Шизофрения на двоих (гет)

Овладение

Мама говорила, что сны со вторника на среду всегда сбываются, особенно если просыпаешься от ярких солнечных лучей, режущих глаз. Лея никогда не верила в эту примету, ведь воспитываясь с неизменным статусом «принцесса», она была наделена недетским скептицизмом.

* * *

Но в этот раз, проснувшись от странного сна, Лея вдруг вспомнила мамины слова. Встав с кровати, закрыла портьеры. Солнце было ярким, даже ослепляющим, и ему совершенно нечего было делать в уютной комнате принцессы Альдераана. К тому же, утром в среду.

* * *

— Я считаю, что демократизация необходима. При этом приветствуются даже жестокие меры по отношению к сторонникам Галактической Империи. Их правительственные ходы недопустимы. Каждый из нас понимает, что жить дальше в таких условиях невозможно. С каждым днем положение становится все хуже. Гражданская война разгорается…

Лея читала лекцию новичкам. Ряды повстанцев, как это ни странно, пополняются. И принцесса хотела верить, что не в последнюю очередь благодаря ее лекциям.

— Ты молодец, — Додонна потрепал ее по плечу, когда она вышла из зала.

Новички принялись перешептываться, стоило лекции закончиться, а Лее закрыть за собой дверь. Они явно были впечатлены. Впрочем, на это и были нацелены все речи.

— Спасибо, — улыбнулась Лея. Какой бы ярой сторонницей активных действий она ни была, гражданская война сильно давила на нее.

— Ты устала, — старый генерал отечески взял ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Ничего, мы справимся, и все будет хорошо.

Все, что она говорила, в первую очередь оказывало самое сильное влияние на нее. Потому что только если ты веришь всем сердцем в то, что говоришь, тебя будут слушать и слышать.

Но порой это влияние было подавляющим.

— Ничего не будет хорошо! — вспыхнула Лея, отскочив от него на шаг. Но тут же пожалела, что повысила голос. — Извините. Я просто… Это страшно. Когда гибнут люди. И никакие жертвы не могут быть оправданы.

— Я понимаю, тебе трудно, — Ян Додонна почесал затылок. — Но ты сильная, справишься.

Порой Лее хотелось сбежать, оспорить их излюбленную фразу «Ты сильная». Хотелось спрятаться, как маленькому ребенку, и плакать, пока ни придет тот, кто бы мог ее успокоить. Но Лея упорно поддерживала эту иллюзию, заставляя даже саму себя иногда верить, что она может всё.

— А вообще-то, я чего тут жду… У меня для тебя есть задание. Пойдем-ка в другое место, — он неодобрительно окинул взглядом коридор.

Лея не любила войну. Именно поэтому принимала в ней непосредственное участие — надеялась таким образом закончить ее как можно быстрее. Однако ей приходилось работать на два фронта, потому что ее отец, Бейл Органа, был сенатором. А она, следовательно, его преемницей. Так что в Сенате появляться приходилось часто и при этом играть роль приверженки взглядов Империи.

— А теперь поговорим о задании, — Додонна, крякнув от напряжения, присел на скамеечку посреди сада, недалеко от базы повстанцев.

— Я слушаю, — Лея даже подалась вперед, отдаваясь полностью одному единственно важному сейчас делу всеми своими мыслями и чувствами.

— Я поручаю тебе проследить за одним человеком. Имперцем, — генерал сделал эффектную паузу. — Ты должна все делать осторожно и ни разу ему не попасться. Впрочем, именно поэтому я выбрал тебя, — он улыбнулся. — Следить ты за ним будешь каждый день. Объяснение твоему отсутствию на базе я обеспечу. А вот с Сенатом придется согласовывать. В общем, опять работа на два фронта, только чуть-чуть сложнее.

Лея периодически кивала, слушая. Пока ее всё устраивало. Если это поможет скорейшему окончанию войны, она готова на всё.

— Все сведения будешь передавать мне и только лично. Никаких посредников или сообщений. Желательно ничего не записывать, чтобы информация не попала в чужие руки. Утечка крайне не приветствуется.

— Отлично. Я всё поняла, — сказала Лея, поправляя перчатку на левой руке. — А за кем я буду следить?

Додонна замялся. Было видно, что информация вряд ли радостная. Он боялся, что Лея откажется.

— Так вы скажете? — поторопила его она, уже начиная волноваться. Есть у старого генерала такая привычка — сгущать краски. И эта привычка Лее особенно не нравилась.

— Тебе предстоит отслеживать действия Дарта Вейдера, — сказал Додонна замогильным голосом.

— Вы с ума сошли! — воскликнула Лея. — Да как это вообще возможно?

— Именно поэтому, повторюсь, я выбрал тебя.

— И как же это поможет разрешению военного конфликта? — спросила Лея все еще на повышенных тонах. Новость была шокирующей.

— Если мы будем знать планы наших противников, нам проще будет планировать нападения. Мы будем знать их слабые места.

Лея вздохнула:

— Я согласна. Если это действительно поможет…

— Я знал, что на тебя можно рассчитывать! — Додонна даже обнял ее в порыве чувств.

— А как мне к нему прицепиться? Он же окружен охраной. И Звезда Смерти наверно нашпигована всякими следящими устройствами, да так, что к ней на световой год не подлетишь.

— Ты должна прилипнуть к нему еще в Сенате, причем так, чтобы отлепить тебя было невозможно. Я заказал парочку новых гаджетов у проверенного знакомого, так что слежка немного облегчится. Главное — будь начеку.

Лея все еще осмысливала происходящее. Следить за Дартом Вейдером. Черт возьми, да он же один из самых главных имперцев!

— Права была мама насчет сна…

— Чего? — переспросил Ян Додонна, потеряв нить обсуждения.

— Ничего. Я о своем, — отмахнулась Лея.

Адаптация

Лея, экипированная как заправский шпион, медленно пробиралась за Дартом Вейдером по коридору Сената. Тот, похоже, затылком чувствовал ее присутствие, потому что постоянно оборачивался и недовольно пыхтел в тишину пустой рекреации. Лея пряталась за колоннами, удерживая тяжелые устройства, медленно следовала за врагом, пытаясь ступать как можно тише.

Один из гаджетов, что заказал для нее старый генерал Додонна, обеспечивал невидимость на определенный период времени. Гаджет был в виде тяжелого жилета с проводочками, протянутыми под одеждой и прикрепленными к браслетам на руках и ногах. Это было неудобно, но зато Лею никто не видел целых четыре часа подряд. А потом устройству требовалась двухчасовая зарядка, которую Лея могла организовать только на своем звездолете Тантив IV. Поэтому работать «невидимкой» приходилось с перерывами, чтобы прибор разряжался медленнее.

Дарт Вейдер проделал путь от Сената до Звезды Смерти с имперским звездолетом в промежутке, и все это время у него на хвосте была главнокомандующая повстанцами, принцесса Лея. Он ничего не заметил, несмотря на стойкое ощущение, что «что-то здесь не так». А значит, слежка проходила успешно. Однако ничего нового Лея так и не узнала.

Подслушать интересный разговор Вейдера с императором она не успела, разбираясь, куда какой проводочек подключить. А пробраться в Зал совещаний на Звезде Смерти не рискнула — гаджет был близок к разрядке.

Лететь обратно в Сенат ей пришлось, прячась на имперском шаттле. На ее счастье Вейдер отправил зачем-то туда своего лейтенанта в компании пары штурмовиков. Забрав с парковки свой Тантив IV, Лея, наконец, сняла тяжелое устройство и вздохнула свободно. Плечи с непривычки болели, колени подкашивались. Но по телу растекалось сладостное удовлетворение от проделанной работы.

Следуя привычному курсу на Явин, Лея могла обдумать все впечатления за день. В голове до сих пор не укладывалось, что она следит за Дартом Вейдером, верховным генералом Галактической Империи. От его странного, если не сказать страшного, пыхтения сводило челюсти. Но она пообещала себе привыкнуть где-то через пару-тройку таких вот денечков.

Постоянно следуя за Вейдером по Звезде Смерти и слушая, как он отдает приказы жутким механическим голосом, Лея не могла не подумать, что он робот. Но наблюдая за ним, когда он устало опускается в кресло или вдруг пытается помассировать затекшую поясницу, не могла не поверить, что он просто человек.

В душе зарождалось что-то вроде сочувствия. Нет, скорее, понимания или, если брать выше, осознания.

Однако она тут же вспоминала, как высоко ей приходится задирать голову, чтобы проверить, в какую сторону сейчас смотрит Дарт Вейдер. Вспоминала, как гулко отдаются его шаги в пустых металлических коридорах Звезды Смерти. Вспоминала, как упал замертво разозливший его штурмовик.

Было страшно. И Лея в такие моменты хотела спрятаться. Как каждый раз, когда ей объявляют, что она сильная и справится.

Дни шли. И Лея каждый день отправлялась в Сенат, следила за Дартом Вейдером, прячась от него в его же шаттлах, подслушивала его разговоры, лезла в его жизнь и порой дрожала от новых открытий. Лея начинала привыкать к тому, что он стал ее работой. Она даже перестала его бояться.

* * *

Когда на Альдераане встает солнце, Лея чувствует, что в сердце зарождается надежда. И в такие моменты хочется жить, хочется любить, хочется совершать подвиги. Хочется верить, что все будет хорошо. В такие моменты хочется быть сентиментальной мечтательницей и вообще наивной дурочкой, легко верящей в сказки. Ведь ей же всего девятнадцать. Но нельзя. Нельзя быть наивной дурочкой. Ведь она же сенатор. Она же главнокомандующая повстанцами, несмотря на свои девятнадцать. И даже несмотря на солнце, на красивое альдераановское встающее солнце, Лее надо думать о войне, о демократии, которую она яростно пропагандирует, о повстанцах, которые нуждаются в ее новых идеях.

Лея летела на Явин, получив секретные чертежи Звезды Смерти. Ей было немного непонятно, почему эти чертежи не могла сделать она сама, ведь она постоянно ходила по Звезде Смерти, попятам за Дартом Вейдером. Но Додонна сказал, что она должна ограничиться слежкой.

Лея зевнула, лениво окидывая взглядом космическое пространство впереди. Внезапно на радаре появился имперский шаттл. Она резко дернула руль, чтобы исчезнуть из поля зрения, и прибавила скорости, скрываясь за астероидами. Однако новый шаттл был гораздо быстрее ее старенького, но верного Тантива IV, и Лея с ужасом услышала сигнал о сцеплении. Нужно было срочно что-то предпринять. Повстанцы отбивались, как могли, она быстро засунула чертежи в R2-D2 и отправила роботов на Татуин в капсуле. Теперь оставалось сделать вид, что ничего не происходит, и она глубоко возмущена этим непростительным поведением.

— Дарт Вейдер, только вы способны на такую наглость! Имперский Сенат этого так не оставит! Вы напали на дипломатический... — Лея говорила четко и максимально уверено. Главное было не создать неправильного впечатления.

— Хватит изображать удивление, ваше высочество. На этот корабль было передано несколько сообщений от шпионов мятежников. Я хочу знать, где чертежи, которые они передали вам, — перебил ее Дарт Вейдер. Лея свела брови к переносице.

— Я не знаю, о чем вы говорите! — она едва удержалась, чтобы не повысить голос. — Я член Имперского Сената. У меня дипломатическая миссия, — она попыталась вырваться из рук державших ее штурмовиков.

Внезапно Лея вздрогнула. Внутри нее как будто что-то шевельнулось, что-то странное. Она пристально смотрела в пустые черные глаза Дарта Вейдера. Наверное, это ненависть.

Она еще не знала, что Вейдер ощутил то же самое.

— Вы представительница мятежного "Альянса" и предательница! — очнулся он, — Уведите ее! — даже повысил голос от волнения.

Лея возмущенно дернулась:

— Да как вы смеете!

Штурмовики вцепились в плечи сильнее. До синяков. Лея тихонько шипела, ругалась, пока они летели до Звезды Смерти. Имперцы совершенно не реагировали на ее выпады.

На Звезде Смерти было одиноко. В карцере было страшно. Лея не знала, когда ее вызволят отсюда, если вызволят вообще. Она вспоминала альдераановское встающее солнце, вселяла в себя надежду, заставляла ее дышать, заставляла ее жить внутри себя. Надежда упорно сопротивлялась.

* * *

Дарт Вейдер пришел на следующий день. Сначала она узнала голос. Слишком узнаваемый у него голос. Затем различила ненавистное уже пыхтение. Потом гулкие шаги. Всего два. В ее сторону.

И вдруг снова захотелось спрятаться, как маленькой. И она бы, наверное, спряталась. Только вот негде было.

Вслед за Вейдером въехала какая-то штука. Не то робот, не то гаджет. Но выглядела она не обнадеживающе. Больше никого он в камеру не пустил.

Лея снова ощутила что-то странное. «Нечто» внутри нее. Дарт Вейдер резко замер и выпрямился. На этот раз она заметила, что он тоже ощутил что-то. Наверное, это была взаимная ненависть. Лея дала себе слово, что не расскажет ему ничего, даже под страхом смерти.

— Ну что, ваше высочество, — начал Вейдер механическим голосом, снова отмахнувшись от непонятного ощущения. — Расскажете мне сразу все, или придется применить пытки? — Его голос звучал устрашающе. Он медленно приближался.

— Ни слова! — зло прошипела Лея, сверкнув глазами и невольно вжимаясь в стену.

По телу словно прошел электрический заряд. И это был не имперский пыточный аппарат, а снова то самое, непонятное, странное «нечто».

И Вейдер снова замер, выпрямился. Ощутил.

— Ты упрямая, принцесса, — его голос чуть слышно прошелестел где-то под кожей. Лея вздрогнула, сделала вид, что не заметила, как он перешел на «ты».

— А что за маской? — неожиданно для себя спросила она, пытаясь хоть как-то показать, что она не боится, что она независима.

Дарт Вейдер отошел на шаг.

— Тебя это не касается, — грубо отозвался он.

Лея вжалась в стену.

— Я приду вечером, — небрежно бросил он. Принцессе показалось, что в его голосе сквозила насмешка.

Зачем он принес с собой пыточный аппарат, осталось загадкой.

Деградация

В карцере было холодно. Лея ежилась, сидя на одинокой полке, служащей ей кроватью. Если встать на цыпочки, то через маленькое круглое окошко можно было увидеть бесконечные черные галактические просторы, испещренные мириадами звезд и всяческими млечными путями. Огромная железная дверь по нескольку раз на дню отъезжала в сторону, чтобы впустить Дарта Вейдера. Еду штурмовики ей подавали через маленькое окошечко внизу двери. Вейдер медленно и важно входил, гремя металлическими подошвами о такой же металлический пол, так же медленно и важно пыхтел, а потом механическим голосом начинал выспрашивать о базах повстанцев или угрожающе вещать, что любой боевой дух можно сломать.

Лея сидела тихо. Надежду она не потеряла. Чтобы главнокомандующая повстанцами да потеряла надежду?! Не бывать этому! Однако на душе было тоскливо. Кто и как ее отсюда вытащит и вытащит ли вообще, она не знала. Как выбраться самой, тоже понятия не имела. Она даже пыталась однажды сбежать, но тщетно.

Когда Дарт Вейдер пришел в шестой раз вечером, Лея, собравшись с силами, решительно кинулась на него, пытаясь оттолкнуть и одновременно проскочить в дверь, пока та не закрылась. Не вышло. Вейдер лишь слегка покачнулся, но зато тут же сообразил, в чем дело. Он схватил Лею за запястья так, что мятежница взвыла. Сказал с усмешкой, что она глупая наивная девчонка, и швырнул ее на пол. Лея ударилась головой и потеряла сознание.

После этого случая она не пыталась сбежать. Ощущений было с избытком.

На противоположной стене, той, что была совершенно пуста, Лея рисовала заколкой вертикальные черточки. Каждая черточка означала один день. По прошествии недели она зачеркивала семь вертикальных черточек подряд одной горизонтальной.

Было абсолютно скучно. Просто идеальный способ пыток — скука. Лея, пытаясь не сойти с ума, перечисляла вслух имена повстанцев, имена родных, имена знакомых. Еще считала визиты Дарта Вейдера.

Однажды Вейдер нашел ее лежащей под полкой. Чуть позже он застал ее, когда она стояла на руках, оперевшись спиной о стену с черточками. Платье закрывало ей лицо, но зато открывало чудесный вид имперскому генералу. Потом Лея сразила его наповал детской песенкой, которую ей когда-то пела мама на ночь. Она сидела на полке, болтала ногами и напевала знакомую с детства колыбельную:

Засыпай, принцесса Лея,

Засыпай,

Засыпай.

Сладкий сон подарит фея,

Отдыхай,

Отдыхай.

Завтра утром ты проснешься

С новыми

Силами.

Маме с папой улыбнешься,

Самая

Красивая.

Дарт Вейдер так и не смог добиться от нее ни единого слова в тот вечер. Лея безостановочно пела колыбельную и не давала ему слово вставить.

* * *

Послышалось легкое шипение, с которым дверь отъезжала в сторону. Затем тяжелые гулкие шаги и механическое дыхание. Пыхтение, поправила себя Лея. Она сидела молча, чуть покачиваясь из стороны в сторону, обхватив колени руками и спрятав голову в коленях. Дарт Вейдер медленно подошел почти вплотную, но Лея так и не подняла головы. Тогда он сел рядом. Лея вздрогнула и посмотрела на него. Он оперся спиной о стену и сидел как-то расслаблено, что абсолютно не вязалось с его устрашающим образом: чего стоит одно дыхание. Пыхтение, снова поправила себя Лея.

— А мне с самого начала казалось, что ты машина, — сказала принцесса, изучающе разглядывая профиль имперца.

— А мне с самого начала казалось, что ты слабая, — ответил Дарт Вейдер, чуть повернув голову, чтобы видеть лицо Леи.

За все дни, проведенные в карцере, Лея привыкла обращаться к нему на «ты». Так она пыталась выказать свое пренебрежение.

— То есть, это как бы комплимент?

— Думай, как хочешь.

Они посидели в тишине. Лея внимательно разглядывала Вейдера, он упрямо не смотрел на нее.

— Мне порой кажется, что мне здесь нечего делать, — внезапно сказала она. — Что все могло бы быть по-другому. Что это все случай.

— И мне иногда так кажется, — Дарт Вейдер взглянул на нее, тяжело вздохнув.

Лея снова почувствовала странное «нечто» где-то внутри себя. Оно как будто дышало где-то глубоко. В душе. Вейдер шумно выдохнул, как будто пытаясь избавиться от несуществующего препятствия в горле.

— Так что же, все-таки, прячется за маской? Не микросхемы же, — поинтересовалась Лея, отгоняя странное ощущение.

— Лицо, за маской мое лицо, — ответил он немного раздраженно.

Лея выжидающе замерла.

— Я не могу ее снять, — тяжело вздохнул Вейдер.

— Почему? — рассмеялась Лея. — Она срослась с шеей?

— Нет. Я не могу поднять руки…

— Что?

— Да, не могу! — вспылил Дарт Вейдер. — Эти чертовы железяки ужасно тяжелые! Я просто физически не могу поднять руки настолько высоко. Мешают надплечные листы.

Лея почувствовала, как внутренности сжались от жалости.

— Вот только не надо меня жалеть, — предупредил он.

Принцесса села на полке на колени и потянулась, чтобы снять маску. Вейдер на удивление не выказал недовольства. Она расстегнула ремешки слегка дрожащими от нереальности происходящего пальцами. И, приложив небольшое усилие, сняла маску.

Светлые волосы рассыпались по металлическим плечам Вейдера.* Лея, приоткрыв рот, опустила маску на полку. У Дарта Вейдера, постоянно пугающего всех своим неестественным механическим дыханием, было вполне себе человеческое лицо. Почему-то желтые глаза были окружены паутинкой возрастных морщин. На вид ему было лет сорок с лишним. Лоб блестел от пота. Остался только респиратор, иначе Вейдер бы не смог дышать.

— Так… ты все же настоящий человек, — пробормотала Лея, изумленно разглядывая его лицо.

— Как видишь. — Все те же механические голос и дыхание совершенно не вязались с таким реальным человеческим лицом.

Лея потянулась к нему, поглаживая его щеки, стерла пот со лба, пропуская тонкие длинные волосы сквозь пальцы и целуя, целуя, целуя… каждую клеточку живой кожи. Как то само собой это получилось. Очень уж захотелось прикоснуться к нему, такому человеческому, такому настоящему.

— Мы оба больны шизофренией, — сказала Лея, чуть отстраняясь. — Мы сходим с ума.

— А мне нравится эта шизофрения, — отозвался Вейдер, разглядывая вблизи лицо принцессы.

Лея вздохнула и снова принялась покрывать его лицо поцелуями.

* * *

— Принцесса Лея, я надеюсь, мы с вами обойдемся сегодня без пыток, и вы сами нам скажете, где чертежи? — проникновенно спросил Уилхуфф Таркин, расхаживая вперед-назад по капитанскому мостику.

— Я не знаю, где они, — бросила Лея. Она уже привыкла к постоянным допросам Вейдера, поэтому нисколько не боялась. Сам он стоял позади нее, и ей постоянно казалось, что после того, что было вчера в карцере между ними, он просто обязан ее защитить. Однако Вейдер не торопился.

— Тогда, быть может, вы скажете нам, где база повстанцев? — любезно поинтересовался Таркин.

— Не скажу, — безапелляционно заявила Лея.

— В таком случае, мы уничтожим вашу родную планету — Альдераан, — улыбнулся Таркин, показывая в огромный иллюминатор. Звезда Смерти, на которой они находились, стояла напротив такой родной и знакомой планеты. Лея содрогнулась.

— Нет, не надо, я скажу! — взвизгнула она, подавшись вперед. — База повстанцев на Дантуине.

Конечно, это была откровенная ложь, но не могла же Лея выдать им настоящую базу, даже под страхом уничтожения своей планеты со всеми своими родными, на ней находящимися.

— Вот и отлично, — улыбнулся Таркин. — А Альдераан мы все равно уничтожим, надо проверить Звезду Смерти в действии.

Лея словно в замедленной съемке смотрела, как его указательный палец опускается на красную кнопку, как образуется лазерный луч и выстреливает в планету, как она разлетается на маленькие кусочки. Разлетается. Разлетается. Как же долго она разлетается…

— НЕТ!

Лею швырнули в карцер так, что она разбила о металлический пол колени. Боли не было.

— Нет!!! — завизжала она не своим голосом, вставая и кидаясь на дверь. — Нет! — Остервенело била кулаками по металлической двери. — Нет! — Слезы струились по щекам, кровь струилась по расцарапанным рукам.

Этого не может быть. Этого просто не может быть. Как же так?

Была планета, была семья, были любящие родители, была счастливая маленькая принцесса Лея… Одно нажатие кнопки — и этого всего больше не существует. Просто нет. Разлетелось на тысячи, миллионы осколков.

Лея снова и снова представляла, как отец мирно ужинал в такой родной столовой, как мама, улыбаясь, входила в комнату, красивая, добрая. И вдруг все взорвалось, все исчезло. Все — в клочки. И родные — в клочки.

— Не может быть, — прошептала Лея, сидя на полу, содрогаясь в рыданиях и пачкая кровью платье.

* * *

Дверь отъехала в сторону, Лея, потеряв опору, вывалилась в коридор, стукнувшись головой о пол. Дарт Вейдер, оглянувшись по сторонам, поднял ее и вошел в карцер с ней на руках, посадил на полку, что служила кроватью.

— Как ты мог? — сипло говорила Лея. — Ты должен был остановить их. Должен был…

— Ничего я тебе не должен, — оборвал он ее. — И вообще, у нас ничего не было. Мало того, что я тебе в отцы гожусь, так ты еще и мятежница, а я имперец. Нам просто не суждено быть в таких отношениях. Мне, возможно, скоро придется тебя задушить.

— Конечно, — Лея сверкнула глазами, пропустив его тираду мимо ушей, — ты не знаешь, что такое боль. Что такое — потерять самое дорогое.

— Я знаю, что такое физическая боль, — сказал Вейдер. — Но я действительно никогда никого не терял.

— Я ненавижу вас всех, отвратительных злых имперцев, — прошипела Лея. — И тебя в том числе.

Она снова сняла с него маску.

— Я говорю тебе это, глядя в глаза, Дарт Вейдер. Я ненавижу тебя! — она объясняла это ему, как глупому ученику, как ребенку.

Лея принялась расстегивать ремешочки и раздевать его дальше. Вейдер не сопротивлялся.

— Ты слышишь, что я тебе говорю?

Она обнажала грудь, затем спину, путаясь в плаще, пытаясь отыскать, как же его снять.

— Ненавижу твой костюм! Тебя ненавижу.

Наконец, почти справилась. И тут Вейдер схватил ее, прижимая к себе, одним движением постелил на полку плащ и опрокинул на него Лею, поднимая подол ее платья.

— Мне жаль, что я не могу тебя поцеловать, сказал он. Наверное, это единственное, чего мне жаль.

Лея целовала, нет, кусала его шею, пыталась обнять, но мешали надплечники. Это было почти смешно, если бы не было так странно. Вейдер гладил ее ноги, осторожно раздвигая и одновременно стараясь не задавить принцессу.

— Ты бы знал, как я тебя… — тихо простонала Лея.

— Нет. Молчи.

Невысказанное «люблю» повисло в воздухе, медленно раздавило их обоих, залезая под кожу и бросая в жар, поселилось внутри каждого из них, разорвавшись на две равные части. Оно шевелилось, дышало, щекотало. Оно было живое.

Изоляция

На следующий день принцесса Лея к своему огромному удивлению обнаружила за открывшейся с привычным шипением дверью белобрысого паренька с испуганным, но решительным лицом. Вскоре она догадалась, что это миссия спасения. Однако парень, которого, как оказалось, звали Люк, проводил ее на редкость отвратно. Но куда Лее жаловаться? Пусть радуется, что вообще удалось унести ноги. Потом к ним присоединились еще двое: темноволосый парень, которого звали Хан, и вуки по имени Чуи. Лея постоянно возмущалась безголовостью этих дилетантов, которые пришли ее спасать, но на самом деле она просто не могла выразить свою радость по этому поводу.

У Хана был звездолет, на котором они с Люком и прилетели, — разваливающийся «Тысячелетний Сокол», которым Соло неимоверно гордился. У Люка был световой меч, которым он не то чтобы умел пользоваться. Лея не могла отрицать, что они храбрые. Она видела их впервые в жизни, а чтобы они бросились ее спасать, им хватило всего лишь одной-единственной голограммы. С ними был еще старик, но Вейдер убил его, когда пытался остановить сбегающих. Лея удивилась, что тот рухнул какой-то кучей тряпья, как будто тело испарилось.

Она постоянно ловила на себе взгляды Люка, постоянно злилась на скользкие язвительные фразочки нахала Соло и постоянно вздрагивала, когда Чуи пытался что-нибудь сказать. Но, в общем, операция спасения принцессы прошла успешно.

* * *

Лея вернулась к обязанностям главнокомандующей, Хан и Люк быстро стали ее друзьями. Да что уж скрывать, даже Чуи. Диктатура императора Палпатина чувствовалась все острее, как заноза, которую вовремя не вытащили. Лея была сильной, как раз такой, какой ее все и видели. Явинская битва прошла успешно, Люк стал героем. Звезда Смерти была уничтожена, однако уже началась постройка новой. Лея не оставляла себе времени на эмоции, на чувства, она была слишком занята войной. Да и вообще, всего у нее было слишком сейчас. Всего с избытком. Даже воспоминаний о Дарте Вейдере.

Она не могла быть с ним, и она это понимала, как никто. Лея была уверена, что и он это понимал. Но какое-то пустое ощущение поселилось внутри, будто бы умерло то, что в его присутствии дышало внутри нее. И, черт, как бы жалко это ни звучало! Какой бы сентиментальной и слабой не казалась себе Лея в минуты таких раздумий. Ей не хватало Дарта Вейдера, но лишь потому, что его было слишком много. Лишь потому, что она не успела остановиться, перебрала. И сошла с ума. Отношения — как алкоголь. Выпьешь больше положенного — потеряешь голову.

А тут еще эта битва на Хоте. Слишком много паники, слишком много жертв, слишком много крови, слишком много взрывов. И Лея уже вроде привыкла к избытку, вот только снова это ощущение. «Нечто» внутри шевельнулось, ожило. Но ведь Лея даже мельком не увидела его, не услышала эти шаги, дыхание. Что же это? Там, глубоко внутри? Как будто что-то чужое, как будто и не часть ее самой.

* * *

С некоторых пор Лея начала замечать, что Хан, возможно, не такой уж и отвратительный пошлый нахал. Ну, как с «некоторых»? С тех самых пор, как они целовались в желудке у какого-то космического животного.

С Ханом она не чувствовала никакого странного «живого» внутри. С Ханом она могла быть собой. Он был простым, был настоящим, был реально существующим. И это притягивало. Это дарило надежду в такое безнадежное время. Это в какой-то степени защищало.

— Я люблю тебя, — сказала Лея, едва сдерживая слезы. Ведь Хан мог умереть там в этой жуткой штуке.

— Я знаю, — горько отозвался он.

Лея наблюдала, как он опускается в ужасную машину, которая сделает из него карбонитную статую. Она ненавидела Вейдера в этот момент. Она готова была его задушить, если бы это было сейчас возможно. Она разрывалась от чувств: она потеряла Хана, она не знала, где Люк, она готова была убить Вейдера.

И это «нечто» внутри нее снова зашевелилось. Почему-то стало мерзко, стало противно от самой себя.

Когда они с Чуи и Лэндо смывались с Беспина, Лея вдруг почувствовала, как «живое» встало и заговорило голосом Люка.

— Мы должны вернуться! — велела она. — Я знаю, где Люк.

Излечение

Поселения маленьких эвоков сверкали дружелюбными огнями. Все праздновали. Но Лея считала, что праздновать пока нечего.

В голове слонялись мысли, растаптывая ощущения и остатки чувств, мелькали образы. Принцесса глядела в воду, облокотившись на перила деревянного мостика.

Вот образ Вейдера, он черный и пугающий, но почему-то притягательный. Лея хотела дотянуться, но, как только она его коснулась, образ расплылся черным тошнотворным облаком и заставил закашляться. Нет, он все-таки плохой. Лея все-таки его не любит. Ни капельки.

Вот образ Люка, он светлый и добрый, но какой-то неподходящий для любви. Какой-то чересчур родной и удобный, слишком близкий. Хочется чуть дальше. Лея слегка оттолкнула его, он рассыпался в песок.

Вот Хан, он нахальный, иногда бесит, порой нежный, но самый лучший, самый настоящий. Его можно любить, на него можно обижаться, с ним можно капризничать и ему можно отказывать. Лея не двигается, потому что боится, что он рассыплется или исчезнет.

— Лея, — позвал ее Люк.

Ну, зачем ты пришел, Люк? Зачем растворил Хана?

— Что ты хотел? — повернулась она к нему, пытаясь смахнуть разочарование с лица.

— Лея, понимаешь... — Люк почему-то тянул, не говорил сразу.

Она его почти не слушала. Только одну емкую и жизнеутверждающую фразу выхватила:

— ...Ты моя сестра.

— Что? — тихо спросила она.

— Сестра, говорю, моя. Ты.

— Сестра?

— Ну, да…

Потом Люк еще что-то говорил насчет того, что он идет сражаться, что убьет Дарта Вейдера, что пожертвует собой. А Лея вдруг вспомнила, что Люк — сын этого самого Дарта Вейдера. И вдруг стало горько, стало как-то хреново разом. И мерзко, и пошло, и гадко. И все вместе. И Лея задохнулась под этими нахлынувшими эмоциями.

А потом был Хан. Он ревновал почему-то. О чем это он? Хан, да ты вообще даже не представляешь, как ты не вовремя!

* * *

— Скажи мне, Хан, если меня сегодня убьют, ты будешь страдать? — спросила Лея, стреляя в штурмовиков и уворачиваясь от обломков веток.

— Что за херню ты несешь?! — огрызнулся Хан.

— Нет, ответь мне! — заявила Лея, не желая отступать.

— Я люблю тебя, — сказал Хан, притягивая ее к себе и целуя.

Большего и не надо.

* * *

Люк вернулся. И он был жив. И Лея уже улыбалась, Лея уже радовалась, потому что вроде как остальное уже не важно. Но почему-то стало очень больно, когда она увидела такой знакомый черный костюм, плащ, сапоги, маску…

Костюм, плащ, сапоги, маска — их сжирало пламя, облизываясь и довольно урча. Лея дышала, Лея жила. От нее с этой потерей не убыло. Отец? Нет, черт возьми, ни разу! Она потеряла какое-то неуловимое видение, черный дым, не более.

Одна-единственная слеза скатилась по ее щеке, сверкнув и тут же испарившись.

* * *

Хан сегодня решился и сделал Лее предложение, а потом, услышав воодушевленное и радостное «Да», спокойно уснул, совершенно счастливый.

Лея смотрела на его профиль и думала. Думала о том, что «нечто живое», так пугающее ее все это время, было ощущением Силы. Ведь Лея тоже была джедаем. А еще думала о том, что назовет своего сына Энакином.