Он сам нарвался (джен)

У некоторых людей бывают дурацкие привычки, которые бесят.

После получения в наследство от Дамблдора делюминатора, Рон приобрёл совершенно мерзкую привычку постоянно им щёлкать. Даже не вынимая рук из карманов.

Он пользуется этой проклятой вещичкой каждый раз, как только может. По мере надобности и без неё. Гарри не понимает Гермиониных жалоб и только недоумённо хмурит брови: на его взгляд, безобидное клацанье этой вещи ничуть не хуже других мелких, немного раздражающих привычек друга.

Например, привычки накручивать себя, доводить до кипения и взрываться бурным вулканом недовольства, обвинений и жалоб.

Привычки рассориться с друзьями, не слушая никаких аргументов, а потом искренне раскаиваться в своих действиях.

Но Гарри ошибается. Рон вовсе не клацает этим проклятым делюминатором. Он им гадко, похабно, невыносимо раздражающе… чпокает. И Гермиона всерьёз полагает, что он делает это исключительно для того, чтобы досадить ей.

Чпок.

По хребту леденящей волной ползёт бешенство. Она дёргается и, закрыв глаза, начинает медленно считать про себя, едва заметно шевеля губами.

Медленно. Вдох. Медленно. Выдох. Да, вот так. И вовсе она не бесится. И вовсе не в том дело, что бессмысленное ожидание вестей прямо-таки выжигает здравый смысл. И вовсе не в том дело, что у Рона полно раздражающих привычек!

Эта пытка не прекращается, даже когда они в очередной раз собираются на кухне и выдвигают версии, почему Кричер до сих пор не вернулся. Или когда она в очередной раз читает эти чёртовы сказки.

Чпок.

Вдох. Медленно. Выдох. Медленно. Гермиона уже давно смирилась с тем, что порой друг бывает непроходимо туп. А ещё толстокож, нетерпим и зверски упрям. В конце концов, мирится же он с тем, что она, Гермиона, на его фоне выглядит непозволительно умной. И даже мирится с тем, что она иногда самоутверждается за его счёт. Не так чтоб часто, но периодически.

Иногда она думает, что он настолько тугой, что этого даже не замечает, но тут же, устыдившись таких мыслей, уверяет себя, что ей просто показалось.

К тому же, стал бы он вот так целенаправленно её бесить, если бы не хотел отыграться?

Чпок.

Не-е-ет! Медленно! Вдох! Медленно! Выдох! Чёртова маггловская дыхательная гимнастика, почему она совсем не помогает?!

Рон вальяжно развалился на древнем кресле, смотрит в никуда и…

Чпок.

У Гермионы начинают трястись руки. Наверное, надо как-то отвлечься, успокоиться. С Гарри поговорить, а то он совсем расклеился. Ещё раз перечитать эти набившие оскомину сказки… Да что угодно, лишь бы подальше от…

Чпок.

Она чувствует, как ярость заливает краской щеки, заставляя кожу пылать. Дыхание запирает, и даже вдохнуть не получается. Перед глазами начинают мелькать тёмные круги. Неимоверным усилием воли Гермиона всё-таки вдыхает и пытается снова начать счёт.

В конце концов, постоянно гаснущий свет мешает ей читать. Неужели Рон этого не понимает?! Лучше бы он нашел себе другое, более полезное занятие.

Рон потягивается, задумчиво вертит в пальцах делюминатор и привычно хватается за его крышечку.

И этого для Гермионы уже слишком. Она срывается с места и шипит не хуже любой приличной змеи:

— Рональд Уизли! Чпокнешь ещё раз...

Чпок.

— А..? – Рон, погруженный в свои мысли, а может, в разглядывание потёртых обоев, не слушает. Ещё одним сочным чпоком он возвращает свет на место, пытается сообразить, что ему сказали, но уже не успевает повернуться и переспросить: Гермиона со всей силой не на шутку разъярённой женщины бьёт его наотмашь по башке. Звонкий удар заставляет вибрировать старые, поломанные каминные часы. Рон пулей вылетает из кресла, встречается с той самой стеной, которую так долго рассматривал и медленно сползает по ней на потёртый, пыльный ковёр.

На грохот прибегает Гарри и застывает над поверженным Роном живым памятником непередаваемому изумлению.

Гермиона еще не в состоянии что-либо сказать, но уже начинает понемногу успокаиваться.

К счастью, под руки ей попались «Сказки барда Биддля», а не что-нибудь потяжелее. Иначе Рона пришлось бы ещё и лечить, а он наверняка продолжал бы чпокать этой своей вещью.

Глядя на растянувшегося на полу друга, недоумённо хлопающего глазами, Гермиона удовлетворённо выдыхает. Ей становится ощутимо легче.

В конце концов, он сам нарвался. И в этом нет её вины.