Личное пространство (гет)

Армейская дисциплина предполагала необходимый минимум личного пространства. В идеале этот минимум стремился к нулю, но в лучшие времена расширялся до койки и тумбочки. В худшие – тумбочка доставалась тому, кто успел раньше, а койка становилась проходным караван-сараем.

Джейн Шепард, вымуштрованная с малолетства, правда, с этим безобразием разобралась быстро. В конце концов, хоть большой любви к рукопашной она никогда не испытывала, хук справа у неё получался отменно даже спьяну.

Потом учёба закончилась, началась большая и настоящая жизнь. В узких ящиках, которые по случайности назывались командными кубриками, личного пространства осталось лишь «лицом к стенке», да и то заткнув уши. Когда Шепард наконец повысили и перевели в отдельную каморку, первое, что она сделала – с наслаждением залепила все стены плакатами, открытками, напоминаниями и прочей дребеденью личного характера – просто следуя инстинкту раз и навсегда разметить свою – в кои-то веки свою – территорию. И – на самом деле – получилось даже уютно: разомлевшая от такого счастья Шепард даже стала позволять себе медленно потягиваться по утрам и запирать двери от посторонних. А слушать барабанный стук из-за дверей всяко приятнее, чем просыпаться от ора над ухом.

«Нормандия» и невозможно шикарная по армейским меркам молодого коммандера личная каюта была райским местом. Личным пространством во всех смыслах этого понятия, и никогда ещё Шепард не оберегала свою «территорию» так ревностно.

Возможно, именно поэтому сунувшемуся было к ней с невнятными признаниями Кайдену Аленко пришлось возвращаться к себе несолоно хлебавши: если к романтическим свиданиями Шепард теоретически относилась снисходительно, то к появлению в родной каюте без её личного приглашения – категорически отрицательно.

Когда она перешагнула порог капитанской каюты на новой «Нормандии», что-то было не так.

Целый этаж в личном пользовании два года назад как минимум отозвался бы в её душе радостным нетерпением – ну или хотя бы злорадным предвкушением. Но, зайдя сюда только в первый раз, Шепард чувствовала желание убежать.

Пространство было много – слишком много; но оно ни в коем случае не было её личным.

Больше всего в ежедневной рутине Шепард не любила тот момент, когда приходилось возвращаться к себе – в удушливую пустоту, посреди которой апофеозом распласталась огромная и явно не односпальная кровать. Впрочем, она никогда не сомневалась, что у работников «Цербера» извращённое чувство юмора.

Шепард спасалась в кубриках сокомандников, на мостике, в лаборатории Мордина, в компании сплетничающей Касуми – на время это помогало.

Но проще всего дышалось, как ни странно, в отсеке жизнеобеспечения. Отсек представлял собой, на деле, на редкость скучное и, по меркам «Нормандии», скромное помещение, но, может быть, в том и заключалась соль обратного эффекта?

Хотя главным его плюсом, конечно, был Тейн, с которым было не обязательно разговаривать. В отличие от Касуми, постоянно дёргающей Шепард, пытаясь втянуть её в разговор, или нервно молчавшего Гарруса, рядом с которым физически ощущалась необходимость постоянных душеспасительных бесед, он принимал её молчание как нечто само собой разумеющееся. И совершенно спокойно продолжал жить своей жизнью, не обращая лишнего внимания на отдыхающую в углу Шепард. Тейн однажды, впрочем, говорил, что ему «достаточно одних воспоминаний», и она предпочла остановиться на варианте, что даже если её присутствие и не слишком желательно, во всяком случае, она ему не мешает.

Некоторое время это казалось логичным и приносило успокоение. Но логика всё чаще рушилась, стоило Шепард оказаться у порога отсека жизнеобеспечения. Это был её корабль – в этом она отдавала себе отчёт прекрасно – и всё же Шепард не решалась нарушить границы, что было тем более странно, что считаные недели назад у неё не возникало и подобной мысли.

Она не выдумывала поводов – нет, в самом деле, с чистой логикой у неё всегда было лучше, чем с абстрактным воображением. Выискивала – может быть, но, во всяком случае, изобретательно.

Шепард спрашивала – Тейн говорил. И, пожалуй, пока он говорил, она не чувствовала, где заканчивается её личное пространство – вернее, где начинается чужое.

Шепард запоздало заметила, что однажды рассказывать начала она, а Тейн превратился в слушателя. Не то чтобы он не устраивал её в таком качестве – слушать Тейн умел отменно. Но если раньше свою территорию Шепард огораживала сама, то теперь её личное пространство зависло где-то между ней самой и Тейном Криосом.

Её стул в отсеке жизнеобеспечения появился давно. Потом появился её любимый маршрут – замкнутым остроугольным треугольником: от входа, вдоль окна и мимо стола обратно. Со временем в отсеке обосновалась личная кружка Шепард. Она, конечно, подозревала, что посуду хранит у себя Гарднер, но обязанность следить за её кружкой как-то незаметно перехватил Тейн – и с тех пор Шепард не видела её в столовой. Хотя когда она в последний раз вообще пользовалась этой кружкой в столовой?..

Капитанская каюта всё чаще пустовала – откровенно говоря, Шепард изо всех сил старалась придумать себе лишний повод там не появляться. Каюта вообще была заколдованным местом: целый этаж, на который практически никогда не поднимался никто из команды. Шепард даже скучала по тем временам, когда сослуживцы врывались к ней, вытряхивая из кокона одеял, и бессовестно тарабанили в двери. Но команда «Нормандии» была слишком хорошо вышколена – а её боевые товарищи слишком ценили её чёртово личное пространство, и даже прозрачные намёки заглядывать по любому поводу беспощадно игнорировались. И Тейн, пожалуй, проявлял в этом отношении особую тщательность.

И то, что после их неожиданной ночи любви, он всё так же подчёркнуто не захаживал в капитанскую каюту без её настойчивой просьбы, Шепард на удивление разочаровывало.

– Не хочу мешать своими вторжениями, – коротко пояснял Тейн в ответ на все расспросы и стоически ждал Шепард в отсеке жизнеобеспечения.

Может быть, со временем она бы и смирилась, если бы не одно но: если ей и удавалось пригласить Тейна к себе, Шепард всегда просыпала тот момент, когда он ускользал обратно под покровом тишины, оставляя ей огромную пустую постель в единоличном владении. И это было уже не раздражающе, это по-настоящему пугало.

Шепард тренировалась за свою жизнь многим полезным вещам, но умению Тейна держать лицо иногда завидовала. Иногда, впрочем, мечтая всё-таки заехать ему по носу или придушить в объятиях – немножко, лишь бы прореагировал.

Но сейчас она с удовлетворением подумала, что это совсем необязательно: вопреки неизменному спокойствию во взгляде, Тейн был явно удивлён её появлением на пороге отсека жизнеобеспечения с одеялом через плечо и со сложенным халатом под мышкой.

– Раз ты отказываешься вторгаться в моё личное пространство, – Шепард сбросила кулёк одеяла на его койку, – моё личное пространство переезжает к тебе. Можешь не отворачиваться, – добавила она, принимаясь стаскивать обувь, – хотя с твоей памятью тут и смотреть-то не на что.

– Я всё же посмотрю, – Тейн скрыл улыбку. – Однако поскольку моё спальное место рассчитано на одного...

– Я не стала брать подушку, – кивнула Шепард с небрежной важностью, как будто подушка была краеугольным камнем всей проблемы. – Буду лежать на тебе – ты ведь не против?..