Мой брат (джен)

Казалось, на это место пришёлся эпицентр какой-то мировой катастрофы — глобальной, жуткой, наверняка стёршей с лица земли полчеловечества. Но нет, катастрофы не было — был лишь бой двух невероятных шиноби, изменивший рельеф окрестностей до полной неузнаваемости.

Я шёл один под дождём, не спеша, не таясь, зная, что опасности здесь больше нет: мой брат, великий Первый Хокаге избавил нас от неё. Сейчас чакра Хаширамы ощущалась слабо, лишь тень от обычной сводящей с ума мощи, но была стабильна — он просто устал, ничего серьёзного. Куда больше беспокоился я за его душевное состояние, нежели за физическое.

Брата я обнаружил под самым почти водопадом — ещё одной новой частью рельефа после этой битвы; коленями в грязи, Хаширама сидел, склонив голову, глядя на тело подле себя. В груди у Учихи зияла рана от клинка; от неё кровь расползалась по намокшей рубашке шиноби.

Наконец-то Мадара был мёртв.

Сколько раз я представлял себе эту картину, однако теперь, увидев её вживую, пожалел. Нет, мне плевать на врага; содрогнуться меня заставило лицо брата, поднявшего на меня взгляд — затравленный, потерянный, больной. По смуглым щекам Хаширамы скатывались прозрачные капли. Не хочу знать, его это слёзы или неба.

Неожиданно захотелось утешить его, подбодрить, сказать что-нибудь, что облегчило бы его боль.

— Я понимаю, что тебе нелегко, но то, что ты сделал, было правильно. Он должен был умереть именно от твоей руки; думаю, он сам этого хотел.

— Хотел, чтобы его остановили? — Хаши выдавил из себя нервную усмешку. — Нет, он ненавидит, когда ему кто -то мешает… Ненавидел, — тихо поправился он.

Шагнув к нему, я опустил руку на плечо брата, с силой сжал, пытаясь привести в чувство.

— Всё кончено, — серьёзно сказал я. — Не буду врать, что понимаю твои чувства, но знаю, что Мадара много значил для тебя, понимал тебя лучше, чем когда бы то ни было я, что он был для тебя, как брат… Возможно, лучшим братом, чем я, — зачем-то почти с обидой добавил, хотя вовсе и не собирался.

— Как брат, — словно эхо повторил за мной Хаширама, распрямляя сгорбленную спину; смотрел он теперь серьёзно. — С тем существенным исключением, что тебя убить я не смог бы себя заставить, что бы ты ни совершил, Тоби.