Отдай свое сердце  (джен)

— В одном черном-пречерном городе, на черной-пречерной улице стоял черный-пречерный дом. В этом черном-пречерном доме была черная-пречерная квартира. А там, в черной-пречерной комнате, стоял черный-пречерный гроб. И вот открывается крышка гроба, а там — мертвец… ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ!!!

Заорала дико Катюха, хватая Верку за грудки, и та бешено, самозабвенно взвизгнула на ультразвуке. Мы дружно присоединились. Наши вопли, небось, всех соседей перебудили. Вытерла слезинку: ну, вот кто ж додумался в темноте страшилками баловаться?

Нечасто мы собираемся на такие посиделки.

Мы — это Наташка, Катюха, Женька, Верка и я. Знаем друг друга с садика. Доводилось делить и горшок, и лопатку, и последнюю конфету. Правда, в более зрелом возрасте с парнями такое не прокатывало, но дружбу свою нам удалось пронести через все Барьерные рифы и мели. Поразбросало нас после школы, пообтрепало, пообломало маленько, стряхивая с окрашенных кудряшек юношеский максимализм. Но хоть изредка собраться и поговорить «за жизнь», «за мужиков» и «ваще» — это святое.

Сегодня была очередь Катюхи изображать из себя хозяйку дома. Мы собрались у нее в квартире, водрузили на стол «Мартини», пару пакетов сока и тортик. В прошлый раз закуской мы не озаботились, и традиционная сходка прошла довольно печально: у меня в доме обнаружилось лишь немного кошачьего корма. И шпинат. Но много. Никто ж не виноват, что у меня именно тогда случился разгрузочный день. Так что сегодня мы были во всеоружии. И тут на самом интересном месте, то есть на разрезании шедевра кондитерской мысли, вырубилось электричество.

Если кто-то подумал, что началась паника — не тут-то было. Пара гелевых свечек в граненых стаканах, и — вуаля! — интимный полумрак и вечер воспоминаний. Как мы дошли до жизни такой, чтобы начать делиться любимыми детскими страшилками? Кто ж знает, какими извилистыми путями бродят мысли пьяных женщин, прежде чем выйти в свет.

— А я, а я! — встряла Женька. — А я знаю Историю Про Красную Руку!

Мы захихикали.

— В одном доме на стене кухни было красное пятно, — загундела Женька замогильным голосом. — И вот как-то папа вышел на кухню, а из пятна голос такой: «Хочу крови, хочу крови, хочу крови!» Папа удивился и подошел, чтобы посмотреть, а из пятна рука красная выскочила и утащила его.

Я уже похрюкивала на плече у Верки. Чистая незамутненная наивность рассказок умиляла не по-детски.

— На следующий день на кухню вышла мама. А из пятна снова: «Хочу крови, хочу крови, хочу крови!» И маму тоже утащило. На следующую ночь пропала бабушка, а потом и дедушка. А потом на кухню вышла дочка водички попить… — тут мы заржали. Не обращая на нас внимания, Верка понизила голос до таинственного свистящего шепота: — И снова из пятна раздался голос: «Хочу крови, хочу крови, хочу крови!». Девочка подошла к стене и…

— …показала пятну кукиш: «А кефирчику не хочешь?» — подхватила Наташка.

— Ну вот, такую историю испортила, — надулась Женька, махнув рукой на нашу ржущую компанию. — Теперь сама и рассказывай!

— А я знаю только историю про крыс в канализации, — Наташка отхлебнула из стакана и потянулась за тортиком. — Однажды услышала, как мама рассказывала кому-то. Я еще маленькой была. Под землей, в системе канализации, живут сотни тысяч крыс. Так вот, когда их плодится слишком много и еды на всех не хватает, они пробираются по трубам и нападают на людей, когда те сидят в туалете. И сжирают человека подчистую, не оставляя ни косточки, ни капли крови…

В темноте кто-то нервно хмыкнул.

— Вот фу!

— Это вам — фу, а я потом год в туалет одна боялась ходить, — Наташка взяла мобильник и включила экран. — Пойду, проведаю комнату для девочек.

Она, пошатываясь, побрела в сторону ванной, натыкаясь на углы и тихонько чертыхаясь. Я поежилась. Колеблющееся пламя декоративных свечей едва освещало стол, оставляя, окружающее в кромешной тьме. Жидкий свет фонаря пытался пробиться сквозь гардины, но чах где-то возле подоконника.

— У нас часто трасформатор вырубается. Целая улица без света остается, а они все сделать нормально никак не могут, — похоже, Катюхе тоже стало слегка неуютно. — К утру починят.

— А помните историю про девочку с розовыми зубами? — Верка прижалась ко мне.

— А то! — с набитым ртом подтвердила Женька. — Это ж твоя любимая.

— Дааа, — мечтательно протянула Верка. — Жила-была одна семья: папа, мама, дочка и новорожденный сынок. Сестричка терпеть не могла братишку, потому как считала, что родители совершенно перестали любить ее после его рождения. Внезапно братик заболел. Он стал худеньким и бледным, а никакие лекарства не помогали. И вот однажды все проснулись, а его нет. Заявили в милицию, долго искали, а потом нашли косточки мальчика зарытыми под балконом. Все вокруг плакали и только девочка улыбалась. И зубы у нее были розовые…

Я икнула.

— Что-то Наташки долго нет…

Все сразу же зашевелились.

— Ну, во-от, — заныла Катюха. — Я тоже хочу, а она теперь засела на час. Ната-аш!..

Она ринулась из комнаты, сшибая табуретки. Мы, подхихикивая, слушали, как хозяйка дома долбится в дверь ванной. Наташка не отзывалась. Вот зараза!

— Пошли поможем, что ль, — буркнула я, берясь за свечку. — Может, она уснула. А в цветочный горшок мне как-то не хочется…

— У меня нет цветочных горшков, — уточнила пританцовывающая Катюха.

— Тем более, — веско бросила я и дернула за ручку. — Наташ, выходи, я все прощу!

Девчонки прыснули, хилый крючочек не выдержал напора свежих сил, и дверь распахнулась. Мы отшатнулись, хватая ртом воздух.

Она лежала на кафельном полу, а по ней ползали крысы, ловко хватаясь за кожу коготками. Тихий писк заполнял собой небольшое пространство ванной. Животные методично впивались зубами в теплую плоть не обращая внимания на зрителей. Тело Наташки все еще конвульсивно дергалось, исторгая последние остатки жизни вместе с кровью, булькающей в перегрызенном горле. Одна из крыс запрыгнула ей на лицо, с объеденными губами и носом, и впилась в остекленевший глаз. И тут Женька завизжала. Она визжала отчаянно и пронзительно, отступая к стене, не отрывая взгляда от лужи крови, медленно растекающейся из-под тела, которое теперь представляло собой одну сплошную шевелящуюся серую массу.

Внезапно крысы перестали копошиться, подняли головы и уставились на нас. В сотнях маленьких красных глазок отразилось дрожащее пламя свечи. Женька вжималась в стену, заворожено глядя в полумрак ванной. Внезапно позади нее раздался хриплый утробный бас:

— Хочу крови…

Она замерла. Из стены вылезла рука, схватила Женьку за шею, сдавила, с хрустом ломая позвонки, и, со скрежетом и чавканьем сминающейся плоти, втянула внутрь кирпичной кладки, не оставив и следа.

Я заорала. Свеча выпала из моих ослабевших пальцев. Мы побежали не разбирая дороги, в кромешной темноте натыкаясь на стены, мебель и друг друга. В голове не осталось ни одной мысли, паника билась в каждой клеточке тела, заставляя метаться в поисках выхода сшибая углы и коленки. И где бы я ни была — позади надсадно хрипело:

— Хочу крови!..

Я врезалась в чью-то спину. Катюха взвизгнула. Прямо под боком всхлипнула Верка. Нас трясло.

— Сейчас, сейчас, — задыхалась Катюха.

Щелкнул замок, и на нас пахнуло холодом. Волосы зашевелились на затылке. По ногам потянуло сыростью, в ноздри ударил запах плесени и гниения. Мы застыли. Негнущимися пальцами я царапала карман, пытаясь вытащить телефон. Дрожащей рукой направила горящий экран в сторону выхода. Подслеповатое мерцание выхватило из темноты лестничную клетку, которую заслоняла черная пустота, шепнувшая:

— Отдай свое сердце…

Катюха с грохотом захлопнула входную дверь и, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной. Раздался хруст: из груди у нее вылезла черная рука, сжимающая трепыхающийся окровавленный комок. Катюха висела нанизанная на сгусток тьмы и, подвывая, уставилась на собственное сердце, смятое и раздавленное. Она билась, как бабочка, пришпиленная к картонке, шурша ногами по двери в поисках опоры. А потом затихла.

***

Наверное, полицию вызвали соседи, которых среди ночи потревожил шум. Нас нашли в шкафу. Мы с Веркой сидели, забившись в угол, полумертвые от пережитого ужаса.

Нам не поверили. Ни единому слову. Следователь скептически смотрел на двух полупьяных, оборванных, расцарапанных женщин, которые цеплялись за него скрюченными пальцами и несли несусветную чушь. Наташку и Женьку не нашли. А у Катюхи не было дырки в груди. Скорее всего, сообщил следователь, перебирая бумажки, смерть наступила в результате инфаркта.

Мы еще что-то лепетали, вытирая сопли, но усталое предложение отправить нас на психиатрическое освидетельствование и тест на содержание наркотиков быстро привели нас в чувство, и мы ушли.

Не сговариваясь, потащились к моему дому. Бессонная ночь, а потом и целый день, проведенный в полиции, в морге на опознании и снова в отделении, вымотали нас до крайности. Мы сидели на кухне. За окном смеркалось.

— Я тоже умру, — буднично сообщила Верка, размешивая чай.

— Мы все умрем, — я устало жевала безвкусный бутерброд.

— Я умру сегодня ночью, — она внимательно смотрела на свои руки. — Осталась еще моя история.

— Не говори глупости, — сил спорить уже не было. — Пошли спать, я постелю тебе на диване.

— Ты только свет не выключай, — сонно пробормотала она, когда я подтыкала покрывало.

Ну, конечно же. Я пожала плечами. Не умею я спать при свете. Экономия опять же.

Тихо щелкнул выключатель. В темноте слышалось ровное Веркино сопение.

* * *

Когда я встала утром, ее уже не было. Она оставила после себя смятое покрывало и драную футболку. Я была даже рада, что не надо снова строить из себя сильную женщину, успокаивать и гладить по головке. Наутро вообще, все кажется иным и окружающая действительность перестает давить на мозги. Вдруг Катюха и правда умерла от инфаркта, а сейчас мне позвонит Наташка и сообщит, что они с Женькой снова загуляли и не смогли вчера придти? И все окажется пьяным бредом. Или выбросом болотного газа. А может мы с Веркой просто обкурились, как тогда, в универе, когда решили, что переспали с Бэтмэном…

Я приняла душ, почистила зубы, вытерла полотенцем запотевшее зеркало и улыбнулась своему отражению. Потом зажмурилась. Открыла. Ущипнула себя. Ничего не изменилось: мои зубы радовали глаз гламурным розовым оттенком. Люблю розовый. С детства.

У хорошей страшилки не бывает хэппи энда. И всегда можно рассчитывать на продолжение. Я улыбнулась еще шире, развернулась и, мурлыча про себя очередной модный мотивчик, пошла одеваться.