Чайка (джен)

Ха-ха! Жизнь удивительна и прекрасна! Хотя нет, она скорее удивительна, чем прекрасна! А! Черт! Че ж за херня-то? Нет, определенно, моя тушка рождена под звездой… какой-нибудь… наверное, ага…

Если выпит сомнений сок,

Наверняка, это сон. Туманный, тяжелый дурман. Сейчас я открою глаза, и мир снова станет моим… Вернее… Ну, в общем, вы поняли, да?

По рукам пробегает ток,

Нет. Не стал. Или стал? Потолок плывет, выгибается, идет волнами. Хочется жрать и тошнит. Да-да-да. Вот такой вот я странный. Не нужно было столько всего пить. Ключевая фраза «СТОЛЬКО ВСЕГО», ага. Разнообразие – наше все. Правду вам говорю. Что ж так хреново-то, а?

На губах, в вопросе открытых,

Ах, да, вспомнил. Я теперь один. «Один, один, оди-и-ин», – я попробовал слово на вкус, перекатывая его на языке, словно конфету. Горько. Как там кричат на свадьбах? Вот так и кричат, ага. Наверное, они заранее знают, что за всем этим кроется. Точно ведь знают, иначе бы не кричали. А ведь мне никто не сказал. Что ж они все молчали-то, а? Нельзя же такую правду скрывать от человека. А потом вот так грубо намекать, да так, что не веришь, пока мордой не ткнут. А когда ткнут, уже поздно бывает. Всегда бывает поздно.

Я резко сел. Возможно, даже слишком резко. У меня заломило виски, а перед глазами поплыли цветные круги. Как там говорят? «Клин клином вышибают»? Боль физическая отвлечет от болей душевных? Так, что ли? А вот ни фига! Теперь у меня болит не только душа, но и башка. И я даже не знаю, что меня больше раздражает. Наверное, все-таки желудок. Да, к моему развеселому хору болящих органов присоединился еще и он. Теперь я не знаю, хочу я жрать или блевать.

На столе стоит бутыль чего-то крепко-алкогольного. Вернее то, что от нее осталось. На самом донышке плещется коричневая жидкость остро пахнущая клопами. Интересно, – это клопы пахнут коньяком или коньяк клопами?

Ядовитый пророс цветок!

Как бутыль оказалась у меня в руках, я так и не понял. Может она сама прыгнула ко мне в руки? Добрая, хорошая моя… Только ты у меня и есть, ага. Отворачиваю крышку, подношу горлышко к губам. Горький пламень обжигает мои губы и глотку. Хорошо. Теперь хорошо.

В час, когда границы размыты,

Смотрю в окно. Сумерки. Интересно, сейчас вечер или утро, утро или вечер? Вопрос, конечно, занимательный. Нашариваю рукой мобильный. Надо же, сдох… А ведь вчера только заряжал. Везение у меня тотальное, что тут еще сказать?

Дух и плоть легки на подъем.

Встаю. Иду куда-то. Вернее, пока не знаю, куда мне лучше свернуть – ко входной двери или все же на кухню. Стою на пороге комнаты. Думаю. Кажется, решил. Иду в ванную. Точно. Освежиться мне не помешает. Да.

Угу, как же?! В ванную. Обнаруживаю себя на лестничной площадке, закрывающим свою собственную дверь на ключ.

Если дом тебе не защита –

Выйди ночью, встань под дождем!

Неисповедимы пути моей логики. Но, может, мне того и надо? Дома все равно нельзя оставаться. Там чуждо… Мерзко? И там… Боль? Черт! И когда это я разучился формулировать свои собственные ощущения в связные фразы? Спускаюсь по лестнице, думаю, но ответа не нахожу. Вопрос, наверняка, был риторическим, только я этого не заметил, как всегда. А что? Это вполне в моем духе.

На улице темно и ливень. Хорошо. Интересно, сейчас вечер или все-таки раннее утро? Может, спросить? Навстречу мне выбегает собака, здоровая, белая, без поводка. А я стою мокрый под фонарем и смотрю на чудище, которое на меня летит. «Сейчас загрызет», – мелькает мысль. А, нет. Пронесло. За псом выбегает мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати. Вот, у него и спрошу, ага.

— Эй, парень! – окликаю его. – Сейчас вечер или утро? – Вопрос прозвучал странно, мягко говоря. Сейчас это понимаю даже я.

Мальчик резко тормозит и удивленно смотрит на меня, будто призрака увидел, ну честное слово. Растерянно хлопает глазами.

— Вечер, – отвечает. – Одиннадцать часов почти.

Пес смирно сидит у его ног. Интересно, он телепатически собаке команды отдает или как?

— Спасибо, – киваю.

Они уходят. Значит, все-таки вечер. Почти ночь уже. Ливень усиливается. Что ж, пусть. Я так погуляю. Хотел же освежиться, и вот, пожалуйста. Получилось. Интересно, что будет дальше? Куда я хочу? Будь что будет, вдруг нарвусь на что-нибудь интересное.

Посмотри в ночь глазами чужими,

Воздух стремительно сгущается. Становится темнее. Хоть глаз выколи. Даже фонари с трудом пробивают эту тьму. А ливень все хлещет и хлещет. Прохладно и мокро. То, что мне сейчас как раз и нужно.

Назови, назови лишь одно имя,

Еще б приключений на свою пятую точку найти, тогда б вообще бы круто было. Послышался утробный вой. Возвожу очи горе.

— И что? Это и есть обещанные приключения? – спрашиваю я у небес.

Небеса, как водится, молчат.

Отражая тоску и сушь

В зеркалах придорожных луж...

Прыгаю по лужам. Весело. Штаны забрызганы, а я чувствую себя счастливым. По-настоящему и беспросветно счастливым. Как в детстве. Хотя, чего это я? В детстве так не было. «А как было?» – спрашиваю у себя. Себя, как это ни странно, молчит. Черт! Всегда так. Спрашиваешь Себя, а он молчит, аки партизан на допросе. Будто я и есть тот самый страшный враг, которому ни черта не стоит рассказывать. Иначе задавит. Так-то.

Коль дорога твоя длинна,

Иду в ночь. Ночь и дождь – отличная пара для снятия огромных валунов с никчемной души существа, у которого нет ничего. Да и не было, наверное. Во всяком случае, я уже в этом не уверен. А сейчас? Сейчас передо мной целый мир и свобода. Иди, куда хочешь; делай, что хочешь, и ищи на свою филейную часть неприятностей. Чем я, собственно говоря, и занимаюсь, ага.

Сердце вскрыла ножом весна,

Одуряюще пахнет цветущая сирень, яблони и каштаны. Весна. Самое время для расставаний или для поиска чудес. Где ж ты, мой белый кролик, или трамвай без рельсов?

Выбрось все, что прежде ты помнил,

Кролик не появляется, трамвай не приезжает, а небеса продолжают молчать. Мило. Всегда так. А, нет! Я не прав, не всегда. Рядом останавливается автомобиль, белая иномарка. Вот не скажу какая, ибо не помню я. Так уж сложилось. Меня окликают, очень приветливо и ненавязчиво. Вот они! Приключения! Самое оно.

А парни ничего так. Не злые. Правда, странные они немного. Зыбкие какие-то, или мне так кажется?

На границу яви и сна!

Сейчас они меня отвезут за грань. Интересно, откуда у меня такие мысли? А лица расплываются, искажаются, улыбки становятся звериным оскалом. Мир меняется и куда-то исчезает. Я один. «Один, один, оди-и-ин», – слово гулким пульсом бьет по вискам, заставляет смотреть глубже, чем я хочу. И солнце. Откуда солнце?

Если сердце плачет, как дышит,

От ночной отравы черно,

В следующее мгновение понимаю, что это всего лишь фонарь. Лица ребят вполне нормальные. И тут я вижу, что они одинаковые, только одежда разная. Близнецы? Наверняка. И как я раньше не заметил?

— Выходи, – говорит тот, что на пассажирском сидении.

Твой святой молитву не слышит –

Хлопни дверью, выйди в окно!

Послушно открываю дверь и понимаю, что падаю в пропасть. Лечу. Я в свободном полете. Мир разверзся и распахнул свои объятия. Понимаю, что сейчас возможно все. Чувствую, как за спиной раскрываются крылья и вспарывают небо. Я и впрямь лечу. Наверное, я – чайка. Ночная чайка. Такая, каких больше не бывает.

Ты иди, все иди в танце по крышам,

Позови, позови, чтобы услышал!

Меня разбирает хохот. Не знаю, что меня так обрадовало, но я доволен! Счастлив до безумия. Мир принял меня и распахнул все двери. Тихо шепчу Имя. И Мир откликается. Дождь и ветер слились в ночи и поют. Громко и очень красиво, так, как я хочу. Они поют для меня. Весь мир существует только для меня.

Пусть играют сердцем в груди

LaCroix, Cemetierre a Samedy...*

Откликаюсь и подпеваю, пританцовывая над пропастью. Я свободен, я умею летать.

Струн натянутых тонкий звон,

Теперь я слышу не только голоса, но начинаю различать слова и вижу зыбкие полупрозрачные фигуры тех, кто поет. Воистину непередаваемое зрелище. Они зовут и манят меня. Они танцуют над пропастью, и я вместе с ними.

И безумье проникло в сон,

Можете считать, что я спятил. Но мне хорошо. Я протягиваю к ним руки, чувствую прохладное, чуть влажное прикосновение ветра. Нет, – это не ветер. Это они. Я теперь не один. Больше нет.

— Иди, иди, иди… – слышу шепот.

Так ступай на зыбкие тропы,

Где не властен людской закон!

И я иду. Ступаю по чьим-то зыбким сновидениям. Тропам, которых не существует для остальных. Но я… Мы… Мы можем… Смотрю, как всполохами серебристого пламени освещаются следы. Они сияют.

Где в лесу свистит каипора,

Сквозь пение детей ветра доносится свист. Я вижу Его, дарителя чудес, самых настоящих.

А в зрачках пляшет лунный луч...

Светящийся взгляд, пронзающий душу. Луна, огромная Селена, взошедшая над миром, отразилась в этих глазах. И снова эти всполохи серебристого пламени. Яркие и живые, именно такие, какими они и должны быть. Теперь я понимаю, что тот огонь, который я видел раньше, был лишь слабой тенью – отражением настоящего пламени. Вечность. Сквозь живой серебристый свет я вижу, как она смотрит на меня, встречаюсь с ней взглядом. Непередаваемые ощущения.

Если Бог тебе не опора –

Хлопни дверью, выброси ключ!

Теперь я понимаю, что моя прошлая жизнь не имеет для меня значения. Вернее, не так, того меня больше нет. Честно говоря, я вообще не уверен, что я есть. Тот, кто сейчас пляшет над пропастью, мало похож на того, кто сегодня вечером мок под проливным дождем. И это правильно. Давно пора было тому парню уйти на покой. Хватит уже. Нажился. Теперь моя очередь.

И зови, вновь зови, что остается?

Губы непроизвольно складываются в улыбку, раскрываются и шепчут Имя Вечности. И Вечность откликается. Раскидываю руки в стороны. Стремительно уменьшаюсь и падаю в небо.

Горсть земли, след в пыли, камень в колодце...

Я стал ветром, дождем и серебристым пламенем, пляшущим в зрачках Чужака.

Тихо в воздух скажи: "Прощай!" –

Сделай шаг и Его встречай...**

Остался последний шаг. Замираю на секунду и сгораю. Сизый дым уносится в небо. А вслед за ним и я. Я уношусь, став чайкой…

__________________________________________

LaCroix, Cemetierre a Samedy...* — Имена Барона Субботы. В традициях Вудуизма — так же имена демонических сущностей.

**Канцлер Ги – Da Kapa Preta