Змеиные сны (джен)

У Шута холодные руки и злые шутки. Он с удовольствием суёт нос в чужие тайны. Свои же охраняет ревностно — словно старьёвщик, прячет их среди ярких тканей и латаных рубашек. Шут манит, ошеломляет причудливостью форм и буйством красок, но это всё мишура. Он отвлекает, одурманивает, сбивает с толку — и в итоге ты забываешь, зачем к нему пришёл.

К Шуту можно приблизиться ровно настолько, насколько он позволит. А если ты пытаешься настаивать — он отшучивается, ускользает, замыкается в себе, и ты вновь возвращаешься к тому, с чего начал.

Но хуже всего, когда Шут обижается. Он либо игнорирует тебя, либо натягивает маску, противную и отталкивающую.

Вот как сейчас.

* * *

— Принц Дьютифул вновь оказывает знаки внимания леди Вэнс, — невзначай обронила леди Армерия.

— Чушь! После оглашения испытания Нарческой они с принцем почти не виделись, — возразила ей Старлинг.

— Почти,— леди загадочно улыбнулась и выпила немного вина.

Шут скучал и дурачился. Лорд Голден с интересом слушал леди Армерию и пил абрикосовое бренди. Ему нравились сплетни и маленькие грязные тайны, которые с таким удовольствием обсуждали холёные аристократы. Они их смаковали, вертели как разноцветные стеклянные бусины, а потом разбивали вдребезги.

И тут же забывали.

И снова искали новые.

Шут с удовольствием осыпал бы этих людей едкими шутками. Лорд Голден благосклонно улыбался и кивал, поощряя продолжать рассказ. И пил своё любимое абрикосовое бренди, вкус и запах которого напоминали о лете и фруктовых садах. И о жужжании пчёл, и о белых лепестках, что устилали землю, запутывались в волосах и очаровывали тонким сладким ароматом юности.

И я вдыхал его, пытаясь отвлечься от боли в спине — шрам от стрелы постоянно напоминал о себе. Ноги затекли, ужасно хотелось есть. Встреча затянулась — было уже далеко за полночь, но лорд Голден даже не думал уходить. Он слушал и смеялся, бросал многозначительные взгляды на леди Календулу и делал комплементы Старлинг. И подшучивал над её мужем, лордом Фишером, совершенно не обращая внимания на своего телохранителя.

В самом деле, какое ему дело до Тома Баджерлока? Его сиятельству наплевать на неудобства, которые терпит его слуга. Шут… Впрочем, Шута здесь больше не было. Был только лорд Голден, говорящий с тягучим джамелийским акцентом.

Боль в спине становилась всё невыносимее, а вынужденная неподвижность давила, словно Скилл. Я ощущал мерзкую пульсацию в висках — предвестницу мигрени. Мне пришлось прикладывать значительные усилия, чтобы неподвижно стоять и не хвататься за спинку кресла, в котором сидел мой друг.

Но вот лорд Голден вздохнул и заявил, что устал, а завтра у него намечено чрезвычайно важное дело. Он очень сожалел, что покидает такую замечательную компанию, и тонко намекнул, что если бы не дело государственной важности, то…

О, Шут искусно манипулировал своими невольными слушателями, ведь он был признанным мастером лжи.

Леди Армерия и леди Календула, кажется, искренне сожалели о его уходе. Первая произнесла дюжину ничего не значащих слов, а вторая смотрела на лорда Голдена с жадностью. Всё, от золотой серьги в ухе до изящных кружев на рубашке, тщательно отпечатывалось в её памяти. Словно она, леди Календула, — шпионка, которой важно не упустить ни малейшей детали. Мне ужасно не нравился этот взгляд, но я молчал и продолжал изображать из себя истукана.

Но вот все слова сказаны, и дальше оставаться здесь, вместе с этими разодетыми и недалёкими людьми, было почти неприлично. Дверь за нашими спинами бесшумно закрылась, и Шут позволил себе на миг облегчённо прикрыть глаза. Но потом, словно опомнившись, быстро пошёл по коридору. Походка у него была лёгкая, и со стороны совершенно не было видно, что он пьян. Но я слишком хорошо его знал. Поэтому старался не отстать и не дать ему позорно упасть посреди коридора.

Лорд Голден не замечал моей тревоги и шёл вперед, к лестнице. Я бесшумной тенью следовал за ним. Но на лестнице Шут споткнулся, и я едва успел подхватить его под локоть. Он тяжело опёрся на мою руку и недовольно скривил губы.

— Том Баджерлок?..

— Лорд Голден, — невозмутимо ответил я, не отпуская его.

Он нахмурился, но не попытался высвободить руку. Я чувствовал, что ему неприятно моё прикосновение. После ссоры наша дружба с Шутом лопнула, как мыльный пузырь. Лорд Голден же предпочитал видеть во мне слугу и телохранителя. И вёл себя соответственно. Порой мне безумно хотелось встряхнуть его и потребовать, чтобы он прекратил свою нелепую игру. Чтобы вернул мне Шута.

Но — вот незадача! — я не знал, настоящий ли Шут. Или он, как и лорд Голден, ещё одна грань, которую с удовольствием показывал Белый Пророк людям?

Ведь за блеском и мишурой его — настоящего — совсем не было видно.

* * *

Вернувшись в свои комнаты, лорд Голден всё же оттолкнул меня. Его всё ещё шатало, и он сел в кресло возле остывшего камина. Золотые волосы сейчас казались блёклыми, а на смуглой коже появился нездоровый румянец. Покачав головой, я присел на корточки и стал разжигать огонь в камине. Дров было достаточно, и пламя вспыхнуло от первой же искры.

— Баджерлок, на сегодня ты свободен.

— Вы уверены? Мне показалось, вам дурно. Может, ведёрко принести? — поинтересовался я, искренне желая помочь.

Но Шут разозлился. В золотистых глазах плескалось море презрения — тёмного и разъедающего, словно кислота.

— Убирайся! Это приказ! — он бросил эти слова, словно пригоршню камней, маленьких и острых. И каждый из них больно бил, царапал, оставлял зудящие ссадины. Хотелось оставить его и уйти к себе, громко хлопнув дверью.

Но я подавил порыв. Не стоит проверять, можно ли ещё больше испортить наши отношения.

Набрав воды в чайник, я повесил его над огнём. Пусть греется — чай не будет лишним. Шут молча наблюдал за мной. Я чувствовал, что он злится, но продолжал делать вид, что ничего не замечаю.

Приготовив чай, я всё же принёс ведёрко. А потом ушёл к себе, тихо прикрыв дверь.

* * *

Спал я плохо. Неттл настойчиво стучала в мои стены, но я не хотел с ней разговаривать. Ни с ней, ни с кем-либо ещё. Ссора с Шутом и нависшая угроза Полукровок выматывали меня, и я нуждался в отдыхе.

Расслабиться не получалось.

Мне снились огромные змеи. Их шкура была яркой и переливалась в солнечных лучах, словно шёлк. Шипастые воротники были похожи и на броню, и в то же время на оружие. Змеи завораживали, но их созерцание не приносило покоя. Напротив, мне было жарко и тревожно. Казалось, что я тону.

Я понимал, что это лишь сон. Но понимать — одно, а вот проснуться — совсем другое. Управлять своими снами, в отличие от Неттл, я никогда не умел.

Внезапно я ощутил облегчение. Словно меня поймали за руку и вытащили из-под толщи воды. И держали бережно, но крепко. Я задыхался, но жары больше не чувствовал. Пребывая между сном и явью, я ощутил прикосновение и прохладу, которое оно принесло с собой. Словно кто-то убрал влажные волосы у меня со лба и провёл пальцами по щеке. Я вздохнул и прижался к источнику покоя.

Смешок. Чьё-то дыхание совсем рядом с моим лицом. Едва ощутимое, дразнящее.

Миг — и оно исчезло, забрав с собой кошмар. А я остался, опустошённый и одинокий.

* * *

Утром я проснулся с дикой головной болью. Казалось, что в мой череп всю ночь стучали, будто в колокол. Эльфовая кора могла бы ненадолго снять боль и вернуть силы, но Чейд наверняка узнает, что я принимал её, и разозлится. С него станется напоить меня отваром, который надолго отобьёт желание использовать кору.

Лорд Голден с утра пребывал в дурном расположении духа. О, он не кричал и не пытался побольнее уколоть меня словами. Просто позавтракал, а потом скрылся в своём кабинете, сказав:

— Не беспокоить.

И посмотрел так пристально, словно предупредил: «Только попробуй!»

Будто я хотел снова попасть в ту комнату! Мне хватило одного единственного раза, после которого я испытал всепоглощающий ужас. Порой эксперименты Шута имели непредсказуемый результат.

День прошёл на редкость бестолково. Так бывает, когда внезапно появляется слишком много свободного времени. Тренировка с мечом, расшифровка свитков, посвящённых Скиллу, прогулка в город и желание увидеть Неда — всё это казалось одновременно и важным, и незначительным. Словно сейчас я должен был находиться в совершенно другом месте. Змеи с роскошными шипастыми воротниками влекли меня, путали мысли, подталкивали к действию, но я вдруг осознал, что ничего не понимаю. Мне необходимо было поделиться с кем-то своими мыслями. Конечно, я мог пойти к Чейду, но мой старый наставник, скорее всего, посчитает это не стоящими внимания глупостями.

А к Шуту идти нельзя. Последняя моя попытка помириться с ним напоминала разговор глухого с немым.

Вечером я рано вернулся в комнаты лорда Голдена. Дверь была открыта: беспечность, которую никогда не позволял себе Шут. Войдя внутрь, я настороженно обвёл взглядом комнату, но не нашёл ничего подозрительного. Мой Уит сообщил мне, что здесь нет посторонних. Не было и угрозы, но я всё равно почувствовал тревогу. Она тонким кружевом висела в воздухе и обволакивала, словно паутина. Ужасно хотелось стряхнуть её с себя, словно блох со шкуры.

Дверь в кабинет лорда Голдена была приоткрыта, внутри горела свеча. Я не хотел идти туда и вторгаться на территорию Шута. Не хотел.

Это был глупый порыв. Самонадеянный! Эгоистичный!

Но когда я поступал разумно?

Дверь противно скрипнула. Тусклого света едва хватило, чтобы рассмотреть очертания мебели в комнате и не споткнуться. Шут сидел на полу и вертел амулет Джинны: половины бусин не хватало, разноцветные нитки свисали обтрёпанной бахромой, а яркие птичьи перья были сломаны. Казалось, что Шут разобрал его, но собрать не сумел. Или не захотел…

— Всё в порядке? — я приблизился к нему, глядя сверху вниз.

Шут не ответил, всё так же продолжая изучать амулет. Опустившись на корточки, я встревоженно заглянул в лицо другу, но увидел лишь бесстрастную маску.

Он не желал со мной разговаривать. И видеть тоже, потому и игнорировал.

На полу возле меня лежала деревянная статуэтка: изящная, хрупкая, с любовью вырезанная умелыми руками Шута, наполовину разрисованная яркими пурпурными и красными красками. Статуэтка змея, который приснился мне сегодня.

— Где ты его видел? — требовательно спросил я, но в ответ получил лишь опостылевшую тишину.

Скрипнув зубами, я стал рассказывать о своём сне, надеясь, что мои слова хотя бы заинтересуют Шута.

Нет, не заинтересовали. Он по-прежнему сидел неподвижно и молчаливо. Непробиваемая стена — вот что сейчас напоминал мне Шут.

— Он тебе тоже приснился? — я кивком указал на змея, не решаясь без спросу взять его.

— Может быть, — Шут неопределённо пожал плечами.

— Нам снятся одинаковые сны? — я улыбнулся, чувствуя необъяснимую радость от того, что мой друг заговорил со мной.

— Иногда.

Шут задумчиво посмотрел на меня, а потом потянулся к моему лицу и обхватил его ладонями. Испорченный амулет выпал у него из рук. Шут прислонился лбом к моему лбу и прошептал, обжигая дыханием кожу:

— Забудь о них. Забудь! И не пускай в свои сны — слишком опасно. Обещаешь?

Я невольно кивнул, больше вслушиваясь в интонации, нежели в смысл. Разница между холодом его кожи и тёплым дыханием была ошеломляющей. Она завораживала.

— Шут…— хрипло прошептал я.

— Забудь, — настойчиво повторил он и исчез.

Как и прошлой ночью, я оказался в невесомости. Завис на месте, не падая и не взлетая. Вот только в этот раз не было руки, которая обязательно поймает меня и вернёт назад, в безопасность.

* * *

Проснувшись, я долго не открывал глаза. Чем был наш с Шутом вчерашний разговор? Сном? Реальностью?

Я не знал.

Вставать всё же пришлось. Я сел, опустил ноги на пол и поморщился, наступив на что-то острое. Наклонившись, подобрал с пола маленькую бусину, на которой было вырезано лицо человека с непропорционально большими чертами. Я сразу узнал работу Шута. Неужели он был в моей комнате?

Повинуясь порыву, я заглянул под кровать. На полу лежали ещё бусины. Я не стал их трогать. Шут ничего не делал просто так. Если он положил сюда бусины — значит, это важно.

Одевшись и завязав волосы в хвост воина, я вошёл в гостиную. Шут завтракал, совершенно не обратив внимания на мое приветствие.

Ну что ж, наша нелепая игра продолжалась.

Через несколько дней леди Вэнс уехала из Баккипа вместе с дядей. Сплетни улеглись, и Чейд был несказанно этому рад. С Шутом мы так и не помирились, но бусины по-прежнему лежали под кроватью.

Морские змеи больше не тревожили мои сны, зато в них появился Шут. Не золотоволосый джамелиец, нет. Мальчишка-альбинос с задорной улыбкой на лице и Крысиком наперевес. В моих снах мы с ним вновь были друзьями.

И я мог честно ему признаться, что скучаю.

А он отвечал:

— Я тоже, Любимый*. Я тоже.

______________________________________

*Любимый — настоящее имя Шута. В тех местах, откуда Шут родом, есть традиция обмениваться именами с возлюбленным. У его народа это считается высшим проявлением любви.