Волчьи сны (гет)

1

Нет ничего банальней встречи на улице. Когда в толпе мелькает знакомое лицо, а ты стоишь ошеломленная и не можешь понять: то ли показалось, то ли это действительно он. И следуешь, переходя с быстрого шага на бег, за человеком в сером маггловском пальто. Вглядываешься до рези в глазах — только бы не потерять! — и бежишь, бежишь, бежишь.

Перекресток, шумная компания школьников в форменных жакетах, красный свет на светофоре, а он все отдаляется и отдаляется, пока совсем не исчезает. И тебе остается лишь вертеть головой в тщетных поисках и беспомощно сжимать в кармане волшебную палочку.

Не успела.

Ускользнул.

Снова.

* * *

— Вы опоздали.

— Проспала.

Голос у Снейпа шершавый, хриплый. Наверняка горло болит, но он ни за что не станет пить настойку душицы. Будет целый день ворчать и недовольно хмуриться, портя настроение тем немногочисленным покупателям, которые посещают лавку.

Я подобрала волосы, пряча их под старомодной сеткой, украшенной фальшивыми жемчужинами, а потом приступила к рутинным заботам: перебрала корреспонденцию, отправила с домовым эльфом зелья, сделанные на заказ, и проверила расчетную книгу. С клиентами тоже общалась я. Снейп терпеть не мог, когда его отвлекали по пустякам. А пустяками он считал все, что не относилось к зельям и ингредиентам. Поначалу я пыталась ему помочь, чтобы и самой чему-то научиться, но каждый раз натыкалась на стену отчуждения. Снейп никого не пускал в свою лабораторию.

— У вас нет нужных навыков, — любил повторять он. — Нет фантазии. Зелья — не заклинания. Нельзя все подогнать под шаблон.

— В третьем правиле Дюбре сказано, что трансмутация лежит в основе всех превращений твердой материи в жидкую. Это тоже шаблон?

— Это глупость, которую вы вызубрили из учебника, что только доказывает ваше невежество.

— Как можно, профессор! Вы же сами преподавали нам эти глупости в школе, — отвечала я, но он только отмахивался и посылал протереть пыль на полках.

После обеда, устав слушать сдавленный кашель, я принесла Снейпу настойку. Он кивнул и выпил ее. На работе мы с ним почти не разговаривали, что, впрочем, устраивало нас обоих. Любопытство не приносит ничего, кроме неприятностей — это я усвоила давно.

* * *

Рабочий день подходил к концу, но Снейп в кои-то веки решил изменить своим привычкам и предложил:

— Давайте сходим выпить?

— Куда?

— Это так важно?

Я покачала головой — конечно, нет, — молча собралась и пошла с ним. Какая разница, как коротать вечер, если дома тебя все равно никто не ждет?

Мы сидели в баре в Лютном переулке. Темное, неуютное место, где пахло сыростью и табаком. Снейп заказал кавальдос. Напиток оказался неожиданно сладковатым, приятно пахнущим яблоками и ушедшим летом. На глаза навернулись слезы, дыхание перехватило, но это того стоило. Послевкусие было гораздо приятнее, чем у огневиски или бренди, да и голова не так сильно кружилась.

— Почему вы сегодня опоздали?

Снейп никогда ничего не забывал. Оставлял на потом — да, но все равно докапывался до истины. То ли это была одна из повадок шпиона, не привыкшего разбрасываться информацией, то ли педантизм школьного учителя… но вопроса следовало ожидать.

Я не стала снова ему врать и рассказала об утреннем происшествии.

— Вы считаете, что это действительно был он? — Снейп вертел стакан с кавальдосом и смотрел куда-то поверх моей головы, но я знала, что он внимательно слушал. И не верил. Ведь человек, о котором мы говорили, почти пять лет считался мертвым.

— Не знаю. Возможно, я обозналась, но если это действительно он… Здесь, в Лондоне?

— Не делайте глупостей, Грейнджер. Через два дня полнолуние, — Снейп напомнил мне то, о чем невозможно забыть. Старые шрамы отозвались зудом, противным и навязчивым. Зудом, от которого было так же трудно избавиться, как от привычки грызть ногти, когда нервничаешь.

— Я помню! Помню, — повторила тише. — Но мне надо быть уверенной, что это не он.

— Допустим. Но что тогда? Вы найдете его. И что? Передадите аврорам? Убьете? Прочитаете нотацию о плохом поведении?

— Что вы хотите от меня услышать?

— Я — ничего. Но я хочу быть уверенным, что вы понимаете, чем рискуете. Подумайте, Грейнджер, чего вы ожидаете от этой встречи и как далеко готовы пойти, — он одним глотком допил кавальдос. — Идемте, я вас провожу — время позднее.

* * *

— Вы сегодня не похожи на себя. Если бы я вас хуже знала, то подумала бы, что рядом со мной кто-то другой под оборотным зельем.

Мы шли рядом, но и только. Снейп предпочитал всегда держаться на расстоянии, словно ему были неприятны чужие прикосновения.

— Тогда надо придумать контрольный вопрос для проверки.

— Я всегда считала, что это бесполезно. Ответ можно угадать или узнать, если уж тебе удалось принять нужный облик.

Он рассмеялся, едва слышно, хрипло, но смех постепенно перешел в кашель, удушающий и надрывный.

— Вам нужно выпить настойку.

Я подхватила его под локоть, пережидая приступ. Шерстяная мантия была теплой и мягкой на ощупь. К ней хотелось прижаться щекой, вдохнуть запах кавальдоса и проверить, настолько ли тепла кожа, которая под ней скрывается. Хотелось быть ближе хотя бы на шаг, но вместо этого, едва только он перестал кашлять, я сделала три. Назад.

— Доброй ночи, мистер Снейп.

— Доброй, — отозвался он и, казалось, хотел что-то еще сказать. Что-то очень важное, но лишь качнул головой и ушел, не оглядываясь.

Лежа вечером в постели, я вспоминала его ровную как палка спину и сравнивала ее с другой, чуть сутулой, в сером пальто. Один образ наслаивался на другой, смешивался с ним, срастался, превращаясь в гротескного зверя из моих ночных кошмаров.

Зверя, который изменил все.

2

Перед полнолунием мне всегда снились особенные сны. Волчьи.

После обращения я никогда не помнила, что со мной происходило в облике зверя. Просыпалась на рассвете усталая, грязная и расцарапанная, выпивала тонизирующее зелье и шла на работу.

Сны же были чем-то волшебным, долгожданным. Как в Хогвартсе, когда я впервые смогла трансфигурировать вазу в попугая или сварить оборотное зелье.

В них я была волком. Бежала по лесу, наслаждалась свободой и скоростью, ощущением шуршащих листьев под лапами, запахом влажного мха и диких трав. Перепрыгивала через валежник, лакала из ручья сладкую ледяную воду и чутко дремала, прячась под широкими еловыми ветками.

А вокруг бурлила жизнь: в ароматах прелой прошлогодней травы и свежей зеленой, щекочущей подушечки лап, в крадущихся шагах лисы, тащащей в нору пойманного зайца, в песне сойки, прячущейся в кроне деревьев…

Жизнь неслась вперед, словно река, вышедшая из берегов, подхватывала, кружила, омывала шерсть и взбадривала. Она обещала долгие лунные ночи и звериные тропы, сочных кроликов и бег наперегонки с ветром. Обещала свободу.

После волчих снов я просыпалась с влажными от слез глазами и пустотой внутри. Я ощущала себя израненным зверем, который потерял свою стаю.

* * *

Жила я в отеле мадам Марсель — француженки-эмигрантки, деловой хватке которой позавидовал бы сам Малфой. Ее отель не пользовался популярностью, но клиентов всегда было ровно столько, чтобы мадам не прогорела.

— К каждому нужно найти подход, — любила повторять она. — Дай, что нужно, и клиент будет возвращаться к тебе снова и снова.

И она давала.

Фанатов квиддича по утрам ждала газета «Бладжер», а в комнате висел герб международной квиддичной ассоциации — скрещенные метлы и парящий над ними снитч.

Имелись комнаты для любителей магглов и изобретателей: в них на видном месте лежали сломанная кофеварка или набор гаечных ключей.

Кое-где можно было обнаружить портреты Дамблдора или Гарри. Их нарисовали магглы, поэтому фигуры не могли ни двигаться, ни говорить. Они были вывешены для тех, кто любил часами рассуждать о политике и охотно делились своим мнением со всеми, кто готов был слушать.

Существовали и пустые комнаты. Стерильные, как я любила их называть. С белыми стенами, низкими потолками и большими окнами. Из них можно было вылепить все, что угодно, или оставить как есть. В этих одинаковых, безликих уголках ютились такие, как я, одинокие и не желающие, чтобы об их секретах кто-нибудь узнал.

Напротив жил Деннис Криви. Он хотел стать писателем и после того, как закончил Хогвартс, поселился в отеле мадам в поисках вдохновения. У него была мечта — написать книгу о наших с Гарри приключениях. Деннис жаждал славы, но еще он хотел понять, ради чего погиб его старший брат. Он считал меня своей музой и порой оставлял небольшие букеты фиалок на коврике для ног. Это было мило и бестолково, но все же тешило самолюбие.

Отель мадам Марсель походил на невзрачную шкатулку, аккуратную, с неброской резьбой, внутри которой могли скрываться как сокровища, так и кошмары. Всего в ней было поровну, и только от человека зависело, что он там находил.

* * *

Пробуждение после обращения всегда было невыносимым. Голова гудела, будто накануне я не сидела запертой в четырех стенах, а участвовала в грандиозной попойке, мышцы ныли, запах сантолина был до тошноты душистым и сладким, как духи Лаванды.

Я открыла глаза и резко села. Свет, ослепительно яркий, проникал в хижину вместе с осенним промозглым ветром, отчего кожа покрывалась мурашками.

Входная дверь была распахнута. Дверь, на которую я наложила с десяток запирающих и щитовых чар, только чтобы зверь не вырывался на волю. Не убивал.

— Нет, только не снова, — прошептала я, обхватив голову руками. — Это сон, всего лишь сон. Мне надо проснуться.

Но ни зажмуренные глаза, ни слова не могли скрыть правду. Запахи были слишком реальны, а к аромату сантолина, который рос вокруг дома, примешивался другой — приторный, отдающий ржавчиной на кончике языка. Нюх оборотня, все еще острый и чувствительный, не врал. Набрасывая на голое тело мантию, я уже знала, что увижу.

На пороге лежал букет цветов, небрежно перевязанный алой лентой. Амариллисы. Яркие, нежные цветы, которые вызывали у меня отвращение, ведь их любил дарить мне он. Его руки всегда были грязными, нередко в крови, которая пропитывала все, к чему он прикасался. Вот и сейчас розовые лепестки пестрели красными пятнами, маслянистыми и уродливыми. Я отступила назад, в хижину, прячась от подарка, словно от болезни, заразной и опасной, как трупный яд. К горлу подступала тошнота, но я старалась побороть ее, дыша ровно и глубоко.

Перед глазами возникло воспоминание: широко открытые голубые глаза, россыпь веснушек на бледной коже… и кровь. Ее было так много! Казалось, она разлилась морем на полу, затягивая в себя все: и прошлое, и будущее. Не трогая только зыбкое настоящее, которое не стоило и кната.

Во время полнолуний я пряталась в небольшой хижине в Королевском лесу. На дом были наложены всевозможные заклинания, начиная от охранных чар и заканчивая заглушающими. Я использовала это место в течение четырех лет и за это время ни разу ни на кого не напала в облике зверя.

Никто не знал о моем логове.

До сегодняшнего дня.

Это было катастрофой. Я рассмеялась, сначала тихо, едва слышно, а потом захохотала в голос. Столько усилий и предосторожностей, столько лет соблюдения законов и попыток вести достойный образ жизни — и все потеряно в один миг.

* * *

Снейп выслушал мою просьбу молча, не перебивая и не задавая глупых вопросов. Я думала, что он отмахнется — мало ли, что могло почудиться оборотню в полнолуние, — но он лишь спросил:

— Когда-нибудь участвовали в парной аппарации? — потом запер лавку с помощью чар и подал мне руку. Не настаивая — предлагая, а я всегда была слишком эгоистична, чтобы отказаться от помощи.

И вот теперь я сидела за столом все в той же хижине и прислушивалась к происходящему на улице. Было тихо, и эта тишина оглушала, выматывала ожиданием, выворачивала наизнанку от ощущения беспомощности. Бесполезности.

Снейп все не появлялся.

Одновременно я ненавидела его за медлительность и была благодарна. Никаких вопросов, никаких сомнений. Только действия и расчет, и, может быть, здоровый цинизм, которого мне так не хватало.

Он вернулся через полчаса. На его одежде не было ни пятнышка грязи — как всегда безукоризненно аккуратный и до отвращения педантичный. Но я не сомневалась, что он сумеет помочь мне.

— Рассказывайте, — сказал он, садясь напротив. — Выпить не предлагаю, уж извините.

— Нечего рассказывать. После обращения я проснулась здесь, дверь была открыта, на пороге лежали цветы. Больше я ничего не помню.

— Вы не пьете аконитовое зелье?

Казалось, что он раздосадован моей глупостью.

— Нет. Готовое зелье и ингредиенты к нему отслеживаются отделом по контролю над оборотнями. После войны, из-за того, что большинство из них… из нас встали на сторону Волдеморта, нам запретили пользоваться магией, жить и работать рядом с волшебниками, но вы и так прекрасно это знаете.

— Вы хотите сказать, что никто не знает, что вы — оборотень?

— Вы знаете. И Гарри. — Я попыталась улыбнуться, но не получилось.

— Вы понимаете, чем это вам грозит?

— Не будьте смешным! У меня не было выбора. Не было!

Возможно, я ошиблась, доверившись не тому человеку. Можно оглушить его. На моей стороне внезапность и неплохое знание местности. Скрыться будет легко, но что потом? Бежать? Меня найдут. Либо авроры, либо Снейп — это вопрос времени.

— Успокойтесь, Грейнджер.

— Чего вы от меня хотите?

— Правды. Вы убивали раньше, будучи оборотнем?

Я кивнула — лгать было бессмысленно. Он бы понял это и ушел, а я не могла потерять единственного союзника.

— Вы убивали раньше, скрываете, что оборотень, не пьете аконитовое зелье. Вы с ума сошли? — Снейп выглядел спокойным и невозмутимым, словно говорил о погоде или ценах на порошок из кости дракона. Две унции — пять галлеонов. Мерлин, какие глупости лезут в голову!

Нет, сбежать не удастся, не стоит и пытаться. Все же мне хотелось верить, что я не ошиблась в нем. Человеку нужна вера, порой это все, что ему остается.

— Если меня зарегистрируют, то обязательно спросят, кто обратил. Потом узнают, что я убивала, посадят в Азкабан — лет на пять, ликантропия может стать смягчающим обстоятельством, — выпустят и отберут палочку. Без магии я не выживу.

Я посмотрела на него, но его лицо было совершенно пустым, безразличным. Ни тени эмоций: ни сочувствия, ни жалости, ни презрения, ни отвращения.

Ни-че-го.

— Сне… Северус? Почему вы молчите?

Впервые назвав его по имени, я сделала шаг вперед. Больше всего я боялась, что он встанет и уйдет. Боялась потерять его — единственного человека, который не судил меня за то, кем я стала, а помог, дав работу и возможность начать все заново.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал он и тут же задал новые: — Почему вы скрываетесь? В чем причина?

— Мне нечего сказать. Цветы…

— Я ничего не нашел. Ни цветов, ни крови. Вы уверены, что вам все это не привиделось? После обратного превращения в человека сознание нестабильно.

Мое дыхание перехватило тонкой петлей отчаянья, а слезы, противные, горькие, полились из глаз, обжигая и показывая мою слабость. Но мне не было стыдно. Не перед ним.

— Гермиона, — он сжал мою руку, — расскажите. В чем причина того, что вы скрываетесь?

Его руки были затянуты в перчатки, тонкие, словно вторая кожа. За все время, что я работала у него, ни разу не видела, чтобы он их снимал.

— Рон. Это моя вина. — Слова слетели с языка легко и вскрыли нарыв из воспоминаний, который я лелеяла годами, стараясь не тревожить.

Единственное, что не давало мне утонуть в отчаянии и жалости к себе — это рука Снейпа, затянутая в перчатку. Он по-прежнему крепко сжимал мою ладонь, не отпуская и не говоря бессмысленных фраз «мне жаль» или «все будет хорошо».

Он молчал, но его молчание было красноречивее любых слов.

* * *

Вернувшись вечером домой, вместо привычного букета фиалок на коврике я увидела амариллисы, такие же бледно-розовые, как те, что я нашла на пороге своего логова. Не задумываясь, я подхватила их и постучала в комнату Денниса. Сначала робко, потом настойчиво, перебудив, наверное, всех постояльцев.

— Гермиона, что ты делаешь, детка? — мадам смотрела на меня с толикой осуждения, но по-прежнему улыбалась. Улыбка тоже была товаром, который она умела продавать.

— А Деннис, то есть мистер Криви, он давно ушел? — спросила я, судорожно сжимая букет.

— Дорогая, но он же съехал!

— Давно?

— Недели две назад. С того времени комната пустует.

Я рассеяно кивнула. Букет жег ладонь. Деннис подкидывал цветы к моей двери каждую неделю по вторникам, ни разу не изменяя своей привычке. Или я думала, что это был Деннис — мы с ним никогда об этом не говорили. Но сегодня среда, а вместо фиалок — амариллисы, и я больше ни в чем не была уверена.

3

Отель мадам Марсель действительно был похож на шкатулку с сокровищами. Только они не всегда были тем, чем хотелось владеть.

Букеты с амариллисами появлялись каждый день по утрам, комната напротив по-прежнему пустовала. Снейп вел себя как обычно, больше не спрашивая меня ни о чем. На улице я еще несколько раз видела человека в сером пальто, но больше не преследовала его. Если это был действительно он, то сам найдет меня. Я не знала, чего хочу больше: встретиться с ним или никогда не видеть. Мои желания были противоречивы и опасны, но теперь у меня был Северус, который знал обо мне больше, чем кто-либо, и не отвернулся.

Я не злоупотребляла его расположением, но сама возможность или, вернее, знание о ней делало меня уверенней в себе. В те дни мне казалось, что я со всем легко смогу справиться.

Прошла неделя, потом вторая. Снейп вновь пригласил меня выпить после работы. В этот раз в более приличное заведение в Косом переулке. Яркая вывеска с надписью «Веселый шабаш» притягивала взгляд. Я ожидала увидеть аляповатые обои и безвкусные светильники с разноцветными огнями внутри. «Последний писк моды в этом сезоне. Спешите купить!» — кричали заголовки в рекламных буклетах.

Внутри оказалось уютно: большой камин, полумрак, ароматы свежей выпечки и мяса, только-только приготовленного на жаровне. Мы поужинали, Снейп заказал бутылку вермута. Я ощущала, как кружится голова. То ли от выпитого, то ли от беззаботности. Рядом с ним мне никогда не было страшно.

— Полнолуние через две недели.

Я равнодушно пожала плечами. Какой смысл сейчас об этом говорить?

— Вам есть, где переждать его? Кроме хижины, разумеется.

— Нет.

— Мерлин, Грейнджер, о чем вы только думаете?

— О многом, — ответила я, улыбнувшись. — Вы даже не представляете, какие глупости порой лезут в голову. Но о полнолунии и о том, что произойдет потом, не хочу. Устала бояться и прятаться. Верите?

Он немного помолчал, наблюдая за мной. Некрасивое лицо, шрамы, видные из-под воротника рубашки, скверный характер — все это отталкивало, но рядом с ним было гораздо безопасней, чем где-либо еще.

— У меня предложение. Под лавкой есть подвал с толстыми стенами и прочной дверью. Нужно только сменить замок и наложить пару заклинаний.

— Слишком опасно.

— Вы будете пить аконитовое зелье, которое я приготовлю. Отдел по контролю над оборотнями ничего не узнает, а вы перестанете брать выходные, чтобы отлежаться после полнолуния. Что скажете?

— Что вы везде найдете выгоду. — Я рассмеялась, а потом попросила: — Пойдемте отсюда.

— Вам здесь не нравится?

— Нравится, но уже поздно.

Он кивнул и сказал:

— Я провожу вас.

Мы миновали проулок Гоблинов и вышли на улицу Книжников. Возле отеля мадам Марсель Снейп остановился, чтобы попрощаться, но я не дала ему сказать ни слова. Шагнула вперед и поцеловала. Он отстранил меня, глядя осуждающе, но я знала — чувствовала! — что он сомневается. Что останется, если я не отступлю.

— Пойдемте наверх.

— Грейнджер…

— Гермиона, — перебила я. — Ты называл меня Гермионой.

— Завтра мы об этом пожалеем.

— Какая разница, что будет завтра?

Он криво усмехнулся и провел пальцами от щеки к подбородку, заправляя выбившуюся прядь мне за ухо, а я улыбнулась, смакуя маленькую победу.

В конце концов, он всего лишь мужчина.

* * *

Кожа у него расчерчена шрамами. Три длинные рваные полосы на боку, оставленные когтями Люпина давным-давно, когда он еще учился в Хогвартсе. Бугристые, все еще воспаленные на шее — след от зубов Нагини. Они-то и есть причина кашля, от которого Северус задыхается каждое утро: яд так и не удалось полностью вывести из организма. Небольшой тонкий шрам внизу живота — вырезанный аппендицит. И мелкие, едва заметные следы — их очень много. Прослеживая каждый из них пальцами, лаская, считая, я заново знакомилась со Снейпом, узнавала его. Шрамы не врали, ничего не таили. Они, как открытая книга, позволяли заглянуть туда, куда обычно вход был закрыт.

Самые страшные оказались на руках, постоянно скрываемых под перчатками. К ним я не рискнула притронуться. Казалось, что кожу с ладоней и предплечий Северуса сняли ножом для свежевания, да так и оставили раны, присыпав их солью. Изуродованные, плохо зажившие руки почти потеряли чувствительность и едва слушались. Снейп нехотя признался, что каждое утро приходится делать комплекс упражнений для пальцев, чтобы он мог продолжать варить зелья.

Он тоже изучал меня. Губами, глазами, от выжженного «грязнокровка» на руке, отставленного Беллатрикс, до укуса на плече. Тонким, едва заметным отметинам на руках он уделил особое внимание, как и рубцу на лопатке, который остался после Режущего заклинания. Им меня наградил Гарри в ту ночь, когда я впервые обернулась.

Нам было слишком хорошо, чтобы о чем-то думать или говорить. Мы предпочитали наслаждаться мгновениями и не вспоминать о завтрашнем дне. Не рассчитывать на продолжение — так было проще. Бежать, имея с собой только самое необходимое, всегда проще. А воспоминания — как и обещания — лишний груз.

* * *

В комнате невыносимо пахло амариллисом. Я не выбрасывала букеты, которые продолжали появляться у порога моей комнаты. Собирала их, засушивала, сохраняла.

И ждала, уверенная больше, чем когда-либо, что за мной следят. Своеобразная игра в кошки-мышки, главным призом в которой была жизнь.

Утром возле моей двери появилась посылка, квадратная и перевязанная огромным красным бантом.

— От твоего поклонника? — спросил Северус.

В его голосе не было ни ревности, ни любопытства, только настороженность и готовность ответить на удар.

Я рассеянно посмотрела на него, потом на коробку и осторожно потянула за бант. Лента упала на стол алой кляксой, а крышка выпала из рук. В коробке в окружении красных цветов амариллиса лежала волчья голова. Вздувшаяся, со следами разложения, грязная от земли. Глаз не было, на их месте зияли две дыры. Зато клыки сверкали, будто зверь только вернулся от дантиста.

Запах тления был почти неощутим. Возможно, чары. Или аромат амариллиса перебивал смрад. В голову пришла неожиданная мысль: если закрыть коробку и поставить на место у порога? Совершенно по-детски и глупо, ведь избежать неприятностей не удастся.

Снейп заглянул мне через плечо и выругался.

— Надо от нее избавиться.

— Это не решит проблемы.

— Зато теперь мы можем быть уверены, что твой старый знакомый действительно в Лондоне.

Крышка закрылась, повинуясь взмаху палочки, а коробка исчезла. Жаль, что так же легко нельзя было решить все проблемы.

4

Волчьи сны начали мне сниться за неделю до полнолуния. В одних я бежала без цели вперед, до изнеможения и боли в мышцах. В других рядом со мной был черный волк. Мы охотились. Я гнала на него зайца, а он выжидал в кустах, а потом прыгал и вгрызался клыками в податливую плоть — только кости хрустели. В третьих я что-то искала. Вдыхала воздух, пытаясь уловить запах. След был слабым, но все еще ощутимым. Полностью отдаваясь этому нехитрому занятию, я постепенно приближалась к цели. Ею оказалась поляна, густо заросшая амариллисами. Густым ковром они покрывали землю и прорастали из тела человека. От него мало что осталось — кости да ошметки мяса — а вот лицо было нетронутым. Россыпь веснушек, глаза, невыносимо голубые, распахнутые в удивлении — они слепо глядели в небо и, казалось, чего-то ждали.

Мое тело ломило от невыносимой боли, шерсть слезала, обнажая кожу. Миг — и вместо волка на поляне сидела я в человеческом облике. Мои руки были по локоть в крови. Она стекала по коже и каплями падала в землю, впитывалась, оживляя проклятые цветы.

Рон повернул голову и посмотрел на меня. Улыбнулся радостно и сказал:

— Ты пришла. Теперь все будет хорошо.

Черный волк запрокинул морду и завыл. Протяжно, тоскливо. Этот вой не был ни вызовом, ни угрозой, лишь предупреждением зверя, предчувствующего беду.

* * *

— Ты выглядишь усталой, — заметил Северус, нахмурившись.

Он понимал, что я беспокоюсь, но списывал это на приближающееся полнолуние. Не могла же я ему сказать, что думала, будто за мной следят? Это походило на паранойю. Ощущение, что на меня смотрят, никуда не исчезало. От него нельзя было спрятаться, нельзя убежать или защититься. Оно преследовало меня на протяжении всего времени, что я проводила вне работы, будь я в своем номере в отеле или на улице.

Позже я поняла, что нет смысла оглядываться — от этого только хуже. Сбежать тоже не удавалось — ощущение слежки никуда не исчезало. Оно изводило, лишало сна и притягивало кошмары.

От кошмаров я спасалась в объятиях Северуса. Засыпать, слыша рядом стук его сердца, было легко. Наши отношения походили на танец: я делала шаг вперед — он отходил на два, я пятилась — наступал он. Нас это устраивало, ведь мы оба понимали, что все рано или поздно закончится.

Мне нужно было ненадолго почувствовать себя в безопасности, он, возможно, просто жалел меня. Слова в наших отношениях по-прежнему были лишними.

* * *

Домовой эльф, занимающийся доставкой зелий, заболел. Северус увлекся экспериментами и целыми днями пропадал в лаборатории, а подносы с едой, которые я ему приносила, оставались нетронутыми.

Не было смысла просить его помочь. Конечно, можно нанять посыльного, но лишние расходы не окупятся, поэтому я решила заняться этим сама. Благо полнолуние только завтра, а подвал для зверя готов. В чем-в чем, а в защите Северусу не было равных.

С заданием я справилась быстро. Последним заказом было снотворное для миссис Плам. Старушка долго не открывала дверь. В конце концов, замок щелкнул, и она посмотрела на меня, подслеповато щурясь. Маленькая, ссохшаяся, хромающая — она была похожа на дерево с больными листьями, пораженными паршой. Миссис Плам пригласила меня в дом. Дескать, чего на пороге стоишь под дождем? Я вошла, чувствуя себя неуютно. В холле пахло мокрой шерстью. И цветами.

Я прошла вперед и заглянула в гостиную: ничего необычного. Кружевные скатерти, фарфоровые статуэтки фей и колдографии в рамках на каминной полке, продавленный диван с клетчатой накидкой и множество маленьких подушечек — идеальный дом для кошатницы. Только кошек не было. Лишь запах псины и свежие цветы амариллиса на столе. Сглотнув, я попятилась. Нужно бежать, и как можно скорее. Я не готова, не смогу с ним сражаться.

Не сейчас.

Шаг, еще один и еще.

Сильные руки сдавили мне горло, а чужое дыхание защекотало кожу.

Вздох, смешок и шепот:

— Здравствуй, красавица.

* * *

Веревки впивались в запястья. Приходилось вставать на цыпочки, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Висеть было неудобно. Казалось, будто спину пронзают сотни иголок, а связки вот-вот порвутся от напряжения.

Скабиор завязал мне глаза, оставив только слух и нюх. Но комната, в которой я находилась, была переполнена запахом проклятых цветов, а на слух я никогда не могла положиться полностью. Боялась, что зверь возьмет верх и подчинит меня себе.

— Ты так ничему и не научилась. Я подарил тебе жизнь, сделал совершенной, а ты вместо наслаждения свободой спряталась в лавчонке этого ублюдка.

Его голос был спокоен, обманчиво мягок, но рука, вцепившаяся мне в волосы, заставила запрокинуть голову. Сетка порвалась, и фальшивые жемчужины с тихим стуком рассыпались по полу. Он близко, слишком близко, а рядом ничего, чем можно сражаться. Последний раз я была так беспомощна в ту ночь, когда он обратил меня.

Мне хотелось заскулить и забиться в самый дальний и темный угол, только чтобы он меня не достал. Чтобы больше не мучил.

Но я, собрав остатки храбрости, спросила:

— Зачем ты вернулся?

— Тебе здесь не место, красавица.

— А где? В стае? Бродяжничать, лишиться палочки, жить как животное…

— Заткнись!

Я сжалась, ожидая удара, но его не последовало. Скабиор лишь рассмеялся, погладил по щеке и сказал:

— После сегодняшнего полнолуния у тебя не останется выбора. Веревки могут удержать человека. Не оборотня.

— Нет! — воскликнула я. — Ты не посмеешь!

— Ну-ну, детка. Не надо плакать. — Он наклонился, целомудренно целуя меня в лоб. — Скоро ты узнаешь, что такое настоящая свобода. Ликантропия не проклятие — дар.

Скабиор отпустил мои волосы. Шаги, скрип двери — я осталась одна. Беспомощная, связанная, ощущающая, как усиливается зуд под кожей.

Полнолуние приближалось.

* * *

Ликантропия не проклятие — дар.

Он любил это повторять. В некотором смысле он спас мне жизнь. Когда егеря схватили нас в лесу, они хотели убить меня, им был нужен только Гарри. Но Скабиор сказал:

— Эй, давайте обратим девчонку! Что может быть забавнее грязнокровки-оборотня на службе у Лорда?

Смех, грубый, разбавленный шуточками и двусмысленными намеками. Я плохо запомнила время до и после полнолуния. Только боль и жар. Укус на плече воспалился, и меня несколько дней лихорадило. Скабиор постоянно приходил, приносил букеты амариллисов, гладил по волосам, говорил, что я красивая. Что стану очаровательным чудовищем. Он смеялся, а его руки были грязными и липкими от крови. Я хорошо их запомнила: грубые, мозолистые, со сбитыми костяшками и обломанными ногтями. Скабиор знал, что я уйду, но так же он верил, что вернусь.

К нему.

В стаю.

Ведь чудовища всегда возвращаются.

Последующие события сплелись в водоворот: плен и побег из мэнора, долгие недели в Ракушке и снова полнолуние. Рон всегда был рядом. Мой милый, глупый Рон. Я помню, что Билл заставил меня выпить аконитовое зелье — у него нашлось несколько флаконов на всякий случай. Только не помогло. Боль была настолько сильной, что я потеряла сознание, а когда пришла в себя — появился голод. Из подвала, в котором меня заперли, легко удалось выбраться. Да, дверь укрепили чарами, но меня вела жажда.

Рон оказался на пути случайно.

Он стоял на кухне, держа в руках стакан молока, и даже не подумал бежать или позвать на помощь. Просто стоял и смотрел на меня. А потом говорил, много чего умного и не очень.

Он думал, что я понимаю его, что обязательно послушаю, и повторял:

— Все будет хорошо. Ты пришла, не убежала.

Я могла думать только о том, как от него вкусно пахнет и какое сочное у него должно быть мясо, а потом прыгнула. Стакан с молоком разбился, разлетелся на мельчайшие осколки, а мой рот наполнился кровью, такой сладкой и тягучей, как вишневый сироп.

Я никогда не пробовала ничего вкуснее.

* * *

В этот раз сон смешался с явью. Быть может, причиной было то, что Северус заставил меня пить аконитовое зелье на протяжении недели, быть может, то, что я попала в ловушку.

Волчица в моем сне превращалась в человека, в реальности я становилась волком. Кости выворачивало, суставы выламывало, связки, казалось, вот-вот лопнут. Вместе с болью пришла сила. Я напрягла лапы, и веревки легко порвались, будто были сделаны из паутины. Припала к полу, принюхиваясь, но запах амариллиса действовал не хуже перца. Ни намека на след — сплошное разочарование. Я раздраженно заворчала, мотнула мордой, сбрасывая повязку, и прислушалась.

Наверху кто-то был.

Я не скрывалась — а зачем? — в пару прыжков достигла лестницы, толкнула мордой дверь. Дом наполняла тишина, только тиканье часов нарушало ее да еще шаги в гостиной.

Это не мог быть Скабиор. В полнолуние он, так же, как и я, становился волком. Значит, человек. В комнате разливалась темнота, но я прекрасно все видела. Зрение перестроилось, цвета исчезли. Остался лишь грязно-графитовый с сотней оттенков серого.

Человек стоял ко мне спиной. Идеально прямая спина притягивала и казалась знакомой.

Я зарычала и тряхнула мордой. Нет, только не снова. Аконитовое зелье не помогало полностью сохранить ясность рассудка, глаза заволакивала алая пелена, и все, о чем я могла думать… Голод. Всепоглощающий, разрывающий нутро на части. Рот наполнился слюной, я рефлекторно сглотнула и шагнула вперед.

Человек оглянулся, без труда замечая меня. Он не побежал, но и не стал пытаться достучаться до меня, как Рон. Наверняка понимал, что слова не помогут.

Я угрожающе зарычала и оскалилась. Мой вид должен был напугать Северуса: жуткая вытянутая морда со скошенным лбом, острые зубы, непропорционально длинные лапы, заканчивающиеся когтями, и поджарое тело, состоящее из мышц.

Чудовище, одним словом. Вот только между мной и Северусом не стояло толстых стен подвала и крепкой двери. Он был беззащитным и уязвимым как никогда.

Голод становился невыносимым. Шаг, еще один и еще.

Снейп не убегал, с интересом рассматривал меня и чему-то улыбался.

Это-то и разозлило. Как он мог смеяться? Как мог совершить глупость, придя сюда? Я прыгнула, понимая, что еще миг — и я проломлю ему грудину и доберусь до внутренностей: теплых, скользких, полных сладкой крови и жизни.

Снейп оказался быстрее. Выхватил волшебную палочку и что-то пробормотал.

Удар.

Казалось, я налетела на упругую стену, которая отшвырнула меня. Что-то хрустнуло, хребет отозвался болью, отчего я взвизгнула и по-звериному сжалась, стараясь стать как можно меньше. Последнее, что я запомнила, теряя сознание, — бледное лицо Северуса, склонившееся надо мной.

5

Мне снова снился сон. Волшебный. Я дремала, греясь на солнце, а рядом со мной лежал черный волк. Его бок был горячим, шерсть приятно пахла лесом и здоровым зверем. Он не спал — сторожил мой сон. Я знала, что если проголодаюсь, то мы вместе сможем поохотиться. Будь то кролик или олень — неважно, добыча все равно станет нашей. Черный волк был моей стаей, моим домом. Я знала, что смогу доверять ему, что бы ни случилось. Это было то особое чутье, которое никогда не подводило. Волк пошевелился и ткнулся влажным носом мне в ухо, шумно фыркнул, и я проснулась.

В комнате было прохладно, безвкусные шторы в клетку плотно закрывали окна. Я все еще находилась в доме миссис Плам. Убил ли ее Скабиор или просто использовал внешность первой попавшейся старухи — не суть. Его больше не было рядом. Обладая звериным чутьем, он всегда знал, когда надо отступить и затаиться, а когда драться, поэтому смог скрываться столько времени.

— Проснулась?

Я посмотрела на говорившего. Северус.

— Как ты меня нашел?

— Записка, — ответил он лаконично.

Несмотря на то, что я напала на него, его руки обнимали меня, а в глазах не было страха. Словно волк из моего сна, он сторожил мой покой, оберегая и защищая. Я с благодарностью сжала и поцеловала ладонь, обтянутую перчаткой.

— Ты мог не приходить. Знал же, что это ловушка.

— И ты бы кого-то загрызла.

— Тебе было бы жаль?

— Кого? Того неудачника, чью печень ты наверняка бы съела? Нет. А вот хорошего работника… В конце концов, где я найду еще одного дурака, который согласится терпеть меня за нынешнее жалование?

— И отвратительный характер, — подхватила я игру, — и перепады настроения, и...

Он поцеловал меня, заставляя замолчать. Я шутливо укусила его за губу, а потом стала расстёгивать пуговицы на сюртуке. Много пуговиц — не меньше двадцати, — но нам больше некуда было спешить.

* * *

В какой-то миг наш танец стал бессмысленным. Северус, как всегда немногословный, предпочитал словам действия. Он ни за что бы не признался в своих опасениях. Я ведь всегда бежала, сталкиваясь с трудностями. Взгляд Гарри, когда он увидел меня над телом Рона в ту ночь, был слишком красноречив: неверие, ужас, боль. Так много боли!

Тот день я хорошо помню…

После войны бежать оказалось некуда. Одним дождливым днем ноги сами привели меня к лавке Снейпа. Мне ничего не было нужно, я лишь искала место, чтобы согреться. Он посмотрел на меня, недовольно скривился, но все же сказал:

— Оставайтесь. Надеюсь, вы еще помните заклинание, чтобы вскипятить воду?

Я кивнула, не сводя с него настороженного взгляда. От Снейпа можно было ждать чего угодно. Он правильно истолковал мое поведение, но не прогнал. Лишь заметил ворчливо:

— Как знаете. Можете уходить — вас никто здесь не держит.

— Я останусь.

— Конечно, останетесь. Но! Никаких вопросов. Ненавижу болтливых людей.

Я робко улыбнулась — впервые за долгое время.

Кое-что осталось неизменным.

* * *

— Вы опоздали.

— Проспала.

— Второй раз за месяц, — заметил он ворчливо, черкая что-то в расчетной книге и недовольно хмурясь.

Наша лавка по-прежнему не пользовалась популярностью, но у меня и мысли не возникало заняться чем-то другим. Она стала моим логовом, самым надежным и удобным.

— Лишишь премиальных?

— Нахалка.

Я обняла его, на миг прикрыв глаза, наслаждаясь близостью. Северус больше не пытался отстраниться, когда я к нему прикасалась. Может, со временем он станет доверять мне настолько, что позволит притронуться и к рукам…

— Читал сегодняшний выпуск «Пророка»?

— Нет. После войны ничего интересного не печатают.

— И зря. Смотри!

Я дала ему газету, где на первой странице красовалась огромная колдография с задержанными оборотнями, которым удалось скрыться после Финальной Битвы. Среди них был и Скабиор. В неизменном сером пальто, со связанными руками он больше не внушал тот ужас, что несколько месяцев назад. Заголовок гласил: «Восставшие из мертвых или недосмотр Аврората?»

— Скорее, все вместе, — пробормотал Северус. — Кто сейчас вместо Кингсли?

— Никто. Эджоб ушел на пенсию, назначат нового.

— Поттера?

Я кивнула:

— Вполне вероятно. Гарри — молодец.

— Когда не сует нос в чужие дела. Вы с ним так и не помирились?

— Мы не ссорились. Просто это тяжело. Он не винит меня в смерти Рона, но я не могу делать вид, что ничего не случилось.

Северус не стал расспрашивать дальше, понимая, что есть слова, которые не должны быть сказаны. Никогда и никому.

После произошедшего в доме миссис Плам я переехала. Жаль было покидать отель мадам Марсель — мне там действительно нравилось, но стерильная комната подходила для человека, жаждущего одиночества, а я его больше не хотела. На прощание мадам обняла меня и пожелала удачи. Ее фирменная улыбка на сто галлеонов сверкала ярче хрусталя. Ей было не жаль терять постояльца. В конце концов, все они возвращались. Рано или поздно.

В лавку влетела незнакомая сова и уронила на стол небольшой сверток, перевязанный алой лентой. По моей спине пробежал холодок. Так бывает, когда испытываешь дежавю. Или когда точно знаешь, что внутри. Развернув упаковку, я увидела цветок амариллиса — на этот раз белый*, как сахарная пудра. Он не имел запаха.

Я улыбнулась.

Теперь все будет хорошо.

_______________________________________

*Белый цветок характеризуется совершенством и завершенностью, демонстрирует абсолютное и окончательное решение, полную свободу для возможностей и снятие препятствий.