Ночной рыцарь (гет)

Смеркалось. Капли дождя с едва различимым стуком ударялись о землю. Лес сбрасывал с себя остатки грязно-серых унылых листьев, каким-то чудом еще держащихся на кривых ветках, кидал их в лицо нежданной гостье.

Босые ноги аккуратно ступали по едва различимой тропинке между деревьями, изредка оскальзываясь на мокрой лесной подстилке. Озябшие руки нервно сминали темно-желтый пергамент с неровными строчками, украшенный парой чернильных клякс. Каштановые волосы уныло поникли под напором влаги, под глазами черным пятном расплылась тушь, а красивая ранее одежда была испорчена въевшейся грязью и кровью.

Когда все началось?

Пожалуй, после того отчаянного поцелуя во время Войны, когда жизнь висела на тончайшем волоске, вокруг носились заклинания, а будущее казалось таким смутным и расплывчатым, что не было даже смысла размышлять о нем. Один зеленый луч в грудь — и все твое будущее перечеркнуто.

Тогда поцелуй с Роном казался правильным и необходимым. Пожалела ли она об этом? Ни разу. Нет смысла жалеть о сбывшемся, если в тот момент Гермиона была счастлива.

И теперь она вспоминала два года неловких попыток наладить отношения с парнем, которого она, казалось, любила. Два года обид, ссор, расставаний, примирений и редких прогулок по выходным. Непонятно, почему они держались друг за друга — были ли это попытки сохранить приятельские отношения, дружбу или что-то еще, Гермиона Грейнджер не знала. Знала лишь, что теперь этим отношениям пришел конец, окончательный и бесповоротный.

Вечером воскресенья Гермиона ждала Рона — приготовила романтичный ужин, надела элегантное платье, с трудом укротила буйную гриву каштановых волос и слегка подкрасила глаза. После всех приготовлений она расположилась на мягком диванчике перед телевизором в уютной гостиной, включила незатейливое шоу и стала ожидать. Прошел час, и Гермиона забеспокоилась — Рон никогда не задерживался так сильно.

Приблизившись к окну, она посмотрела на темное небо маггловской части Лондона и нахмурилась, увидев коричнево-серую сипуху, к лапке которой было привязано письмо. Птицу сносил ветер и порывы ледяного дождя, однако она опустилась на подоконник распахнутого Гермионой окна и протянула промокший конверт. Заслужив пачку печенья, сипуха ухнула и с трудом поднялась в воздух.

Слегка дрожащими руками Гермиона сорвала сургуч с письма и вытащила сложенный вдвое листок. Внутри что-то оборвалось, когда она увидела почерк Рона. Глубокий вдох, и глаза побежали по строчкам.

“Дорогая Гермиона!

Я знаю, что сейчас на столе стоит моя любимая еда, ты выглядишь просто изумительно, а по телевизору крутится какая-нибудь маггловская программа. Честно говоря, никогда не понимал смысл этой ерунды, но исправно смотрел, чтобы побыть рядом с тобой.

Мне тяжело писать тебе это, но, думаю, ты и сама понимаешь, что наши с тобой отношения потеряли смысл. Два долгих года я старался быть для тебя идеальным, старался сделать тебя счастливой, но все чаще видел твой задумчивый взгляд и натянутую, нервную улыбку.

Гермиона, прости, но между нами все кончено. И пусть ты говорила, что мой эмоциональный диапазон не больше зубочистки, но я хочу, чтобы спустя какое-то время мы с тобой стали друзьями, как и прежде.

С наилучшими пожеланиями и надеждой быть прощенным,

Рон Уизли”

К концу дурацкой записки ее глаза наполнились слезами. Дрожащие губы смогли только прошептать: “Рон Уизли, какая же ты задница!”.

Резко крутанувшись, Гермиона взмахнула палочкой и пожелала перенестись куда-нибудь подальше от своей уютной маггловской трехкомнатной квартирки. Хлопок. Она возникла где-то в глубине леса, а от Лондона ее отделяли часы пути. Почувствовав сильную боль, Гермиона посмотрела на левую ногу чуть выше колена и увидела множество достаточно глубоких кровоточащих порезов.

Расщепило… Нацеленность. Настойчивость. Неспешность. Впервые в жизни неудача не огорчила. Ей было просто все равно.

После полутора часов “прогулки” по ноябрьскому унылому лесу продрогшая Гермиона начала слабеть от кровопотери. Кончики пальцев рук и ног онемели и не слушались, посиневшие губы подрагивали от холода. Она даже не знала, куда попала. В таком состоянии трансгрессия ей недоступна, а ближайшее человеческое жилье может быть на расстоянии множества миль. В отчаянии она упала на колени, запнувшись о торчавший из земли корень, и почувствовала сильную боль в ноге. Пара минут в таком положении придала небольшую ясность, и стало очевидно — если она не будет идти вперед, ее никто не найдет. Она умрет.

С трудом поднявшись на дрожащие ноги и посмотрев на залитое кровью платье, Гермиона медленно пошла вперед по той самой едва заметной тропинке. Кто знает, сколько она так шла, часто останавливаясь и делая перерывы. Сегодня жизнь была к ней жестока и в то же время милосердна — сначала деревья стали редеть, а потом и вовсе она очутилась на опушке этого жутковатого леса. Улыбнувшись, Гермиона продолжила путь. Наверно, от кровопотери ей почудился приближающийся к ней на огромной скорости автобус, и она в неосознанном порыве вскинула руку с волшебной палочкой. Визг тормозов, и рядом с ней остановился трехэтажный автобус.

— Добро пожаловать в автобус “Ночной рыцарь”, госпожа, — сказал не кто иной, как Стэн Шанпайк. — Наш автобус предназначен для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение.

Не веря в свою удачу, Гермиона вошла в автобус и заплатила двадцать сиклей, даже не спрашивая, где они сейчас находятся.

— Трогай, Эрн! — крикнула высушенная голова на переднем стекле, и автобус совершил чудовищный рывок, отбросив Гермиону вглубь салона, где она больно ударилась об железную кровать. Она прилегла на нее и устало прикрыла глаза, ожидая прибытия в больницу Святого Мунго. Сквозь полудрему она услышала удивленное:

— Гермиона? Гермиона Грейнджер?

Резко распахнув глаза, Гермиона увидела Фреда Уизли.

Резко распахнув глаза, она увидела Фреда Уизли.

— Фред? Фред Уизли? — передразнила Гермиона высокого рыжеволосого парня, присевшего на краешек ее кровати.

В воздухе повисло неловкое молчание, разбавленное лишь шумом трущихся о дорогу колес и визгом тормозов. Неизвестно, кто начал бы разговор первым, если бы не случайность — еще один хлопок, рывок автобуса, и Фред упал на Гермиону, случайно задев больную ногу и задрав темно-синее платье. Медленно опустив глаза на ее обнажившиеся ноги, сглотнул и заметил порезы, уже успевшие покрыться коркой ржаво-коричневой крови.

— Ты… Грейнджер, ты… Что с тобой случилось!? На тебя напали? — на Гермионе в то же мгновение оказалась коричневая куртка с высоким воротником, пахнущая удивительно приятным сочетанием ароматов чистой кожи, кориандра и пачули. С наслаждением вдыхая необычный запах, она даже забыла о множестве вопросов, обрушившихся на нее, и подняла взгляд лишь тогда, когда рука Фреда осторожно опустилась на левое бедро.

— Все в порядке, Фред. Я в порядке. Просто расщепило.

— Тебя расщепило? И это ты называешь “в порядке”? Грейнджер, ты лучшая ученица Хогвартса за последние сто лет, если не больше, и ты действительно думаешь, что я поверю в этот бред?

— Сначала убери свою руку с моего бедра, Уизли. Случилось кое-что неприятное в моей жизни, я слегка расстроилась и в итоге неудачно трансгрессировала. В таком состоянии делать это снова — самоубийство, поэтому я и попала сюда.

— Это не объясняет то, почему ты находишься здесь в таком виде.

— Я разве обязана отчитываться перед тобой, Фред? Но если тебя это так интересует, то я попала вглубь леса и пыталась оттуда выбраться. Ничего криминального и страшного. Другой вопрос, смогла бы я выйти или нет, но, к счастью, все обошлось. Переживаешь за меня? — Гермиона лукаво посмотрела на парня, зная, как отвратительно она смотрится босиком, в грузной одежде, с размытой тушью и слипшимися волосами.

— А ты думала, я смогу равнодушно смотреть на человека, спасшего меня? — Фред приблизился к ее лицу и открыто посмотрел в ее теплые карие глаза. Она поспешно замотала головой и погрузилась в воспоминания.

* * *

— Добрый день, господин министр! — крикнул Перси, ловко метнув в Толстоватого заклятие. Министр выронил волшебную палочку и схватился за воротник, явно борясь с дурнотой. — Я не говорил Вам, что подаю в отставку?

— Перси, да ты, никак, шутишь! — воскликнул Фред.

Пожиратель смерти, с которым он дрался, рухнул под тяжестью трех Оглушающих заклятий, выпущенных одновременно с разных сторон. Толстоватый упал на пол, весь покрывшись тонкими шипами, похоже, он на глазах превращался во что-то вроде морского ежа. Фред с восторгом посмотрел на Перси.

— Ты и правда шутишь, Перси… По-моему, я не слышал от тебя шуток с тех пор, как…

Раздался взрыв.

Гермиона, стоявшая рядом с Фредом, упала рядом с ним, расцарапав лицо осколком камня, обернулась и увидела падающую на них стену, вскинула руку с волшебной палочкой и создала щит, едва выдержавший такую тяжесть.

Когда пыль осела и Гермиона увидела всех близких живыми и невредимыми, она была изо всех сил стиснута рыжеволосым смутьяном.

— Спасибо, Грейнджер, спасибо…

Поцелуй в губы, длившийся всего одно мгновение, ее широко раскрытые глаза и его шальная улыбка — вот, пожалуй, то, что запомнилось ей на Войне больше всего.

* * *

— Так что никуда я не отпущу тебя в таком виде одну! Даже не вздумай! — пробились сквозь воспоминания слова Фреда. — Минут через пять мы будем возле Мунго, потерпи немного.

Последующие пять минут прошли в молчании, Гермиона все так же сходила с ума от запаха куртки и кровопотери, а Фред автоматически нежно поглаживал ее по волосам. Сильный рывок. Он снова приземлился на Гермиону, но в этот раз более удачно, не потревожив больную ногу, вскочил, поднял ее на руки, не обращая внимания на слабые возражения, бережно прижал к груди и понес в больницу Святого Мунго.

Центр Лондона.

Центр Лондона.

Перед закрытым на ремонт универмагом “Чист и Лозоход лимитед” со стороны открывалась интересная для прохожих картина, если бы хоть один из них смотрел по сторонам, а не на покрытую лужами дорогу. Парень в потертых джинсах, черной футболке и красных кедах держал на руке босоногую девушку в бывшем некогда нарядном платье, сейчас безнадежно испорченном грязью и кровью. Он аккуратно приблизился к витрине, шикнул на манекена женского пола в зеленом нейлоновом фартуке и громко сказал цель своего посещения.

Манекен кивнул и поманил парня, после чего он прошел сквозь стекло внутрь больницы и направился к указателю, где ему приветливо улыбалась пухленькая привет-ведьма. После короткого рассказа о случившемся она направила Фреда на пятый этаж, где получали медицинскую помощь маги, столкнувшиеся с недугами от заклятий.

После осмотра дежурным врачом Гиппократом Сметвиком Гермиона была доставлена в палату на двоих, выкрашенную в теплый бежевый цвет. На подоконнике стояли два горшочка с фиалками, желтые шторы были занавешены, пол застелен желтым паласом с мягким ворсом.

Фред уже было собирался положить Гермиону на кровать, когда в палату ворвался, иначе не скажешь, парень в белом халате, оказавшийся Драко Малфоем. Не говоря ни слова, он выхватил девушку из рук ошарашенного Уизли и со злостью посмотрел на него.

— Драко? — прошептала Гермиона и мягко улыбнулась ему.

— А теперь, Грейнджер, я требую объяснения. Куда ты опять вляпалась? Ты хотя бы понимаешь, что тебе нужно беречь себя? Через месяц у тебя аттестация, а ты… Слов нет. Идиотка!

— Эй, хорек, а не слишком ли много чести для такого, как ты? — не стал терпеть Фред. — Ты видишь, в каком она состоянии? Дай ей отдохнуть!

С неприязнью посмотрев на Фреда, Драко скривил губы и осторожно опустил Гермиону на кровать, прикрыл одеялом и нежно прикоснулся губами к пылающему лбу. Пожелав доброй ночи, он шикнул на Уизли и потащил за рукав в коридор. Быстро попрощавшись с девушкой, Фред вышел из палаты и мрачно посмотрел на Драко. Описав случившуюся с Гермионой ситуацию, Уизли спросил, какого черта Малфой выхватывает у него Грейнджер и ругается на нее. Как оказалось, уже два года бывшие однокурсники учатся на колдомедиков вместе, а их вражда давно растаяла под натиском прошедшей Войны, тесного сотрудничества и, что греха таить, зачатков чувств еще с тех времен, когда Малфой кричал ей в лицо до слез обидное: “Грязнокровка!”

Фред прищурился, будто видя Драко насквозь, однако и так недружелюбные отношения портить не стал и попрощался с ним, пообещав прийти завтра с утра.

Трансгрессировав домой, на второй этаж Волшебных Вредилок Уизли, он устало плюхнулся на мягкий диван и наконец-то расслабился. Джордж давно уже видел пятый сон, а Фред был слишком возбужден и расстроен, чтобы быстро уснуть, поэтому он достал из стола бутылку сливочного пива и сделал глоток. У него в голове роилось множество мыслей: некоторые проблемы требовали срочного решения, кое-что больно царапало душу, но на первом плане ожидаемо стояла Гермиона. Он неторопливо перебирал моменты сегодняшней случайной встречи, вспоминал усталый блеск карих глаз, раны на левом бедре, грязные босые ноги. Удивительно, но ничто в ее облике не внушало отвращения или брезгливости, напротив — искусанные губы притягивали взгляд, его руки буквально тянулись к ее длинным, ровным ногам.

Вспомнив все, что Фред когда-либо знал о Гермионе, он пришел к выводу, что спустя два года она приятно изменилась. Однако и ранее она производила впечатление серьезного человека, знающего себе цену. Что нужно было изменить в ее жизни, чтобы она так неудачно трансгрессировала? Как сильно ее нужно было расстроить?

Сложив дважды два, он кинулся писать письмо своему младшему брату — Рону Уизли, отправил его почтовой совой и принялся ждать ответа. Его усилия были вознаграждены, и уже через полчаса он получил короткий ответ.

“Привет, Фред.

Ну да, мы расстались. Это были неправильные отношения.

Чего ты вообще этим интересуешься?

Твой брат,

Рон Уизли”

Фред запустил руку в слегка отросшую шевелюру и застыл. Нда, а малыш Ронни, оказывается, не так-то прост! Он потянулся к перу и чернильнице и принялся писать ответ, от волнения слегка разбрызгивая по пергаменту кляксы. Отдал недовольной сове конверт и направился спать.

Ночь была долгой.

Ночь была долгой. Небо над Лондоном словно занятуло плотной непроницаемой пленкой из мрачных темно-серых облаков, похожих на слежавшуюся сахарную вату. Казалось, подними руку, и кончики твоих пальцев легко прорвут и вонзятся в этот грязный городской покров. Дождь шел до сих пор, из-за чего улочки словно были подернуты полупрозрачной туманной пеленой, капли будто наперегонки стекали по бездушным окнам. Редкие ночные прохожие воровато прятались под унылыми зонтиками, с раздражением стараясь избежать ноябрьской грязи и холодных бездонных луж. Увы, но непогода брала свое, и попытки не замочить ноги заканчивались неудачей.

Гермиона проснулась где-то в пять утра, пусть и не могла ручаться за свое ощущение времени. Несколько минут она просто лежала на узкой больничной кровати, вспоминая все события вчерашнего вечера и переосмысливая свое глупое, как сейчас казалось, поведение. Не секрет, что Грейнджер была и есть чрезвычайно умной не только в волшебстве, но и в жизни, и прекрасно понимала, что отношения с Роном обречены на неудачу. Они действительно не подходили друг другу — спокойная, рассудительная и целеустремленная Гермиона и неловкий, глуповатый и не ищущий места под солнцем разгильдяй Рон.

Да, с ним было хорошо и легко в те моменты, когда между ними не повисало неловкое молчание, однако гораздо больше было причин злиться на юношу. Говорят, что противоположные люди притягиваются, и это так. Но противоположные — не синоним абсолютно разным, а именно такими они и были. Слишком мало было точек соприкосновения, все, о чем они могли говорить без напряжения и скованности — приключения с Гарри, школьные воспоминания и семья Уизли. Понятно, что эти темы давно уже исчерпали себя, а новые были причиной не одной ссоры.

Так что же заставило Гермиону потерять голову и трансгрессировать в неизвестное место, если она не раз подумывала о расставании? Обида на то, что это сделала не она? Злость на поступок Рона, который даже не смог поговорить с ней и отправил глупое письмо? Или же то, что она потратила много усилий, чтобы приготовить его любимый ужин, прибраться в доме и привести себя в порядок? Пожалуй, все эти факты слились воедино и исподтишка ударили в спину не ожидающую такой подлости Гермиону.

И в данный момент на кровати лежала не бесстрашная героиня Войны и подруга мальчика, который выжил, а обыкновенная запутавшаяся в себе и чувствах Гермиона. К счастью, ее растерянность была недолгой, и после длительных размышлений она взяла себя в руки и решила, что ее жизнь не зависит от наличия рыжеволосого обжоры Рона в своей жизни. Первым делом она собиралась привести себя в порядок и поблагодарить Фреда, донесшего ее в больницу и успокаивающего ее в автобусе. Как? В те мгновения он был чем-то похож на ее отца, который гладил малышку по волосам в моменты ее грусти и слез. Те же успокаивающие, надежные движения, та же уверенность, исходившая от Фреда, усмешкой судьбы оказавшегося старшим братом Рона.

Устало поправив волосы, больше похожие на мочалку, Грейнджер потянулась, тяжело вздохнула и присела. Ногу сразу же резанула неприятная боль, уменьшенная, однако, раза в три по сравнению с первоначальной. Гермиона сморщилась и осторожно, не наступая на больную конечность, подошла к окну, с трудом забралась на белый подоконник и занавесилась шторами в попытке хотя бы недолго почувствовать себя защищенной в своем маленьком мирке. Она провела пальцами по холодному стеклу, по которому порой быстро проскальзывали ручейки дождевой влаги, нарисовала улыбающуюся рожицу и стала наблюдать за безлюдной улицей в надежде увидеть хотя бы кого-нибудь. Или не кого-нибудь, а рыжую шевелюру, спешащую к ней? И если да, то чью — Рона или Фреда?

Удивившись своим размышлениям, Гермиона встала с подоконника и отправилась в ванную комнату, отходящую от ее палаты, благодаря целителя за то, что он разместил ее именно здесь. Таких мест было мало, но она училась на колдомедика, что давало ей некоторые ощутимые привилегии в виде двухместной палаты с отдельным санузлом. Мгновенно заполнив ванну горячей водой, Гермиона наложила заклинание на поврежденную ногу, чтобы не сделать состояние хуже, и с удовольствием опустилась в долгожданное тепло. Минут двадцать она просто расслаблялась в воде с целебными свойствами, а затем принялась отмывать себя от вчерашней грязи.

Чувствуя себя просто превосходно, она вытерлась пушистым желтым полотенцем, переоделась в чистую больничную одежду и направилась к кровати, рядом с которой, на стуле, лежало что-то коричневое, в итоге оказавшееся курткой Фреда. Он так и не забрал ее, отправившись домой без нее. Неожиданно для себя она накинула одежду себе на плечи, вдыхая все то же сочетание кориандра и пачули.

Все оставшееся время до прихода колдомедиков Гермиона читала книгу, которую принес ночью Малфой во время ее сна. После всех врачебных манипуляций она написала письмо Гарри и Джинни о случившейся ситуации, не раскрывая роли Рона в ней, и уже подошла к окну, когда в дверь осторожно постучали. После разрешения Гермионы в дверь прошел не кто иной, как Фред Уизли. С небольшим аккуратным букетиком ландышей, неизвестно где найденных в промозглое ноябрьское время.

Ее любимые цветы.

Ее любимые цветы. В руках у человека, о котором она думала остаток этой унылой дождливой ночи и, чего уж таить, этим не менее дождливым утром. Уверенности в том, что он придет, совсем не было — еще со школы Гермиона запомнила Фреда веселым, беззаботным парнем, не любящим трудности и скуку, и уж забыть о ней было бы вполне обычным и нормальным явлением для него. Но он пришел, и Гермиона улыбнулась ему светлой улыбкой, вспоминая о том, что на лице больше нет расплывшейся туши и грязи, поэтому она выглядит вполне прилично, и поводов для стыда нет.

— Здравствуй, Гермиона, — с улыбкой проговорил Фред, вручая ей перевязанные синей шелковой лентой цветы и нечаянно касаясь ее руки.

— Привет, Фред, я очень рада тебя видеть. Спасибо, что ты помог мне, и спасибо за букет, — в ответ улыбнулась Гермиона, наколдовала вазочку с водой и поставила туда ландыши с капельками (воды? росы?), стараясь не намочить ленту и отмечая, что у него хороший вкус и неплохая интуиция. Даже если бы Фред спросил у Рона о ее любимых цветах, то не получил бы вразумительного ответа — ее бывший парень никогда не интересовался вкусами своей девушки и дарил стандартные розы на каждый праздник. То, что его старший брат подарил ей именно ландыши с их нежными белыми колокольчиками и тугими листьями, было неожиданно приятно.

— Всегда рад угодить прекрасной даме. Твои любимые? — весело фыркнул Фред, наклонив голову и разглядывая Гермиона. — Разрешишь присесть?

— Да, конечно, извини, что сразу сама не предложила. Нечасто, знаешь ли, ко мне приходят гости, особенно такие и особенно в такое место. И да, цветы мои любимые.

— Я так и думал. Заметил еще на озере, как ты с ландышами носилась и отгоняла Ронни от них. Мой неуклюжий брат вечно лезет не туда, куда следует, и не делает правильных выводов о вкусах своей девушки. По его дурости, бывшей девушки, — нахмурился Фред и присел на краешек кровати рядом с Гермионой, близко, но не касаясь ее.

— Давай не будем об этом, Фред. Я не буду злиться на него и устраивать истерики, если он этого боится. Но не думаю, что я в скором времени прощу и приму его в распростертые объятья. Я не хочу сейчас общаться с ним.

— Не сомневаюсь даже.

Несколько минут прошли в молчании, которое нельзя было назвать неловким. Им было о чем подумать, да и сидеть в компании друг друга было неожиданно приятно. Видя, что Гермиона немного погрустнела, Фред осторожно придвинулся к ней и медленно, как будто чего-то опасаясь, протянул руку и обнял ее. Если она и удивилась, то вида не подала и просто прислонилась к нему, затылком касаясь его плеча. И снова этот аромат, буквально заставляющий наслаждаться им и ситуацией.

Обнимать ее было приятно. Теплое, хрупкое тело красивой девушки, запах яблочного шампуня от ее чистых каштановых волос, причесанных и все равно пушистых. Он поднял другую руку и протянул к ее к щеке Гермионы. Нежно, почти невесомо погладив ее, он не удержался и прикоснулся пальцами к нежной шее. Неожиданно она приподняла подбородок, позволяя ему продолжить, и он с удовольствием начал рисовать легкими движениями на ее белоснежной коже рисунки.

Вспомнив, что даже не знает, когда ее выпишут, Фред поинтересовался у Гермионы и получил короткий ответ. Завтра. Значит, уже завтра, дав ей необходимые лекарства и наставления, врачи отправят ее домой. Он неожиданно подумал, каково ей будет снова вернуться в квартиру с давно потухшим камином, пропитанную воспоминаниями о Роне.

Жалость? Да, пожалуй, именно это чувство толкнуло его на безумный поступок — предложить ей пожить у него до тех пор, пока лечение полностью не закончится. И уж совсем Фред не ожидал, что она согласится. А ей терять уже нечего. Рона нет, в квартире все готово к его приходу, а видеть это значит еще раз тревожить грустные воспоминания. Гермиона любила семью Уизли как свою собственную, поэтому не переживала за поведение Фреда и Джорджа.

Как оказалось, Джордж с Анджелиной Джонсон переехали в отдельный дом, оставив Фреда одного жить на втором этаже магазина. Подумав, что ему тоже будет одиноко быть покинутым, она уже более уверенно сказала, что хочет пожить у него несколько дней, разумеется, в другой комнате.

Обговорив все детали, Фред встал и попрощался с Гермионой, пообещав прийти за ней, а она с улыбкой легла на кровать и уснула, ведь они совсем скоро увидятся.

Завтра.