Невозможно (джен)

Гермиона приходила сюда каждый вечер: выбиралась из Хогвартса в Хогсмит и аппарировала как можно дальше от места назначения, чтобы ещё хотя бы полчаса пробираться по заросшей тропинке и отсрочить горькую встречу с неизбежным. Они похоронены рядом — национальные герои — потому, что как в глупой счастливой сказке умерли в один день, сражаясь плечом к плечу. Но какая же это сказка, если им обоим едва стукнуло по семнадцать? Гермиона до сих пор удивлялась, как это родители Драко позволили похоронить сына за пределами родового склепа. Где хоронить Гарри выбирать уже не приходилось.

Гермиона садилась на влажную землю перед их могилами, не задумываясь о холоде, и каждый раз с ужасом вчитывалась в имена, высеченные на надгробиях. Закрывала глаза и молилась о том, чтобы могилы исчезли, или на надгробных камнях оказались другие, чужие, имена. Хотя кто в этой войне был им чужим? Не могло здесь быть чужих. Но Гермиона продолжала молиться. Тщетно.

Они снились ей каждую ночь, совсем взрослые, смеющиеся, в аврорских мантиях. И не было многолетней вражды, и проклятой войны тоже не было. Был Драко, играющий с их сыном в квиддич, был Гарри целующий округлившийся живот Джинни. А потом наступало утро, и реальность неотвратимо наваливалась всей своей тяжестью на плечи и придавливала задыхающуюся от рыданий девушку к земле.

И она напивалась в компании той самой суки-Паркинсон, которую ещё десяток лет назад лично прокляла бы. Панси ругалась, кляла судьбу, а после пятого бокала просто беззвучно всхлипывала, а Гермиона начинала рыдать в голос и жаловаться на судьбу. Вспоминала о том, как когда-то верила во что-то светлое, доброе, оказавшееся недостижимо далёким. И снова начинала рыдать. Хотелось выпотрошить собственное тело, вынуть перепачканную кровью и грязью душу, чтобы можно было начать сначала. Чтобы не выть ночами в холодной постели и не замирать с поднятой рукой перед дверью декана Слизерина, не решаясь постучать, — всё равно ведь откажет, а утром будет стыдно, ему ведь гораздо сложней пришлось.

Недавно её назначили деканом Гриффиндора, первые дня три отвлекало, после желание попросить яда у Снейпа стало сильнее. Стандартная ситуация Слизерин против Гриффиндора, беловолосый аристократ и жизнью побитый полукровка. Гермиона старалась не проводить параллелей. Безуспешно. За гриффиндорцем увивались добрый ничем непримечательный мальчишка и магглорожденная девчонка-всезнайка с огненными волосами и зелёными, как весенняя листва, глазами. Не сорваться помогала только мысль о том, что Северусу хуже, а он держится, и она должна.

Иногда она всё-таки набиралась смелости и приходила в покои декана Слизерина, а он её почему-то впускал. Позволял садится в кресло перед его камином и пить вместе с ним его бренди. Молчать. О чём было говорить? «А помните, как Гарри?.. А как Драко?..» Северус отводил взгляд и смотрел на пламя в камине. Помнил, но говорить не хотел.

Гермиона допивала свой бренди и, попрощавшись, уходила, так и не решившись задать мучивший её вопрос.

Как вы можете со всем этим жить?

Она возвращалась в свою комнату и рыдала в пустой постели, понимая, что жить так невозможно.