А он нашёл правду... (гет)

Порой случается что-то, что переворачивает всё верх дном. Что ломает все твои убеждения, крошит твои правила. Когда ты вдруг понимаешь, что не правильно жил. Что ты не жил и вовсе. Когда всё, что ты знал, понимал, делал, испаряется. Оставляя тебя одного. Опустошенного. Вышвыривая на безлюдный остров. Остров пустоты. Где нет ничего. Где пусто. Как и внутри у тебя.

И холод. Всепоглощающий холод, который забирается внутрь. Залезает под кожу, въедается в кости. Заполняет тебя. А ты не хочешь этого. Ты боишься пустоты внутри, но этот холод страшнее. Этот холод означает конец. Конец твоей жизни. Когда мир, вдруг решил открыть тебе правду. Ту, что ты так отчаянно искал. Ту, ради которой отдал всё. Дорогих тебе людей, время, которое ускользало, как песок сквозь пальцы. Правда, которую ты требовал, а получив... получив её, ты умер. И это, кажется, смешно. Но только губы не растягиваются. Тело не слушается. А мысли сжирают тебя. Глодают до костей.

И сейчас, как никогда, хочется рассмеяться. Заливисто, истерически. Но, кажется, смех перейдёт в вой. В протяжный вой раненого волка. А красные глаза уже не могут набраться влаги. Ком в горле стоит, а ты не можешь даже заплакать. Слабак. Удушье с каждой секундой все сильнее.

Краем сознания замечаешь музыку. Спокойную, приглушённую. То ли от того, что она играет очень тихо, то ли от того, что слух тебе отказывает. Но она, о чудо , держит тебя. Заставляет открыть глаза, щурясь, пытаясь моргнуть, чтобы убрать эту сухость в глазах. Ты не чувствуешь тела, ты не чувствуешь душу. Только мысли и она . Пустота. Постепенно заполняющаяся музыкой.

Ты смотришь на небо и не понимаешь. Где, правда? И есть ли она вообще. Справедливости нет. И не было никогда. А все те люди, втирающие тебе своё мнение, легенды о справедливости, свою правду — вруны. Наглые вруны.

Справедливость, правда, честь — обычный набор букв. За которые хватаются люди. Разбрасываясь на право и на лево. Восхваляющие правду, навязывающие её. Наивные глупцы. Не подозревающие о том, что все эти слова не стоят и гроша. Не стоят и частички их жалкой жизни. Кто бы сказал раньше об этом. Кто бы уберёг его жизнь. Кто бы сказал истинную цену на правду. Люди постоянно требуют честности. Не задумываясь — зачем?

Он нашёл ответ. Он нашёл правду . И горячо пожалел об этом. Стоит ли правда той цены, которую она требует? Стоит ли она жизни? Нет. И он в этом убедился. Потеряв всё самое дорогое. Потеряв своё сердце, потеряв свою душу.

Правда душит. Правда забирает тебя, взамен оставляя пустоту. Эдакая благодетель. И от этого становится вдвойне смешно. Он пытается опереться, но лишь зачерпывает ладонью горсть земли.

Земля. А казалось, что тут лишь пустота. Музыка становиться тише, а внутри колыхнулся истерический страх. А если она вовсе затихнет. Если она отдаст его Пустоте. Он зажмурился, заглянув ей в глаза. Безобразной, бездушной. А она улыбалась. Противно скалилась, ликуя. Он теперь её. Практически полностью.

Сердце сделало пару конвульсивных толчка. Она знает. Знает, что он слаб. Его сломали. Лишили всего. И все те убеждения, все правила, вся правда катится к чертям. А те, вскидывая косматые морды, радостно принимают дары. Заходясь в триумфальном кульбите. Но осознание того, что вся грёбаная жизнь была прожита зря — сдавливает грудную клетку так, что впору услышать хруст рёбер. Но ничего нету. Внутри Пустота. Она уже впиталась в кожу, въелась в кости. И даже холод исчез. Все оставили его одного. Все, кроме Пустоты. А она вскидывает на него свои чёрные глаза и улыбается. Потому что он проиграл. Да, он узнал правду. Но лишился всего. Удушье стало практически невыносимым. Отдать бы сейчас всё, ради глотка свежего воздуха. Но отдавать нечего. Глаза уже не пытаются открыться. И где-то далеко. В глубине сознания. Там, где ещё осталась частичка жизни, дрожащая, блёклая, практически прозрачная, появляется Пустота. Она, размахивая своим белым плащом, направляется к Жизни. Наклоняется и обнимает её. Впитывая. А та растворяется.

Раз. И всё. Она оборачивается и устремляет свои чёрные глаза прямо на него. Улыбается, а из краешка губ тонкой струйкой стекает кровь.

А небо — светлое-светлое.

А музыка уже не играет.