Твой ритм (джен)

Сквозь вязкую, плотную дремоту доносятся звуки. Минхо понимает, что надо проснуться, посмотреть, кто это затеял возню в такую рань, но он не может заставить себя открыть глаза. Вчерашний день навис над ним, будто огромная бетонная стена лабиринта, полностью лишил сил, заставил снова сомневаться в том, что выход есть.

Нет его. И никогда не было. Все это фигня на постном масле. Сказка, в которую они должны верить, чтобы выжить. Сказка, придуманная создателями с неизвестной целью. Минхо переворачивается на другой бок и сдавленно стонет сквозь зубы – ему снова приснился кошмар.

Прохладная рука ложится ему на лоб. Кто-то тихо шепчет:

— Все хорошо, не шуми. Все пройдет.

Минхо хочет ответить, что ничего не пройдет, что у него, вашу мать, не осталось ни капли сил, а ему на утро снова в лабиринт.

Когда глаза, наконец, открываются, Минхо видит склоненное над ним лицо Алби. Вожак приютелей смотрит серьезно, без тени привычной иронии и насмешки.

— Он ушел в лабиринт, — говорит Алби и отводит глаза.

Бетонная плита, нависшая над Минхо, наконец-то обрушивается, размазывает его по постели. Ушел. Да что б вы все сдохли!

Минхо что-то хрипит и соскакивает на пол, резко отпихивая Алби в сторону.

— Сколько времени? – орет он, встряхивая головой, как щенок, выбравшийся из воды.

— Половина шестого, — спокойно отвечает Алби. К темпераменту Минхо он давно привык. Лидеру не стоит терять самообладания.

— Черт! Черт! Черт! С чего ты взял, что он в лабиринте?

— Он в лабиринте, Минхо, – говорит Алби. И Минхо сразу же безоговорочно верит. Алби умеет говорить так, что все ему верят. Гребаный предводитель…

У Минхо нет сил выяснять, почему их лидер так уверен в этом. Он явно что-то знает, но не хочет говорить. Потом. Это все потом. А сейчас у него есть полчаса. Целых полчаса на то, чтобы найти Ньюта и вытащить этого придурочного шенка до того, как бесконечный день бегуна начнется снова.

Он торопливо одевается. Брезгливо осматривает свои кроссовки. Эти уже износились. Лохмотья. Слишком быстро, – мелькает в голове, – все происходит слишком быстро.

Минхо вылетает на улицу, по пути спотыкается о чьи-то неубранные вещи. Спрессованный спертый воздух Приюта кажется ему свежим, и он почти ощущает его движение на своей коже. Обман. Это все обман. Здесь не бывает ни ветра, ни даже дождя. Иногда Минхо жалеет об этом, но чаще ему все равно.

Возле склада одежды Минхо замечает, что у него трясутся руки, и он никак не может попасть ключом в замочную скважину. Черт, какой криворукий делал этот замок?

Наконец, все получается, и Минхо хватает пакет с самой верхней полки. Кроссовки сложены по размеру. У него – самый большой, верхняя полка. Взгляд задерживается на нижней, там, где совсем маленькие, будто детские.

Ньют. Разница между ними пять полок. Он всегда так говорил. Минхо чувствует, что ему не хватает воздуха. Тут очень душно и просто нечем дышать.

Он выскакивает на улицу и на бегу проверяет все необходимое: нож, паек, веревка, фонарь, часы. Возле огромных дверей стоят приютели. Уже все знают, что Ньют с рассветом ушел в лабиринт. Нарушил главное правило Приюта. Он больше не бегун, а значит не имеет права покидать эти стены.

Минхо ощущает их взгляды. Они буравят его спину, словно нож, царапающий лопатки, – еще секунда и вонзится прямо в сердце.

Алби стоит молча, скрестив руки на груди. Минхо пробегает мимо, почти незаметно кивая ему. Алби умный, он придумает, как спасти Ньюта от расправы. А сейчас главное – найти его.

Лабиринт встречает Минхо зловещей тишиной, как и всегда. Шорох гравия под ногами кажется привычным и успокаивающим, лучше любой музыки. У каждого из бегунов есть свой ритм. У Минхо он ровный, размеренный, словно стук сердца. У Уилла торопливый, будто тот не успевает переставлять ноги. Минхо знает каждого из своих бегунов, знает их ритм. У Ньюта он был особенный, очень легкий. Будто он летел, а не бежал. После травмы и попытки покончить с собой ритм шагов Ньюта изменился. Исчезла легкость. Теперь это ритм больного сердца, которое больше никогда не будет стучать, как положено.

Поворот. В лабиринте восемь секций. Еще неделю назад Ньют отвечал за сектор F. Он знает там каждый поворот. Каждый изгиб исполинских стен. Минхо тормозит, сплевывает на землю, прислушиваясь. Он не сомневается, но осторожность превыше всего.

Он никогда не бывал в секторе F, но хорошо помнит карты. «У тебя феноменальная память», — говорил ему Ньют и гордо улыбался, будто это его личная заслуга.

Минхо останавливается, чтобы немного отдышаться, проводит рукой по стене. Она немного другая. Не такая, как в его секторе. И плющ здесь как будто жестче: кажется, надави сильнее – и порежешься. Свет отбрасывает блики на листья, и это почти красиво. Он никогда никому не признается, что в лабиринте что-то кажется ему красивым, но на самом деле Минхо восхищен. Он давно впитал в себя лабиринт. Стал его частью. Деталью, необходимой лабиринту для существования. Без них, бегунов, лабиринт потеряет всякий смысл, и Минхо верит в это.

Снова шорох под ногами – в такт пульсу. Ньют не мог уйти далеко со своей больной ногой. Медяки вообще запретили ему ходить, поэтому никто не ожидал, что он сорвется в лабиринт, хотя Алби и говорил Минхо, что рано или поздно это произойдет.

Он и не ушел далеко. Минхо замедляет бег, подходит тихо, не зная, что сказать.

Ньют сидит, прислонившись затылком к стене, вытянув искалеченную ногу. Пальцы правой руки шарят по больной лодыжке, бессильно сжимаясь и разжимаясь, глаза закрыты, лицо искажено гримасой боли.

Даже на расстоянии Минхо слышит стук его сердца. Сбитый ритм, который больше никогда не станет прежним.

— Зачем пришел? – сквозь зубы цедит Ньют, подтягивая ногу в бессильной попытке встать.

— За тобой, – честно отвечает Минхо и, легко подхватив его под мышки, ставит на ноги.

Ньют смеется. Он стоит, держась за стену, и заходится тихим, истерическим смехом.

Минхо хочется его ударить. Со всей силы, наотмашь садануть по лицу, вправить мозги на место. Но он стоит, не двигаясь. С Ньютом так нельзя. С кем угодно, только не с ним. Внутри расползается едкая горечь, она, словно кислота, разъедает все внутренности, накрывает Минхо с головой.

— Идем, – говорит Минхо, – идем. Мне нужно в мой сектор, ты же знаешь.

Взгляд Ньюта становится более осмысленным. Он знает. Если бегун вовремя не выйдет в лабиринт, то он может и не успеть вернуться в Приют до закрытия дверей.

— Вы не можете дать мне просто сдохнуть, а? – шепчет Ньют.

— Я не могу, – поправляет его Минхо и легко забрасывает друга себе на плечо.

Ньют слабо трепыхается, но вскоре замирает, понимая, что с Минхо спорить бесполезно.

Минхо бежит, его дыхание становится тяжелее, он слышит бешеный стук своего сердца, в такт шагам по лабиринту. Он слышит ритм сердца Ньюта. Такой же беспокойный и встревоженный. Ньюту страшно.

— Уже скоро, – бросает Минхо, пытаясь бежать быстрее.

Ньют вздыхает и молчит. Только сердце колотится все быстрее.

В Приюте их никто не встречает. Все разбрелись по своим приютским делам. Бегуны ушли в лабиринт. Котелок готовит обед. Огородники копаются на грядках. Лабиринт не терпит суеты и безделья. Это то, что они усвоили с самого первого дня.

Алби ничего не говорит, просто указывает на карцер: покосившееся строение в глубине Приюта.

Все правильно. Ньют нарушил правило, он наказан. И арест – самое мягкое наказание. Минхо даже спрашивать не хочет, чего стоило Алби убедить всех шенков. Он принимает это как факт и благодарен Алби.

Минхо сгружает свою ношу в угол на сваленные там тряпки. Ньют подтягивает колени к груди и замирает, отвернувшись к стене.

— Ньют, — пробует поговорить с ним Минхо. Зря, конечно. Он умеет острить, рассыпать насмешки. Но вот утешать… Утешать Минхо не умеет. Его бы кто утешил.

— Как ты нашел меня? – вдруг спрашивает Ньют и поворачивается к нему лицом.

— Твой ритм, – шепчет Минхо и понимает, что сморозил глупость, но все же решается договорить:

— Я знаю твой ритм.

Минхо замирает и проклинает себя за косноязычие, за неумение выразить словами все то, что вертится на языке.

Ньют с минуту смотрит на него с непониманием. Потом усмехается.

— Я знаю, Минхо, – говорит он, – я знаю.