Красное на чёрном (гет)

— Солярис! — пронзительный крик разрезал воздух, заставив людей недоумённо обернуться. Женщина, неспешно следующая по своим делам, замедлила шаг и чуть склонила голову набок, с холодной улыбкой глядя на него, поспешно продиравшегося через толпу. Кто-то молча уступал ему дорогу, кто-то тихо хихикал, предугадывая семейные разборки. Не обращая внимания, он усердно пробивался к ней. Она ждала, всё так же улыбаясь.

Наконец он достиг своей цели. Поправив съехавшую набок шляпу и чуть отдышавшись, он окинул её с ног до головы пристальным, полным подозрения и тлеющей ревности взглядом. Туфли на высоком каблуке. Чёрное, выгодно подчёркивающее изумительную фигуру платье, дорогие перчатки по локоть, искусно уложенные волосы.

Она всегда любила всё чёрное.

— Солярис, — повторил он, сдвинув кустистые светлые брови. — Нам нужно поговорить.

— О чём, Марк? — промурлыкала она.

— Не здесь, — бросил он, беря её под руку.

Они шли молча. Марк изредка поглядывал на неё и каждый раз невольно восхищался. Пока они шли в парк, он немного остыл и задался вопросом: а зачем вообще он хочет с ней об этом разговаривать? Размягчённый её видом, её соблазнительной близостью, он вдруг улыбнулся.

— Солярис, я тебя вчера видел с кое с кем, — чуть ли не виновато произнёс Марк, усаживая её на скамейку и присаживаясь рядом.

— С кем же ты меня видел? — она улыбнулась, проведя пальчиком линию от его скулы до гладко выбритого подбородка, и положила вторую руку ему на грудь. Шумно вдохнув, он почувствовал едва уловимый запах, цветочный, кажется. Она всегда подбирала великолепные духи.

— Ну… — Марк замялся, чувствуя, что она напирает, а его решимость стремительно тает.

— Ну? — поторопила его Солярис, теребя пуговицу на чёрном, только вчера купленном, пиджаке и заставляя его нервничать ещё больше.

— С… — он покашлял, прочищая горло. — С другим.

Марк больше всего на свете хотел услышать, что он ошибся. Что тогда, на том перекрёстке, был кто-то другой, а ему чёрт знает что показалось. «Не могла же она так подло поступить со мной, — думал он, чувствуя, что губы расползаются в улыбке. — Мы уже несколько лет встречаемся и хорошо знаем друг друга. С чего ей вдруг менять меня на кого-то другого?»

— Ах, с этим… — Солярис ощутила, как напряглось его тело, и безжалостно продолжила: — Да занятный парень. Совсем молодой и зелёный, правда…

Что поделать, любила она вызывать у мужчин ревность. Для неё это была лишь игра, увлекательная до поры до времени. Но рано или поздно игра заканчивалась…

— Молодой, значит? — он схватил женщину за плечи и сжал так, что костяшки пальцев побелели. — Хахаля себе завела, да?!

— Хм, может быть… — мягким, соблазняющим тоном ответила она.

Он засопел, с трудом удерживая желание закричать. Он всегда боялся этого. Он всегда считал, что Солярис слишком красива, чтобы принадлежать кому-то одному. И теперь этот страх, ставший ночным кошмаром, сбывался.

— Скажи, что это не так, — попросил он, умоляюще глядя в миндалевидные глаза. — Скажи, что это я всё придумал.

— Но зачем, Марк? — прошептала она. И, наклонившись к уху, продолжила: — Врать бессмысленно. Он мне действительно интересен.

Он дёрнулся так, будто на него ошпарило, его глаза налились кровью, а сердце бешено застучало. Дрожа от ярости, Марк оттолкнул от себя женщину и вскочил. Она смотрела на превратившееся в искажённую гримасу лицо с раздражающим спокойствием и достоинством.

— То есть, ты взяла и вот так просто выкинула всё время, что были вместе? Господи, чем этот сосунок лучше меня, а?!

— Мы не были вместе, Марк, никогда не были, — с поразительным хладнокровием ответила она. — Нам просто было по пути.

Отшатнувшись, он в ужасе смотрел на ту, кого так любил. Его пугал этот взгляд, вдруг ставший холоднее льда в снежных просторах Бриггса. Это был взгляд ледяной королевы, существа, до поры до времени скрывавшего свою сущность, но никак не человека.

— На самом деле, я никогда тебя не любила, — подлила масла в огонь Солярис, поднимаясь. Чёрная, гибкая, истинное дитя ночи, такое же загадочное и далёкое, как эти звёздные крупицы над головой. — Что теперь, Марк? Ты меня ненавидишь, наверное? Люди вроде такие разные, а реагируете всегда одинаково.

Закричав, он в два счёта оказался рядом с ней и, размахнувшись, ударил по щеке. Она даже не шелохнулась, не дёрнулась. Только алый след на белой, как снег, щеке пылал огнём, и в лиловых глазах светилось что-то хищное, нечеловеческое.

— Так для тебя это развлечение?! — взревел он. Всё в нём пылало, дрожало и плавилось, и кровь шумела так, что он едва слышал даже себя.

— Да, именно так, — подтвердила она. — Развлечение. Глупый наивный Марк. Ты так груб, — вздохнув, она провела ладонью по щеке. — Ты мне надоел. Я уже видела такую ревность, такое выражение лица. Опять всё повторяется… Почему вы все так однообразны и скучны?

Когда её правый указательный палец удлинился, Марк подумал, что ему показалось, и часто заморгал. Но странное видение не исчезло: палец всё удлинялся и удлинялся, становясь острее лезвия наточенного ножа. Марк даже не почувствовал, когда его кончик вонзился в кожу во лбу и, просверлив кость, пронзил мозг и вышел с другой стороны, уже не чёрный, а багровый. В первые несколько секунд не почувствовал.

А потом по нервам волной лавы прошлась боль, уничтожая всё на своём пути, разрывая мышцы, нервы, вгрызаясь в кости. Ноги подкосились, он заскулил, покачнулся и боком протаранил скамью, на которой они так мирно сидели всего лишь минуту назад.

Это было странно: ещё минуту назад у него впереди была вся жизнь, а теперь она вытекала вместе с кровью, билась в агонии в умирающем мозгу. Перед глазами всё расплывалось, и он с трудом остановил взгляд на большом чёрном пятне. В груди защемило, сердце болезненно трепыхнулось, несколько раз ударило почти в обычном ритме, а потом снова стало замедляться. И с каждым новым ударом по телу всё дальше полз холод.

Она задумчиво смотрела на перчатку, с которой на землю капала свежая, ещё тёплая кровь. Красное на чёрном… Слишком готично.

— По… че… му… — еле двигая остывающими губами, спросил Марк. Он уже ничего не видел, кроме бесконечного мрака, не чувствовал ничего, кроме сковывающего тело холода, но единственный вопрос как-то сумел пробиться через угасающее сознание.

Солярис перевела взгляд на залитую кровью скамью и усмехнулась.

— Человек гомункулу не пара, Марк.

Ветки ближайших кустов затряслись, закачались, треща под напором чего-то тяжелого. Ещё немного повозившись, из зарослей выкарабкался низенький плотный человечек, сложенный несколько странно — ноги у него были короткие, сам он был круглый, а руки казались слишком большими для такого тела. Тем не менее, передвигался он ловко. Он перебрался к скамье, склонился над наполовину свесившимся с неё трупом и вдруг облизнулся, как собака, увидавшая вкусную кость.

— Ласт, можно, я его съем? — спросил он, покосившись на женщину.

— Да, Глаттони, — откликнулась она, невозмутимо поправляя причёску. — Можешь съесть всё без остатка.

Он широко оскалился и сощурил маленькие глазки. Раскрыв рот пошире, наклонился к голове с аккуратной дырочкой во лбу, буквально натянулся на неё и резко сжал челюсти. Раздался громкий, неприятный хруст, перемежавшийся удовлетворённым чавканьем.

Отвернувшись, она смотрела на тусклый свет фонаря, вокруг которого порхали ночные бабочки. Ещё одна игра закончилась тем же, чем и всегда. Ещё один человек, поначалу казавшийся ей даже интересным, убит. Глупый замкнутый круг, который ей до сих пор не удалось разорвать.

— Никто не смеет даже прикоснуться ко мне, если я того не просила, Марк, — тихо сказала она в пустоту. — А тот, кто посмел, должен доказать, что достоин этого.

— Среди букашек нет того, кто может сравняться с нами, — ответили ей сверху. Подняв взгляд, Ласт разглядела в переплетении ветвей знакомый силуэт и сдвинула брови. Она кожей чувствовала его насмешливый, игривый взгляд.

— И давно ты здесь сидишь, Энви?

— Да с самого начала, — объявил он, спуская ноги с толстой ветви и примериваясь, чтобы спрыгнуть. — Что, старушка, очередная попытка с треском провалилась? Зачем тебе вообще людишки понадобились, я не понимаю… — проходя мимо пожирающего труп Глаттони, он хлопнул толстяка по макушке, будто приветствуя.

Ласт улыбнулась, и в этой улыбке к обычному холоду примешивалась грусть. Они оба знали ответ на этот вопрос, но предпочитали помалкивать.

Когда ты неуязвим для обычных атак, когда у тебя ещё столько жизней в запасе, иногда может стать слишком скучно. И ты начинаешь искать. Искать того, достойного, чтобы почувствовать кружащий голову привкус опасности, чтобы почувствовать себя живым, а не персонажем какой-то игры.

Только её единственный враг, кажется, ещё даже не родился.

Вскоре три силуэта растворились во тьме, исчезли, как вампиры из давних сказок. Лишь фонарь всё также мирно освещал кусочек дороги и скамью, на которой подтёками и лужами застывала темнеющая кровь, да бабочки кружились у запыленного стекла, безразличные к тому, что здесь произошло.