Точка невозврата (джен)

Он очнулся в полной темноте. Ничего не соображающий, задыхающийся от вони вокруг. Вонь — это первое, что он помнил о себе. Потом — постепенно — стали возвращаться остальные чувства. Слух: рядом кто-то сдавленно хрипел и матерился вполголоса; зрение: расплывчатые образы каких-то людей вокруг. Которые почему-то, как и он сам, лежали на земле.

Наконец, туман перед глазами рассеялся, взгляд сфокусировался, и он смог оглядеться.

Он находился на поляне, покрытой зеленой травой. Валялся, раскинув руки и уставившись в небо. Рядом лежали еще человек двадцать таких же как он мальчишек лет четырнадцати-пятнадцати. Кто-то хрипел, чертыхался, отплевывался. Но никто не пытался встать. Один из них отполз подальше, и его вывернуло с отвратительным звуком, который показался очень громким и гулким в тишине этого странного места. Они лежали и слушали, как его рвет.

Ньют

Меня зовут Ньют.

Больше он о себе не помнил абсолютно ничего.

— Где я, мать вашу? — жалобно спросил кто-то рядом, и Ньют повернул голову в сторону, откуда, как ему показалось, он и слышал голос. Это был парень, азиат: он пытался встать и, наконец, ему это удалось.

— Кто ты? — машинально спросил Ньют, морщась от боли в руке: как бы не было перелома…

— Минхо… черт. Я кроме имени ничего не помню… черт… ЧЕРТ!

— Ньют, — пробормотал Ньют, тоже поднимаясь. Рука все еще ныла. Но, скорее всего, это лишь ушиб.

— Парни, где мы? — спросил чернокожий мальчишка, который сидел у самого края поляны, прислонившись к стволу огромного дерева.

— Я ничего не помню… — простонал кто-то позади Ньюта.

И вот тут пришел страх: он находился с незнакомыми ребятами в незнакомом месте и ничего о себе не помнил. Наверное, это просто сон…

— Ущипни меня, — попросил Ньют Минхо и зажмурился. Минхо долго не раздумывал — со всей силы влепил по уху.

— Ну как? — спросил он, усмехаясь. — Не спишь?

— Не сплю, — пробурчал Ньют, слушая мерзкий звон в ушах и думая, что лучше этого парня ни о чем больше не просить.

— Нам нужно осмотреть местность, — сказал чернокожий, и Ньют удивился его спокойному тону. Сам он чувствовал, как паника внутри него набирает обороты. Но убедить себя в том, что остальным не лучше, и заставить себя собраться все же удалось. Почему-то он чувствовал, что другие на это пока не способны.

Внезапно рядом раздался крик — голосил какой-то парень с растрепанными волосами, одетый в черную футболку, как и все они. Он вскочил на ноги и помчался, не разбирая дороги, куда-то в жидкую поросль деревьев, вглубь этой маленькой редкой чащи.

Оставшиеся проводили его равнодушным взглядом.

— Он уже… ушел... осматривать… — саркастично заметил Минхо.

— Пошли, — Ньют сделал несколько шагов, — и правда нужно осмотреться. Давайте встретимся тут через полчаса, ок? Когда изучим место, где мы оказались, и может быть поймем, как отсюда выбраться.

— Ну да... — откликнулся еще один чернокожий паренек, пухлый и неуклюжий, — пойдем…

— Алби, — протянул Ньюту руку тот, кто первым заговорил о том, чтобы осмотреться. Ньют пожал широкую темную ладонь и скупо улыбнулся: хорошо, что хоть кто-то способен адекватно воспринимать ситуацию.

Ньют пошел вперед. Просто вперед. Пересек поляну и прошел до большой, невероятно огромной стены. Задрал голову и посмотрел вверх: исполинская бетонная плита возвышалась над ним, заслоняя солнце. Она была вся в мелких трещинах и выщербинах, по ней, почти до самого верха, тянулся плющ. Его тяжелые кожистые листья замерли на серой поверхности, ни разу не шелохнувшись за все то время, что Ньют изучал растительность. Ньют понял, что тут нет ветра. Даже легкого сквозняка. Только застывший воздух.

Паника снова подкатила к самому горлу, и Ньют сделал несколько резких вдохов, чтобы успокоить сердцебиение.

Он протянул руку и дотронулся до листьев плюща. На ощупь они оказались очень жесткими, и Ньют торопливо отдернул пальцы, чтобы не порезаться.

"Надо попробовать перемахнуть через стену", — пришла шальная мысль, но Ньют тут же одернул себя: через эту стену не перелезть просто так.

Они будут пытаться, понял он.

Мы все будем карабкаться по этой стене, выше и выше, сдирая ногти, сбивая пальцы, но никогда не сможем оказаться на той стороне…

Жуткая картинка, услужливо подкинутая разыгравшимся воображением, заставила Ньюта съежиться тут, прямо перед этой громадной стеной. Он оглянулся: стена простиралась далеко, и Ньют решил, что пойдет вдоль, чтобы выяснить, насколько далеко.

— Эй ты, как там тебя… — раздался уже знакомый голос, и Ньют обернулся.

Минхо.

— Ньют, — тихо напомнил он свое имя.

Но это, похоже, интересовало азиата меньше всего. Он был очень взволнован.

— Тащи свою тушку сюда, чувак, тут кое-что любопытное.

Почему этим любопытным Минхо решил поделиться именно с ним, Ньют не знал... И задумываться над этим желания не было.

Он послушно пошел вслед за Минхо. Тот сосредоточенно шагал и бормотал себе что-то под нос.

Считает шаги, внезапно понял Ньют. Этот придурок просто считает шаги. Зачем, интересно знать?

— Все, — сказал Минхо, останавливаясь, — пришли.

Ньют поднял голову и посмотрел вперед, замерев от неожиданности. Перед ними был вход. Или выход. Или дверь. Хотя вот на дверь конструкция походила меньше всего.

С одной стороны исполинской "двери" виднелись длинные стальные шипы, с другой — по виду идеально подходящие для этих шипов пазы. Что-то подсказывало Ньюту, что створки "двери" таким образом могли бы плотно сойтись. Но представить себе механизм, приводящий в действие такую махину, он не мог.

За створками виднелась такая же бетонная стена, как и та, которую Ньют уже видел.

— Это выход?.. — спросил он, завороженно разглядывая гигантскую конструкцию.

— Вход, — фыркнул стоящий рядом Минхо.

— Куда?

— В преисподнюю, — мрачно предположил подошедший к ним Алби, — к чертям, не иначе.

Было видно, что ничего хорошего от этого места он не ждал.

В принципе, как оказалось, не так уж он сильно и ошибался.

— Нужно узнать, — серьезно сказал Минхо, — мы должны разделиться и выйти посмотреть что там.

— Как-то не хочется, — пробормотал Алби, — у меня ощущение, что эти штуки вот-вот сойдутся. И как раз, когда я буду между ними.

— Трусишь? — с вызовом спросил Минхо.

Алби смерил его уничижающим взглядом:

— Трушу, — согласился он, — конечно. Я не пойми где, не пойми с кем, передо мной такие до ужаса странные ворота, которые вот-вот сомкнутся и раздавят того, кому посчастливится остаться между ними...

Минхо сразу как-то сник, признавая правоту Алби, а Ньют проникся к темнокожему парню внезапной симпатией.

— Но узнать, что там, безусловно, надо, — осторожно сказал Ньют.

— Надо, — кивнув, легко согласился Алби, — просто надо с умом это сделать, вот о чем я вам тут толкую.

— Как? Говори, — Минхо уже будто признал его лидерство.

— Туда, — Алби махнул рукой в сторону выхода, — пойдут не все. Я, ты, он, и еще человек пять соберем. Остальные пойдут разбираться с ящиком.

— С чем-чем? — удивленно переспросил Ньют. — С каким еще ящиком?

— Ну... этот... лифт, короче. Мы нашли там лифтовую кабину. В ней рюкзаки с едой и записка.

Ньют подумал, что удивляться он уже, пожалуй, не в состоянии.

— Что в записке? — деловито спросил Минхо.

— "Ищите выход", — процитировал Алби и усмехнулся, — но не думаю, что это и есть тот самый выход.

— А кто прислал записку и еду? — недоумевающе спросил Ньют: почему-то этот вопрос занимал его сейчас больше всего.

— Те, кто и нас сюда засунул, — мрачно ответил Минхо.

— Короче, хорош трепаться, пошли, — махнул рукой Алби, направляясь вглубь огороженного периметра.

Минхо и Ньют, переглянувшись, молча последовали за ним.

Алби подошел к группе ребят, склонившихся над лифтовой кабиной, которая, по-видимому, только что поднялась. Они все изучали небольшие рюкзаки и передавали из рук в руки какой-то клочок бумаги. Ньют понял, что это и есть та самая записка, о которой говорил Алби.

— Эй, братва! Сюда посмотрели! — крикнул Алби, поднимая вверх руку, приковывая к себе всеобщее внимание. — Нам нужно выйти отсюда. Выход мы нашли. Но что там — никто не знает. Сейчас я, Минхо, Ньют, Бен, Крис, Сет и Нил выйдем осмотреться. Вы остаетесь здесь. Не сидите столбом — разберите рюкзаки, посмотрите, что у нас есть, ок?

Ньют поразился тому, как Алби умудрился запомнить имена всех ребят. Лично он, кроме него и Минхо никого не запомнил.

— А ты типа лидер? — тягуче спросил один из мальчишек.

— Да, действительно, — поддержал его нестройный хор голосов.

Ньют подумал, что если сейчас прямо здесь начнется дележ власти — не поздоровится никому, поэтому он решил вступиться за Алби, хотя и считал, честно говоря, что тот ведет себя излишне напористо.

— Пока ты тут сидел и утирал сопли, — язвительно сказал он, — он думал, что нам делать, поэтому на сегодняшний момент — да, я признаю его лидером.

— А я — нет, — сказал все тот же мальчишка, рыжий, с крупными веснушками по всему лицу.

— И я тоже, — откликнулся стоящий рядом с ним.

— И я, — сказал кто-то еще, сзади.

— Делайте, что хотите, — махнул рукой Алби и пошел в сторону выхода. Ньют раздумывал ровно полсекунды, а потом отправился следом. Ему нравилось, как держится парень. Он не старше их самих, а ведет себя спокойно, как взрослый. У него, Ньюта, самая настоящая паника, даже пальцы мелко дрожат от волнения. А этот — смотри-ка, спокоен, да еще всех по именам помнит. Если и быть кому лидером, так это именно ему.

Возле выхода, оглянувшись, Ньют понял, что Минхо тоже пошел с ними.

— Не могу сидеть без движения, когда вокруг такая заварушка, — усмехнулся тот. Ньют хотел было сказать, что, собственно говоря, ничего и не спрашивал, но почему-то промолчал. Лишь чуть заметно кивнул. Видимо, он был настолько обескуражен происходящим, что у него все на лице написано.

К ним присоединились еще несколько ребят, молча и сосредоточенно: кажется, все-таки признали лидерство Алби. И они, наконец, вышли наружу.

Коридор, ограниченный со всех сторон гигантскими стенами, имел несколько ответвлений. Решили разделиться.

Минут через двадцать одинокого блуждания Ньют осознал, где он находится.

Где они все находятся.

Но облегчения это не принесло.

Лабиринт.

Настолько огромный, что даже вообразить себе такой невозможно.

Чтобы не заблудиться, Ньют приложил ладонь к шершавой стене и шел, не отрывая руки. Пейзаж был однообразным: гигантские стены, плющ с кожистыми темно-зелеными листьями, жухлая трава под ногами и мох, гнездящийся у самого основания стен.

Это все походило на некий сюрреалистический сон: страшно уже не было, но нестерпимо хотелось проснуться. Вскоре Ньют понял: пора возвращаться. Будто что-то щелкнуло внутри. Невидимый механизм оповестил: "Возвращайся"...

Ньют повернул назад, стараясь вспомнить, куда именно сворачивать. Помнил он далеко не все, и, спустя какое-то время, осознал, что заблудился. Ньют заволновался, свернул налево, потом направо и понял, что теперь ему точно не вернуться к ребятам.

Внутренний голос мрачно прошептал, что, может, оно и к лучшему: там все равно ничего хорошего.

Однако Ньют чувствовал, знал, каким-то шестым чувством угадывал: вернуться надо. И чем скорее, тем лучше.

Солнце клонилось к закату, в лабиринте становилось сумрачней. Длинные тени от стен переплетались, запутывая еще больше.

Ньют закрыл глаза и досчитал до десяти, крепко, до боли, сжав кулаки. Помогло — паника отступила. И коридор, по которому он передвигался, внезапно показался знакомым. Ньют уже уверенней прикоснулся к стене и пошел, полагаясь на интуицию, которая его не подвела. Он вышел к дверям. Вернулся. Сгущались сумерки, и поблизости никого не наблюдалось.

Вдруг Ньют ощутил сильную вибрацию под ногами; послышался низкий, утробный гул, а после — невыносимо противный скрежет металла. Двери двигались. Шипы и пазы постепенно сближались, чтобы намертво запечатать вход. У Ньюта осталось несколько минут на принятие решения: остаться снаружи или внутри. И там, и там — неизвестность. Но внутри — люди, еда и таинственный лифт, который, возможно, их сюда и доставил. Выбор был очевиден. В последний момент Ньют проскользнул между створами, чтобы снова оказаться на той территории, где не так давно очнулся.

Он направился вглубь, поражаясь, что никого нет. Их было человек двадцать: куда все подевались? Пройдя через небольшую рощицу, Ньют вышел на поляну, где они все еще несколько часов назад валялись без сознания.

— Ньют, дружище, а я думал, ты решил остаться на той стороне, — к нему подошел Минхо и протянул руку, которую Ньют машинально пожал. Словно поздравил с возвращением.

И тут Ньют заподозрил, что вернулись далеко не все.

— Алби? — спросил он у Минхо, прикладываясь к пластиковой фляге с водой, которую тот протянул ему.

— Тут, — ответил Минхо, — чует моя задница, что ночью что-то будет. И лучше нам быть здесь и всем вместе. Предчувствие какое-то, что ли... Хотя не верю я в эту собачью чушь! — тут же в сердцах прибавил он.

— У меня тоже такое предчувствие. Это лабиринт. И... он огромен.

— Ну-ну, капитан очевидность... Конечно, это лабиринт. И раз в этой гребаной записке написано: найдите выход, то придется его искать там.

— Если двери откроются, — подсказал еще один паренек, который до этого не сказал ни слова. Он появился, прижимая к животу небольшой котелок, и до сих пор не расстался с ним.

— Ты такой остроумный, Котелок, — фыркнул сидящий рядом с ним мальчишка, и Ньют понял, что парня уже наградили кличкой. Котелок в лабиринт не ходил, зато по-хозяйски обошелся с продуктами и теперь награждал каждого прибывшего бутербродом с колбасой. Ньют не мог не признать, что это было весьма кстати: есть хотелось невыносимо.

— Очень остроумный, — прибавил Алби, появившийся со стороны лифта, — прямо-таки шенк.

— А это что? — удивился Ньют: такого слова он раньше не слышал.

— Я толком не помню, — улыбнулся Алби, — но шенк — это такой ножик (прим. автора: англ. shank — заточка), а еще так ребят называли. Но хоть убейте — не вспомню, где это было.

— Прикольно, — откликнулся Минхо, — шенк, — произнес он, словно пробуя слово на вкус.

— Я что хочу сказать, — громко продолжил Алби, и все сразу же на него посмотрели, — нам надо устроиться на ночь. Я не знаю, что будет ночью, откроются ли снова двери в лабиринт, вернутся ли те, кто туда ушел с нами. Но сейчас мы разбираем вот эти одеяла, которые "заботливые кто-то" передали нам через лифт, заворачиваемся и укладываемся прямо здесь, на землю, поближе друг к другу.

— Пошел к черту, образина, — подал голос главный возмутитель спокойствия, — тебя лидером никто не избирал.

— Заткни варежку, — угрожающе произнес Минхо, — сказано спать — укладывай свою задницу спать, завтра будет видно, кто тут лидер.

— Ребят, — обратился к мальчишкам Ньют, — шенки, — произнес он, вызвав смешки, — в этом и правда есть смысл. Поймите, произойти может все, что угодно, и хорошо бы вообще кому-то не спать или спать по очереди.

— Дело говорит, — сказал рыжий, — давайте. Раз предложил — ты и не спишь.

— Я... — Ньют хотел сказать, что слишком устал и у него нет сил, чтобы бодрствовать всю ночь, и здесь есть те, кто в лабиринт не выходил...

— Я не буду спать, — сказал вдруг Котелок. — Оставьте Ньюта в покое, вы не видите? Он слишком устал. Я смогу, — прибавил он с сомнением в голосе.

Ньют почувствовал, как в горле запершило. Почему-то эта забота от почти незнакомого паренька его тронула. Ведь, судя по виду, никто из присутствующих здесь не собирался ни о ком заботиться. Кроме Котелка, по-видимому.

— Нет, не надо, я тоже смогу, — попробовал возразить он.

— Тебе предлагают — радуйся, — осадил его Минхо, — сейчас замотаешься в одеяло и "мама" сказать не успеешь, как вырубишься.

Ньют, в принципе, не спорил. Несмотря на благородные порывы помочь Котелку и не спать, он, как и сказал Минхо, почти сразу провалился в темноту.

Он в какой-то комнате: стены и потолок тут начищены до стерильной белизны, такой, что даже больно глазам. Над головой — большой светящийся шар. Перед ним — мальчишка, его ровесник, темноволосый, с очень серьезными, умными глазами. Ньют знает, что сделает все, как он говорит. Он знает его и безоговорочно ему верит.

— Ньют... — у мальчишки виноватый тон, но Ньют из сна вовсе не считает его в чем-то виноватым.

— Брось, Том, — говорит он, — я все понимаю. Давай ты просто сделаешь то, что должен. Хорошо?

— Конечно, — говорит тот, и Ньют внезапно видит, как в его глазах появляются слезы.

— Прекрати! — кричит он него почти со злостью. — Прекрати!

— Я буду тебя помнить, — звучит как клятва.

— Я... — Ньют хочет сказать, что тоже будет помнить его, своего близкого друга, но не может этого произнести.

Он знает, что ничего помнить уже не будет.

Первое, что почувствовал Ньют на следующее утро — невыносимую боль в руке. Он взвыл и подскочил, нервно оглядываясь. Оказывается, это Минхо, всю ночь спавший рядом, прошелся по его руке, даже не заметив.

— Минхо! — возмущенно крикнул Ньют. — Ты мне на руку наступил.

— Не раскидывай культяпки, — миролюбиво ответил тот и пошел в сторону рощицы.

Ньют огляделся: кто-то еще спал, кутаясь в присланные тонкие одеяла, кто-то бесцельно бродил по поляне, Котелок хлопотал возле рюкзаков с едой, торопливо делая бутерброды. Ньют подошел к нему и тут же получил бутерброд с колбасой и сыром.

— Ну как? — осторожно спросил он. Котелок действительно не спал — это было видно по его покрасневшим глазам.

Котелок только махнул рукой:

— Как... да никак. Вроде крики слышал там, за стеной, но, может, и показалось, а может, и привиделось... Я же все-таки задремал, не удержался, — виновато пожал он плечами.

— Ладно, — Ньют ободряюще хлопнул его по плечу, — иди спи. Давай я бутерброды доделаю.

— Да нет, я сам, — опять, на сей раз смущенно, пожал плечами Котелок, — они же голодные все... Пусть поедят, а ты иди, ты же, наверное, опять в лабиринт пойдешь...

И Ньют внезапно понял, что — да, пойдет. И завтра, и послезавтра, и все те дни, что им отмерены здесь. Надо. Надо искать выход.

— Давайте решим, — услышал Ньют за спиной, — давайте решим, кто тут все-таки лидер, иначе мы просто не просуществуем и нескольких суток. Нам надо что-то делать.

— Пусть старина Алби занимается организацией — у него неплохо получается, — заметил Минхо.

— Он слишком много на себя берет, — сказал мальчишка, имя которого Ньют никак не мог вспомнить, — надо искать тех, кто вчера не вернулся. Может, они что интересное расскажут.

— Я за Ньюта, — вдруг тихо сказал другой мальчишка и ободряюще улыбнулся Ньюту.

— И я за Ньюта, — сказал рыжий, — он спокойный и знает, что делать. Пусть он будет лидером.

Ньют стоял истуканом и не мог понять, что происходит, черт возьми! С какой это радости он — лидер? Может, Алби и не стоило вот так напролом идти и всеми командовать, но, тем не менее, он делал все правильно. А он, Ньют, что он может сделать? Они с ума посходили?

— Голосуем, — сказал Минхо, — а тот, кого не устроит наше голосование, будет говорить со мной. Но у меня рука тяжелая — предупреждаю сразу...

— Голосуем, — эхом откликнулись все мальчишки.

— Алби, — сказал Минхо.

Поднялось четыре руки, включая Ньюта и Котелка. Сам Минхо голосовать не стал.

— Ньют, — сказал он, и тут руки подняли почти все, а Минхо даже две.

— А ты почему два раза голосуешь? — спросил Минхо у Котелка.

— Так мне все равно... лишь бы побыстрее уже разобрались, в чем дело, — пожал плечами Котелок.

Алби стоял, опустив голову, но спорить не решился.

— Ну давай, лидер, — пихнул его под ребра Минхо, — общественность ждет.

Ньют посмотрел на них всех, оставшихся семнадцать человек, и понял: ему есть, что сказать.

— Надо... — он замялся, — надо найти остальных. Но сначала нужно обговорить то, что мы поняли за вчерашний день. И... я согласен быть лидером только при наличии помощника. Алби. И никак иначе.

— Заметано, шенк, давай уже, что там у тебя? — грубо перебил его Минхо.

— Я, Минхо, Алби, ты, — неудобно называть не по имени, но многих он просто еще не запомнил, — идем в лабиринт. Мы там вчера были, вернулись, значит и еще раз вернемся. Остальным — разобрать, наконец, вещи и разведать территорию. Карту нарисуйте. Котелку спать пару часов, потом поднимите его, пусть готовит. И не эти бутерброды, а что-нибудь посущественней. Возьмешь себе в помощники кого-нибудь.

Когда они с Минхо, Алби и Ником (теперь уже Ньют запомнил, как зовут этого рыжего) подошли к дверям, Ньют вдруг понял, что вчера он вернулся через другие двери. Значит, их несколько, а выход не один, как показалось сначала.

— Попытайтесь запомнить все, что увидите, — напутствовал Алби, — попробуем составить карту, это очень верно сказано, — кивнул он Ньюту.

— Он у нас — голова, — усмехнулся Минхо с гордостью, будто это он, а не Ньют, предложил нарисовать карты.

— Мы пойдем по двое, — сказал Ньют, вдруг испугавшись. Ему стало жутко только от одной мысли, что он снова останется в лабиринте один.

— Хорошо, это мысль, — согласился с ним Алби.

— Я с тобой, шенк, — сказал Минхо, подмигнув правым глазом. Ньют мрачно кивнул в ответ, и они вышли в лабиринт.

— Ты тоже ведешь рукой по стене? — спросил его Минхо.

— Да, конечно. Иначе не вернуться.

Некоторое время они шли молча; Минхо что-то бормотал себе под нос — опять считал шаги и повороты. Внезапно они, как по команде, замерли, глядя перед собой.

Перед ними был один из не вернувшихся вчера мальчишек.

Вернее то, что от него осталось.

Кровавые ошметки, по-другому это сложно было назвать. Ньют не мог оторвать взгляда от руки, которая лежала у самой стены. Окровавленная, со скрюченными пальцами, она притягивала к себе взгляд, и Ньют понял, что больше не может сдерживаться. Он отвернулся, и его вывернуло. Бледный Минхо стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, и только бормотал без перерыва:

— Как?... как... блядь... как?!

— Эй, лидер? — окликнул он Ньюта, спустя минуту.

— В норме. Нет, правда. Я в норме, — пробормотал Ньют.

— Что это было?..

— Сет. Я запомнил его татуировку на предплечье. Это Сет.

— Я не об этом, — сдавленно прошептал Минхо, — каких размеров было то, что с ним это сотворило... Что это?!

— Я... не знаю...

Внезапно вдалеке раздался вой: так не могло выть живое существо — это был скорее механический звук, похожий на вой сирены.

— Мама, роди меня обратно... — прошептал Минхо, пятясь.

На стене появились отблески света: зеленый, синий, красный; цвета переливались, создавая зловещий, абсолютно неестественный оттенок. К вою прибавился металлический лязг, который просто невыносимо было слышать.

Нечто медленно и неотвратимо выползало из-за поворота. У него было грушевидное тело, и оно передвигалось, перекатываясь, создавая этот жуткий вой и лязг. Из противной, безразмерной туши торчали разные острые предметы: Ньют успел заметить пилу, какую-то арматуру.

— Если эта мерзость навалится на нас, от нас останется столько же, сколько от старины Сета... — выдал Минхо. — Бежим! — прибавил он, дергая Ньюта за рукав рубашки.

И они бросились наутек. Так быстро Ньют не бегал еще никогда в своей жизни. Ему даже удалось оставить позади Минхо, который на вид был гораздо более физически развит.

Каким-то чудом им удалось скрыться от чудовища, но идти медленным шагом, изучая лабиринт, больше желания не было. Они просто мчались, не разбирая дороги, пока окончательно не выбились из сил.

— Они не вернутся, — задыхаясь, сказал Минхо.

— К... кто? — заикаясь спросил Ньют.

— Те, кто вчера не вернулся. Если эти штуки ночами охотятся, а я думаю, дело обстоит именно так, то наши уже не вернутся.

— Но сейчас же не ночь... — резонно заметил Ньют.

— Мне кажется, ночью их больше, — пробормотал Минхо, — Котелок же сказал, что слышал крики и вой. Теперь я понимаю, о чем он.

Ньют промолчал. Нестерпимо хотелось пить. Какими же идиотами надо быть, чтобы отправиться в лабиринт и не взять с собой воды?

Но самое страшное было не это. Самое страшное — Ньют не знал, где они находятся и как найти дорогу обратно.

Как оказалось, у Минхо просто феноменальная память. Он смог найти дорогу, да еще и не прекращал грубовато шутить в своей обычной манере.

Когда они добрались до дверей, Ньют обессиленно прислонился к стене и закрыл глаза.

— Ощущаю себя в чертовом убежище, — рядом раздался задумчивый голос Минхо.

— В Приюте, — вдруг сказал Ньют. — Это — Приют для нас, потому что там, — он махнул рукой, — настоящий кошмар, в то время как здесь — все еще вполне сносно.

В глубине Приюта кипела жизнь: все ребята, которые не пошли в лабиринт, занимались тем, что складывали доски разного размера в одну общую кучу.

— Откуда? — спросил Ньют у Котелка, разжившись неизменным бутербродом.

— Ящик, — пожал плечами тот, — сегодня он полон этих деревяшек, будто они, — он многозначительно указал наверх, — хотят, чтобы мы строили дом.

— Ага, — фыркнул рядом стоящий мальчишка, которого, Ньют помнил, звали Бен. — Берлогу тогда уж... потому что вряд ли мы сможем построить хоть что-то похожее на дом. Расскажите лучше, шенки, что вы видели там, в лабиринте.

Ньют втянул голову в плечи и сел прямо на землю. Говорить о том, что они с Минхо видели, не было сил. Но приютели ждали, столпившись тесной группой вокруг прибывших, и тогда Минхо, покосившись на Ньюта, который так и не произнес ни слова, принялся рассказывать.

— Надо как-то отметить, что был такой Сет... — тихо сказал Бен, — в конце концов на его месте мог оказаться любой из нас.

— Кладбище? — задумчиво сказал Алби, — но...

— Да, да, — подхватили остальные, — давайте поставим камень там или что в память о Сете.

Ньют не стал говорить, что Сета никто толком-то и не помнит. Только имя. Но в конце концов, имена — это все, что осталось от них прежних. Поэтому, почему бы и нет?

Две деревяшки крест-накрест с нацарапанным именем. Царапал Алби. Ножом, который обнаружился в лифте вместе с досками. Имя и дата. 1.1.1. Первый день первого месяца первого года.

— Эй, Алби, ты же не думаешь, что мы и вправду проведем здесь год или что-то около того? — спросил его Минхо.

— Не думаю. Но принято указывать и число, и месяц, и год. А так как мы не знаем ни того, ни другого, ни третьего, то, я думаю, это — то, что нам нужно.

Больше никто не спорил. Они постояли у креста, переминаясь с ноги на ногу — никто не знал, что говорить.

— Ну... — решился Ньют на правах лидера, — покойся с миром...

А что еще можно было сказать? Может, они и знали друг друга когда-то, но воспоминания стерты, и смерть одного из них не вызывает ничего, кроме страха.

Такое может случиться и со мной — это единственная мысль, которая присутствует в их головах.

Ньюта внезапно снова затошнило. Они же люди, в конце концов! Надо заплакать, сказать о погибшем что-то хорошее... Но самое страшное — сказать было нечего. Пустота. Ньюта мутило от одной только мысли, что можно уйти вот так — в пустоту. И останется от тебя только имя, нацарапанное кое-как на деревянной палке.

Ребята постояли еще немного, но, услышав резкий противный сигнал, оповещающий о поднятой лифтовой кабине с посылкой, торопливо направились к ящику. Доски, гвозди, молотки. Похоже, им и правда придется заниматься строительством. Жаль, никто из них не помнит, как это делать.

— Тут снова записка, — сказал Ньют, который спустился подавать доски.

— Что там? — все с любопытством заглянули вниз, словно пытаясь прочитать написанное вместе со своим лидером.

— "Опасайтесь гриверов", — прочитал Ньют и почувствовал, как между лопаток пополз неприятный холодок.

Гриверы.

Ньют был уверен, что знает, кто это. И теперь пришло время рассказать всем приютелям о них поподробнее.

В этой комнате огромный экран во всю стену. Возле него, наклонившись над пультом, все тот же темноволосый мальчишка из предыдущего сна. Во этом сне Ньют испытывает сильную симпатию к нему. И сочувствие.

— Кто это? — спрашивает Ньют, указывая на экран, где медленно вращается 3D модель какого-то чудовища.

— Гривер, — коротко отвечает мальчишка, — он живой. Почти. То есть это — полукиборг...

— Выглядит ужасно, Том, — говорит Ньют.

— Давай ты не пойдешь туда, а? — вдруг жалобно произносит он, поворачиваясь лицом к Ньюту. — Только не ты...

— Томми, — тихо говорит Ньют, и в груди что-то невыносимо щиплет, будто там — открытая рана, — я должен. Если я не пойду, эксперимент задержится еще на несколько месяцев.

— Пусть, — упрямо говорит тот, кого он называет Томом, — пусть. Я за тобой пойду, — с тоской произносит он, глядя Ньюту в глаза.

Ньют молчит.

— Точка невозврата... — задумчиво прибавляет Том.

— Что? — удивленно спрашивает его Ньют.

— Точка невозврата — это когда нельзя уже будет повернуть назад. Только продолжать дальше. Так вот, если я появлюсь в лабиринте — это и будет точкой невозврата.

— Тебе нельзя, — строго говорит Ньют и отворачивается, — тебе нельзя. Я вернусь. Я сильный, — он пытается улыбнуться.

— Да. — Говорит Том. — Но это будешь уже не ты.

Ньют открыл глаза и несколько секунд пялился в темноту, осмысливая сон. Что это? Воспоминания? Или просто игра воображения?

Они были в Приюте уже неделю, и с каждым днем на них все больше наваливалась апатия. После того, как они пополнили кладбище еще двумя крестами с нацарапанными именами, ребята замкнулись, стали агрессивными. Бен и Ник передрались — еле растащили. Нужно было решать какие-то проблемы, руководить кособокой стройкой, выходить в лабиринт, пытаясь нарисовать карты, разбирать споры приютелей, которые словно только и ждали предлога, чтобы кинуться друг на друга, а у Ньюта уже совершенно не было сил. И эти сны. Кто такой Том? Почему так щемит в груди? Что их связывало в той жизни? Нормальной жизни, до лабиринта?

Около десяти утра уже привычно засигналил ящик, и приютели угрюмой толпой пошли смотреть, что им прислали на этот раз. Ко всеобщему удивлению, это был новенький. Мальчишка, младше их всех, лет тринадцати или около того. Он затравленно озирался, смешно щурясь от света — видимо, долгое время пробыл в лифтовой кабине.

— Веревку! — крикнул Алби. — Тащите веревку! Будем доставать пополнение.

— Ты кто? — спросил Минхо, свесившись вниз, пристально изучая новоприбывшего. Тот что-то пробурчал себе под нос, но никто не смог расслышать. Наконец, принесли веревку. Ньют сделал на конце петлю и спустил ее внутрь.

— Закрепи на себе! — крикнул он. — Мы тебя вытянем наверх.

Мальчишка ничего не ответил, но петлю на себе закрепил и даже дернул за веревку, давая тем самым понять, что готов к подъему. Приютели схватились за веревку и постепенно вытянули незнакомого мальчишку наверх.

— Ты кто? — повторил свой вопрос Минхо.

— Гэлли, — поежившись ответил новенький.

— Добро пожаловать в Приют, — сказал Ньют.

— В этой Варианте ты — лидер. Но... она мне не нравится.

Ньют видит себя со стороны. Рядом все тот же мальчишка, стены такие же белые, но монитор перед ними выключен.

— А чем это плохо? — недоумевает Ньют.

— Дальнейшее развитие событий. Это не для тебя. Слишком большая психологическая нагрузка, слишком сильный стресс, ты не справишься. Сорвешься. А тут уже пятьдесят на пятьдесят.

Ньют молчит. Просто кладет руку на его плечо.

— Я справлюсь, Том, — говорит Ньют. Том дергается и вырывается, оборачиваясь, заглядывая в глаза.

— Ты не понимаешь, это же... — он молчит, не договаривает. Отводит взгляд.

— Я не понимаю. Еще бы! Не тебе идти туда, Том, так что заткнись.

Злые, хлесткие слова бьют прямо в цель. Том горбится, съеживается перед пультом.

— Иди, — говорит он. Но у порога все-таки не выдерживает:

— Ньют! — кричит он.

— Да? — Ньют оборачивается.

— Не будь лидером. Оставайся в тени. Просто не будь им...

Ньют, может, и пообещал бы ему не быть лидером, но знал, что в обещании нет никакого смысла. Он все равно об этом забудет.

Через пару месяцев быт приютелей был более-менее налажен. За это время еще несколько мальчишек погибло, не вернувшись из лабиринта, двое валялись в импровизированном лазарете с ушибами и переломами. Были даже те, кто обнаружил в себе способности к медицине. Обрывки воспоминаний, навыки, которые не забылись и теперь были весьма полезны в сложившейся ситуации.

Ньюта же все больше и больше занимал лабиринт. Теперь внутри Приюта была образована группа, которую называли бегунами. Бегуны должны были весь день изучать лабиринт, возвращаться до закрытия дверей и рисовать карты увиденного за день. Но карты не сходились. Каждую неделю что-то неуловимо менялось, и Ньют сломал голову, пытаясь вычислить эту закономерность, да и вообще весь механизм лабиринта. Но вскоре он понял, что это просто невозможно. Эта мысль озарила его, когда он вдруг осознал, что именно не так с картами. Стены двигались. Каждую неделю менялся узор лабиринта, каждую неделю карты получались немного другими. Эта догадка настигла его прямо в лабиринте, когда он не смог найти поворот, который был тут всю неделю. Ньют уже запомнил его, начертил на карте и безошибочно ориентировался на этом участке. Как вдруг перед ним — вместо поворота — выросла глухая стена. Никаких поворотов. Тупик. Ньют долго стоял, изучая эту стену, такую же, как и все остальные в этом лабиринте. А потом сел на землю и разрыдался. Разве можно найти выход из этого лабиринта, если стены двигаются? Если за каждым поворотом опасность? Если все, что они могут, это бегать туда-сюда на манер подопытных мышей, силясь найти разгадку, которой, может, вовсе не существует...

Выхода нет. И не будет. Как ему, лидеру, сказать об этом остальным приютелям? Как разрушить призрачную надежду на спасение? Имеет он на это право? Первый раз за все время, проведенное в лабиринте, Ньют не бежал. Он шел, еле-еле переставляя ноги, тщательно обдумывая каждое слово, которое должен будет сказать приютелям.

Приют встретил его неуютной тишиной — никто не копошился на поляне, не ошивался возле кухни, выпрашивая добавки у Котелка. Чувствуя неладное, Ньют заглянул в Берлогу — кособокое строение, которое они все-таки смогли возвести общими усилиями. Но и там никого не было. Ньют прошел на кухню — на огне булькал суп, но опять же — ни души. Даже Котелка не было, а предположить, что повар бросил кухню — свою святая святых — было и вовсе немыслимо. Ощущая нарастающую тревогу Ньют решил дойти до лифта. Может, им прислали что-то настолько сногсшибательное, что все шенки разом позабыли о своих обязанностях?

Ньют не ошибся. Приютели и правда были возле лифтовой кабины. Их лица выражали ужас и потрясение, они все смотрели на что-то перед собой. Ньют заметил в толпе уже вернувшихся из лабиринта Минхо и Алби, и на душе как-то стало спокойней.

— Разойдись! — гаркнул Ньют. — Да что там у вас? — прибавил он тише, и тут же сам замер, как вкопанный. Перед ним лежал паренек по имени Мишель. Он очень хорошо его запомнил: тихоня, почти никогда не говорил, но дал пару действительно дельных советов по строительству. А теперь Ньют смотрел на Мишеля, вернее на то, что от него осталось, и не мог выдавить из себя ни слова. Парень был разрезан ровно пополам. Будто гигантским ножом. Ошметки мяса и органов забрызгали все вокруг, на верхней половине туловища Ньют заметил веревочную петлю, закрепленную под мышками. Так страховали тех, кто спускался в ящик за продуктами. Картина была настолько жуткой и тошнотворной, что Ньюта в очередной раз вырвало.

— И он не удержался, — мрачно констатировал Гэлли. — Мы уже все тут, того... — прибавил он.

— Что... черт возьми, здесь произошло?! — взвыл Ньют, торопливо отворачиваясь, стараясь не смотреть на кровавые ошметки.

— Спокойно, шенк, — рядом как всегда оказался Минхо. — Мишель полез проверить, что там в лифтовой шахте.

— Мы... — начал Гэлли, — те, кто остались, — пояснил он, покосившись на бегунов, — решили, а что, если можно уйти через лифт? Ну как-то же продукты и всякое разное приходит сюда... В общем, сначала я залез в лифт. Ждал, что он меня увезет. Ничего подобного. Гребаная кабина не сдвинулась с места, пока я не вылез... А потом Мишель предложил спуститься в шахту, пока лифт не поднялся обратно.

— И что? — спросил Ньют. — Дальше-то что?

— Дальше?.. Мы закрепили веревку, и он полез туда. Долез до половины и... будто гигантским ножом... достали... вот. Половинку, — Гэлли сильно побледнел, было видно, что его сейчас стошнит.

Ньют мысленно застонал и схватился за голову.

— Вы... Как вы могли полезть туда, не согласовав с нами? Со мной, в конце концов! Гэлли же пацан совсем, куда вы смотрели?! Так... — голос Ньюта стал совсем жестким, — сейчас мы похороним Мишеля. На похороны идут все. Все, я сказал. Джек и Чарли! Выройте могилу, аккуратно положите Мишеля... оставшуюся... часть. Но закапывать не будем. Сверху положим стекло. У нас же оставались стекла, так? Ну вот. Сверху стекло. Это будет напоминанием вам всем, что лабиринт не терпит глупых опрометчивых поступков. Каждого новенького будем приводить сюда, чтобы показать, к чему ведет непослушание и безрассудство. Всем ясно? За работу. Простите, ребята, но вы просто самые крепкие... вас точно не стошнит по дороге...

— Да мне по фиг, кэп, — усмехнулся Джек, — не извиняйся, мы с Чарли те еще таскуны... таскаем, что ни попадя, — улыбнулся он.

Мишеля похоронили, как и сказал Ньют, под стеклом, и приютели разбрелись по своим вечерним делам.

Ньют же еще долго не уходил, стоя над свежей могилой. Сверху на стекле краской было намалевано:

Эти пол-шенка предупреждают тебя

По лифитовой шахте спускаться нельзя!

Алби, оказывается, еще и поэт. Ньют поглубже засунул руки в карманы и заставил себя посмотреть под стекло. После чего быстрым шагом направился к Берлоге. Надо заставить себя поспать. Завтра будет новый день.

Ньют подслушивает. Это нехорошо, конечно, но если уж предоставилась такая возможность — почему бы и нет?

— Трент, я прошу тебя. Мы не так уж много и теряем при изменении Варианты... — знакомый голос. Том.

— Томас, ты не знаешь, о чем просишь...

— Знаю. Как раз-таки я — знаю. Смотри. Если Ньют становится лидером, а это, похоже, неизбежно, то вот здесь происходит срыв. Разве в интересах ПОРОКа потерять столь ценный объект?

Ньют вздрагивает от этого равнодушного тона. Объект... Звучит жутко.

— Да, но как...

— Просто. Это должно произойти раньше. Гораздо раньше. Смотри. Ньют — лидер. А неизбежный срыв происходит вот тут... я просто сдвигаю время, вот и все. Каким образом? Вот здесь он осознает, что выхода нет. Вот здесь начнется депрессия. Усиливаем депрессию стрессом от смерти любого другого — и вот он — срыв. Но не с такими последствиями.

— Стоп... значит... Ага, ну да. Смотри, если мы отправляем вот этого раньше... его любопытство, он лезет узнать, что там в шахте... Ужас какой... ты уверен, Томас?

— Да, — голос Тома невероятно спокоен, будто он рассуждает об обычных будничных вещах. — Да. Я уверен. Запускай Варианту, Трент. И тогда я попытаюсь избежать точки невозврата.

— Ты идиот, что ли? Этого не нужно. Всегда должна быть возможность отмотать все назад.

Томас промолчал.

Ньют почти не помнил своих снов. Обрывки, словно клочья утреннего тумана, рассеивающегося под солнечными лучами. В Приюте и тумана-то как такового нет...

Ньют проснулся рано и сразу же, не дожидаясь других бегунов, вышел в лабиринт. Сегодня у него другая цель. Он на грани. Его нервы — натянуты до предела, оголены, словно провода без изоляции. Дотронься — и убьет током. Ньют сам — сплошной ток. Он больше не может так. Из лабиринта нет выхода. Рисунок ходов меняется. Он еще никому не сказал об этом. Он не может сказать им, особенно после того, что вчера произошло. Эта правда только для него. Они догадаются, конечно. Минхо будет одним из первых, Ньют уверен. Но пусть он этого не увидит. Тяжело быть лидером и видеть, как гибнут те, кем ты поставлен управлять. Возможно, будь он чуть лучшим организатором — этого бы не произошло. Не возможно, а точно. В случившемся виноват он один. Он должен был поставить строгие рамки, строгие правила. Он должен был... В общем, теперь уже никому и ничего не должен. Поворот. Шершавая стена под кончиками стертых пальцев. Шорох гравия под ногами. Еще поворот. Пожалуй, вот здесь...

Ньют посмотрел вверх — стена, невероятно высокая, казалось, упирается в самое небо. Небо, на котором никогда не бывает облаков. Что это? Тюрьма? Они преступники и совершили что-то, за что так наказаны? Кто они? Ответов не будет, понял Ньют. Никогда уже не будет. Все, что было, хранилось, теплилось в душе — вырвано с корнем, растоптано кем-то, развеяно прахом по ветру. Не собрать.

Ньют крепко ухватился за плющ и потянул. Держит.

Вскарабкаться наверх оказалось на удивление легко. Вот только до верха стены он не добрался. Не смог. Дальше плющ истончался и стало понятно, что он просто сорвется. Хотя... Не этого ли он и хотел? Нет, не так. Пусть никто не видит, но он повернется к лабиринту лицом. Он знал, что за ними наблюдают. Ощущал шестым, седьмым, десятым чувством. И даже знал, кто. Имя из сна вспомнилось быстро.

— Смотри! — крикнул Ньют. — Смотри и будь ты проклят, — добавил он шепотом, — будь ты проклят, Том...

И разжал руки.

Так, как и хотел.

Лицом к лабиринту. К его молчаливым, бесконечным стенам.

— Какая же ты сволочь, Ньют, — голос рядом был полон гнева и боли. Ньют с трудом разлепил тяжелые веки. В глаза будто насыпали горячего песка. Все расплывалось, он никак не мог сфокусировать взгляд. Потом ощущения стали постепенно возвращаться. А вместе с ними — боль: невыносимо, нестерпимо болела левая нога. Хотелось кричать, выть и грызть подушку, но он не мог даже шевельнуться.

— Что б ты сдох, придурочный идиот, — сказал кто-то обиженно.

Минхо. Кто же еще? Ньют даже попытался улыбнуться.

Сознание медленно возвращалось, теперь было мучительно стыдно за свой поступок. Они же его друзья, и они не виноваты в том, что он оказался слабаком. Он ведь и вправду решил их бросить. И даже не рассказать про свою догадку. Идиот... Минхо прав.

— Ла... Лабиринт, — прошептал Ньют пересохшими губами.

— Что? — Минхо тут же наклонился, Ньют видел его лицо совсем рядом, каждую родинку, каждую трещинку на огрубевшей грязной коже.

— Стены... Минхо... стены...

— Да, — резко сказал Минхо, — они меняются. Каждую неделю.

— Но... я думал...

— Ты, дурья твоя башка, посчитал, что ты один допер до этого и благородно решил унести это с собой в могилку? — Минхо презрительно сплюнул прямо на пол лазарета. — Ненавижу. Ты бросить нас хотел, гребаный лидер. Просто кинуть, как щенков в ведро с водой. Да пошел ты...

Ньют стиснул зубы. Прав. Минхо тысячу раз прав. Он не достоин находится среди этих ребят. Всем тяжело. Но сорвался он один. Гребаный лидер.

Все просчитано, проносится в голове, Он об этом знал...

Ньют реабилитируется в течение месяца. Но хромота не пройдет и бегуном ему уже не стать никогда. Также, как и лидером, потому что больной лидер не нужен никому. Решением общего сбора Ника назначат главным, Алби — его помощником, а Ньюта — организатором дел внутри Приюта.

Иногда будет накатывать тоска, так сильно, что Ньюту будет казаться: вот-вот и он завоет. Иногда ему будет хотеться все-таки добраться до верха лабиринта и кинуться вниз, покончив со всем теперь уже окончательно. Но Ньют этого не сделает, он понимает, что разбиться насмерть, возможно, и не получится, а вот покалечить себе еще что-нибудь будет совсем некстати. Новенькие будут прибывать и странные сны, терзавшие Ньюта до падения, уйдут куда-то в глубины подсознания, стираясь, оставляя после себе еле заметный след.

Дни будут идти за днями, быт приютелей будет становиться все более налаженным. Теперь они уже знают, что от гривера можно спастись, а еще, что гривер может ужалить. И тогда спасет только грив-сыворотка, которая приходит в ящике в запаянных ампулах.

К концу второго года Ньют потеряет уже всякую надежду и будет жить просто по инерции.

Потом погибнет Ник, и Алби закономерно займет его место.

И тот день будет похож на множество других дней.

Когда заверещит ящик, Ньют бросит разбирать очередную посылку от Создателей и пойдет к нему — встречать новенького. Практически все сбегутся к ящику: новенький — это всегда событие. Новенький — это отдушина для них. Над ним можно пошутить, его можно пожалеть, в общем — это хоть какое-то движение в их затхлой жизни.

Новенький, или Чайник, как их стали называть в Приюте с некоторых пор, также как и все, будет щуриться, глядя на свет. Он поднимет голову, в недоумении пялясь на них, и Ньют почувствует, как по позвоночнику пробегают мурашки. Его лицо ему знакомо.

— Меня зовут Томас, — скажет мальчишка, беспомощно озираясь. — И это все, что я о себе помню.

— Так же как и все мы, шенк, — ответит ему Алби. — Добро пожаловать в Приют.

Ньют не вспомнит, когда и где он слышал это имя. Только одна фраза будет вертеться в его голове.

Точка невозврата... точка невозврата...

Но он не вспомнит, что это значит.