В Новый год хочется (гет)

Новый год надвигался неумолимо: витрины магазинов кокетливо подмигивали огоньками гирлянд, в супермаркетах засилье мандаринов соперничало с продажей ёлочных украшений, люди улыбались незнакомцам и сновали меж стеллажей с полными тележками. И до последнего дня декабря можно было заметить тоскливые взгляды москвичей и гостей столицы, бросаемые на тяжёлые тучи, затянувшие небо. Снега не было. Было предвкушение праздника, были искусственные и живые ёлки, были телефонные звонки старых друзей и родственников, а снега не было. Он выпал пару недель назад, успел подтаять и оказаться собранным в серые сугробы терпеливыми узбекскими или таджикскими дворниками.

Собственно сам праздник иные чувствовали почти так же, как и обычные люди: ожидание чуда, какого-то личного озарения, прозрения — счастья. Это счастье в понятиях Светлых и Тёмных изрядно разнилось, но Новый Год на то и Новый Год — не хотелось сражаться и доказывать, хотелось...

* * *

— Ночной Дозор, выйти из сумрака!

Перевёртышу Тигрёнку, во время дежурства взявшей с поличным оборотня (рычал на старушку, не иную, балансируя на границе трансформации), совсем не хотелось заполнять протокол и везти задержанного в офис Ночного Дозора.

Оборотню, возмущённому мерзкой старушонкой, подкармливающей кошек и начисто игнорирующей голодного щенка, тоже совсем не хотелось тащиться к Светлым, доказывая свою правоту.

Легко коснувшись старушкиного сознания сквозь сумрак, Тигрёнок шагнула в реальный мир. Женщина с подозрением оглядела иных, пробурчала что-то себе под нос и наконец-таки убралась из тёмной подворотни. Парень понемногу приходил в себя: клыки втягивались, дыхание выравнивалось, пальцы рук всё ещё подрагивали, но теперь он по крайней мере был способен к нормальному диалогу. Почему-то хотелось вымыть руки с мылом: взгляд старухи оставил неприятный осадок, и сумрак показал неприязнь женщины к собакам. Такие как она обычно находят себе любимчика в любом коллективе — от детского сада и школы до соседей по даче и дворовых животных. Находят, восхваляют его, наделяя такими чертами, о которых сам объект их "любви" может и не знать. Такое отношение длится ровно до тех пор, пока объект не разочарует — или пока не найдётся новый любимчик, и снова, и снова всё движется даже не по спирали — по кругу. К старости такие вот старушки успевают разочароваться во всех: соседях, детях, коллегах — и тогда открывают для себя кошек. Кошке плевать на возраст и статус, кошка не может разочаровать или нарушить правила. Особенно, если кошка не гадит в твои любимые тапочки, не требует кота, не приносит пять-шесть котят, а живёт где-нибудь на улице. Идеальные отношения.

Тигрёнок повела плечами, отгоняя неприятное ощущение, и повернулась к Тёмному.

— Екатерина Сорокина, дозорная. Светлая. Твоё имя?

Тот тоже дернул плечом.

— Вадим Седельников, Тёмный иной, оборотень, — он помолчал немного, прикидывая что-то, и добавил. — Давай без протокола. Переться в ваш офис ни у меня, ни у тебя нет никакого желания. Новый год, все празднуют...

Перевёртыш хмыкнула. В офисе было от силы трое иных, да и те больше смотрели телевизор, а не лелеяли тайную мечту заполнять бумаги под бой курантов.

— Что тебе с этого, Тёмный? А у нас будет право воздействия до шестого уровня включительно.

Оборотень хмыкнул, и улыбка не покинула его лица в ходе всего разговора.

— О да! Шестой уровень — это же так мощно!

— Не юродствуй, — устало огрызнулась перевёртыш, прикидывая, куда бы присесть для оформления бумаг на месте почти случившегося преступления.

— И что ты мне предъявишь, Светлая? Рычал на старуху? Распугал котят?

Котята, если говорить честно, скорее походили на многажды битых жизнью котов, испуганными не выглядели и поедали свой праздничный ужин, воровато поглядывая на иных.

Щенок опасливо трясся мелкой дрожью и поджимал хвост. Скулёж раздражал Тигрёнка, но первым не выдержал Тёмный: подхватил мелкого под мягкий живот и засунул себе под куртку. Молния вжикнула, запирая щенка в тепле. Екатерина Сорокина непроизвольно отметила свитер крупной вязки с высоким горлом и тонкие пальцы Тёмного.

Катя молчала, и оборотень продолжил:

— Давай переберёмся куда-нибудь в тёплое место и всё обсудим.

Его улыбка всё-таки немного раздражала, Светлая сжала амулет в левом кармане. Правую руку, как любой боевой маг, она предпочитала всегда держать свободной.

— Конечно, переберёмся. К нам в офис. Давай, Вадим Седельников, пошли уже.

Тёмный галантно подставил локоть. Перевёртыш фыркнула.

— Нет уж, кавалер, иди впереди и постарайся не делать резких движений.

Парень улыбнулся ещё шире, глаза блеснули не из-за трансформации — в свете фонаря, и он демонстративно погладил свободной рукой живот. Куртка пришла в движение, щенок радостно тявкнул и замолк.

— Какие уж тут резкие движения! Всех старушек я уже распугал. Вам нечего бояться, прекрасная дама!

— Шевелись.

Улыбка почти сползла с его лица, но глаза смеяться не перестали.

— Свет и Тьма, Тёмный! Греться пошли!

* * *

Кафе на ближайшей улочке гостеприимно подмигивало гирляндами, изнутри звенело "Jingle Bells", девушка-официантка в красном китайском колпачке приняла заказ, и иные расположились за столиком в углу.

Тёмный вытащил щенка, сделав страшные глаза, официантка поставила глинтвейн и "какие-нибудь пирожные", прыснула и через пару минут принесла молоко в пластиковой банке.

Щенок пил торопливо. Катя Сорокина смотрела, как белые капли моментально впитываются в тёмную куртку оборотня, аккуратно расстеленную на диване.

— Какой-то ты не Тёмный, Тёмный, — буркнула она.

Тот пожал плечами и опять улыбнулся, спокойно и непонятно тепло.

— Я Тёмный, Светлая. Я забочусь о себе: куртку можно постирать или почистить, зато сейчас я в тепле с очаровательной Светлой дозорной и своим псом.

Катя криво ухмыльнулась. Вообще слова оборотня заставляли вспомнить о дежурстве, напрягали, но стоило ему перейти на сомнительные комплименты, как тревога отступала, и хотелось просто флиртовать, не думая о вечной борьбе.

* * *

Тигрёнок пододвинула к себе бокал. Глинтвейн был идеальным, "пирожные" оказались свежими — неожиданно для вечера 31-го декабря.

— И чего ты на неё рычал?

Тёмный помрачнел.

— Не люблю я таких... Коты у неё хорошие, собаки — плохие. По умолчанию, — он поморщился. — Это неправильно.

— Как тебя свои не сожрали с такими-то рассуждениями?

— Ну вот так и не сожрали. Я и не в Дозоре, Светлая.

Щенок допил молоко, опрокинул пустую банку и бил хвостом по куртке. Тёмный пересадил его к себе на колени.

— Не пиши протокол, а? Я вот хороший поступок совершил, щенка спас от голодной смерти. Себе заберу, у него будет дом, всё такое, — оборотень смешался.

Кате показалось, что он даже покраснел, чего за Тёмными никогда не водилось.

Официантка принесла счёт. От попытки перевёртыша расплатиться за свою порцию глинтвейна Тёмный отмахнулся. Ни один иной, состоящий или не состоящий на службе в Дозоре, никогда не испытывал трудностей с деньгами: руководство обеспечивало всем необходимым и с зарплатами не обижало. Такой жест— галантно расплатиться за даму — воспринимался скорее как дань уважения. Ну не взяткой же считать эти триста рублей.

Вечер перестал быть томным, — подумала Катя.

Нужно было решать: оформлять бумаги или расстаться мирно, получив персональное право на воздействие "до шестого уровня силы включительно".

Тёмный молча накинул куртку, пристроил щенка за пазухой, пластиковая банка отправилась в мусорку.

— Иди, я не буду ничего писать.

Оборотень кивнул, криво улыбнулся и вышел.

Светлая дозорная Катя Сорокина заказала ещё глинтвейна.

* * *

Пошёл снег. Тяжёлые низкие тучи прорвало: они сыпали белыми хлопьями, ветер кружил снежинки в беззвучном танце, и навстречу Кате шёл сутулый оборотень Вадим Седельников с щенком, притихшим где-то под курткой.

— Давай я ещё на кого-нибудь порычу, а потом мы ещё посидим в кафе? Или я могу разбить витрину, и ты меня отправишь в офис. Или...

Катя Сорокина целовала парня, думая о том, что в канун Нового года хочется не воевать, а смеяться. Хочется целоваться и обнимать, хочется гулять по ночным улицам, поздравляя прохожих, пить шампанское из пластиковых стаканчиков, а под утро, оглохнув от взрывов петард и собственных эмоций, вернуться домой.

И, засыпая, чувствовать тепло чужого тела и слышать возню щенка в коридоре.

И пусть самой большой проблемой в Новом году будет необходимость объяснить кутёнку, что нельзя грызть итальянские сапоги за триста баксов.