох-ти мне, практически роды наоборот! Хорошо пошло. Теперь к деду.

На счёт три (или на тридцать пятом выдохе после этого), я потянула дверку в туалет, не забыв предварительно включить там свет. Старик сидел на рундуке, привалившись правым виском к стене, безжизненно свесив морщинистые, узловатые кисти. Низко опущенное лицо истекало кровавыми слезами, заливая заношенную, с обтрепавшимися манжетами и уголками воротника, полосатую рубашку.

На первое движение травяного веника привидение отреагировало странной дрожью. Словно решило сорваться с места, но удержалось неимоверным усилием воли. Ничего, дед, сейчас «верёвочку» перепилим, и лети себе белым лебедем!

Воодушевлённая своими силами колдовскими-запредельными-всемогущими, гордая неизвестно чем, но по самое о-го-го, промаршировала в комнату. Ну, где ты, висельник? Сейчас тебе держалку перепилю и помчусь в ночной супермаркет, честно заработанное тратить.

Однако в кресле перед зомби-ящиком никого не было. Что впрочем, вполне логично. Не сидя же в кресле он удавился. Повешенный — значит,висит. А где? Где здесь висеть-то можно? Растерянно покрутив головой, обмела веничком все подозрительные места. Труба у стены? Пусто. Нутро шкафа — и здесь никого. Дверная ручка? А что, говорят и на ней давятся. Да что ж такое? Мне что, теперь весь дом шерстить?

« Глаза протри, неумёха!»

Голоса в голове не есть хорошо, особенно в столь напряжённый момент! Так и родить со страху недолго! Хотя совет, данный в подсознании бабкиным голосом или просто бабкой, — своевременный.

Зажав травки подмышку, завернула на левой руке дулю, поплевала на большой палец и торопливо потёрла крепко зажмуренные глаза.

Заслюнявленные веки торопливо заморгали, стараясь вернуть чёткость изображения. Но, невзирая на муть в глазах, я успела-таки засечь серое пятно, заметавшееся по комнате. Не найдя подходящего укрытия, оно закрутилось спиралью, стремительно ввинчиваясь в пол. Это что ж, мне теперь в подпол лезть? Мы так не договаривались! Колдун хренов, во что меня втянул?! Уж даже такой неуч, как я, знает, что некротические ритуалы, проведённые непосредственно на земле — высший пилотаж.

Бежать во двор, пытаться выцарапать из-под раскисших сугробов горсть промороженной земли и просить защиты? Для этого мне нужно вокруг дома ножом черту провести. Да и не успею я. Мало того, сзади впритык к стене соседский дом пристроен. Уйдёт дух по земле, что мне потом, по всему району за ним с костяным ножом наперевес бегать?!

Кровью своей подошвы мазать? Всё вокруг залью, а потом полы срочно замывать?

Ну, оборотнюга волосатый, кикимор лесной, ты мне за всё ответишь!

Злость яркой волной смыла остатки страха. Нащупав возле двери круглое кольцо, оттянула в сторону угол ковра. Крышка люка не оттаскивалась в сторону, зато её удалось закрепить на держателях, чтобы она не захлопнулась. Найти выключатель на ближайшей стене не получилось. Ладно, хорошо, что в телефоне у меня есть фонарик.

Торопливо скинув кроссовки и затолкав в них стянутые носки, присела на край ямы, ставя голые ступни на широкую ступень лестницы, уходящей в холодную темноту.

Пожалев себя любимую целых три секунды, царапнула ножом по левой руке повыше запястья и, задрав ногу, заелозила скудно кровоточащей ранкой по ступне, размазывая теплую влагу.

— Всё моё — на мне. Всё моё — во мне. Всё моё — со мной. Полосу черчу, кровь свою даю, чужого не хочу, чужого не возьму. Мать сыра земля, помощи прошу. Не откажи в милости своей, в малости моей. Меня защити, чужого ко мне не подпусти, мёртвого от себя не отпусти, своё в себе удержи.

И почему у меня только две руки? Или к подобным ритуалам прилагалось ночное зрение? Зажав в левой ладони веник и телефон, почти съехала по ступенькам копчиком, при этом стараясь почти не касаться ногами лестницы, что бы ни размазать кровь.

Тьма шевелилась и дышала на меня сладковатым — то ли мороженой картошкой, то ли мясцом гниловатым. Если сейчас под тусклый свет фонарика вылезет какая-нибудь морда, с синим языком, висящим изо рта… Я героически икну, пукну и, растеряв остатки храбрости, склею ласты в чужом подполе. Вот интересно, как оборотень будет объяснять труп его якобы, знакомой, закатившийся под полку с вареньем?! Увидела такое разнообразие сладкого — не смогла решить, что сожрать первым делом и умерла от распирающей жадности?

Вот когда пожалеешь, что нет мне больше помощи от Бога. А что будет, если хоть полмолитвы сейчас вспомню? Или четверть? Или хоть первые две строки? Язык отсохнет? Нет, скорее ничего. В смысле, хорошего. И там не услышат, и родовая сила от такого пренебрежительного выверта спрячется, в самый, причём, не подходящий момент.

Будет, наверное, очень здорово, — остаться наедине с покойничком, имея возможность только отмахиваться веником и бить ему по гнилой башке стареньким телефоном.

Хорошо, подпол добротный, глубокий. Ползти, завернувшись в три погибели и одновременно высматривать… А кстати, что нужно высматривать-то? Бабка с дедом выглядели крайне реально и вполне, миролюбиво. Ну да, они жертвы. А вот где убивец спрятался? На что ориентироваться? На мятущиеся по стенам серые тени? Так их тут полно, выбирая любую. Эх, Мурзика дома оставила… В тенях он у нас большой спец!

Вы любите фильмы ужасов? Вы орёте главному герою, который, как всегда, бежит не туда: «Куда ты, придурок? В другую сторону!»? Вот и я, сидя дома на диване, такая же умная! Кто бы мне это крикнул, когда я в подземелье полезла! Потому что, когда с грохотом захлопнулась крышка люка, из моей и без того пустоватой головы вынесло остатки мыслей. Тело, оставшись без контроля, заметалось по тёмной яме в поисках несуществующего выхода, натыкаясь на полки и стены. Рассеянный свет от крохотной лампочки метался вслед за трясущейся рукой в поиске опасных опасностей и жутких жутей. Мерзкий, пронзительный, на грани ультразвука, визг резал уши. И только когда в лёгких кончился воздух, до меня дошло, что это мой рот выдает сей противный звук и к прочему, кажется, собирается выдать вторую волну. И выдало, когда ко мне метнулась размытая фигура, растопыривая скрюченные пальцы с явным намереньем вцепиться кое-кому в глотку.

— Режь! — Кособокую, маленькую фигуру я не перепутала бы ни с кем и никогда. Размышления, откуда нарисовалась моя старушка, пришлось оставить на потом. Меж тем боец полувидимого фронта лихо приложила буйного духа по виску клюкой. Опрокинув его навзничь, ударила остриём палки, прижимая висельника к земле и не позволяя ему ускользнуть. — Не стой столбом, засоня! Режь!

Столь необходимый мне сейчас пучок трав не развалился и не рассыпался во время всего этого светопреставления по одной простой причине. Мои пальцы от страха свело так, что ногти глубоко вошли в кожу. Не обмахнув, скорее, обстучав веничком сипящего духа, увидела наконец-то жирную, ходящую ходуном «пуповину» и рубанула ножом с такой силой, что, не удержавшись на ногах, отлетела к лестнице.

Дальше было совсем неинтересно и вовсе негероически. Надавив спиной, с трудом открыла люк и выползла на четвереньках в комнату. Натянув трясущимися верхними конечностями на подгибающиеся нижние обувку, тупо с минуту созерцала носки в руке. Засунув их в карман, поковыляла на выход, мысленно пиная себя у каждого выключателя, дабы не забыть выключать свет. Потом брела по ночным улицам, всхлипывая и жадно затягиваясь сигаретой.

Не хочу больше! Не могу! Это не жизнь! На фига мне это надо? Устроюсь на завод. Или вот, почтальоном! На булку с маслом заработаю поди. Страшно-то как, мама дорогая!

У меня, наверное, за эти полчаса даже жопа поседела, хоть и не волосатая! Как он прыгнул! А бабка-то! Ниндзя, блин, доморощенная! Как она его! Эх... А я-то, дура… Орать! Бежать! Колдунья-орунья…

Оборотни, покойники, души неуспокоенные, лярвы. Обида, злоба, проклятья, разъедающие души, словно яд и кислота. И это что, смысл моей жизни?! Я вам что, благотворительный фонд спасения местного человечества? Оно мне надо? Уйду в монастырь, раскаюсь, в затворники уйду. Мать игуменья благословит на подвиг, посадят в местную одиночку, грехи всего рода замаливать. Завтра же в церковь метнусь. Если внутрь смогу зайти и молнией меня в маковку не саданёт. А что, постучусь на обедне головой батюшке об лакированные штиблеты, авось поможет.

Вот только лежа на диване и прислушиваясь к себе и к тому, как сыто ворочается где-то внутри моего уставшего тела, понимала: можно дрыгать ногой сколько угодно и рвать тельники на груди, обещая себе, что больше «НИ-КА-ДА!» и «НИ ЗА ЧТО!» — не выйдет. С этого крючка не слезть мне до самой смерти. Не суждено. Смирись, ведьма.

— Одевайся тебе говорят! — возмущённый голос Галюни бил по ушам не хуже звона медных литавр. Вопрос: на кой леший я дала ей ключ от дома? И дёргает меня, и тревожит. Давай это, пойдём туда… За что?!

Вспомнился поход на распродажу в центр города. Какая-то гадская морда подсунула нашей простоте душевной купон со скидками в магазин постельных принадлежностей. Мало того, что она сама туда попёрлась, ещё и меня поволокла. «Бежим туда. Там столько вкусного!!!» Ага, конечно! Хвост из пенсионеров огибал проклятый магазинчик, скрываясь за углом. Бухтёж, вопли «вас тут не стояло!» — всё в комплекте!

Заняв глухую оборону, огрызаясь и поджимая отдавленные ноги, крайне медленно поползли к заветной двери, и через два часа попали внутрь. В духоту и ужасную тесноту. А уж когда мокрые и лохматые добрались-таки до прилавка, за которыми метались не менее взмыленные, с ошалевшими глазами продавщицы… Меня разобрал неконтролируемый хохот.

Подушки пуху лебяжьего. С противным скрипом синтетики внутри. Видать, лебеди были искусственные, как и их перья! Пледик, верблюжий. Извернувшись, мне удалось дотянуться до него и, нащупав бирку, подтянула ближе к носу. Полипропилен. Не поняла, это новая порода верблюдов, что ли?

— Простите, а он точно из верблюжьей шерсти? — рискнула я задать идиотский вопрос проносящейся мимо нас со скоростью звука раскрасневшейся девахе с ворохом тряпья в руках.

— Конечно! — затормозив на секунду возле меня, удивилась та. — Вот видите, тут же написано!

— Может, верблюда мимо этих пледов водили и пыль с него стряхивали? — пожала плечами неунывающая Галюня, щупая простынь и меняясь в лице. — Господи, если это постелить, а потом запрыгнуть на кровать — есть шанс без остановки проехать через всю постель на пузе и свалиться с другой стороны! Она скользкая, как дорога в гололёд! Девушка! — заорала она злобной на вид тётке лет шестидесяти, размахивая зажатым в кулаке флаером. — Тут сказано, что при покупке двух вещей третья всего за рубль. Можно выбрать любую?

— Нет! Третьей идет наволочка! — и швырнула поверх прямоугольной подушки овальную наволочку.

Пока Галюня с рыком прорывалась прочь из лавки, волоча меня за собой, в глаза бросилась надпись под целлофановой оболочкой покупки в руках проползающей мимо бабульки. Бамбук. Извернув голову до треска в позвонках, удалось по форме определить, что это подушка.

— Гальчик, а что, теперь из щепок начинки для подушек делают? — кажется, меня не слышали. Но вот что странно. Если в очередной раз организуемый поход неизвестно-куда-не понятно-зачем вызывал во мне смутное смятение, стоило лишь спросить: «Подушки из бамбука или плед из верблюда?» — как вопрос в моём участии отпадал сам собой.

— Ничего подобного! — возмутилась инициативная до невозможности подруга. Я что, вслух спросила? Похоже на то. — Мы идём в гости!

— Какие гости в такую рань, женщина? — заныла я, щурясь на своего злого гения. — Всего-то…

— Три дня! — Кружечка чая? Всё равно Галя плохая! И нечего меня так пристально рассматривать. Да, спала в одежде. И морда помятая, и глаза отекли. — Дело есть.

— Я не транспортабельна! Никаких дел! Меня не кантовать, не колыхать, перемещать только вместе с диваном!

— Ну, очень надо! Правда! Я на сегодня договорилась.

— Ты забыла договориться со мной! — повернувшись к моральному террористу спиной, преспокойно начала заворачиваться обратно в плед. — Отвали! Даже если на соседнем кладбище синхронно восстали все мертвяки — мне пофигу! Аванс верни заказчику.

— Она не заказчик. Она вообще не знает, за каким хреном мы к ней припрёмся, — заюзили хвостом за моей спиной.

— Благотворительность? Это вообще не ко мне!

— Ларик, ну, не будь такой букой! Ларик?!

— В помощи да не откажет силу имущий, — а вот и кавалерия в виде бабули.

— Ты-то хоть помолчи! Хор лягушек в брачный сезон.

— Это ты с кем? — Ага, страшно стало?! Сейчас я тебя, подружечка!

— А думаешь, ты тут одна топчешься и на нервы мне действуешь? — ого, что сегодня в зеркале показывают. Восставшие из зада, часть …надцатая. Круто, никаких атрибутов не надо, суй морду в дверь, вся нечисть сама с визгом разбежится!

— Бабушка, да? — закостенев шеей, Галюня стрельнула большими глазюками по сторонам. — Здрасте вам!

— Ага, и с Мурзиком не забудь поручкаться! И холодильник чувствует себя одиноким. Можешь его обнять, правда, — он здорово лупит током в ответ.

— Заткнись и обувайся!

— Туалет посетить можно или подождём, когда в ушах заплещет?

— Зануда!

— Я есть хочу! Я голодная! — мои цепляющиеся пальцы оторвали от косяка и всё остальное вместе с ними поволокли за порог. Я говорила, где работает этот монстр?! В отделении для буйных психов! Если она в бублики заворачивает мужиков любого возраста и комплекции, то у меня шансов выжить — ноль.

— Не заработала!

Ну, и кто из нас ведьма?!

Пытаясь разлепить поочерёдно то левый глаз, то правый, дремала под непрекращающееся жужжание разговора. И пыталась не приложится лбом о стол, подперев щёку кулаком. Девахи не затыкались ни на секунду. Ля-ля-ля. Бу-бу-бу. Жу-жу-жу. Хи-хи-хи. Как же жалко мужиков, попадающих на подружечьи посиделки. Так ведь и свихнуться недолго. Вопрос на миллион фантиков. Чего я-то тут делаю?

— А подружка твоя чего такая квёлая? — во, меня заметили. На ощупь, найдя холодную кружку перед собой, со смачным всхлюпом втянула в себя… воздух?! Я чай уже выпила или мне и не наливали?

— Ночные смены, — многозначительно пробормотала Галя и крайне чувствительно наподдала под столом мне по лодыжке.

— Ы-ы-ы, — не менее многозначительно завыла я, едва не вышибив себе передние зубы о массивную кружку.

— Мы вообще-то пришли полюбоваться на твоё халявное приобретение.

Хозяйка, молодуха лет двадцати, крепенькая, как огурчик, тут же сорвалась с места и потащила гостей (то есть нас) в соседнюю комнату.

А вот тут я и проснулась. Внезапно. Молниеносно.

Словно слепая, трясущимися пальцами я ощупывала массивную резную раму огромного, как окно, зеркала. Разве это стекло, покрытое амальгамой с изнанки? Это рот, жадный, широко распахнутый при вздохе. Глубоком, бесконечном вздохе. Или глотке. Да, точно! Глотает, не жуя, всё, что в него попадает, проталкивает в бездонную глотку отражения нашего мира. Чувства, эмоции. Мою трясущуюся губу, Галюнины восторженные глаза. Жадное, завистливое, мёртвое. Ненавидящее всё живое. Поглощающее всё живое…

В виски начали медленно ввинчиваться раскаленные иглы. Затылок заломило, а от прикосновения к стеклу заледенели кончики пальцев. Ага, не нравлюсь я тебе.

— Кто додумался это повесить в спальне? Да ещё напротив постели? — Галюне с такой реакцией только в спецназе служить. В мгновенье ока она испарилась с «зоны обстрела», встав в проёме двери, прижимаясь к косяку.

— Что за бред? — не замедлила встать на дыбы хозяйка, разворачиваясь к сослуживице. — Ты кого привела?

— Снимай зеркало, женщина. Немедленно! — вызверилась я в ответ, напирая впалой грудью. Начинается мой самый любимый момент: объяснения. Вот скажите, как достучатся до человека, у которого голова так глубоко к жопе, что до лба не дотянуться?! Ему там темно, тепло и по жизни замечательно. На фига ему мои параноидальные глупости? Бояться нужно пьяного соседа, что он с сигаретой в постели уснёт и дом подожжёт. Или молодых дебилов на улице, что ищут приключения себе на задницу в обнимку с криминалом. А что плохого в зеркале на стене?!

— Да что за фигня, Галя, ты из буйного уже работу на дом берёшь? Кто это?

— Голова в последнее время болит дома? Настроение внезапно меняется? Приступы раздражения? Злости? Непонятные обиды?

— Галя, что ты молчишь? Забирай свою чокнутую подружку и валите отсюда быстро!

— Галя, скажи этой дурёхе, что она покойника в дом принесла своими руками! — заорала я дурниной, раздражаясь от собственного бессилия. Ещё минута — и я хозяйку просто покусаю.

— ВО-О— ОН ОТСЮДА ОБЕ!!!

— МА-А-АЛЧАТЬ! — мы с хозяйкой присели, и кажется, обе поймали себя в последний момент на том, что пытались обхватить головы руками. — В кухню, живо! Ты — села и заткнулась! Ты, ЦЫЦ, села и пьешь чай!

Фельдфебель хренов! Понятно, почему тебя замуж звать не спешат! Галифе тебе не хватает и хлыста в руках.

Пока две товарки выясняли отношения на повышенных тонах, я уныло разглядывала печенки на тарелке, раскладывая их так и эдак. Разбить? Не вариант, с зеркалами я как-то не очень… Залить святой водой? Ерунда. Не зная, кто там поселился, в чём его сила, — как с ним бороться?! А вода что? Стечёт по стеклу. Закопать на освящённой земле? И как вы себе это представляете? Старые кладбища? И где они? В район ехать? Не на территории же городской церкви ночью ямы копать?! А поможет ли?

Прислушавшись, с удивлением поняла, что Галя обладает немалой силой убеждения. Хозяйка неохотно, цедя из себя признания в час по чайной ложке, рассказала-таки правду. Да, они с сожителем во время вечерней прогулки увидели это доисторическое чудо, прислонённое аккуратно сбоку чуть поодаль от мусорных контейнеров. Осмотрев массивную, резную раму и незамутнённую поверхность, накинув на него куртку, чтобы ни привлекать внимания любопытных соседок, под покровом ночи приволокли добычу домой. И, не придумав ничего умнее, повесили его так, что всё происходящее на постели (я бы сказала, плацдарм для манёвров танковой дивизии!) хорошо оттуда просматривалось. Извращенцы, блин! Вон, даже Галюню пробрало, щёки залило предательским румянцем.

Да, головы у них наутро обычно потрескивают, как с лёгкого похмелья. Да, бывает, что краем глаза видно, как тени на зеркале складываются в нечто причудливое и словно живут своей жизнью. Ну и что? У всех случается, что кладёшь вещь на одно место, а находишь его совсем в другом. Переложили и сами же забыли.

Упёртая девчонка. Такие люди, как она, если носом воткнутся во что-то запредельное, пожмут плечами и пойдут себе дальше. Сквозняк занавеску колышет, даже если всё закрыто наглухо. На кухне кошка прыгает, та, что забилась под диван и носа не кажет. «Свет Венеры переломился в верхних слоях атмосферы». Или ещё проще — сделать

вид, что ничего не было. А кто рот по этому поводу откроет — тот идиот и непроходимый дурак! Так что мы просто две балды, насмотревшиеся «Сверхъестественное» и возомнившие себя невесть кем. Двоюродные сестры Винчестеров, российский вариант.

Ну, и что теперь делать прикажете, а?! Плюнуть и уйти? Моя совесть, конечно, перетопчется. Возможно, мародерская парочка, обирающая ближайшие помойки, захочет сделать ремонт или перестановку. Снимут эту адскую стекляшку, уберут в кладовку… Если она позволит им это сделать.

— За всей этой ерундой, между прочим, я забыла про самое главное! Перехожу работать в буфет, на лёгкую работу.

— Ой! — Галюня от переизбытка чувств расплескала чай и опрокинула тарелочку с угощеньем.

— Да, уже третий месяц! Так что завязывайте полоскать мой мозг, мне нельзя нервничать.

Решение созрело, когда мы в прихожей обувались. Вернее, когда моя рука нащупала во внутреннем кармане бабкино наследство. Спрятав за спиной костяной нож, толкнула плечом пыхтящую от усердия подругу, натягивающую сапожок.

— Держи её, не пускай за мной, — и как была, в одной кроссовке, стартанула с места.

— Куда? — рявкнула хозяюшка, припустившая было за мной, заподозрив недоброе. Но на её плечи рухнул мой ангел хранитель с диким воплем:

— Я сломала ногу, а-а-а!!!

Если девка не родит сейчас со страху в коридоре, буду считать, что день прошёл удачно.

Но сейчас не это главное. Главное — на бегу надрезать кожу на ладони, не врезаться в косяк и не свернуть себе шею, запнувшись ногой о хозяйские тапки сорок восьмого размера. Долю секунды порадоваться, что их хозяин в данный момент отсутствует дома, и с размаху ляпнуть мокрой от крови рукой по зеркалу.

— Проклинаю тебя, голодный дух стекла! Кровью своей, горячей и красной. Силой своей, холодной и чёрной. Провалиться тебе пропадом! Жрать хочешь?! На! — и с размаху опустить остриё посередине отпечатка собственной ладони.

— Мы несём вам добро, даже против вашей воли! — хмыкнула подруга, щедро поливая мой порез перекисью. — Больно?

Заглянув в зеркало за её спиной, я осторожно потрогала пальцем распухший нос.

— Хорошо, что не в глаз. С бланшем под глазом пришлось бы долго дома сидеть.

— Скажи спасибо, что она по переносице промазала. А то могла блистать двумя фингалами.

— Спасибо! — послушно произнесла я, поджимая ноги и наматывая на себя плед. Ближайшие полдня, я собираюсь не сходить с места и активно жалеть себя. Эх, тяжела ты, доля моя тёмная…