Судьба (гет)

Всё в мире зависит от прошлого: предыдущих поколений, поступков, людей… Когда-то, когда планета ещё была юной, совсем «зелёной» и наивной, на ней завелись люди. Вот они, те, кто были в самом начале, и вершили судьбы. Всех, включая ныне живущих, первые люди делали что-то, принимали решения, воспитывали, учили… Сейчас же, все и каждый в отдельности, зависят от прошлого. Кто-то становится хуже, злится, начинает ненавидеть и гонит мир к Чёрту, а кто-то становится добродетельным воином из тех, кто всегда побеждает; кто-то становится по-настоящему живым и желает лишь жить, а кто-то искренне жаждет смерти… Просчитать столько вариантов допустимых событий просто невозможно, да и кому это нужно? Лишь искренне увлечённым психам. И то с натяжкой.

Снежная Королева с едва заметной улыбкой сидела перед зеркалом, расчёсывая свои волосы. Длиной почти в пол, они занимали уйму времени, но стричь их не позволяли имидж и гордость. Зато было достаточно времени обдумать всё хорошенько: два часа утром, полтора вечером…

Глаза блестели холодным сапфировым блеском, будто выжигая душу, полные губы были слегка приоткрыты. Сегодня Королева была в особенно приподнятом расположении духа. Эта весна вообще выдалась незабываемой! Тот мальчишка… Кай, кажется так? Так вот, мальчик был прекрасен: чист, словно первая слеза, хрупок, словно первый, самый тонкий лёд. Ему одному удалось то, что не удавалось никому раньше: согреть гордую деву. Или же просто он напоминал кого-то ещё, о ком так приятно вспоминать вечерами.

Королева давно привыкла к видимому одиночеству и постоянному сопровождению метелей и снега, ветров и неизменного, давно сковавшего всю её суть, холода. Привыкла, смирилась, жила, как хотела, но привычно — не значит правильно. Мальчик был даром небес, и Королева желала использовать его полностью. А может не Королева? Её Величество всё же не забыла, что раньше, многие годы назад, её звали Анной. Хотя стервозный характер всегда был в наличии, чего уж точно не отнять…

Тихонько шурша одеянием, женщина встала и неспешно направилась к выходу из комнаты. По замку эхом отдавался стук её каблуков. Будто в страхе замерла сама жизнь, молясь, чтобы Королева всего лишь прошла мимо. Уголок губ дёрнулся, словно Её Величество желала улыбнуться. На этом эмоциональный всплеск был окончен. Негоже показываться перед подданными (почти подданными) без маски.

Кай, несмотря на поздний час, ещё не спал, всё сидел, скрестив ноги, на холодном полу и перебирал льдинки. Женщина остановилась за спиной мальчика, скрестила руки на груди. Она знала: нужное слово ему собрать не дано. Пока не дано. Взгляд мальчика затуманен, он не видит пути. Так же, как не видела и она. Ей показали, она прозрела… Развернувшись, женщина быстрым шагом удалилась, так ничего и не сказав. Скоро, уже совсем скоро должна была появиться та девочка. Герда. Королева многое успела забыть за свою долгую жизнь, но нарушений этикета не терпела.

— Миледи Герда, не задерживайтесь, это дурной тон, — словно повинуясь ехидному, издевательскому тону госпожи, с ледяного пола медленно стал подниматься воздух, искрящийся кристалликами льда.

На небе собирались тучи. Скоро должна была начаться метель.

Балы, балы, какая скука! Для тех, кто с жизнью не знаком.

\"12 Камней \" Ксандра

В любую эпоху любого времени есть что-то, что делают все. Будь то игры с мамонтом в догонялки или скидывание некрасивых мальчиков со скал; нетрадиционная ориентация или костюмированные выступления. То, что кажется приемлемым сегодня, завтра станет чем-то отвратительным, ужасным. Пожалуй, только война остаётся вечной. Ну, и интриги. И секс. Мир держится на трёх китах, не так ли? Трёх страстях, если точнее. Может, это ужасно и отвратительно, ещё немного беспринципно и чуточку самонадеянно, но рационалисты хотя бы не режут руки в кровь, когда розовые очки бьются. Мир состоит из развлечений, жизнь коротка! Развлечения… Ах, точно! Ещё балы… званые вечера, королевские приёмы, деревенские игрища или же вечеринки — что-то, да остаётся навечно.

Анна поправила чуть выбившийся из причёски локон и ослепительно улыбнулась. В глубине души бушевала буря, но лицо оставалось безмятежным: будучи знакомой с дворцовой жизнью, девушка в совершенстве владела манерами и носила маску светской дамы с гордо поднятой головой, как бы горло ни сводило от отвращения. Быть первой фрейлиной принцессы Клариссы, да ещё и серым кардиналом всея дворца — тяжёлый труд. Анна Брайнтервудсон всегда была девочкой наблюдательной и умела извлекать выгоду почти из воздуха (какие уж тут принципы). Будучи с детства скрытной, холодной и расчётливой, она умело скрывала свои эмоции: как заметить, что тобой манипулируют, когда огромные голубые глаза искрятся честностью, а хрустальный голосок никогда не лжёт? Чтобы тебе верили — никогда не лги, ведь полуправда — ещё не ложь. И умалчивание тоже. И много чего ещё. Иногда Анне казалось странным, насколько всё, оказывается, просто. Власти желают многие, так что им стоит просто слушать и слышать? Непонятно…

Зала была прекрасна, недаром её начали готовить почти за неделю до приёма. В начищенных до блеска полах, где можно смело устраивать каток, отражалось всё: одетая по последнему слову моды обслуга, вышколенная едва ли не до полного стирания личности; чудесная еда, из-за которой было повешено три повара; шикарная, яркая люстра, целиком состоящая из хрусталя (за него пришлось доплатить парой рабынь из совсем бесполезных служанок)… Прекрасные наряды полностью отражали настроение вечера: неудобные, жмущие, мешающие дышать, заставляющие смущённо опускать взгляд или же гордо поднимать голову выше.

Анна блуждала по зале придирчивым взглядом, ненадолго останавливая своё внимание на гостях и прислуге. Чего только не узнаешь о людях, когда те думают, что за ними никто не наблюдает со стороны… вот милейший барон преклонного возраста, разговаривает о перспективных поставщиках, а сам пялится на задницу обслуги. Мужского пола. А вот девица, что в первый раз вышла в свет. Заметно нервничает, чуть в рот не смотрит своему сопровождающему, уже успела пожениться с ним и нарожать ему кучу деток в мыслях… а парень мечтает о её теле. Или милейший жених принцессы — чудеснейший, благороднейший человек, который уже приготовил чарку с ядом и пару ножей для верности. Чувствует сердце Анны — не быть браку долгим…

— Позвольте пригласить вас на танец, — приятный голос с какой-то загадочной ноткой заставил Анну поспешно дёрнуться, вырываясь из своих мыслей и присесть в неловком реверансе: хотелось бы посмотреть на того, кто не окажет всех должных почестей новому Королю, старшему брату Клариссы. На виселицах мест и так не хватает, ещё на одного идиота тратиться…

Его Величество, Король Карл (да, фантазия у родителей его, мир их праху, была не слишком развита), был статен, хорош собой, обаятелен и умён. Придворные девушки, от дам до прислуги, готовы были на всё, чтобы хотя бы раз попасть к нему в спальню. Бедняжки, знали бы они, какой он садист и как часто ломаются его игрушки…

Сильная рука, привыкшая держать меч, разрубающий врагов, опустилась на обнажённое плечо девушки. Платье было роскошным, но всё же излишне открытым: и шея, и плечи, и руки, и даже часть спины были выставлены на всеобщее обозрение. Недопустимое поведение для истинной леди. Наверное. Кто его знает, как должны себя вести «настоящие» леди, ни одной ведь не осталось. Опуская на секунду ресницы, Анна представляла, как насаживает голову Карла на вертел. Планы на вечер — спокойный, тихий, с участием её любимых деток и подноса с кухни — летели в тартарары из-за того, что Королю, видите ли, приспичило поиграть со своей игрушкой! Ещё ведь и платье порвёт, зверюга, нашёлся на её бедную, прекрасную головку.

Словно по мановению волшебной палочки — дирижёрской, Карл, очевидно, решил в кои-то веки поухаживать за «своей дамой» — заиграла музыка. Кажется, вальс. Анна послушно двигалась, покоряясь чужой руке на талии и другой — что держала её тонкую, почти прозрачную ладошку. Должно быть, поэтому она ещё была его любимицей — послушная кукла, тесто, из которого можно было лепить то, чего желала душа. Любая душа. Прелестное личико, почтительно опущенное пониже, точёная фигурка, на которой так прекрасно смотрелись алые розы порезов; звонкий голос, что никогда не срывался на крик, всегда звучал едва различимо, а сопротивления не было и вовсе никогда. Прекрасные навыки охотника, даже скорее рыцаря, передались от отца, начальника стражи, сгинувшего лет пять назад; манеры достались от матушки, какой-то значительной шишки, скинувшей дочурку во фрейлины. Прекрасная, покорная дева, которая полностью тебе преданна — о чём ещё желать?! Но сегодня следовало разобраться с делами, в первую очередь. Уже потом можно и поразвлечься…

Следя за покачивающейся в такт движениям юбкой, Карл подумал, что о делах можно поговорить и с утра.

* * *

— Артур не пожелал заключать перемирие, — задумчиво наблюдая за блондинкой, медленно, дразняще, одевавшей своё платье, Карл чуть прищурился, разглядывая свой холст. Следы от верёвок всё ещё украшали нежные запястья, на шее отпечатались синяки от его пальцев, да и не только на шее. Сегодня он был почти нежен со своей любимой марионеткой, единственной женщиной во всём королевстве, что не желала быть его женой, но к месту фаворитки никого бы и близко не подпустила. Следя за тем, как Анна ловко справлялась со всеми этими застёжками, Карл почти мурчал, расслабленно лёжа в постели на боку. Хищно ухмыльнувшись, он продолжил:

— Моё незначительное пожелание связать нас с его любимой доченькой узами брака он проигнорировал…

— Чем я могу помочь, Ваше Величество? — собранно, по-деловому, выгнув бровь, Анна сейчас напоминала скорее наёмника, чем фрейлину, что кричала в голос при виде мышки. Даже живой. Руки продолжали подвязывать длинные, тяжёлые локоны, словно она вовсе и не стояла по стойке смирно.

— Пошпионишь пару месяцев у Артура при дворце, — опустив подбородок на руку, Карл расслабленно выдохнул, поднимая на Анну отнюдь не мягкий взгляд. — Засиделся он на троне, пора бы и дочке его править.

Небрежно хватая свою фаворитку за локоны, он притянул её к себе, прошипев в самое ухо:

— Мне плевать, что ты там устроишь, но через полгода мы с Розой сочетаемся священными узами и далее по списку. Вопросы? — синие глаза Анны бесстрастно наблюдали за манипуляциями правителя. На пару секунд в комнате стало тихо, будто в могиле, а после раздался шёпот. Почти хрустальный.

— Когда мне выезжать?

— Завтра, — брюзгливо вытерев руку о покрывало, Карл жестом указал на дверь. — И никому не слова.

Поклонившись, Анна вышла. Губы незаметно сложились в издевательскую ухмылку.

Как будто она когда-нибудь подводила. Тем более, в таком важном деле.

* * *

Устало облокотившись на дверь, Анна презрительно сморщила свой прелестный носик. Скучно. Изо дня в день, одно и то же. С самого детства, почти всю свою сознательную жизнь, она жила как-то отстранённо, будто смотрела на мир через тонкую, но прочную ледяную стену. Девочка всегда любила наблюдать, смотреть на людей в разных ситуациях, связях. Постепенно, с годами, пришло понимание, что сами по себе люди готовы не делать ничего, лишь бы жить в комфорте. Пришла скука. Прочно обосновалась в душе, мешая дышать. Пришёл научный азарт: что будет, если поставить человека А и человека Б в ситуацию В? А если добавить человека Г и исключить Б? Или добавить остроты и обвинить во всём Д?

Анна с детства любила книги, читала истории — любые, от фантастики и женских романов до приключений и баллад — в запой, но лишь один раз. Больше одного раза к книге она не прикасалась. Истории кончились быстрее, чем страсть к новому, только теперь Брайнтервудсон смотрела за реальными людьми. К восемнадцати годам научилась играть с другими, заставляя думать, что это с ней играют. И каждый раз недоумевала: отчего люди так глупы? Почему не могут даже на минуту задуматься над тем, что происходит? Оценить чужие мотивы или, по крайней мере, быть внимательнее? Скольких проблем можно было бы избежать!.. Мнящий себя пупом Земли Карл исключением не был, но раньше он хотя бы удивлял, теперь же скатился к банальной жажде власти. Садист, блин.

Но задание было интересным, давненько Её Величество ничем Анну не баловал. Путешествовать она любила: новое место сулило новых марионеток. И новую «жизнь» — новую легенду, новый характер, новые привычки… постоянная опасность быть раскрытой, азарт охотника, преследующего дичь…

Анна облизнулась. Следующий день обещал разогнать приевшуюся скуку. Чудно.

Тихое мяуканье заставило дёрнуться, нервно оглядываясь, но почти сразу расслабиться, почти засмеяться: кажется, за всеми этими переживаниями, она забыла о своих «детках». Маленькие и уже подросшие котята и уже вовсе наглые кошаки недовольно пищали (кое-кто их так и не покормил, как обещал), завидев хозяйку. Комнату Анны уже давно прозвали кошатней и относили ей котят со всего замка. А девушка и не возражала. Её любимцы — чуть ли не единственная слабость, которую Анна могла себе позволить. Мягко улыбнувшись, Брайнтервудсон подумала, что переодеться и принять душ сможет и позже. Когда покормит котят.

* * *

Глядя из окна кареты на уменьшающийся замок, Анна зевнула. Котята пристроены, инструкции получены, легенда внедрена (за десять золотых в простой провинциальной деревеньке не то, что удочерят — усыновят), оставалось только наслаждаться происходящим, но грядущие три дня утомительного пути немного раздражали. Приказав кучеру гнать, пока лошади не окажутся при смерти, девушка достала какую-то книгу и углубилась в чтение. Старинные легенды Королевства были куда интереснее современного чтива уже тем, что никогда не заканчивались хорошо. Ведь, по сути, что такое хороший конец? Жирная точка в чьей-то истории. Больше ничего интересного или примечательного в жизни не произойдёт. Останется только доживать свою скучную, унылую жизнь. Или же всё иначе, просто конец истории всегда остаётся за кадром. Прекрасный принц на белом коне? Умрёт, оставив одну с четырьмя детьми и подонком-братцем, что не захочет делиться властью. Чудесный домик, муж под боком и детишки вокруг? В пожаре погибнут и дети, и любимый пёс, и сам дом тоже. Муж психанёт, да и прикончит жёнушку, а потом уйдёт и сам. Конец — это точка. За ним нет ничего, но разве так в жизни бывает? Чей-то конец — всего лишь начало для другого. Не дай Бог, прознают писатели романов — такую мелодраму разведут… жизни не хватит, чтобы перечитать!

Углубившись в чтение, Анна и не заметила, как на небе начали собираться тучки. Книга была написана каким-то учёным, постаравшимся собрать все мистические легенды в одну книгу.

…Раз в тысячи лет Ведьмы выбирались из своих адских щелей и отправлялись на поиски человека. Того, кто был отмечен какой-то эмоцией. Будь то страх или злость, ярость или страсть, но эта эмоция была главной в жизни обречённого. Так сама судьба метила грешника, что никогда бы не смог покинуть этот мир спокойно.

Найдя нужный объект, Ведьма вызывала своих соратниц, устраивая Ад на Земле. Разумеется, нужный человек был в безопасности, но вот другим так не везло. Едва Ведьмы собирались вместе, как человек оглушался (возможно, магией, возможно — поленом по голове) и переносился в их пещеры, старинную обсерваторию Древних (?). Там проводился магический ритуал. Сначала человек поился отварами из разных трав, дожидаясь, своего часа. Когда планеты становились определённым образом, Ведьмы произносили заклятья, их песнопения вводили человека в некое подобие транса. В этот момент «Боги» награждали человека Великой Силой — тем, что было его сутью. Страстные натуры могли повелевать огнём, сострадательные — исцеляли, жаждущие мести управляли грозами. Но главным даром — проклятьем — «Богов» становилось бессмертие. Полное, абсолютное, ничем не прекращаемое. Едва первый луч солнца нового дня поднимался над горизонтом, человек становился бессмертным, но ритуал подходил к концу лишь за час до рассвета. Будучи в трансе, человек оказывался абсолютно беспомощным. Ведьмы доставали серебряный кинжал, накаляли его и…

Неожиданно карета затормозила. Пришлось уткнуться носом в исписанные страницы и яростно заскрипеть зубами. Немедленное наказание кучера отсрочила вспышка на небе — молния. За окном бушевала самая настоящая буря, путь лежал через горы, дорогу размыло… единственный трактир, пусть и захудалый, был настоящим спасением. Мысленно пообещав отомстить, Анна дождалась, пока дверь кареты приоткроется, и смущённый возница попросит её выйти, дабы пройти в трактир. Разумеется, под навесом, накинув капюшон: никто не должен был знать её лица в этих краях до того, как они доберутся на место, а позволить Анне намочить даже краешек сапога мог только самоубийца. И пусть она охотилась наравне с мужчинами, а во время рыцарских турниров ни один не просил её стать дамой сердца (ещё сама выйдет и накостыляет), позволять себе пачкаться не собиралась.

Презрительно фыркнув, Брайнтервудсон накинула на голову капюшон и проверила кинжалы. Быть может, захудалый постоялый двор и не был такой уж досадной неприятностью, как могло показаться. По крайней мере, её не желали принести в жертву какие-то фанатики.

* * *

— Шевелись! Ох, Ваше Высочество, простите эту растяпу, она у нас новенькая, — толстая кухарка всеми силами пыталась выгородить девчонку, пока та расставляла на столе кушанье. Завтрак должен был быть подан ещё десять минут назад, но «эта растяпа» ещё не успела достаточно со всем (в том числе и с этикетом) ознакомиться. Девчонку следовало бы ещё полгодика промурыжить на кухне, но личная горничная принцессы Розалинды сломала ногу. С утра пораньше. Все слуги были заняты в подготовке какого-то важного банкета, замену найти не успели, пришлось выпускать эту… Роза ободряюще улыбнулась девчонке, получив в ответ такую же робкую улыбку. Кухарка покачала головой и прикрикнула на новенькую — Энн! Да быстрее ты, идиотка эдакая!

Тут же опустив голову, она принялась за сервировку прибора.

— Левее… — едва слышную подсказку принцессы кухарка предпочла не расслышать. Раз уж Роза нашла себе подружку, а Энн всю жизнь прожила в глухой деревне, одного послабления она была достойна, но только одного. Как бы там один из стражников Короля Артура не наследил в той деревеньке, лишней жалости никто не испытывал. Кухарка хмыкнула, качая головой: новенькая была хорошей девочкой. Стеснительной, доброй, солнечной. С её появлением всё как-то незаметно приобрело домашний уют. Красивая, ладная, жаль только, что волосы едва уши прикрывали… ну, да это к лучшему — краса бы такая только народ от работы отвлекала. Подтолкнув замешкавшуюся служанку, кухарка покачала головой.

— Ишь ты, какая неуклюжая! Работать пора, пошевеливайся!

Розалинда лишь с грустью вздохнула, провожая новенькую взглядом. Вот бы познакомиться с этой Энн поближе… при дворе Артура было принято очень душевное обращение — а главное, общение — со слугами. Принцесса часто болтала с садовником и пажами, смеялась над милыми ухаживаниями королевского шута и всегда недоумевала, когда кто-то обращался с подчинёнными иначе. Чего только стоил Король Карл: будучи не на много старше Розы, он вёл себя так, будто был хозяином, а вовсе не гостем. Она злилась, но молчала: мало ли, какие обычаи были в чужом Королевстве… но преследующий взгляд по-настоящему пугал Розу: хищный, злой, собственнический. Отец, услышав её рассказ, чему-то кивнул, а когда Карл уезжал, его взгляд обещал уже страшную кару. Испугавшись, она просто не представляла, чего ей ждать. Поделиться с кем-то знакомым не решалась — ещё отцу расскажут, а вот новенькую ещё явно не проинструктировали. Вздохнув, Розалинда решила найти Энн позже, после урока танцев.

* * *

Энн что-то напевала себе под нос, пока стирала пыль с какой-то особенно старинной вазы. Наверное, ей не сказали, сколько ваза стоит, иначе стоять бы ей в пыли, а Энн — трястись. Хихикнув себе под нос, Роза подошла поближе. Дождавшись, пока новенькая отойдёт подальше от ценного предмета, заговорила:

— Привет, ты ведь новенькая, да? — девчонка подпрыгнула, резко развернулась и тут же попыталась присесть в реверансе, но запуталась в складках платья и осела на пол. Покачав головой, Розалинда протянула Энн руку. Та помощью воспользовалась, но было заметно, что лишь для вида: чужого веса Её Высочество почти не почувствовала. Покачав головой, Роза, наконец, смогла разглядеть новенькую: высокая, выше её и очень красивая… и холодная. Казалось, будто Энн что-то скрывает. «Ну, конечно, скрывает! Она ведь никого тут не знает!» — дав себе мысленный подзатыльник, Роза подняла вторую руку, желая сжать чужую ладонь основательнее — чтоб не сбежала. Извечная проблема с этими слугами: куда-то бегут, чего-то боятся…

— Меня зовут Роза. Просто Роза, — уточнила, чуть прищурившись. — Прошу, — едва успев подхватить служанку, снова решившую упасть ничком, Розалинда засмеялась, — не падай в ноги каждый раз, как видишь меня. Или я говорю, что-то делаю… вообще, лучше больше не кланяйся мне, — и, ещё подумав, добавила. — И называй по имени. Короткому.

Дождавшись робкого, удивлённого кивка, она захлопала в ладоши. Совсем ещё юная принцесса хотела казаться взрослой дамой, но была слишком эмоциональной для этого.

Энни робко улыбнулась вместе с ней, но мягко высвободила ладонь. Зато никуда не убежала, осталась рядом. Расправив складки на платье, тихо заговорила:

— Роза, вы… я вам ещё нужна? Шарлотта убьёт меня, если зал не будет блестеть к вечеру, — важно надувшись, Розалинда улыбнулась ещё шире:

— Шарлотта будет только рада, если тебе помогут, ведь так? — и потянулась к тряпке. Не замечая удивления (а точнее, глубочайшего шока) Энн, начала смахивать пыль с близнеца той самой вазы, над которой корпела служанка ещё совсем недавно. — А пока я не закончу, ты мне расскажешь немного о себе?

Мягко улыбнувшись, Энни кивнула. Достав ещё одну тряпку из ниоткуда (из ведра, стоявшего за колонной), она присоединилась к Розе.

— Боюсь, рассказывать мне особенно и нечего. Жила с матерью в небольшой деревушке, отца не знала. Мама пару раз обмолвилась о том, что он служит при дворе. Год назад маменька умерла, — сглотнув, Энн поморгала. Роза была слишком поглощена уборкой, чтобы заметить совершенно пустой взгляд новой знакомой.

— Сочувствую.

— Спасибо, — кивнув, Энн принялась вытирать пыль с большим усердием, чем это требовалось, но ничего фатального пока что, увы, не произошло. Через пару минут продолжила, но некоторое время они работали в тишине. — Глушь, дикость, наше селение не отличается хоть чем-то отдалённо напоминающим «прекрасное». Мама сама учила меня читать, писать, рассказывала легенды, покупала книги… умнее меня нашёлся только знахарь, и тому уже за сто, наверное, такой дряхлый.

— В общем, со смертью матушки, жизнь моя лёгкая и кончилась, — небольшая пауза оказалась лишь вступлением к главному блюду. — Негоже девке в мои годы быть без мужа. И на выбор три хряка. Выбрали на совете, кто больше предложит за меня, взяли самого богатого, естественно, о сиротке позаботились! Он, конечно, оказался самым противным. Я вещички прибрала и сбежала, — Роза в ужасе фыркнула, сморщив носик.

— Фу! Как же можно! Его же и целовать бы пришлось! — хихикнув, принцесса покачала головой, а после и вовсе в голос засмеялась.

— Пришлось бы, наверное, — хрюкнула рядом Энни.

Ещё долго в парадной зале слышался девичий смех. И ни Шарлотта, ни кто-либо ещё не пытался поторопить новенькую или позвать Розалинду: слишком часто принцесса в последнее время грустила.

* * *

Артур сидел в своём кабинете, когда в дверь тихонько постучали. Он нахмурился, но велел зайти. Как бы занят Король ни был, кому-то он может понадобиться с ещё более важным делом. Как оказалось, так оно и было. В дверь тихонько проскользнула та новенькая, девчонка с кухни. У бедняжки умерла мать, а отец и того раньше спился в карауле. Светлая, чистая душа, оставшаяся в этом мире совсем одна… Улыбнувшись девушке, Артур жестом попросил подойти ближе.

— Энн, присядь, прошу тебя.

— Ваше Ве…

— Прошу, не кланяйся каждый раз, как видишь. Достаточно просто кивнуть. Я не кусаюсь, дитя, — хохотнув, он слегка нахмурился, вспомнив, зачем вызывал девушку.

— Энн, у меня к тебе довольно деликатная просьба, — дождавшись, пока пытливые синие глаза встретятся с его, Артур продолжил, сложив пальцы у губ. — Моя дочь в большой опасности. Правитель «дружественного» нам государства возжелал сделать Розу своей женой, но нрав его слишком крут, а намеренья весьма прозрачны — ничем хорошим для моей дочери этот брак не закончился бы. Я отказал Карлу, тот затаил злобу. Я страшусь того, что он может предпринять: ничем хорошим его безумие не кончится. Я знал его отца — он пошёл много дальше, ужасный человек… — Энн дёрнула плечом, нахмурилась.

— Но вы пытались заключить с ним мир…

— Пытался, об этом не жалею. Ради моих людей я на многое готов, даже голову на плаху сложить, но Роза… — словно не слыша произнесённых слов, Артур задумчиво пожевал губы, выдохнул.

— Ты много общаешься с ней. Вы дружны. Я прошу тебя, если увидишь кого-то подозрительного или что-то странное, сразу сообщай мне, не подпускай к этому Розу, она моя единственная… — быстро нагнувшись вперёд, Энни положила свою ладонь на стол, прикрывая какую-то карту.

— Я понимаю, не беспокойтесь, можете на меня рассчитывать.

— Рад слышать… можешь идти, — улыбнувшись, Артур вернулся к своим картам, а служанка бесшумно выскользнула за дверь. Конечно же, никто не заметил эту странность за неуклюжей девчонкой — бесшумно появляться и исчезать. В этом ведь нет ничего странного.

* * *

Роза сделала небольшой глоток и отставила кубок, слизнув сладкий сок с губ. Совсем рядом, буквально в двух шагах от неё, тренировались рыцари для ежегодного турнира. Жаль только, не все: не прибыло ещё около десятка, в том числе, один из них, хороший приятель Розы, Глеб. Парень был на шесть лет старше, но обладал юношеским задором и неукротимостью. Он прекрасно понимал и четырнадцатилетнюю принцессу, и престарелых рыцарей. Был участлив к чужому горю и почитал всех без исключения девушек: будь то придворная дама или кухарка.

Розалинда любила, когда все вокруг счастливы. В их королевстве, и, уж точно, в их дворце было принято помогать всем, без исключения. Иногда и тем, кто сам того не желал. Принцесса особенно усердствовала.

Роза закусила губку, нахмурилась. «Случайно» встретить Глеба в огромном замке было не просто невозможно — он не оставался в замке более чем на пару недель. Значит, оставался турнир… но вот как туда провести обычную служанку, ещё и новенькую?!

Очень хотелось, чтобы Энн отвлеклась от грустных мыслей, повеселела… а что больше делает девушку счастливой, чем влюблённость?! Роза была целиком и полностью уверена, что не было на свете кого-то, кроме неё самой, способной противостоять обаянию Глеба. Может, у них ничего и не выйдет, может, ему Энн вовсе и не понравится (хотя такой красотке тоже мало кто откажет), но от грустных мыслей, плохих мыслей о прошлом точно отвлечётся, развеселится…

Рыцари продолжали свои тренировки, когда Её Высочество принцесса Розалинда подпрыгнула, что-то пискнув. Хитро улыбнувшись, она снова потянулась к соку. «Коварный» план медленно, но верно обрастал деталями.

* * *

Анна была убеждена в том, что самым скучным времяпрепровождением во всём свете были рыцарские турниры. Мужчины мерялись своими шестами и умением владеть мечом, доказывали, кто же круче; дамы млели от любого знака внимания, а важные господа ещё и ставки делали. Зрители, болея за своего любимого рыцаря, становились ужасно шумными и, порою, неугомонными. Надежда на то, что хотя бы здесь, во время этого дурацкого задания, можно будет освободиться от сомнительной чести смотреть на павлинов, которые с переменным успехом пытались то взгромоздиться на лошадь, то упасть с неё, не оправдалась. Как назло, турниры любила Роза, а идти без «Энни» она отказалась. Пришлось улыбаться и с вежливым интересом наблюдать за парнями и мужчинами в консервных банках. Ну да, так и было. Жуть какая. Единственным отличием от знакомых Анне турниров было обилие жестокости: изнеженным подданным Артура не хватало ситуаций, где они могли бы выплеснуть свой гнев, тогда как Карл поддерживал довольно жёсткую политику своего отца.

Стараясь не зевать, Анна наблюдала за мартышками на конях и делала заинтересованное лицо. К счастью, Роза не замолкала ни на секунду, а слушать её было во стократ приятнее, чем смотреть на «бои». За разговором девушки не заметили, ни очередной победы, ни того, что к ним приблизился рыцарь. Высокий, широкоплечий… не парень — мечта! Сняв шлем, под которым оказался совсем ещё молодой юноша, рыцарь приблизился к принцессе и её новой подруге. Опустившись на одно колено, он извлёк откуда-то розу (Анна и знать не желала, откуда) и протянул её… нет, не Розе, ей, Энн, «девочке-с-кухни». Та, удивлённо хлопнув глазами, покраснела и опустила голову. Должно быть, это выглядело, как смущение. Должно быть. Потому что Анна желала голову этого наглеца на блюде. Карл нередко развлекался тем, что выдавал фрейлин за тех рыцарей, что оказывали им знаки внимания на турнире. И, конечно же, каждый хотел бы оказаться так же близко к королевской семье, как первая фрейлина. Однажды, разозлившись, она сама вышла на поле и показала наглецу, что лучше бы он лез к кому-то другому. И честь была бы цела, и ухо. Но сейчас-то что делать? Подумав, что, быть может, рыцарь что-то напутал и сейчас всё исправит, Анна робко улыбнулась и подняла глаза от дощатого пола. Цветок всё ещё был перед носом, а карие глаза смотрели серьёзно, сосредоточенно, казалось, парень сейчас засопит. Сдержанно улыбнувшись, «Энн» перевела взгляд с алой, шипастой пакости (то ли дело фиалки…) на Розу, но рыцарь намёка не понял. Ухватив тонкое запястье, он раскрыл маленькую ладошку и вложил в неё цветок. И, конечно же, не подумал о шипах. Прижимая цветок к сердцу, Анна представляла, как откручивает рыцарю голову. К несчастью, в отличие от других неудачников, победить его не получилось бы: количество не всегда превосходит качество, но вот когда качество и количество объединяются против одного…

* * *

Передвигаясь перебежками, Анна старалась следить за тем, чтобы её никто не увидел. А если и увидел, то не узнал. А если и узнал, то не остановил. Действительно, что такого в том, что служанка принцессы Розалинды в полпервого ночи крадётся к кухне?! Да ничего!

У Анны было всего три слабости: котики, манипулирование и пожрать в три часа ночи. При чём так поесть, что кладовая чаще всего оказывалась опустошена на половину. Как вмещалась еда в хрупкую даму, не знал никто. Впрочем, о её походах тоже…

Грустно вздыхая, она мысленно костерила и Карла, который закинул её неизвестно куда с такой легендой, и кухарку Шарлотту, что прятала еду, словно это было золото, и вообще всё, что попадалось на глаза — стены, окна, того самого рыцаря с турнира…

Дёрнувшись, Анна поняла, что обнаружена и замерла, пытаясь придумать достойное оправдание. Как бы прискорбно ни было, но врать по мелочам — особенно на голодный желудок, особенно ещё не выйдя из состояния «стервозной обиды» — она не могла. Ну, точнее могла, но подобный бред относился к галлюциногенным грибам. Вздохнув, улыбнулась, наблюдая за тем, как рыцарь приближается. Довольно быстро, надо сказать. Почти со скоростью ветра.

— Миледи, вы не заблудились? Что вы здесь делаете в столь поздний час? Надеюсь, я не прервал сеанса лунатизма… — он говорил быстро, но с неизменной улыбкой. Открытой, такой заразительной, что не улыбнуться в ответ было просто невозможно. Уже улыбаясь, Анна пыталась напомнить себе, что всё же играет роль, а не флиртует с каким-то приглянувшимся ей парнем. А ещё, что служанка обязана рыцарю чуть ли не в ноги грохнуться. Поспешно поклонившись, «Энни» пролепетала нечто невразумительное, но порыв не оценили: восторженно кивнув, даже не вслушиваясь, рыцарь, очевидно, уже решил для себя, что перед ним человек тёмный… очарование момента тут же спало. Кривовато улыбнувшись, Анна прочистила горло.

— Кхм… ночной сад прекрасен, моё желание прогуляться по нему оказалось сильнее рассудка… — хорошо устроен замок: и кухня, и выход в сад через один коридор проходят…

— Что ж, тогда позвольте составить вам компанию: не престало рыцарю бросать даму одну в тёмном саду, где полно монстров ночи, — фыркнув, покачал головой.

— Как пожелаете… — чуть присев, Анна склонила голову и подавила желание пожать плечами.

— Глеб. Глеб фон Бальтен-Шиц, — дурашливо поклонившись, он щёлкнул служанку по носику. — Не стоит такой прелестной девушке грустить, — и тут же спохватился, ведь имени-то «своей дамы» он так и не узнал, — а вы?

— Энн…

— Прекрасное имя! — Глеб улыбнулся шире. Даже не обратил внимания на то, что задерживал дыхание, пока девушка не ответила, после расслабленно выпрямившись. Он постоянно менялся — привычки, увлечения… чувства. И, вместе с тем, оставался жутко постоянным. Ну, почти — вот уж где-где, а на любовном фронте точно недолго выдерживал рутину. Чувства часто успевали разродиться и потухнуть буквально за пару месяцев. Конечно, это огорчало Глеба, да вот, не к чести тому, кто вечно занимается какой-то военной работой, жениться. Мало ли что…

* * *

— Красивые звёзды… — тихий голос заставляет поднять глаза к небу, усыпанному сейчас множеством маленьких, радостных светлячков. И тут же вернуться к девушке: на звёзды он смотрел всю жизнь, а на Энн — нет.

— Вы правы, красивые, но они ещё полезны и интересны! Чудо, истинное чудо, — Глеб легко качнул головой, прикидывая, не сильно ли обидит Энни своими последующими словами. — Почти такое же, как ваша улыбка. Сверкают они точно не так ярко.

— Интересные? — смущённая улыбка, хитрый взгляд из-под ресниц. — В них сокрыты тайны поднебесья? — всё же люди — странные существа. Откуда простой служанке так хорошо говорить? Пусть с некоторым акцентом, но абсолютно правильно, без «деревенских» словечек и ошибок в дворцовом этикете. И откуда девушка, совершенно не разбирающаяся в этикете, знает половину чинов при дворе (другая половина попросту отсутствует). Везде соломку не подложишь, но это уже халатность! Впрочем, чьи это, собственно, проблемы? Её или «Королевства Растяп»?

— Быть может и так, учёные пока не разобрались. Простым смертным остаётся только опираться на легенды прошлого... — выдержав паузу, Глеб улыбнулся. У него физически не получалось быть серьёзным больше десяти секунд. — Правда, для этого нужна фантазия. Или сильнодействующие галлюциногены.

— Правда? Зачем? — тихий смех Анны был искренним. Никто ещё, на её памяти, не сравнивал астрономов с невменяемыми дурачками. Сравнение было приятным. Она даже жалела немного, что этот рыцарь — не из её Королевства. Карл, конечно, Король, но уж точно не… шут? Идиот? Донжуан? Глеб.

— Видите те звёзды? Если соединить их вот так… — рука очертила в небе какой-то рисунок, даже отдалённо не похожий на животное, — получится Медведица.

— Малая… — слово вырвалось само по себе. Анна и хотела бы прикусить язык, но было уже поздно: её тихий шёпот Глеб всё же расслышал. Мысленно подивившись чужому слуху, она быстро облизала губы и опустила глаза, складывая ладошки на коленях, — мама мне немного рассказывала о созвездиях.

— Ваша мама удивительная женщина! — восторженно подпрыгнув, Глеб чуть волчком не закрутился. Ну и ну… а ведь ему уже около двадцати! Подавив желание горестно вздохнуть, покачав головой, собралась с мыслями. Не стоит терять нить разговора, когда легенда по швам трещит.

— Была.

— Простите? — удивление. Ну, конечно, что может обозначать эта фраза? Что её мать на Луну улетела, вестимо! Анна подавила раздражение, нахмурилась. В голову закралось нехорошее подозрение.

— Её больше нет, — твёрдо, чеканя каждую букву, девушка почти выплюнула фразу. Сейчас мысли больше были заняты тем, чтобы разобраться в себе: с каких это пор её настроение скачет? Глеб воспринял её резкость, как пинок. Ну, в самом-то деле…

— Мне очень… — потерянно забормотал рыцарь. Вся весёлость из него резко вышла, оставив какую-то другую эмоцию. Сочувствие? Жалость? Даже если и так, они не раздражали, не злили. Глеб будто сам пережил тоже только что. Удивительная способность приспосабливаться!

— Я знаю, — Энн чуть улыбнулась уголками губ, прикрыла глаза, чужая рука накрыла её ладошку. — Спасибо.

* * *

Анна ненавидела идиотов. Нет, не так: она желала, чтобы все придурки, недоразвитые и прочая-прочая вдруг разом перестали подавать признаки жизни. И даже была согласна посодействовать, довести до летального исхода.

Брайнтервудсон всегда искренне верила в доброе, вечное… обычно с трёх до пяти утра, когда из пушки не добудишься. В остальное же время Анна предпочитала заранее разочаровываться в людях. Как выяснилось — не зря.

Артур? Полный дурак (и то, только из уважения к статусу). Ну, кто в здравом уме подпустит к дочери непроверенную шайку-лейку артистов? Да, знала бы раньше — не прорабатывала бы легенду до мелочей! Какой… пустит артистов ещё и с их — ИХ!!! — инструментами, и без досмотра?! И ладно бы в мирное время, но сейчас…

Роза? Истинная дочь своего отца, а то есть: дура дурой… ну, хоть бы подумала (нет, не стоит просить невозможного) о том, что пушку на сцену выкатили не просто так (а даже если и просто, то садиться прямо перед дулом — верх беспечности), так нет же — «Ой, какая пушка! Ой, давайте сядем напротив!»

Если раньше, до знакомства с ней, Анна и ревновала к Карлу, то теперь ему же искренне сочувствовала: Розалинду даже подвергать пыткам не захочется, все мозги прое… эм… ест. Проест, да.

Но, кто совсем разочаровал первую фрейлину, так это Глеб. Мало того, что даже не проверил обстановку (четверо «помощников» по углам, трое у выхода, пятеро на сцене); мало того, что сел позади принцессы (ещё бы из дворца в бинокль смотрел); мало того, что сам попросил подержать своё оружие кого-то из персонала (Анна едва удержалась, чтобы не скрыть лицо ладонью, сокрушённо качая головой); мало было всего этого, так рыцарь ещё и пялился всё выступление на неё, на «Энни»! Рыцарь, приставленный к принцессе не совсем ещё пропащим папочкой. Рыцарь, что, по идее, должен хотя бы сделать вид, что защищает Розу. Рыцарь, который…

Пушка выстрелила в самом конце выступления. Вполне ожидаемо и предсказуемо. Понять удивления в глазах «артистов» Анна так и не смогла. Ну, что, так трудно, зная примерное время атаки, не пускать пузыри носом (как некоторые личности, сидящие сзади), а резким движением заставить принцессу пригнуться? Хотя, конечно, это же пузыри… Кинжал (а также пару-тройку отравленных дротиков) тоже можно было предугадать (да и меткостью стрелок явно не отличался). Когда, минут через пятнадцать (!!!) злоумышленников схватили, Глеб тут же поскакал проверять, не ранена ли… «Энни»...

Анна была вне себя от ярости. Взгляд не то, что предлагал медленную смерть — угрожал всеми видами пыток одновременно, включая психологические. Глеб оскорбился в искренних чувствах и надулся. На целых полчаса.

Брайнтервудсон отказывалась понимать, как с таким правителем и подданными, служащими на благо страны, Королевство ещё существовало.

* * *

Однажды утром на порог комнаты Энн кто-то подкинул собаку с распоротым брюхом. Одну из любимиц Короля, Астру. Слуги сокрушённо вздыхали, придворные дамы обсуждали за утренним чаем (фигура, чтоб её) эту тему, строя догадки кто и зачем подобное устроил. Анне было почти смешно. За полгода она успела почти привыкнуть к вечно радостной Розе и мягкому, но властному Артуру. Почти привыкла к серьёзной Шарлотте и вечно что-то придумывающему Глебу. Она определённо будет по всему этому скучать. Настолько прозрачный намёк даже блаженный поймёт. Может, Анна и проигнорировала бы прямой приказ, будь хотя бы не из приближённого круга Карла: мягкость и доброта этого места почти разлагали, подстраивали под окружающих. Вот только для неё это была дикостью, чем-то неправильным, глупым. Ей искренне нравились здешние люди, обычаи; будучи служанкой, скучать не получалось: было бы время поспать… Но, если взялся делать работу, делай её хорошо. На полпути не разворачиваются, увы.

Узнав о собаке, Артур споро организовал небольшую трапезу на природе: он сам, Роза, Шарлотта, Энн и Глеб. Лишь те, в ком он был полностью уверен. Анна была даже благодарна за такой прощальный обед.

— Ты уверена, что хочешь просто посидеть? — блондинка покачала головой, отстраняясь от предложенной руки, зато похлопала по траве рядом с собой. Неуклюже плюхнувшись на землю, Глеб вопросительно качнул головой. — Сегодня ты странная. Всё в порядке?

Анна грустно улыбнулась, покачала головой. Глеб был изумительной наседкой. И чудесным собеседником, и прекрасным рассказчиком. И чутким человеком, и замечательным рыцарем. Хотелось оставить его рядом с собой на долгое время. Или остаться с ним самой. Глупости какие! Подумать только — первая фрейлина Королевства вдруг превратилась из расчётливой стервы (и стратега) во влюблённую барышню, что только вздыхает под окном, ожидая любимого. Фыркнув от смеха, Брайнтервудсон откинулась на локти.

— Ну вот! Уже смеёшься! Наконец-то расшевелил! — обрадовано хмыкнув, Глеб тут же стал излишне серьёзным. — Это из-за собаки?

— Это… странно, — нахмурившись, Анна вздохнула. — Я ведь не принцесса, не Король. К чему угрожать простой служанке?

— Ты — не простая… — убеждённо кивая самому себе, Глеб пытался понять, что же так насторожило и расстроило Энн. В её словах, конечно, был смысл, но так было даже хуже: если кто-то решит избавиться от простой служанки, это будет намного проще сделать, чем подготовить ловушку для королевской четы. Но Энни, очевидно, порыв не оценила.

— Я — сложная! — вскинувшись, она подозрительно сощурилась. И с силой ткнула рыцаря в грудь. — Только не говори мне, что это твои шуточки!

— Не мои, — обняв служанку за плечи, Глеб вздохнул. — От этого и страшно, веришь?

Хрупкие плечи опустились, Анна вздохнула. Прикрыв глаза, она что-то решала для себя. Глеб не стал ей мешать, только переместил ладонь немного в сторону, чтобы получить доступ к её волосам. Локоны были прекрасны. Впрочем, даже самый въедливый критик не нашёл бы, к чему придраться в её внешности. Улыбнувшись, Глеб притянул Энни ближе, шепча:

— Никогда не стриги больше волосы, обещай! — лёгкая улыбка тронула полные губы. Согласно качнув головой, Анна набрала в лёгкие побольше воздуха, будто хотела сказать что-то. Что-то важное, очень серьёзное, но лишь выдохнула одно слово:

— Да…

* * *

Рыданий Розы почти не было слышно: их заглушала воющая толпа. Артура любили; любили все, без исключения. Да, чего лукавить: и Анне он был симпатичен, встреться они при иных обстоятельствах, она бы поступила иначе. Наверное.

Артур был честным, справедливым, он любил свою семью, своих подданных — всех до единого, даже во врагах видел лишь заблудшие души. Непозволительная халатность.

Церемония была для Анны в новинку: происходи всё в родном «гадюшнике», она стояла бы чинно, с идеально прямой спиной и каменно спокойным лицом. Не было бы никаких лишних звуков и, разумеется, никаких эксцессов. Всё было бы чинно, степенно, подобающе и… кукольно? Постановочно? Мёртво. Самым живым и пышущим здоровьем оказался бы покойник. На поминках ему перемыли бы кости, посплетничали и, разумеется, поделили бы состояние, титул… составляя свою легенду, Анна во многом опиралась на реалии своей родины, опущенные, конечно же, до уровня деревни.

Здесь всё было иначе. Притворство почти не чувствовалось. Так странно… но правильно. Излишне правильно. Даже начало казаться, что она сама заразилась мягкостью и стала совершенно никуда не годна. Анна ни на шаг не отходила от Розы, боялась оставить её одну. Не из-за задания, Карла, собственного прикрытия или выгоды. Просто ей было жаль её, ещё совсем ребёнка.

Шарлотта рыдала в три ручья, утирая ненароком выступившие слёзы подолом. Женщина почти одна всё организовала, приструнила слуг и придворных… она — кухарка! — почти взяла на себя все государственные дела, будто так и надо было. Непостижимо.

Глеб был замкнут, мрачен. Быть может, нуждался в поддержке едва ли не больше Розы: Артур практически заменил ему отца. Анне он был симпатичен, не хотелось оставлять его, видеть замкнутым, сосредоточенным. Злым. Ещё бы, ведь Короля убили в собственной опочивальне. Три ровных, похожих на следы звериных когтей раны, убийца оставил после себя. Ни орудия страшного действия, ни следов сопротивления не нашли. Выходило, что Артура убил тот, кому он доверял, повернулся спиной… кто-то из своих. От этого становилось почти невыносимо.

Анна хотела бы быть рядом с парнем, помочь ему хоть чем-то. Хотела бы успокоить Глеба, заверить, что всё будет хорошо. Да, просто утешить, в конце концов! Он был ей симпатичен, даже слишком. Но в вечер гибели Короля они заговорили в последний раз — по мнению Анны, по крайней мере. Дальнейшее сближение доставит только боль и ненужные сомнения. Если остановиться сейчас, а после выдержать презрительно-яростные взгляды, будет намного проще.

Похороны прошли, наступило время принятия решений. Мир не собирался ждать, равно как и Карл. Анна догадывалась, чем могут закончиться переговоры с ним, вновь решившим навестить Розу, соболезнуя о её утрате. И усиленно доказывала Розе, что выбор у неё не велик. Может, это была одна из серьёзнейших ошибок в жизни Анны, может, нет. Но она уж точно не хотела бы делать подобный выбор ещё раз.

Изысканно, легко ступая, ты отражаешь тот удар,

\"12 Камней \" Ксандра

Рыцарь презрительно скривил губы — Карл вызывал у него желание убивать. Настолько мерзких людей Глеб давно не видел. С первого взгляда в этом… человеке чувствовалась не сила, а какая-то отвратительная мутность. Карл будто хотел, чтобы весь мир узнал — он причастен к смерти Артура, едва ли не орал об этом. Будь на то воля Глеба — взашей бы выгнал, если не казнил. Но Роза покорно улыбнулась и приняла его предложение. Она вела себя, как лунатик: словно пребывала где-то в другом мире, а в этом действовала неосознанно. Жаль, что-то подсказывало: излишне выверено всё это выглядело. Не иначе, кто-то решил стать «советником» Розалинды.

Стиснув зубы, Глеб с яростью стукнул по ближайшей стене. Как-то всё одновременно навалилось: и смерть Артура, и исчезновение адекватности у Розы, и… Энн тоже его избегала… тяжело вздохнув, он ударился о стену уже лбом. Девушка была ему дорога, хотя и знакомы они были всего ничего. Энни была милой и доброй, понимающей… это в ней Глеб очень ценил. Но днём предпочитал почти не говорить. Или говорить, но так, чтобы Роза не заметила: рядом с ней служанка становилась совсем… неуправляемо нежной и радостной. А ночью она могла и, смеясь, устроить пляски у костра, даже прыгнуть через него пару раз. И его заставить. Как-то странно выходило: такой свободной, страстной, даже несколько опасной она нравилась больше, притягивала, манила. Поёжившись, Глеб отстранился от стенки и продолжил двигаться вперёд — к покоям Королевы Розалинды. С ней предстоял серьёзный разговор. Уж на что точно не стоило соглашаться, так это на свадьбу.

Стараясь не слишком шуметь (час всё же был поздним), Глеб шёл по коридору, когда заметил Карла, выходящего из чьей-то комнаты. Резко спрятавшись за колонну, он попытался попутно увидеть, с кем же Король прощается. А увидев, едва подавил желание подойти и врезать: держа Энни за подбородок, он что-то презрительно шипел, заставляя почти задирать голову. Что странно — её лицо было абсолютно бесстрастным. Легонько кивнув (разве так теперь кланяются слуги Королям?!), Энн указала головой на коридор и, дождавшись, когда Карл отпустит её подбородок, закрыла дверь, оставив его стоять на пороге.

Глеб дождался момента, когда шаги стихли, не слушая презрительного шипения сквозь зубы, а после решительно направился к Энн. Роза могла и подождать.

— О… это ты, — девушка выглядела немного уставшей и раздражённой. И пропускать в комнату явно не спешила. Удивлённо вскинув брови, он уже открыл рот, чтобы спросить, чем заслужил столько «любезности», но выпалил нечто совершенно другое:

— И что вы тут с этим уродом делали? — Глеб часто узнавал о себе много нового. Например, сейчас он узнал, что чем-то похож на интересную разновидность жука. Если не похож, зачем же смотреть тогда так?!

— Тебя, в любом случае, не касается. Надеюсь, всё? Мне рано вставать, — дверь захлопнулась раньше, чем фраза закончилась. Колотить в дверь было весьма… неэффективно (ещё всему замку не хватало знать, что Глеб фон Бальтен-Шиц не может к девушке в комнату попасть, несмотря на своё желание), ночевать на коврике — хоть и романтично, но травмоопасно… поскребшись ещё пару минут, он махнул рукой (во всех смыслах) и направился к принцессе. Ах нет, уже Королеве.

Роза сидела у окна и вздыхала, когда в дверь тихонько постучали. Поморщившись, она прикинула, кто бы мог прийти так поздно, но решила не гадать: двери её посетителей явно не удержат, лучше бы открыть, пока что-то не выдумали. Поспешно распахнув дверь, замерла на пороге, разглядывая Глеба. Тот был мрачнее бури и едва не метал молнии. Не дожидаясь приглашения, протиснулся в комнату и закрыл за собой дверь. И всё это молча. Розе стало не по себе. Вздрогнув, она неловко откашлялась.

— Эм… тебе что-то нужно?

— Ты же не думаешь соглашаться на предложение этого мерзавца? — Глеб заговорил практически одновременно с ней, отчего голоса смешались, и разобрать почти ничего не удалось. Поскрипев немного зубами (видно, совсем достали), он продолжил:

— Мало того, что эта сволочь тебя добивается, так ещё и к Энн лезет! Нашему Королевству в любом случае конец, так какая разница, выйдешь ты за него или…

— Лезет к Энн? — Розе удалось не фыркнуть и даже не выдать своё… мнение по данному вопросу вербально. На лице уж точно ничего не проявилось. Ей было безумно жаль, что они с Глебом поссорились и теперь, на почве чувств, у него отказывает сознание, но такая ревность — уже звоночек. Доктора ему, что ли вызвать… или запереть их двоих в одном помещении?

— Он вышел из её комнаты менее получаса назад и по милой манере общения — злобному шипению, в основном, — можно судить, что он был в ярости.

Глеб ещё что-то говорил, размахивая руками и расхаживая из угла в угол, но Роза его не слушала. По спине бежал холодок. А ведь она предупреждала Энни, говорила ей… Энн была, пожалуй, единственной, кто не советовал ей выходить за Карла. Это было, по меньшей мере, глупо, но она говорила, что ей не стоит торопиться с решением, а теперь сама попала в поле зрения Карла. В прошлый раз он убрал помеху радикально — убил. Больше подобного Роза не желала. Опустившись на тумбочку, она скрыла лицо в ладонях. Руки тряслись, в ушах стоял гул. Она не слышала и слова из того, что ей говорил обеспокоенный Глеб. Принятое решение его лепет всё равно бы не изменил.

* * *

Порою Глебу казалось, что вся жизнь со смертью Артура превратилась в бесконечный фарс. Ну, или кошмарный сон. Стиснув зубы, он зарычал. Церемонию венчания провели у них. Карл великодушно дал своей невесте «свободу» выбирать место сочетания союзом… чего-то там. Розу пытались отговорить. И он сам, и Шарлотта, и Энн. Правда, слыша слова девушки, Глеб едва ли не за голову хватался: хоть она и отговаривала Розу, слова несли чуть ли не приказ жениться.

Свадьбу не удалось даже отложить, что уж говорить об отмене. Карл не приглашал никого — лишь те, кто были в посольстве, вот и все гости с его стороны. К жениху Розу провожали, как на эшафот. Из всей церемонии Глеб запомнил только финальную часть. Не часть даже, отрывок:

— Согласна ли ты, Розалинда Дэмиэн, стать женой Карла Крэмволэндона?

— Согласна.

Глеб потом долго ещё был в полной прострации, не совсем понимая, что же он, собственно, делает и что делают окружающие. И зря. Пропустил много интересного. Энн стала гвоздём программы для «гостей» нового мужа Розы. Все и каждый, кроме, разумеется, Карла, в его свите, видя её, замирал на месте, а потом предпочитал исчезнуть. Неважно куда, неважно как, но испариться и не попадаться больше Энни на глаза. Она смеялась и говорила, что взгляд тяжёлый — в деревне своей уже насмотрелась на жестоких идиотов. Вот только, когда какой-то прилизанный хлыщ подошёл с явным желанием унизить или, по крайней мере, поставить служанку в неловкое положение, Энн просто посмотрела ему в глаза. Этого хватило, чтобы мужчина едва не свалился, хватаясь за сердце. Проходя мимо, она что-то шепнула неудавшемуся палачу на ухо, отчего тот и вовсе задеревенел. На счастье, ни Роза, ни Глеб этого не видели, а прочие гости, уже успевшие выпить, вряд ли смогли бы точно описать ситуацию. В любом случае, выспросить никого не удалось — следующим утром Розалинда с мужем и его свитой уезжала. Через неделю, уладив все дела, за ней должны были последовать Глеб с Энн. Шарлотта оставалась за главную — естественно под прикрытием министров. Женщина не столько понимала в политике, сколько могла заставить всех ходить по струнке.

Отпускать Розу одну не хотелось до — от — ужаса, но кто спрашивал какого-то рыцаря и, как Её Величество надеялось, служанку?!

* * *

— Энни! Прекрати, это не смешно! — Глеб выругался сквозь зубы и едва ли не зарычал. Для полноты эффекта не хватало только ножкой топнуть. С начала «путешествия» прошла всего неделя, а они уже останавливались на стоянку в лесу. Не то, чтобы рыцарю было неуютно — он-то к походам привык, в отличие от, как он думал, Энн. Та представлялась Глебу хрупкой и нежной особой, пусть и выросшей в глуши, но уж точно не подготовленной к жизни в лесной чаще. Даже на пару часов.

Хотя сейчас его уверенность сильно пошатнулась — после того, как Энн развела костёр и организовала прочих слуг готовить супчик с салатиком. А после, сдуру, ляпнул что-то про то, чтоб она не отходила от их «лагеря» ни на шаг. И вот уже час пытался докричаться до той, ускользнувшей в неведомые дали, «охотницы». Пока получалось откровенно хе… плохо. Очень плохо. Найти одну обиженную деву среди почти вплотную стоящих стволов, в лесу, где водятся хищники, полно ям, камней и острых палок… Глеб сам прекрасно понимал, что накручивает себя, но ничего не мог с этим поделать. И, конечно же, не знал, что Анна наблюдала за его перемещениями по лесу уже почти час. После того, как поставила силки и решила всё же вернуться, а там рыцарь один потерялся…

Глупая ситуация. Очень глупая. Вздыхая, Анна, специально шурша погромче, выбралась к Глебу. Привела к силкам, упомянув, что браконьеры, наверное, балуются. И смотрела, как тот обращался с пойманным кроликом. Не то, что бы это было интересно, но, да, занятно смотреть на сосредоточенно-обиженное лицо вроде бы взрослого человека. Ну, как ребёнок… Вздохнув, Анна присела рядом, желая помочь. Всё же Глеб уже почти стал одним из её «деток», а кто на эту мелочь может обидеться?! Или игнорировать? Нереально.

— Может, скажешь уже, наконец, чем я тебя обидел, что ты так резво меня избегаешь? — и хмыкнул. — Или снова в лес убежишь? — вздохнув, махнул рукой. — Ладно, молчи уж лучше.

Анна нахмурилась, резко оказалась на ногах. Может, она и хотела сказать что-то отдалённо похожее на правду, но Глеб убил всякое желание. Пыша недовольством, она развернулась и направилась к лагерю. Сам разберётся, как дойти обратно, не маленький. А не разберётся — туда и дорога!

Скука рядом с Глебом не появлялась никогда, но справляться с желанием открутить ему голову этот факт ни капли не помогал.

* * *

Роза не могла сказать, что Карл был прямо тираном. Уж точно не по отношению к ней. Да, он предпочитал контролировать всё целиком и полностью на все триста процентов; да, он был довольно жесток со слугами, с подданными, придворными, даже на сестру покрикивал, но вот к ней он относился достаточно прохладно — как к перу или подушке. Даже первую брачную ночь перенёс на пару лет. Розалинда вздохнула — может, конечно, Карлу и не нравятся малолетки, но как-то странно столько всего устроить только для того, чтобы теперь смотреть сквозь неё.

Через месяц до замка добралась «её» свита. Помятые, недовольные, но целые и невредимые, люди с подозрением глядели на враждебные стены, ища глазами Розу. Только Энн выглядела расслабленной. Будто и не уезжала никуда. Бросившись к ней, Королева со слезами на глазах попросила о разговоре, но Карл схватил служанку за предплечье и прошипел что-то о том, что хочет сам с ней пообщаться. Та кивнула и ободряюще улыбнулась Розалинде.

— Потом… — пожевав губы, с сомнением добавила, вопросительно глянув на Карла. — Если захочешь, разумеется.

И, поклонившись, последовала за Королём. Рванувшего за ними Глеба удачно остановили стражи. Роза поморщилась и дала ему знак следовать за собой. В конце концов, она имела полное право поговорить хоть с кем-то из друзей.

Слушая рассказы Глеба, она думала совсем не о попытках Энни саботировать их путешествие — скорее о разнице в устое жизни здесь и дома. Роза никак не могла даже заговорить с Карлом, не то, что поднять вопрос о возвращении, раз уж тут не нужна…

— А ты тут как? — вздохнув, она решила всё же пожаловаться другу на жизнь. Чуть-чуть. В конце концов, ей четырнадцать, а не сорок три. Ну, или во сколько там уже стыдно жаловаться на свои проблемы и ныть?

Разговор затянулся до полуночи, поэтому утром Глеб выглядел сонным и злобным (ввиду недосыпа), к счастью, энергии у Розы было пока что достаточно, чтобы позволить себе одну бессонную ночь.

А утром всех ждал небольшой сюрприз — замок только и обсуждал, что возвращение первой фрейлины Клариссы — и стервозной фаворитки Карла на полставки — откуда-то издалека. Встреча с почестями была назначена на обед, но что-то — кто-то, вестимо, — задержало девушку в пути почти до вечера. Лишь к званому вечеру дама соизволила появиться. И Роза, и Глеб, судя по чужим рассказам и слухам, представляли себе брюнетку высокого роста с манерами генерала и раздвоенным языком. Или же одетую в наряд ведьмы вертихвостку с копной рыжих кудрей. Ставок, к счастью не делали — продулись бы в пух и прах.

До середины вечера всё было спокойно, но потом, во время очередного танца, музыка смолкла. Зала погрузилась в тишину, слышался только лёгкий стук каблучков. Кто-то очень — слишком — медленно приближался к танцующим. Вот показался золотой край подола. Весьма безвкусная вещь, но мастер, надо отметить, сделал что-то интересное. На сверкающей ткани сплетались в узоры какие-то истории. Фигура носительницы вполне пристойного, но соблазняющего (ножку можно было видеть почти до колена, ткань облегала тело второй кожей, но оставляла слишком много простора для воображения) наряда была прекрасно видна, в отличие от лица женщины. Оно было скрыто в тени. Пока что.

В углах зашушукались — ну, конечно, кто ещё кроме этой самой первой фрейлины может позволить себе такое опоздание, ведь даже Король уже прибыл. Карл ухмыльнулся и пару раз хлопнул в ладоши. Женщина склонила силуэт головы и присела в реверансе. Наконец, появилась возможность её разглядеть. Действительно разглядеть. Горло сдавило от… ужаса? Отвращения? Неверия? Всего и сразу. Перед гостями уже выпрямилась, гордо подняв подбородок, Энни.

Девушка язвительно усмехнулась, взгляд стал совершенно иным. От милой, доброй, немного зашуганной «Энни» не осталось и следа. На её месте оказалась гордая, сильная девушка без намёка на слабости. Идеальная осанка, идеальное платье, идеальные манеры. Верить в происходящее получалось из рук вон плохо.

— Позвольте представить вам, дорогие гости, первая фрейлина принцессы Клариссы, Анна Брайнтервудсон, — издевательский голос Карла ядом залился в уши. Что?! Глеб поперхнулся воздухом. Он-то наивно полагал, что Энн всего-навсего стала кем-то вроде… подстилки Карла. И уж лучше это было бы правдой — потому что предатель нашёлся сам собой. Господи, каким же он был идиотом, раз ничего не понял! Даже не заподозрил! Кретин. Беспросветный…

Анна, не обращая ни на кого внимания, прошла к закускам и сделала какой-то жест рукой. В ту же секунду заиграла музыка, но уже иная: раньше мелодия была лёгкой, весёлой, а теперь завораживала, притягивала, но не трогала душу. Никак.

Продолжая наблюдать за девушкой, Глеб отметил и другие изменения, перед ним будто был совершенно иной человек. И это сбивало с толку.

Энни не обращала на волосы никакого внимания и без сожаления кромсала те пряди, что мешались сильнее всего — Анна же, несмотря на простоту причёски, волосы любила, холила и лелеяла. Энни всегда показывала эмоции; не показушные, но настоящие, какими бы они ни были — Анна держалась отстранённо и откровенно скучала. Прочитать даже по глазам ничего не удавалось: чистый лист. Энни все любили — Анну боялись едва ли не до дрожи. Глеб признавал, что бывают гениальные актрисы и актёры, но так кардинально меньше чем за сутки человек измениться не может. Что-то да должно было остаться. Хотя бы из-за привычки. Может, дело было в том, что Анна и Энн — разные люди, а может — Глебу просто до одури хотелось в это поверить.

* * *

Анна будто боялась поговорить с Розой или Глебом: найти её не получилось ни следующим утром, ни через неделю, ни через месяц. Она скрывалась так виртуозно, что умудрилась даже единожды не столкнуться с кем-то из них, что было невозможно в принципе — учитывая обязательные трапезы, дневной чай-посиделки и вечерние балы. Может, не желала слушать нелестные эпитеты, а может — просто не считала нужным разговаривать с кем-то из своей «легенды». Подобное поведение ранило едва ли не больше того, что Анна совершила.

Гуляя однажды по коридорам дворца и маясь от безделья (хоть в потолок плюй), Глеб наткнулся на пушистый комочек. Миленький котёнок с рыжей шёрсткой тёрся о ноги и мешал движению. Улыбнувшись, Бальтен-Шиц покачал головой. Подхватив умильно мявкающего пушистика на руки, решительно направился во двор: мало ли, что с котёнком сделают, если заметят. День пролетел почти незаметно. Заигравшись со зверьком, Глеб пропустил и обед и даже вечернюю вакханалию. Только к ночи, когда котёнок начал зевать и норовил свернуться клубком, до него дошло, что малышу переночевать негде. Задумчиво поглаживая шёрстку, забормотал:

— Куда же мне тебя деть, Рыжик? — тот что-то промурчал и засопел. Малыш явно на всё имел своё мнение, сопел во сне, хотя Глеб был целиком и полностью уверен, что кошки на такое не способны. Пожав плечами, он заторопился в свои покои — мало ли, кто встретится…

Уже через пару дней Глеб понял, что дал котёнку неправильное имя: он оказался сущим дьяволом. Отойти на шаг было равносильно самоубийству, чужие запахи Рыжик переживал почти также тяжело — «другие» приравнивались к попытке бегства и карались расцарапываем, а опоздание с кормёжкой на пару секунд — диким ором в три часа ночи. Что показательно, при Розе маленький поганец едва ли не ангелом казался, она была просто в восторге и, почёсывая пузико, засюсюкала. Потом, правда, вспомнила о цели визита и нахмурилась:

— Анна просто свихнулась, дворец на осадном положении. Даже Кларисса, не то, что остальные, чихнуть боятся. Кто-то там у неё пропал, вот и бесится. И Карл ещё уверен, что он тут главный! — презрение было вполне ожидаемым, но никак не для доброй Розы. Она всегда была мягкой, улыбчивой, любила просто посидеть с другом в саду, рядом с цветами. Счастьем для неё была неспешная размеренность, а вовсе не ураган, но при необходимости она могла проявить силу. Духа, разумеется.

Покачав головой, Глеб решил, что, быть может, придворная дама потеряла свою стотысячную ленту для волос, вот и истерит… перемывание всех костей Анны затянулось надолго…

Проводив свою Розалинду до её покоев, он неспешно вернулся в свои и решил, наконец-то, покормить Рыжика, однако появилась небольшая проблема: котёнок исчез. Перевернув всю комнату, он лишь поднял пыль, но сдаваться не собирался. Выбежав в коридор (какого дьявола он не запер дверь ранее?!), Глеб решительно принялся искать пропажу. Обшарив ползамка, уже почти отчаявшись, он заметил своего котёнка и с облегчением вздохнул. Секунды на три. Пушистик, довольно жмурясь, сидел на коленях у Анны и что-то кушал. Немного побледнев, решил не отдавать животинку без боя и пошёл в наступление.

— Миледи, если вас не затруднит, верните мне моего кота и идите по своим делам дальше. Уверен, ваша пропажа так и жаждет, чтобы вы её нашли, — Глеб зашипел не хуже своего питомца, только шерсть не вздыбил, да когти не выпустил.

— Мне жаль вас разочаровывать, но кот — мой, — Анна выгнула бровь и слегка покачала головой. Данный факт разозлил ещё больше.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Он — мой, — шипение стало громче.

— Да кто же спорит: он — мой… — почти не отставая от него, триумфально улыбнулась чему-то. — только это кошка, если что.

— Кошка? — Глеб удивлённо моргнул, даже забыв про душившую ярость. Глядя на пушистый комок, никак не получалось отойти от шока. Причём, чем этот самый шок был вызван, он так и не понял.

— Кошка, — утвердительный кивок обеих дам почти не стал сюрпризом. В конце концов, животные же похожи на хозяев?!

— Как зовут? — отстранённо подумав, что так уж приближаться к Анне не стоит, Глеб понял, что не вполне себя контролирует.

— Арханна, — фрейлина мягко улыбнулась. Ей эта игра нравилась всё больше. Не сказать, что Брайнтервудсон была столько же повёрнута на насилии, как и Карл, но жила по принципу, «что моё — то моё». Глебушко, уж точно, едва ли не на лбу её роспись носил.

— Красивое имя.

— Я знаю, — нагло улыбнувшись, Анна развернулась и быстро пошла куда-то вперёд. Потом, в самом конце коридора остановилась и обернулась назад. — Если вы желаете, могу с остальными познакомить.

— Остальными? — Глеб вряд ли бы поверил, если бы кто-то (пусть даже Анна или Энн) рассказал ему о количестве живущих в покоях первой фрейлины котов. Животных было никак не меньше двадцати, и то, по уверениям той, это были не все. Остальные где-то гуляли. Недоверчиво покачав головой, грустно вздохнул: расставаться с Рыжиком — Арх… что?! — категорически не хотелось. Словно читая его мысли, Анна покачала головой.

— Арханна к вам уже привязалась. Думаю, вы о ней позаботитесь достаточно хорошо. Надеюсь, однако, что вход к ней — и выход для неё — всегда будут свободны, — Машинально кивнув головой, Глеб притянул котёнка к себе, всё ещё пребывая в какой-то прострации, но уже достаточно пришёл в себя, чтобы осознать ситуацию: и он, и Анна дружно сделали вид, что ничего не произошло. Будто решили заново познакомиться. С одной стороны — глупость неимоверная, но с другой… с другой получалось, что, достаточно хорошо зная Энн, об Анне Глеб не знал ничего. Легче было думать, что Анна — всего лишь сестра его Энни (уже «его»… с чего вдруг?!). Ни доверять, ни, тем более, верить, рыцарь фрейлине не собирался, но и избегать её не желал: не ребёнок уже, наигрался в игры.

Анна кивнула, будто соглашаясь с его мыслями и склонила голову чуть набок, позволяя волосам чуть выпасть из причёски.

— Я уверена: вы найдёте общий язык.

* * *

Глеб был более чем полностью уверен, что к Анне он равнодушен, если не сказать, что девушка внушала ему отвращение. В отличие от Энни. Поэтому для него стало настоящим откровением, что к Анне он ревнует. Случайно заметив её, когда та выходила с утра пораньше из покоев Карла, Бальтен-Шиц сначала оцепенел, а потом ощутил сильное желание прибить Короля и побыстрее. Встряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, Глеб даже пару раз ударил себя по щекам, но желание убивать только усилилось.

Анна, будто издеваясь, придержала монарха за локоть, наклонилась ближе, зашептала ему что-то на ухо. Глеб чувствовал: над ним явно — а главное, планомерно — измываются. Почему-то вспомнилась подслушанная где-то фраза, что Карл — садист не только на словах. В глазах помутилось, он даже сам не понял, что делает. Очнуться вышло только после того, как перед его лицом появилась чужая кисть. Вздрогнув, покачал головой. Вроде и не пил, а ощущение такое, будто чем-то опоен. Сывороткой правды или что-то там заставляет на утро жалеть о поступках? Ах да, точно, самогон…

— Что ты делала у него в покоях? — хриплым голосом поинтересовался Глеб, даже и не думая откашляться. Хотелось придушить кого-нибудь своими руками. — Сейчас такая рань…

— Ты пьян? — качая головой, Анна уже прикидывала, как тяжело будет отбуксировать его в покои, чтобы не буянил. По всему выходило, что лучше и не начинать. Цокнув языком, она ослепительно улыбнулась. — Давай поговорим обо всём где-нибудь в более укромном месте…

— Нет, я, конечно, знал, что ты не ангел, но… — будто не слыша (а может, и правда, пьян, ведь такую ахинею несёт) чужих слов, Глеб придвинулся к Анне ближе, схватив за плечи, тряхнул с силой, чтобы щёлкнули зубы, — но, чтобы в постель к Королю… что ж ты Розу не убила? И место бы освободилось…

Прикрыв глаза, Брайнтервудсон досчитала до пяти, но это не помогло. Тогда она досчитала до двадцати (сразу, чтобы время не тратить), но и это не возымело эффекта. Кажется, кое-кто зарывается — ну, или забывается. В этом Королевстве никто — ни единая душа — не позволял себе так её оскорблять. Может, слова Глеба и были правдивы (самую малость), но забывать о возможном возмездии явно не стоило. Когда Анна вновь открыла глаза, Бальтен-Шиц ухнул, удивляясь: такого огня он ни у кого не видел. Признаться, вообще считал, что выражение «глаза загорелись» — какое-то глупое. Что ж, теперь хотя бы убедился, что правдиво. Скинув чужие руки с плеч, Анна, развернувшись, направилась в свои покои. Он ещё пожалеет. По меньшей мере, его ждут муки Ада, по большей — лучше не думать, градус поднимают постепенно. Отомстить она всегда успеет, а вот насладиться...

* * *

Глеб сразу заподозрил неладное, ещё в тот момент, когда эта странная девочка передала ему какие-то каракули. После разговора с Анной, его преследовало чувство, что за ним… нет, не наблюдают. Оценивают, препарируют, с наслаждением следят, предвкушая нечто. Между лопатками двумя кинжалами вонзался острый взгляд, не таясь, но наслаждаясь осторожными попытками парня незаметно от него уйти. Губы сами собой растянулись в улыбке. А может, и не всё так плохо…

Через неделю, когда Анна как раз придумывала имя для очередной питомицы, к ней, решительно пыхтя, подошёл Глеб. Сделать вид, что не видит, или поглумиться… что же выбрать… Выбора он ждать не стал. Пощёлкав пальцами перед глазами, зашипел:

— И как долго ты будешь мне в спину смотреть? Ничего получше придумать не можешь?! — вскинув, было, бровь, Анна примирительно улыбнулась. Скоро, совсем скоро Глебушко узнает и о «получше», и о «лучше», и вообще обо всём на свете. А пока можно и полюбезничать.

— Мне кажется, что вы несколько переоцениваете собственную значимость.

— Да что ты… — поперхнувшись воздухом, попытался что-то там ещё вякнуть, но Анна нежно дотронулась пальчиками до его губ.

— Пожалуй, убивать тебя не буду, такой славный, — задумчиво покачав головой, она притянула кошечку поближе к себе и удалилась. Снова. Глебу уже начинало казаться, что он живёт в театре, где каждая сцена заканчивается уходом героя.

— И что это может значить?! — минут через пятнадцать, когда его вызвали на какое-то «тайное» слушанье, он понял и что, и кто, и где, и как…

Анна подложила ему здоровую свинью: Глеб никак не мог понять, возможно ли это всё провернуть в принципе, но наказание его и вовсе заставило хватать ртом воздух: сто ударов плетью. И только за то, что не передал важное донесение с границ, которое ему передала связная… вот, как это вообще можно подстроить? Учитывая, что связная из Королевства отбыла, когда Анна сама прохлаждалась на задании, а девчонка по уставу должна была донесение отдать Королю лично. Гениальная глупость. Его похлопал по плечу какой-то старичок из советников Карла — ещё бы, вызывать Короля ради такой мелочи…

— Разве это справедливо, Людвиг? Не стоит сразу рубить с плеча… — мурлыкающий голос Анны узнали все. И тут же заулыбались. Глеб, в очередной раз, мысленно усомнился в том, что Король тут Карл. Или он «ещё», а она «пока нет»?! Покачав головой, он стиснул зубы, чтобы не высказать всё, что думает, о столь глупой, детской выходке. Пожить ещё хотелось — а ну, измену родине припишет? Пока-то она его убивать не собиралась… наверное.

— Да-да, вы правы, конечно, Анна, совершенно правы, — залебезил побелевший старичок. Глебу даже интересно стало, что же такое про него знает Аннушка, что против неё слово сказать боится. — Что же предлагаете вы?

— На первый раз опустить планку до шестидесяти ударов, — невозмутимо изучая ноготки, фрейлина ласково улыбнулась. Глеб похолодел и, кажется, начал понимать, почему все её так боятся. Во-первых, она была невменяемой, а во-вторых, стало совершенно ясно: за сорок ударов расплатится больше, чем предполагал.

— И да, Людвиг, он — рыцарь, его на площадь не выпустишь. Давай я сама со всем разберусь… — волосы встали дыбом и, кажется, зашевелились. Будто неправильно восприняв реакцию Глеба, Анна подняла ладошку вверх. — Обещаю не жалеть его!

Вот уж чего можно было не говорить… но этот цирк, кажется, приносил ей искреннюю радость и веселил. Старичок похлопал приговорённого по плечу. Даже продажные советники ему сочувствовали, докатился…

* * *

Роза, торопливо стуча каблучками по полу, неслась в покои мужа. Там сейчас «обсуждали государственные дела» Карл с Анной. Королеве было абсолютно плевать, что там у этой дамы Королём — последний её не интересовал от слова совсем. Но Розалинда переживала за Глеба, который, очевидно, оказался в плотных сетях чьего-то плана. Не надо быть очень умной, чтобы понять, чьего. Ворвавшись в покои без стука, Королева ожидала увидеть всё, что угодно, кроме одного: разговора о каких-то стратегических вещах. Парочка уставилась на Розу, Роза — на них. Пауза неприлично затянулась.

Всё же совладав собой, в конце концов, она поинтересовалась елейным голоском:

— Зачем тебе Глеб? — глядя на мрачнеющего супруга, Роза подумала было, что зря она так, при Карле, но отступать не пожелала. — Шестьдесят ударов за то, чего не совершал — очень много! И он — не подданный Карла, на него эти законы нерас… — вздохнув, Король пробормотал что-то о «может, всё-таки не ждать ещё, совсем мозг умрёт…» и жестом велел Анне выйти. Та сдержанно кивнула супругам и прищурилась. Какая великолепная пара! Уже и ссориться начали… точно — семья!

Поспешное отступление Брайнтервудсон вызвало отвращение. Кто бы мог подумать, что хорошую подругу можно и ненавидеть… Но недооценивать её Роза не хотела. Любой бы на месте Анны залебезил и испарился. Любой, хоть Глеб, хоть она сама — это выглядело бы трусостью. Как у фрейлины получалось отступать в таких условиях — быстро покидая комнату с чуть опущенной головой — понять было трудно.

Действия Анны вызывали и восхищение, и злость, но Розалинда спешить не хотела: раз уж противник так захвачен иллюзией собственного величия, почему бы не дать ему пинок посильнее, но попозже?!

* * *

Плеть со свистом опустилась на спину, вызвав лёгкую дрожь. Человек не желал показывать, что испытывает хоть какой-то дискомфорт, но дрожь выдавала с головой. Равно как и стиснутые зубы. Должно быть, жертва рассчитывала на полутьму подвала, поэтому и не следила за мимикой. И зря. Совершенно точно зря. Козыри на руках мучителя оказались просто аховые...

Вскрикнув, Глеб проснулся. Проведя рукой по волосам, вздрогнул. Анна переносила экзекуцию то на следующее утро, то на месяц вперёд. Он уже сам готов был повеситься или выбежать в открытое окно на башне. Из него выпили все соки, больше терпения на ожидание не осталось. Подкараулив Анну в саду, Глеб за локоть втащил несопротивляющуюся фрейлину за дерево, подальше от посторонних глаз, и хорошенько приложил затылком о ствол. Она слегка поморщилась, но тут же игриво усмехнулась.

— Зачем ты это делаешь? — в голосе явственно слышалось отчаянье, но Глебу было уже всё равно. Лишь бы избавиться от этого дурацкого ожидания. Анна погладила его по щеке, пальцы обвели губы и замерли, будто в нерешительности. А уже через секунду исчезли: тонкая кисть опустилась, а её обладательница насмешливо фыркнула:

— Тебя это не касается в любом случае, — и, пользуясь чужим замешательством, выбралась из его объятий. — Но как коснётся, так сразу сообщу.

Победная улыбка на лице его (всё ещё его) стервозной особы — единственное, что остановило Глеба от рычания. Не дождётся. И, конечно же, он совсем не предполагал, что играть с сильной добычей намного интереснее, чем со слабой: лишь неделю спустя пришло «приглашение» на собственное наказание. Сильно разозлившись, Глеб смял его — на лучшей бумаге, отделанной золотом, надушенной до невозможности… да она измывается! Перед мысленным взором возникло лицо Анны, внутренний голос (удивительно схожий с её хрустальным перезвоном) заявил: «И ты это только сейчас понял?»

Перегнула Анна палку или же, наоборот, только того и добивалась, Глебу было плевать. Его терпение лопнуло, и он вознамерился поставить все точки над буквами. Залетев в покои девушки, где как раз резвился весь её выводок, хлопнул дверью так, что со стены упала картина. Рама отскочила куда-то в бок, холст висел на честном слове. Сложив руки на груди, Глеб сверлил в Анне дыру, но что-то, видимо, замкнуло и получалось только яростно гипнотизировать. Она невозмутимо дёрнула плечом и продолжила расчёсывать локоны, глядя на отражение в зеркале.

— Получил письмо? — не ответив, Глеб, всё так же мрачно глядя в чужое отраженье, принялся снимать рубаху. Расправившись с застёжками, подошёл к застеленной кровати и, положив голову на покрывало, невозмутимо сложил руки за спиной. Взгляд Анны стал более заинтересованным. — Что ты делаешь?

— А не видно? — дёрнув замком из рук, он неопределённо пожал плечами. — Выполняй свою экзекуцию здесь и сейчас.

— Сдаёшься? — провокация улетела в молоко: Глеб оставался всё таким же невозмутимым.

— Достала… — вздохнув, он скосил глаза на котят, задумчиво разглядывавших его спину. Такой холст пропадает… сзади раздалось какое-то шуршание, странные стуки, а после шею опалило чужое дыхание. В тот же момент руки Глеба схватила жёсткая верёвка. Тихий шёпот над ухом почти обжигал.

— Ты слишком напряжён. Расслабься, — чудный совет. Ещё бы солью обмазала. Чтоб наверняка. Он нахмурился, но промолчал. — Твоё право.

Тяжёлый вздох заставил вздрогнуть. Как бы Глеб ни хорохорился, как бы ни был равнодушен к боли (ну, почти), экзекуция пугала. Наверное, где-то внутри он всё ещё наивно верил, что «его Энни никому не может причинить вреда!»

Плеть легко пощекотала лопатки, качнувшись, также мягко впечаталась в кожу. Совсем не болезненно, скорее щекотно. Сглотнув, он почувствовал, как напрягается до предела — почти как струна звенят мышцы. Фыркнув, рыцарь постарался успокоиться. Нечего показывать свою реакцию этой…

— Считай до шестидесяти. Не сбивайся: у меня с цифрами всегда были плохие отношения, — голос был насмешливым. Причину Глеб понял чуть позже: удары были методичными, чёткими и, вместе с тем, никогда не били в одно и то же место дважды. Подряд, по крайней мере. Первые удары вообще вызывали какую-то странную щекотку и странное… отчего парень покраснел и предпочёл не заметить, как в нём резко просыпался мазохизм. Впрочем, уже через пару минут упаднические настроения схлынули: довольно сильная боль от последних ударов выветрила из головы весь бред. С шестидесятым плётка осторожно опустилась рядом с головой рыцаря.

Тихонько шурша, рядом опустилась Анна. Не спеша развязывать его, дотронулась до следов от «наказания» чем-то прохладным, немного вонючим и жгучим. Зашипев, Глеб попытался отстраниться, но от тычка в поясницу замер.

— Замри. После этой мази заживут в одну неделю. На себе проверяла, не экспериментирую, не бойся.

Глеб много бы отдал, чтобы убедить себя в том, что замер от тычка в поясницу.

Цитрин шестая лишь по счёту. Ты в середине — это так.

\"12 Камней \" Ксандра

Роза задумчиво поджала губы, разглядывая сочный фрукт. Странно, но спелое яблочко вызывало некие опасения: то ли отравлено, то ли просто гнилое. Раньше, дома, она любила гулять по базарчикам, смеясь, делилась сплетнями и узнавала новые, но здесь… юная Королева почти понимала Анну — если бы она выросла в этой удушающей атмосфере, кто знает, чем стала бы сама. Вздохнув, Роза подошла к очередной палатке. За прилавком стояла довольно полная женщина неопределённых лет. Волосы торговки уже тронуло серебро, но как-то робко, осторожно, будто не желая тревожить темноту ночи. Королева задумчиво пожевала губу, пытаясь определить, откуда повеяло холодом. Торговка понимающе склонила голову и залебезила что-то о том, как прекрасен день, раз к ним заглянула столь важная особа. Розалинда поморщилась, но кивнула. Такая топорная, насквозь фальшивая лесть вызывала отвращение и желание отвернуться. Чуть сморщив носик, разглядывала разные вещички, почти не слушая торговку, но какая-то фраза зацепила, и она переспросила:

— Что, простите?

— Ох, Ваше Величество, говорю, — женщина поклонилась, скрывая глаза за чёрными ресницами, — Вы только посмотрите, какое чудо! Волшебная вещица, — перейдя на заговорческий шёпот, торговка подмигнула. — Выявляет правдивость чужих слов. Всего пара золотых и сможете всегда узнать, кто с вами откровенен, а кто нет.

Роза заинтересованно встрепенулась хоть и понимала, что, скорее всего, перед ней обычная подделка, попытаться стоило — в голове моментально вспыхнул образ Анны. Быстро передав женщине мешочек с серебром (не ожидала, что придётся так тратиться, денег почти не взяла), она направилась к замку. И так и не вспомнила, что к лотку торговки до неё никто не подходил. И это на ярмарке! Как будто не было никакого лотка.

* * *

Анна поморщилась, даже не пытаясь скрыть выражения скуки на лице. Всё равно Карл занят каким-то очередным своим извращением. Да, какое там «очередным»?! Всё тем же, на что-то новое у Короля не хватит ни фантазии, ни желания. Она немного переместилась, чтобы было удобнее затёкшим мышцам, и мысленно попыталась понять, отчего же так скучно, и когда эта скука вообще появилась. По всему выходило, что фантазии у Карла не было никогда, но заботить это начало только сейчас. Он старательно взмахивал плетью, стараясь вызвать если не страх с трепетом, то хотя бы уважение. Выходило из рук плохо. Уже не в первый раз Анна подумала, кто же посадил этого шута на трон. Да, он был старшим наследником, да, предыдущий Король скопытился, но чем думали министры-советники, когда позволяли ему делать, что хочется?!

Недовольно поморщившись, возмущённо трепыхнулась. Ну а вот это уже — хамство! Мысленно отвинчивая Карлу голову, Анна сжала руки в кулаки. Во избежание.

«У него жена молодая, красивая, наивная… чего к ней не ходит? Ей сравнивать не с чем», — встрепенувшись, даже забыла вскрикнуть в нужном месте, за что получила пару лишних шлепков. Опомнившись, Анна пискнула что-то, не отвлекаясь от поистине гениальной мысли. — «Если отвлечётся на Розу, то всем будет счастье. Или же, чувствуется, я такими темпами устрою переворот. Причём, что самое обидное, только из скуки. А это уже слишком банально».

Карл поморщился, отошёл, складывая плеть.

— Одевайся, — и вышел, хлопнув дверью. Настроение резко упало почти до нуля. Его любимая игрушка была до обидного равнодушна, стресс снять не вышло, придётся отдуваться всем встречным. Карл поморщился, не заметив, каким взглядом его проводил некий абстрактный рыцарь, что до этого момента спокойно стоял у колонны. А теперь двинулся в сторону его покоев. Замявшись, Глеб всё же постучал. Но терпения дождаться ответа не было. Решительно открыв дверь, он замер, наблюдая за обнажённой спиной Анны, пытающейся завязать корсет самостоятельно. Картинка моментально отпечаталась в голове, навеки замерев неизменной.

— Не хочешь помочь? — ехидный голос вывел Глеба из оцепенения. Помотав головой, он сглотнул, покрывшись неровными пятнами румянца. Жар поднялся изнутри и сосредоточился на щеках, мешая поднять взгляд. Анна улыбнулась себе. Эта игра была интереснее той, в которую пытался играть Карл. Намного интереснее и живей. Вот оно что… оказывается, всё, что нужно для хорошей игры — жизнь. Ни один другой ингредиент не заставит играть вечно.

* * *

— Ты тоже заметила?

— Конечно! Миледи Анна никогда ещё не… — голоса двух служанок были достаточно громкими, чтобы даже не напрягаться, пытаясь расслышать суть разговора. Глеб фыркнул и смущённо почесал кончик носа. После того случая с платьем, он старался избегать фрейлину, но она — или её имя — преследовала его постоянно. Даже надоело затыкать себе уши, он просто получал некое мазохистское удовольствие. А послушать, и правда, было что.

— У Миледи, — почти все в замке величали Анну только так и не иначе, — всегда были такие прекрасные волосы, но она строго следила за их длиной, а теперь…

— Уже почти на два дюйма больше, на неё не похоже! — одна из девушек охнула, приложив ладошку ко рту. Но молчание долго не продлилось.

— Как будто она дала кому-то Обет, — прошептала более бойкая и тоже замерла, словно Анна, по крайней мере, собралась умирать. Глеб нахмурился, пытаясь понять, что же произошло, но служанки, как назло, куда-то ушли. Поджав губы, он резко встал с травы, покачнувшись, направился в замок. Кажется, двухнедельные прятки пора прекращать. По пути Бальтен-Шицу встретилась какая-то девочка. Глеб, едва не сбивший малышку с ног, искупая вину, подарил ей какую-то ленточку. А заодно и спросил, знает ли она какие-нибудь обеты. Просто так, от нечего делать. Но девочка закивала, ехидно улыбнулась и затребовала пряник. Тяжело вздохнув, Глеб проводил её на кухню, где отыскал и пряник, и печенье, и даже конфету. Девочка была в восторге. Уминая сладости, она всё же соизволила поделиться информацией:

— Ешть, — кивнув себе, ребёнок продолжил. — Мама говоит, — дожёвывая, цыкнула зубом. — Когда я вырасту и мне пор-р-ра будет выходить замуж, я дам своему избраннику обет ожидания и подарю ему какую-то вещь.

— А зачем вообще нужен обет? — Глеб даже смутно не мог догадаться о том, что было так очевидно для девочки.

— Вот глупый, — Мелисса, так девочку звали, покачала головой. — Он же уедет обязательно по делам перед свадьбой!

Так ничего не поняв, Глеб ещё немного поболтал с Мелл и, пообещав ещё как-нибудь погулять, направился к Анне. В нём бурлили, не смешиваясь, два чувства: ревность и надежда. Глупые, абсолютно детские чувства, сдерживать которые не выходило.

— И что это значит? — врываясь в чужие покои без стука, он пыхтел, будто бежал с другого конца королевства. Анна приподняла бровь и отложила расчёску. Волосы свободно спадали на колени, немного завиваясь на концах, щекотали ткань.

— Мой рыцарь, — насмешливый тон сразу же не понравился Глебу. Как выяснилось, не зря. — Вам так понравилось лицезреть меня без одежды?

Он покраснел и сглотнул, моментально сообразив, чем обернётся эта выходка. Взгляд быстро забегал от Анны до расчёски и обратно. Наконец, сообразив что-то, Глеб приободрился и отмер.

— Что вы, после столь глубокой моральной травмы, я бы к вам не сунулся, но ваши же ближайшие соседки-трещотки достали меня вопросом, когда же вы отстрижёте свои лишние два дюйма головного… убора.

Он прекрасно понимал, какой бред несёт, но остановиться боялся: мало ли, вдруг съест. Анна рассмеялась, покачала головой.

— А что ещё они говорят? — чуть наклонив голову к плечу, сложила губы в улыбке. В голове медленно складывался какой-то план. Довольно пошлый, но весьма успешный.

— Что вы дали какой-то там Обет верности! — Глеб даже не понял, ЧТО именно сказал, также продолжая стоять в дверях. Анна, улыбаясь, поднялась со своего пуфика, подошла к нему, провела по его щеке кончиками пальцев.

— Хотите, расскажу подробнее, — заглядывая Глебу в глаза, она широко распахнула свои, позволяя увидеть яркие искорки где-то в глубине. Тот оцепенел, чувствуя себя несчастной мышкой, которую без особых усилий поймал кот и теперь играется.

Втягивая рыцаря в свои покои, Анна даже подумала о том, как же ей всё-таки повезло, что сегодня Карл решил отправиться со своей молодой женой на охоту.

* * *

— Постой! — Анна замерла. Повернув голову в бок, заметила, как к ней, путаясь в складках тяжёлого платья, бежит Роза. Смешно. Она, урождённая Королева, которую с малых лет обучали этикету и прочим правилам, не может разобраться со своей походкой. А Анна, даже замерев от неожиданности, не утратила надменной каменности. И почему-то ощущала не гордость, не превосходство, а некую зависть. Потому что у неё так легко жить никогда не выйдет. Всегда будут какие-то интриги, скандалы… рядом всегда будут смерть и чьё-то горе. Вздохнув, она поклонилась (чуть-чуть, лишь наметив традиционный реверанс) и спросила:

— Что привело вас ко мне, Ваше Величество? — Роза резко затормозила, рассеянно разглядывая Анну, словно впервые видя. Оцепенение продлилось всего пару секунд, но Брайнтервудсон почему-то прошиб холодный пот, словно сейчас произойдёт что-то ужасное. Смертельное.

— Загляни сюда, — протягивая небольшое зеркальце, Розалинда нетерпеливо притоптывала на месте. Подозрительно прищурившись, Анна со всеми возможными предосторожностями взяла в руки зеркальце. Взглянув в своё отражение, она ожидала всего, но не… ничего не произошло и через пару секунд, так что плечи расслабились, Анна улыбнулась, возвращая расстроенной Королеве зеркало. От переживаний даже голова разболелась, поэтому, быстро простившись, она направилась к себе в покои. Сама не зная зачем, достала потрёпанную, так и не дочитанную книжку. Взгляд скользнул по строчкам:

Ведьмы доставали серебряный кинжал, накаляли его и вырезали ещё трепещущее сердце. Читая свои заклятья, предавали сердце огню. За это щедрые духи награждали их магией, красотой и возможностью прожить до следующего ритуала…

Небо за окном темнело, собирая тучи для грозы. Анна потёрла виски, стараясь успокоить нарастающую боль. Отложив книгу, попыталась успокоиться. Решила, что стоит проветриться, испортив настроение всем, кого встретит, и отправилась на поиски того, кого можно сделать принудительно добровольным рабом.

Как ни странно, замок был почти пуст. Нахмурившись, она решительно развернулась, направляясь уже не абстрактно «куда ноги дойдут», а конкретно — на кухню, в Королевские покои, к своему Рыцарю. И почти не удивилась, обнаружив пустые комнаты. Хмурясь, Анна сама не заметила, как выбралась из замка. Лишь у рва очнулась. Дорога была усеяна большими и малыми зеркалами — недавно прошёл сильный дождь. Прямо перед ней была просто огромная, словно небольшое озерцо, лужища. Невольно засмотревшись на своё отражение, не заметила, как менялась картина на водной глади: позади, на водной появились три женщины, тянущие к ней свои руки.

Глеб как раз шёл к конюшням, когда заметил замершую фигурку на дороге. Подойдя ближе, он крикнул, привлекая внимание, но девушка не откликнулась. Нахмурился, ускоряя шаги, когда узнал Анну. Вдруг она вздрогнула и, вскрикнув, исчезла, обрушившись на землю столбом воды.

Парень кинулся к месту, где стояла Анна, но вода уже успокоилась, будто ничего и не произошло.

* * *

Девушка ощущала жуткий холод — вечный спутник, почти друг, что почему-то решил ненадолго уйти, но, похоже, вновь вернулся. Поморщившись, Анна вздохнула, дёрнувшись, попыталась двинуться, но тут же осознала, что не может пошевелиться. Лениво приоткрыв глаза, упёрлась взглядом в какой-то булыжник, судя по всему служивший для неё то ли подушкой, то ли ложем.

Руки и ноги были связаны, но не слишком надёжно. Фыркнув, попыталась освободиться (и даже успела справиться с узлом на запястьях), но замерла, прислушиваясь к чьим-то приближающимся шагам. Нахмурившись, девушка выпрямила спину, насколько это было возможно. Из-за почти полного отсутствия освещения, пришлось сощуриться, чтобы различить три силуэта. Женщины говорили на непонятном языке. Одна присела рядом с Анной и протянула ей какую-то флягу.

— Хочешь пожить ещё — выпей до дна, — было заметно, что язык похитительница знает хорошо, но говорить на нём не привыкла. Облизав губы, девушка кивнула, пытаясь сообразить, как бы половчее разлить подозрительную жидкость. И почти сразу об этом забыла. Сделав осторожный глоток, Анна с удивлением поняла, что предлагают ей простую воду. И тут же нахмурилась, соображая, десяток или два яда по вкусу напоминают воду. Она собиралась что-то спросить, но вдали послышалась удивительно красивая песня. Мелодия заставляла немного покачиваться в такт, что Анне совершено не нравилось. Нахмурившись, она упустила момент, когда сделала ещё один глоток. Мелодия стала громче, чтобы сопротивляться ей, приходилось прикладывать больше сил. Соображая, что же ей делать, Анна приоткрыла рот шире, чувствуя, как по подбородку тоненькой струйкой стекает «вода». Дождавшись, пока женщины выйдут, она с силой ущипнула себя за руку, стараясь отвлечься от песни на боль. Быстро оглядевшись, нашла на подоле репей. Стиснув его в кулаке, зашипела, когда тоненькие иголочки вошли под кожу. Стало намного лучше. Песня словно отдалилась, стала чуть тише.

Расправившись с верёвками на ногах, Анна попыталась подняться, но ощутила, как голову охватывает узкий обруч, сдавливает. Выдохнув, девушка облизала успевшие немного потрескаться губы. И аккуратно, держась за неровную стену пещеры, направилась куда-то вперёд. Куда угодно, только подальше от этого жуткого места.

* * *

Глеб недоверчиво переводил взгляд с зарёванной Розы на зеркальце и обратно. После исчезновения Анны он кинулся в замок за стражей, но не нашёл никого. Вообще. Разыскав всё же Королеву в библиотеке, рассказал ей всё, как на духу. Она сначала слушала, кивая, а потом заревела и, сорвавшись с места, куда-то умчалась. Вернулась Роза буквально через пару минут с этим самым зеркальцем в руках и ещё какой-то гадальной ересью. Покачав головой, Глеб терпеливо выслушал спутанную речь, кивая в нужных местах, хмыкнул и подавил желание наорать: времени слушать какой-то бред просто не было.

Роза всё никак не отставала — да и «исчезновение» Анны назвать нормальным язык бы не повернулся — и придумывала всё новые способы выяснить, куда же она делась. В конце концов, она так достала Глеба, что тот сначала наорал, а потом, опомнившись, согласился на все предложенные авантюры. Довольное выражение лица Розы говорило о том, что он — внушаемый идиот, на котором все ездят. Вздохнув, парень заскрежетал зубами. Почему-то казалось, что искать Анну следующим утром будет уже поздно.

Способ Розы оказался действеннее обычного прочёсывания местности — сразу указал на какие-то пещеры в паре часов галопа. Уже какая-никакая, а точка отсчёта. Вот только добраться к пещерам случилось лишь к рассвету: ночной лес едва не прикончил рыцаря, а Розалинда разжижила мозг до состояния каши.

На пути постоянно оказывались то непроходимые заросли, то небольшие болотца, один раз даже медведь попался. Судя по его морде, он тоже удивился, оказавшись перед Глебом. Подъезжая к пещерам, Бальтен-Шиц уже находился в состоянии близком если не к истерической депрессии, то к паническому неврозу точно. Вдобавок, увидев искомые «пещеры», он едва не весь свой словарный запас использовал, чтобы описать чувства: небольшие, полуразрушенные горы притягивали к себе взгляд, вызывали ужас и трепетное благоговение. Тем более, в предрассветных сумерках.

Глеб фыркнул, спешился и, достав из ножен меч, направился к темнеющему входу — в преисподнюю, точно. Выдохнув, он постарался думать не о жутких монстрах, живущих в ночи, а о том, как бы тяжёлые своды не обрушились ему на голову. Почему-то начало казаться, что этот финал предпочтительнее.

Как это иногда бывает, захлестнуло ощущения приближающегося подвига. Вот сейчас, совсем скоро он сразится с чудищем и спасёт красавицу. Или нет, сейчас он найдёт любимую и вызволит из плена. Конечно же, следуя своему унылому течению, жизнь приготовила более прозаичный исход: прямо из темноты на Глеба почти вывалилась Анна. Не обращая внимания на порванный подол и кучу царапин, убрав меч в ножны, подхватил её, желая поскорее оказаться сначала на поляне, а потом и вовсе в замке. Да, где угодно, только подальше от странных пещер.

Далеко не сразу он сообразил, что Анна странно молчалива. Дел было много: вход, он же выход, куда-то пропал, спрятался, будто исчез, а появившись, отказался выпускать пленников. Глеб почувствовал, как по спине вниз сбегают стайки мурашек: пытаясь выйти, они каждый раз натыкались на прочную стену. Решив попробовать пробить её самостоятельно, он с ужасом понял, что без Анны с лёгкостью выйдет, но вот с ней… В конце концов, Глеб решил остаться у выхода. Присев, он притянул девушку к себе на колени. Анна тихонько всхлипнула, мелко дрожа. Последующие час или два запомнились так же точно, как то, что его имя — Глеб фон Бальтен-Шиц. Сглотнув, он дрожащей рукой поправил длинные, спутавшиеся локоны. Анна горела, словно в огне, но постепенно огонь сменялся леденящим холодом, пока не стала напоминать мрамор.

Глеб хорошенько встряхнул её, ощущая, как горло сдавливает ужас.

— Анна! Очнись! — после пары пощёчин,она с трудом приоткрыла глаза, попытавшись улыбнуться. Глеб рассмеялся в ответ, чувствуя дикое облегчение. Рука, медленно потянувшись к выходу, провалилась в пустоту.

— А теперь мы с тобой выйдем отсюда, сядем на моего коня и уедем отсюда подальше, — он искренне верил, что приключение закончилось. И также чётко осознавал, что Анна скоро станет его женой и больше он её никому не отдаст. Может, действовать от отчаянья, облегчения, смятения и прочих дружеских чувств и не стоило, но как же иначе? Жизнь, распланированная на годы вперёд, теряет свою прелесть.

Время не останавливается ни на секунду, плывёт дальше. Кто знает, может, у этой истории конец счастливый?! Как там? «и умерли они в один день…»

Сказка заканчивается, все счастливы, какая прелесть… и кто бы знал, что за всё придётся заплатить, что не стоил радужный «конец» того, что было дальше…

Глеб был чудесным человеком. Честным, добрым, немного наивным, смешным. Сильным, верным, безрассудным и чуточку (чуточку ли?!) сумасшедшим. Настоящим, но всего лишь человеком. Его жизнь быстро угасла, слишком быстро. Он ушёл так скоро, всего за пару взмахов ресниц. Так, по крайней мере, казалось.

Анна осталась одна. С каждым годом её душа всё больше холодела. Глаза, ставшие рядом с Глебом живыми, почти горячими, теряли всё больше эмоций, пока не превратились в льдинки. Краски уходили из Анны, обнажая остов — Королеву. Снежную Королеву. Белая, словно снег, кожа, лишь алые губы горят, да глаза приковывают к месту. Волос она не стригла, с каждым годом укладывая во всё более сложные причёски свои локоны, женщина вспоминала о своём обещании и откладывала ножницы всё дальше, пока, наконец, Анна не ушла туда, где ей всегда были рады — на Север. Сначала, когда они с Глебом только начали жить вместе, её тяга к холоду вызывала улыбку, а теперь стала призванием. Здесь, в тишине и покое, Повелительница Зимы жила, порой устраивая себе веселье. Довольно жестокое, надо отметить. Жестокое, жуткое, ледяное веселье.

Никогда больше Королева не находила того, чья жизнь разжигала в ней самой пламя. Каждый год забирала юношу и со смехом наблюдала за его слепыми, ничтожными попытками собрать это чёртово слово, смеялась и ставила замёрзшие ледяные статуи в особый сад, куда никто кроме неё не мог попасть. Ходила потом меж них, безумно смеялась, вслух вспоминала о чужих ошибках. Насмехалась над мёртвыми, не боясь кары — смерть ей не грозила. Никак. Так и продолжалось, пока не натолкнулась Королева на задумчивый взгляд карих глаз, смотревших столь серьёзно и нахально, что пройти мимо просто не получилось. Ещё тогда, в санях, парень удивил Повелительницу Зимы. Чудной этот мальчик, Кай. Ему бы бежать, скрываться, как можно дальше. Потому что люди — всего лишь люди. Потому что их жизнь коротка, а смотреть на их увядание — нет сил. Потому что они сиюминутны, лишь снега вечны.

Скоро Кай покинет её чертоги, уходя за человеческой девушкой, Гердой. И даже ни разу не обернётся. Жаль его, этого Кая: Снежная Королева никогда не отпускала то, что было её по праву. Следующей же Зимой она вернётся за Каем и заберёт его снова, но теперь уже навсегда. И никакая Герда его не сможет «вернуть». Просто для таких дел нужно быть живой, как минимум. Жестоко? Жизнь вообще дрянная штука — от неё умирают.

А Кай сам за ней пойдёт. Потому что прозреет, потому что сложит своё слово, поймёт. Не хитрый экзамен на вшивость. Прекрасный урок, запоминающийся на долгие годы. Всё для вас, дорогие учителя. Если бы Снежная Королева могла вернуть время вспять, она бы прикончила тех ведьм с особой жестокостью. Подвесила бы над пропастью за собственные кишки или подморозила бы сердце, чтобы гоняло кровь, но причиняло адскую боль, впиваясь в горячую жидкость ледяными шипами. Если бы Анна могла, она бы вернулась назад, чтобы сказать Глебу самые бесполезные слова в мире. Потому что с годами становится слишком грустно, если не удаётся кому-то что-то сказать. К сожалению, ни Анна, и Королева этого не могли. К счастью, время не было подвластно никому.

Кай ещё вернется, и бесконечность вновь окрасится красками, но лишь на время. Ничто в мире не вечно. Почти ничто.

Они все уходили. Как бы ни любили, как бы ни упрямились, уходили все. Оставался только Он — единственный, самый верный спутник. Тот, кто всегда готов был принять и утешить. Самый надёжный и преданный из всех. С ней всегда, кем бы она ни была, оставался Холод.

Конец.

Глеб сидел на яркой, только-только прикрывшей землю, молоденькой травке и довольно жмурился на солнце. Надо же, как летит время. Скажи ему кто пару лет назад, что он заберёт красавицу-жену и покинет Королевство, не сказав ни слова — в жизни бы не поверил. Сказал бы ему кто лет пять назад, что у него будет красавица-жена с опытом серого кардинала — послал бы просыпаться. А теперь он лишь посмеивался над тем, как деревенские мальчишки говорят, будто всё знают. Ну, не совсем мальчишки, конечно, «детям» уже лет по двадцать стукнуло, но вот по разуму… ещё совсем дети.

— Двигайся! — раздавшийся справа звонкий голос заставил с улыбкой подскочить, чтобы забрать из изящных ручек Энн тяжёлый поднос. Имя жены менялось столь же стремительно, как и она сама: вчера добрая простушка Энни, через неделю непоколебимая и язвительная, сильная Анна, сегодня — его любимая, Энн. Так странно: для вечно застывшей, холодной леди меняться чуть ли не ежесекундно. Мужчина любил все личности, уживающиеся в самом родном ему человеке, но всё же кое-кого боялся — Хозяйки Снегов, просыпающейся всё чаще зимой. Но сейчас об этом думать не хотелось.

Поцеловав девушку в висок, Глеб сел обратно, балансируя с подносом. Энн покачала головой, но мешать не стала. Так даже веселее. Опустившись рядом, она погладила чужие короткие прядки. Мягкие на ощупь, они пахли солнцем. Ну, так девушке казалось.

— С Новым годом! — праздновать зимой они не хотели, потому под раздачу попал второй месяц весны. Быстро поцеловав девушку, мужчина стащил с подноса какую-то ягодку и передал любимой. Она засмеялась, принимая подарок.

— С Новым Новым годом! — смех. Один на двоих. И счастье тоже одно. И ссоры, перепалки… жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на мысли о прошлом. По крайней мере, его жизнь. Анна уже давно не могла остановиться, всё время куда-то неслась, стремясь обогнать время. И у неё получалось. Сидя, прижавшись спиной к мерно вздымающейся груди, девушка отчётливо понимала, что это — лучший миг в её жизни, и таких моментов будет ещё очень много. Так, что хватит на всю вечность, запертую во льдах.

* * *

Королева присела рядом с Каем. Осень уже вступила в свои права, с деревьев опадала последняя листва, но только не здесь, в самом сердце ледяных чертогов. Здесь стояли ледяные деревья с хрупкими листьями. Снегом была устлана земля, заменяя траву. Кай задумчиво крутил в руках упавший листок. Несмотря на очевидную невозможность, эти деревья были живыми, равно как и он сам всё ещё не превратился в сосульку. Удивительно…

Парень вздрогнул, ощущая чужое тепло. Так странно: Королева Снежная, а так теплом веет. Обернувшись, парень вгляделся в голубые глаза. Не в первый раз он уже задумывался, какой Королева была раньше. Но сейчас, глядя на неё, он ясно видел другую, яркую, пылающую женщину. Может быть, не снаружи, но внутри…

— Как тебя зовут? — вопрос вырвался сам собой, без участия разума.

— Анна, меня зовут Анна. Но ты можешь называть Энн, — наверное, именно тогда Кай понял, что никуда от неё не денется. Никогда. Как будто он много веков назад дал уже это обещание.