Не в этот раз (гет)

Холод. Он преследовал Альбуса с самого детства, с той страшной ночи, когда отец решил отомстить за Ариану. Холод буквально проник в плоть и кровь. Не спасало ничто — ни две пары шерстяных носков, ни перчатки. Руки и ноги были ледяными всегда, даже в самый жаркий день — как у мертвеца. Или как у узника. В такие моменты Альбус надеялся, что это азкабанский холод приходит к нему и щадит отца. Жаль, что это оказалось не так.

Альбус уже привык к этому — в конце концов, у каждого свои особенности. Но люди всё спрашивали и спрашивали, говорили и говорили…

— …Мой ледяной принц, — шептала малютка Ариана, обнимая его.

— …Альбус, ты случайно не думал факультет сменить? — хмыкал Аберфорт.

— …Сколько раз я тебе говорила одеваться теплее? — тяжело вздыхала мать.

…И Альбус злился — да и как тут не злиться? Он же не советовал Аберфорту отправиться на факультет парнокопытных. Не говорил Ариане, что из него принц, как из нее — принцесса. Не отвечал матери, что ей надо чаще смотреть вокруг себя, а не в одну точку. А лишь молча кивал и помогал каждому члену своей семьи всеми силами.

Но время шло, а замогильный холод оказывался вместе с Альбусом гораздо чаще, чем хотелось. Когда умерла мать и все мечты о новой жизни рухнули, он и не знал куда деваться. И чувствовал себя мертвецом — потому что даже и не мог вспомнить, когда ощущал тепло.

Так было до тех пор, пока Альбус не встретил Геллерта. Тут же привлекающий внимание, в ярко-синем пальто, с какими-то театральными манерами, Гриндевальд вызывал… улыбку. В первую очередь потому, что, пожимая руку Альбусу, он не выдал привычное: «Мерлин, какие у вас холодные руки!».

Альбус сам и не думал, что Гриндельвальд, ведущий себя как напыщенный аристократ, сможет его очаровать. Но он это сделал. Потому что за его маской нигилиста скрывались безмерная жажда жизни, заразительный смех и тепло. Если Альбус считал себя мертвецом из-за постоянного холода, то Геллерт был тому полной противоположностью. Он был слишком… живым.

Наверное, этого Альбусу и не хватало. Они учили друг друга. Геллерт — азам дуэльного поединка и заклинаниям, Альбус — трансфигурации и зельям. И это было первое лето, когда он не мёрз ежесекундно. Может, всё дело было в горячем теле рядом?

Каждый новый день не был похож на предыдущий, пусть Геллерт и находился рядом еженощно. Иногда они даже засыпали рядом с грудой книг, потому что не было сил дойти до кроватей. Иногда могли заснуть в обнимку на лужайке, потому что до этого проверяли, кто лучше знает и помнит созвездия. А когда Геллерт впервые его поцеловал, показалось, что земля остановилась. И больше ничего не было нужно.

Альбус никогда не думал, что можно быть настолько счастливым. Это лето было расцветом жизни.

Жаль, что сразу после этого начался её закат.

Один неверный шаг — и ничего уже не исправить. Один запоздалый выбор — и ничего не повернуть вспять. И больше всего Альбус жалел о том, что за их безумное лето, полное магии и страсти, он так и не сказал Геллерту три самых главных слова. И холод снова вернулся, будто никогда и не исчезал. Они снова стали вечными спутниками.

С Геллертом они оказались на разных концах земли. И Альбус не ненавидел, но теперь опасался таких, как его бывший друг (и вечно любимый человек). Тех, кто предпочитали гореть, а не тлеть. Рисковавших, заразительно смеющихся, обожающих эту жизнь. Альбус понимал их, принимал, но знал — им нельзя верить. Они могут предать в самый важный момент, даже не осознав всю ответственность, всю серьезность, всю глубину.

Этот пожар в чужих душах разительно отличался от холода в сердце самого Альбуса. И он знал, что не выдержит еще одного такого огня. Но, возможно, рядом с ним когда-нибудь окажется кто-то, кто будет гореть мирно. И сможет подарить немного тепла.

Но спустя много лет, снова встав на пути у Геллерта — человека, ради которого когда-то он был готов уничтожить к чертям весь мир, Альбус жалел только об одном: он не поблагодарил Геллерта за то, что тот научил его открываться миру. И, конечно же, о том, что не мог сказать те три слова. Это было бы не к месту. «Не в этот раз, — бормотал Альбус. — Я скажу ему об этом в следующий раз».

Но прошло много лет, и за непозволительно долгую жизнь огненных людей, в которых он не поверил, как когда-то в Геллерта, стало намного больше.

И Альбус размышлял: а был ли он прав тогда? Может, надо было дать Геллерту шанс, выслушать, помочь, попробовать объяснить?

Старость всегда сопровождается сожалениями. И смерть тоже не приходит без них. Альбус знал, что времени осталось мало. И его катастрофически не хватало для покаяния.

И единственное, что оставалось Альбусу, — смотреть на одну сохранившуюся фотографию и повторять:

— Прости Геллерт, но не в этот раз. И больше никогда. Может, в конце другого очередного приключения?