The Game is over (гет)

Crying out in pain

Оставив одного, лишив даже крохотного шанса на любовь, ты с корнем выдрала мою человечность, милая. И теперь, когда я снова отключил то, что долго и назойливо мешало, растоптало гордость, — для меня все вновь стало простым, легким, ясным. Теперь не существует полутонов; в моем мире лишь черный и белый цвета в сочетании с любимым: кроваво-красным. Я выхожу на охоту и, угадай, с кого начну? Конечно же, с тебя, Елена… Приду в память о былом, без жалости и сострадания. И заберу в свой мир, где ты отправишься ко дну вместе со мной.

* * *

Очередное осеннее утро. Ослепляюще-яркое солнце не вызывает восторга, только легкий укол сожаления: разбушевавшаяся вечером гроза оставила после себя лишь мокрые листья на тротуарах и росу на пожелтевшей траве.

И все же для меня этот день по-своему особенный: именно сегодня начинается моя охота. Мною не движут голод или жажда мести; я просто хочу развлечься. И я уже выбрал цель: в голове эхом отдаются гулкие удары твоего сердца. Сейчас все происходящее вокруг отодвинулось на второй план, словно пространство вокруг меня окружено непроницаемым вакуумом; все, что я могу слышать, — это звук твоего размеренного дыхания; все, что будоражит мою кровь, – пульсирующая артерия на твоей шее.

Тот, кто однажды познал прелесть охотничьего азарта, никогда не сможет забыть это ни с чем не сравнимое чувство. Поэтому я не хочу просто удовлетворять свои инстинкты. Я хочу большего: почувствовать аромат человеческой крови, бурлящей от адреналина, вызванного страхом; вдоволь позабавиться игрушкой, позволяя ей думать, что ловко уворачивается от моих клыков, но с каждой секундой подступать все ближе. Шаг за шагом сокращать расстояние до рокового броска.

Сидя в машине, я, наконец, замечаю свою цель: ты вышла из дома и сейчас направляешься на постоянное место – могилу родителей. Я считаю это глупым и бессмысленным — навещать тех, чьи тела давно лежат в земле. Их больше нет с нами: они лишь прах, покоящийся на дне глубокой могилы; они – ненужная нить, связывающая с тем, чего уже не возвратить. Воспоминания об ушедших всегда мешают, постоянно напоминая о себе и растравляя сознание образами счастливого прошлого, лишая возможности двигаться дальше, не испытывая напрасных сожалений об утраченном.

Наверное, ты считаешь иначе, потому что исправно ходишь на кладбище, и я знаю, что именно сегодня мы там встретимся вновь.

Давай снова сыграем, Елена? Уверен, что ты помнишь начало первого учебного года после смерти отца и матери, не забыла чувство страха, когда увидела иссиня-черного ворона на гранитном памятнике и почувствовала касание липкого тумана, стелющегося по земле.

Мне интересно снова наблюдать за твоей реакцией: любопытно, почему ты, догадываясь, кто – причина происходящего, все еще боишься. Ответ прост: ты упряма и не желаешь признать, что Деймон, которого помнишь, может таким образом поступать с той, кого так безумно любит. Милая, ведь ты и не предполагаешь, что теперь мне все равно на то, что было раньше; начался новый этап моей жизни, и в нем ты занимаешь место случайной жертвы, мимолетной слабости. Теперь я испытываю лишь возбуждение от начала охоты.

Видя мой полупризрачный силуэт в туманной дымке, ты, подавляя почти физически ощутимое желание умчаться без оглядки, медленно разворачиваешься и быстрым шагом удаляешься в сторону дороги, зная, что там наваждение рассеется как дым. Ты не учла лишь одного, Елена – я реален и не собираюсь отступать. Я не оставлю тебя в покое, пока не получу всего, что требует моя вампирская сущность.

Теперь ужас еще крепче сковывает твои движения, усиливая давление на слабую человеческую психику. Ты напугана до дрожи в коленях, а я почти счастлив от того, что тебе действительно страшно. Ведь это так забавно – осознавать, что в данный момент твое подсознание рисует жестокие картинки того, что может произойти дальше от одного лишь моего желания, это так прекрасно – чувствовать, что ты готова расплакаться, что ты почти сдалась. Я застал тебя врасплох, Елена. И я получаю истинное удовольствие от твоих страданий.

Выйдя за территорию кладбища, ты, набрав полную грудь воздуха и шумно выдохнув в попытке успокоиться, снова оборачиваешься к железным воротам, но меня там уже нет. Наверное, ты думаешь, что все это – лишь плод воображения, иллюзия реальности, появившаяся из воспоминаний прошлого. Но периферийным зрением ты на один миг замечаешь расплывчатую фигуру, стоящую посреди дороги.

Я ухмыляюсь в пустоту, наслаждаясь этой пыткой твоего сознания, и исчезаю из поля зрения. Не надейся, что все закончилось. Сегодня ты только заглянула в глубины ада, а у нас с тобой еще много времени.

* * *

— Мне кажется, за мной все время следят. – Сидя за самым дальним столиком, в тени, не замеченный никем, ухмыляюсь, слыша эти слова.

Ты находишься в единственном баре в Мистик-Фоллс в компании Бонни Беннет, потому что решаешь поделиться всем, что случилось в твоей жизни за последние дни.

— Не понимаю тебя, Елена. – Бонни встревожено вглядывается в черты твоего лица, и ты едва сдерживаешься от того, чтобы не расплакаться. Я хмыкаю – эта чертова ведьма никогда не отличалась особой смышленостью, но была единственной из твоих друзей, кто действительно умеет слушать.

— Наверное, я схожу с ума… – Ты продолжаешь, стараясь сохранять спокойствие, хотя я даже на таком далеком расстоянии улавливаю нотки поселившейся в твоей душе паники. – ... или это просто чья-то глупая шутка, но я ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд, когда остаюсь в одиночестве.

Бонни пытается тебя приободрить, но ты, не дав произнести и слова, начинаешь рассказывать, выплескивая накопившиеся страхи в глупой надежде, что они исчезнут или уменьшатся, если с кем-то поделиться.

— Знаешь, я не чувствую себя защищенной даже дома. Мне кажется, что поблизости постоянно находится что-то настолько злое, дикое и опасное, что иногда от страха я забываю, как дышать.

Беннет кладет ладонь поверх твоей, желая помочь успокоиться и сохранить ясность мыслей, но отдергивает руку как от огня, почувствовав исходящие от тебя волны отчаянья. Ты печально улыбаешься и продолжаешь:

— Первые несколько дней были настоящей пыткой, но дальше не стало лучше. С каждым днем на меня все сильнее давило гнетущее чувство приближения чего-то неотвратимого, а вчера… — Ты всхлипываешь, и глаза наполняются слезами, а сердце начинает биться чаще от нахлынувших воспоминаний минувшего дня. – … вчера я нашла на пороге дома конверт с моим именем. Подняв его и сразу распечатав, я чуть не задохнулась от ужаса, когда увидела внутри свою фотографию, на оборотной стороне которой было написано одно-единственное слово: «Жди». Со всей силы хлопнув входной дверью, я побежала в комнату. Зайдя в спальню, поняла, что окно, которое я точно запирала на шпингалет, открыто нараспашку. А на диване лежал мой портрет.

Ты на секунду задерживаешь дыхание и закрываешь глаза, собирая остатки самообладания, и, крепко сжав руку подруги, едва слышно шепчешь:

— Это чудовище одновременно со мной было в доме, понимаешь? Я не знаю ни кто это, ни откуда оно взялось, я понимаю лишь одно: оно может проникнуть внутрь, когда захочет, и никакие замки не станут преградой.

Бонни вздыхает и, ободряюще гладя твою ладонь, произносит:

— Мы разберемся, вот увидишь. А пока ты можешь пожить у меня.

Но ты лишь качаешь головой и отворачиваешься к окну.

— Я чувствую, что оно скоро заберет меня. Что я не смогу бороться и сопротивляться. Я действительно не знаю, как мне жить дальше, ведь не уверена даже в том, что меня не убьют в течение часа. И я не хочу и не стану втягивать в это тебя, Бонни. Извини.

Ты молча встаешь со стула и направляешься в сторону выхода.

Может, я и правда немного переборщил? Наше с тобой приключение будет совершенно скучным, если ты сойдешь с ума, Елена. Поэтому я даю тебе время для передышки. Но не надейся, что оно будет слишком длинным. Это – всего лишь пауза перед кульминационным финалом.

* * *

Сегодня ты наконец выходишь из дома. Наверное, считаешь, что сидеть в этом весьма сомнительном, на мой взгляд, укрытии не имеет смысла. Твоя прогулка – своеобразный вызов страхам, терзающим сознание бессонными ночами, попытка доказать самой себе, что угрозы не способны разрушить твой зыбкий мирок спокойствия и призрачной свободы. Ты отправляешься в путь, а я незримой тенью следую за тобой. Я принимаю твой вызов, Елена.

Пробежав несколько кварталов, ты словно ощущаешь кожей чей-то пристальный взгляд. Расшатанные нервы не выдерживают нового напоминания о пережитом днями ранее страхе, и ты с бешено колотящимся из-за адреналина сердцем пускаешься в бегство.

Ты мчишься, а я еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься прямо сейчас, посреди полупустой улицы, освещенной блеклым дневным светом. Бежишь со всех ног, надеясь успеть добраться до своего дома прежде, чем нечто, пугающее до дрожи в ногах, настигнет тебя, и даже не предполагаешь, что я могу в любой момент мгновенно лишить тебя жизни.

Ты оборачиваешься, не останавливаясь, и замечаешь мужчину в капюшоне, направляющегося к тебе. Ошибочно приняв его за преследователя, в попытке оторваться ты совершенно не чувствуешь моего присутствия. Мне даже немного обидно, что за все время, что мы были вместе, ты так и не научилась определять, когда я рядом.

Пробегаешь еще несколько кварталов и, совершенно выбившись из сил, останавливаешься и разворачиваешься, рассчитывая встретиться с преследователем лицом к лицу. Но улица пуста – тот парень пробежал мимо, и ты, для поддержки схватившись за дерево и облегченно вздохнув, поворачиваешься в сторону дома и… сталкиваешься со мной.

Я нахожусь всего в нескольких сантиметрах, и меня манит твоя неприкрытая шея. Я поднимаю взгляд выше и вижу, что ты тоже вглядываешься мне в глаза. Я понимаю, что хочешь сказать многое: как рада видеть, как было плохо. Ты хочешь описать историю, что приключилась с тобой во время моего отсутствия, но не делаешь этого. Уловив в моем поведении что-то новое, ты ненамного отстраняешься, а я одариваю тебя кривой полуулыбкой. Наверное, теперь ты понимаешь, кто является причиной всех твоих несчастий, признаешь, что мой образ был не плодом твоей разыгравшейся фантазии.

Я разворачиваюсь и ухожу, оставляя тебя в растерянности. Но наша разлука будет недолгой. Я собираюсь увидеться с тобой этим вечером.

* * *

Моя милая Елена, неужели ты собираешься спрятаться от меня в доме Бонни? Неужели думаешь, что эта глупая ведьма сможет защитить тебя, заставить меня отступить? Я видел, как ты лихорадочно собирала вещи, но так и оставила их в чемодане у входа, не взяв с собой. Они тебе все равно не понадобятся: я не собираюсь давать тебе возможность добраться до дома Беннет.

Ты идешь одна по улице, сосредоточенно глядя по сторонам. Мне кажется, если я посмею напугать тебя сейчас – ты просто умрешь от разрыва сердца. Это будет нечестно, потому что я потратил немало времени на тебя; и теперь пришел час платить по счетам.

Я выхожу из машины и двигаюсь следом; мое лицо плотно скрыто маскарадной маской. Мне кажется, что за миг до встречи в твоем взгляде мелькает огонек узнавания, но это уже совершенно неважно. Я зажимаю тебе рот рукой, срываю медальон с вербеной и, выбросив его в кусты, отчетливо произношу:

— Сейчас ты уснешь.

Поймав твое обмякшее тело у самой земли, связываю руки и опускаю в багажник.

Быстрым шагом направляюсь к водительскому сиденью и, забравшись внутрь автомобиля, давлю по газам. Тебя не успеют спасти, Елена.

* * *

Мы наконец прибыли к месту. Выхожу из машины и открываю багажник, в котором недвижимым грузом лежишь ты, наверное, до сих пор не очнувшись. Что ж, тем лучше для меня: будешь осваивать территорию на месте и смогу занести тебя в дом без привлечения всеобщего внимания. Хотя, судя по тому, для каких целей служил этот старинный заброшенный особняк раньше, привлекать в этих местах особо и некого: здание после себя оставила Роуз, и я не смог найти места лучше этого для наших развлечений.

Подхватив тебя на руки, я уверенным шагом направляюсь в холл, где среди всей разрухи стоит маленький диван. Я оставляю тебя приходить в чувство, а сам сажусь рядом на кресло, ожидая момента твоего пробуждения.

Ты сворачиваешься калачиком, словно котенок, а я смотрю на твою кофту, на которой образовалось большое бурое пятно. Наверное, ты сильно ослабла. Я задаюсь вопросом, стоит ли дать тебе своей крови, но отказываюсь от этой затеи: ты можешь стать вампиром, если я решу свернуть тебе шею, а преследование тобой до конца моих дней – это не то, чего я на самом деле хочу.

Я слышу, что твое дыхание учащается; значит, ты скоро очнешься. Облокачиваюсь локтем на колено и подпираю рукой голову. Не проходит и минуты, как раздается стон боли, и ты медленно раскрываешь глаза. На лице отражается ужас и непонимание – ты никак не можешь разобраться в ситуации: где находишься и как сюда попала. При виде меня удивление сменяется злостью. Ты думаешь, как я мог так поступить с тобой, ведь ты для меня так много значишь. Но, поймав мой взгляд, вдруг осознаешь, что во мне что-то призрачно изменилась; под знакомой тебе внешностью скрывается совершенно другое существо, ничем не напоминающее старого Деймона: в колком взгляде нет ни намека на сострадание и жалость, рот искривлен в презрительной ухмылке.

— Неужели это был ты?

Я сажусь рядом с тобой на диван и тянусь, чтобы развязать веревки, стягивающие руки, а ты отшатываешься от меня, как от чудовища. Одариваю тебя ехидной ухмылкой, дернув на себя и, по-видимому, снова причинив боль, все равно освобождаю твои запястья: пусть сохранится хотя бы иллюзия твоей свободы.

— Твое место здесь… — начинаю говорить, но ты меня не слушаешь. Перебиваешь, и в дрожащем голосе проскальзывают нотки отчаянья:

— Что тебе нужно?

Я не собираюсь уделять внимание вопросам, ответ на которые очевиден. Пропуская фразу мимо ушей, как ни в чем не бывало, завершаю:

— … со мной.

— Пожалуйста, мне больно! – Ты умоляешь сжалиться, но для меня это неважно. Я просто встаю и отхожу на несколько шагов, чтобы разглядеть тебя полностью. Ты пытаешься сесть ровно, и я вижу, как это трудно дается. Но какое мне дело, если я просто хотел позабавиться? Сейчас ты лишаешь меня возможности получить удовольствие, и это жутко раздражает. Не понимаю, как можно быть таким слабым и беспомощным и не испытывать отвращения к самому себе. Наверное, я бы предпочел смерть такой жизни.

— Ты принадлежишь мне, дорогая, — произнося, делаю акцент на слове «мне». Ты больше не часть мира Мистик-Фоллс, где у тебя есть друзья и брат. Теперь ты находишься в моих владениях, и распоряжаться тобой буду я.

Но ты не желаешь принимать очевидное. Ты все-таки хочешь достучаться до меня, рассчитывая прорваться через возведенные душевные барьеры. Бессмысленно, ведь там пустота. Нет чувств, нет забот – темнота, поглотившая то, что раньше было слабым влюбленным и никчемным Деймоном Сальваторе.

Ты спрашиваешь:

— Что с тобой не так? – Милая, со мной все отлично! И мне не было так хорошо уже очень долгое время!

— Ты просто пока не понимаешь этого, — мне смешно от твоей наивности. Я хочу расхохотаться в голос, но думаю, что ты не поймешь причины моего веселья.

И ты допускаешь первую, но роковую ошибку:

— Я никогда не любила тебя. – Странно, даже сейчас слова могут ранить. Это задевает мою гордость – понимание того, что все старания были напрасными, что я испытал унижения зря, не получив взамен ни толики взаимной любви. Елена, раньше я действительно желал стать для тебя лучшим, единственным. А теперь мне просто плевать.

Наверное, в моих глазах ты замечаешь что-то настолько ужасное, что ритм пульса ускоряется, а сама отступаешь назад.

Мое сознание медленно наполняется расплавленной яростью. Как ты смеешь говорить это мне? Как ты смеешь думать, что я тебя не достоин?!

Не рассчитывая силы удара, я наотмашь ударяю тебя по лицу, и ты отлетаешь на диван и теряешь сознание. Я не расстроюсь, если ты умрешь, потому что считаю, что заслуживаешь смерти. Но ты жива и дышишь, а значит, скоро игра продолжится.

Оставляю тебя приходить в себя, а сам ухожу на охоту. Ты все равно не сможешь убежать. А сейчас мне нужно отвлечься, чтобы не прикончить тебя раньше времени.

* * *

Вернувшись вечером, не нахожу тебя на том месте, где оставил. Видимо, ты очнулась раньше времени. Ну почему с тобой всегда так много проблем, Гилберт? Молниеносно перемещаюсь на лестницу и застаю тебя там.

Стою, глядя в твои полные ужаса глаза. Не узнаешь меня, Елена? Не веришь, что я мог оказаться таким чудовищем? Куда пропал тот, кто спасал тебя из лап смерти, был готов отдать все, лишь бы ты жила? Наверное, ты думаешь именно об этом, параллельно просчитывая в голове варианты попыток побега.

Я всегда был таким, Елена. Всегда был жестоким, бесчеловечным эгоистом. Неужели не замечала?

Делаешь робкий шаг назад и, быстро развернувшись, убегаешь дальше от меня. Смешно.

Смешно и бесполезно, милая. Можешь даже не пытаться, ведь и сама знаешь, что не отпущу тебя так просто. Ты помнишь, что от меня невозможно скрыться? Стою, глядя, как бросаешься в сторону выхода, и, давая тебе фору, наслаждаюсь моментами охоты. Слышу, как распахиваешь дверь, и молниеносно оказываюсь перед тобой. Я вижу твое отчаянье, словно искрящееся в свете луны.

Ты прекрасна, дорогая. Настойчивое желание сбежать просто поражает наивностью. Неужели ты до сих пор не поняла, что в твоем распоряжении больше не осталось благородных рыцарей? Теперь некому тебя спасти. Разворачиваешься, устремляясь в глубину дома, но замираешь и хватаешься за голову, снова видя мой силуэт в темноте дверного проема.

Я ухмыляюсь. Я счастлив. В моих жилах бурлит адреналин и желание почувствовать твой вкус. Поиграем, дорогая? Я очень хочу развлечься.

Хватаю тебя под руки и, перекинув через плечо, несу в свою комнату. Наверное, это будет достойным завершением вечера. Пинком распахнув деревянную дверь, вхожу и опускаю тебя на кровать.

Ты лежишь неподвижно, словно смирившись со своей участью, но когда я подхожу чуть ближе, забиваешься в дальний угол, словно испуганный щенок. Нет, это не вызывает никаких эмоций. В моей душе не осталось места для жалости: в ней зияет черная дыра.

Ты смотришь на меня, и во взгляде я вижу мольбу; ты все еще не сдаешься. Надеешься, что где-то глубоко во мне сидит тот Деймон, которого ты знала. Извини, милая, теперь я – полновластный хозяин этого тела; я и есть настоящий Деймон Сальваторе.

Сажусь на край кровати и, наклонившись к тебе, едва прикасаясь, провожу рукой по нежной шее. А ты вздрагиваешь, Елена, вздрагиваешь, как от хлесткой пощечины, и это сильно задевает мое самолюбие. Поворачиваю за подбородок твою голову и, пристально глядя в глаза, шепчу:

— Ты не станешь бояться.

На глазах появляются слезы, и ты прикладываешь всю оставшуюся силу, чтобы вырваться из моей хватки.

— Перестань сопротивляться, Елена. Пойми же наконец, что это бессмысленно.

И твое тело обмякает на моих руках; теперь ты безропотно подчиняешься каждому моему желанию. Опускаюсь рядом и, вдавив кисти твоих рук в кровать ладонями, впиваюсь в губы. Так вот каков на вкус поцелуй из слез и ненависти…

Отстраняюсь, наслаждаясь тем, как ты разгневана. Презрение, — вот что я вижу в твоих глазах. Не поверишь – мне плевать! За свою столетнюю жизнь я повидал слишком много, чтобы теперь обращать внимание на чувства какой-то девчонки.

— Раздевайся! – мой приказ эхом отдается от пустых полуразваленных стен особняка, оставленного Роуз. И ты встаешь, с трудом сдерживая рыдания, медленно стягиваешь розовый свитер и потертые джинсы.

Я смотрю на тебя, зажатую и напуганную, смотрю на изгибы полуголого тела и не понимаю, что когда-то привлекло меня. Теперь, когда спала пелена влюбленности, твой жалкий вид вызывает лишь отвращение.

— Я больше не хочу тебя. – Даже не знаю, что было для тебя унизительней: раздеваться передо мной или услышать эту фразу. Да, я действительно начинаю терять к тебе интерес.

— Оденься и ложись рядом, — эти слова последними слетают с моих губ, и я, сняв черную рубашку, растягиваюсь на кровати и закрываю глаза. Наверное, эта игра затянулась слишком надолго.

* * *

Лежу на кровати с закрытыми глазами, смакуя и растягивая пробуждение. Чувствую присутствие рядом и знаю: ты уже тоже давно не спишь. Наивная, ты надеешься улучить момент и вырваться из этих тесных мрачных стен, снова лелея надежду об удачном побеге.

Всматриваешься в мое лицо и, ложно решив, что все еще сплю, аккуратно встаешь с кровати. А я наблюдаю, получая истинное наслаждение от происходящего. Это ведь так интересно – следить, как бабочка пытается выбраться из паутины, машет крыльями, но увязает в липких паучьих сетях все сильнее. И чем отчаянней она сопротивляется, тем привлекает все большее внимание паука.

Одним рывком добравшись до двери, ты оборачиваешься и, с ужасом уставившись на опустевшую кровать, пытаешься как можно тише отодвинуть старый шпингалет, а я, находясь прямо за твоей спиной, делаю шаг вперед, сокращая расстояние.

Ты резко поворачиваешься, верно растолковав прилив необъяснимого страха, на мгновенье парализовавшего тело, и, увидев меня и резко отшатнувшись, упираешься спиной во все еще запертую дверь. Я ухмыляюсь и наклоняю голову набок: мне любопытно, как поведешь себя дальше. А ты подаешься вперед, с пренебрежением во взгляде и гордо подняв подбородок. Хочешь играть в героев? Не со мной. Я слишком устал от твоего присутствия.

Я показываю свое настоящее лицо: налитые кровью глаза, окруженные голубой сеткой вен, — и выпускаю клыки. Молниеносно приблизившись, я с наслаждением впиваюсь в такую манящую артерию. Я так голоден, что даже не знаю, успею ли отпустить до того, как ты умрешь. А ты кричишь от боли, наверное, чувствуя приближающийся конец. Я замечаю, что хватка ослабевает и ты почти не сопротивляешься, потеряв волю, надежду.

Милая, ты действительно думаешь, что я так просто дам тебе умереть? Нет, это еще не конец твоей жизни; я с сожалением отпускаю ослабшее тело, и ты падаешь передо мной на колени, обессилевшая. Ты понимаешь, что еще жива. Жива, пока я этого хочу.

Я спускаюсь вниз по лестнице, желая выйти наружу. Я устал от тебя. Мне надоели и праведно-смиренное выражение лица, и грустный осуждающий взгляд, и постоянные попытки уйти от неизбежного. Ты мне больше не интересна, Елена.

В момент, когда распахиваю входную дверь, я слышу слабый голос, доносящийся из спальни:

— Почему?

Я довольно улыбаюсь: вот и наступил кульминационный финал нашей пьесы. С вампирской скоростью поднявшись к спальне, нарочито медленно вхожу в комнату и приближаюсь к тебе, смакуя удовольствие от чувства страха и горечи на твоем лице. Прекрасно понимая, что ты не можешь пошевелиться, потому что ослаблена из-за того, что я выпил почти всю кровь, я все же восхищаюсь твоим мужеством. Хотя нет, я лгу. Мне абсолютно безразлично то, что ты испытываешь и о чем думаешь. Я хочу как можно скорее разобраться с тобой, скинуть с плеч тяжесть воспоминаний, вернуться к прежнему стилю жизни. И я знаю, что для этого нужно сделать.

Но ты задаешь вопрос, почему я так с тобой поступаю. На секунду задумываюсь, потому что и сам не знаю ответа. Ты была мне дорога, дороже всего на свете. И я был готов отдать все, лишь бы ты была счастлива, готов был посвятить каждый вдох тебе, но ты меня оттолкнула, растоптав все чувства, разбив мое сердце, ранив душу.

Теперь я об этом вспоминаю с усмешкой: «все, что не убивает нас сегодня, завтра делает сильнее». И я стал сильнее. И цена этому – моя человечность, твоя жизнь.

Но ты ждешь ответа, и я, приблизившись к тебе почти вплотную, ощущая аромат запекшейся крови на твоей шее, произношу:

— Потому что любил тебя. – Почти невесомо провожу рукой по твоей щеке. Прикасаясь к коже, чувствую, как дрожишь. Не бойся, Елена, больно не будет.

— Может, в этом и проблема? – Слышу в голосе горечь. Кажется, ты все-таки поняла.

Я в последний раз вглядываюсь в твои черты, запоминая каждую мельчайшую деталь. Мне действительно будет не хватать тебя.

— Вот почему мне почти жаль.

И я, пристально глядя тебе в глаза, вытягиваю руку вперед. Через секунду я чувствую биение твоего сердца в моей плотно сжатой ладони. Вижу, что по твоему телу пробегает волна боли и, все так же не отводя взгляд, вырываю хрупкий сосуд человеческой жизни из груди. На твоем лице застывает гримаса смерти. Наверное, последним, что ты видела, был мой безразличный взгляд. Я разжимаю руки, и твое тело падает на пыльный пол. Теперь ты мертва, Елена. А я, наконец, обрел свободу.

Бросаю последний мимолетный взор на ту, которую раньше любил, и, не чувствуя ничего: ни раскаянья, ни боли, ни жалости, — кроме удовлетворения, забираю куртку и покидаю дом.

Кажется, эта игра теперь действительно подошла к концу. Я буду помнить тебя, Елена. Прощай.

I can't find my inspiration...