Цветок розового дерева (гет)

Магическая Франция полыхала, снедаемая кровопролитными схватками за власть между старыми семьями. Возможно, сначала все ещё можно было уладить, но тот первый и самый кровавый мятеж забрал жизнь действующего министра. Разумеется, ради его смещения с поста все это и планировалось, но вместе с министром были убиты и активисты среди революционеров, так что теперь каждая древняя семья хотела урвать для себя кусок побольше. И ради этого одни семьи шли на убийства, а другие стремились заключать выгодные брачные союзы.

Бумаги были брезгливо отброшены на стол уже давно, кажется, три или четыре дня назад. На самом деле Аполлин Делакур не прочитала даже первой страницы в том брачном договоре, который протянула ей мать. Все в семье утверждали, что этот брак был бы идеальным: Гаспар Дюпре был из тех молодых людей, которые всегда добивались желаемого. Он был силен, причём не только магически. Чаще всего он выигрывал в спорах потому, что с ним отказывались иметь дело из-за того, что он внушал страх своим могучим телосложением. Но при всем этом он умел располагать к себе слабый пол, он всегда знал, когда нужно быть милым и мягким, участливо спросить о самочувствии родственников, позволить выплакаться на своём плече. О таком зяте, как Гаспар Дюпре, мечтала любая мать, и порой Аполлин думала, что с лёгкостью исполнила бы мечту какой-нибудь из этих дурочек, отказавшись подписывать договор, валявшийся без дела вот уж столько времени.

— Все оставшиеся мятежники схвачены, — мягкий голос любимой сестры вырвал Аполлин из невесёлых раздумий. Ей уже давно стала неинтересна судьба собственной страны: их имение было самым защищённым, и если какой-нибудь из дорвавшихся до власти интриганов захочет на них напасть, то сгорит у ворот. Так что Аполлин Делакур хотела бы, чтобы вся магическая Франция полыхала сейчас, так же, как полыхает её разбитой сердце.

— Схвачены? Думаешь, если я подпишу этот договор, то Гаспар, как один из тех, кто сейчас имеет больше всего шансов на министерское кресло, позволит мне однажды вырвать их сердца? — надо полагать, что именно об этом все последние дни и думала Аполлин, в красках представляя, как будет вырывать сердца у тех, кто заставил остановиться единственное сердце, чьё биение она могла почувствовать в любой точке земного шара в любую минуту дня и ночи, запах обладателя которого сводил её с ума.

— Да, — тихо ответила Кларисса, подойдя к застывшей у окна сестре. — Однажды он закроет глаза на то, что десять узников замка Иф лишились сердец.

— Это будет мило с его стороны, — фыркнула Аполлин, все ещё неотрывно смотря в сад. Помимо прекрасных цветов, которыми так гордились её мать и многочисленные родственницы, был виден молодой саженец розового дерева.

— Тебе больше нельзя тянуть с ответом, — прикрыв глаза, заметила Кларисса. Именно её семья отправила к спрятавшейся в своей комнате Аполлин, чтобы разговорить девушку. Хотя, несомненно, Клэр предпочла бы сейчас оказаться где угодно, а никак не в полутёмной комнате сестры, постепенно сходящей с ума от горя и отчаяния. Вейла, потерявшая свою пару, уже никогда не сможет стать прежней. Вейла, потерявшая свою пару, навсегда становится безучастной к жизни. Опустошённая из-за внезапно оборвавшейся связи, она однажды просто позволит своей магии сжечь себя изнутри, превратив в чудовище, которое непременно нужно будет уничтожить.

— Я могу тянуть с ответом сколько угодно, — флегматично отмахнувшись от слов сестры, заметила Аполлин. — Он бегал за мной по пятам с момента нашей первой встречи. Сколько нам тогда было лет?

— Семь, — печальная улыбка появилась на губах Клариссы.

— Он бегает за мной уже одиннадцать лет. Он не потерял надежды даже тогда, когда…

Закончить своё едкое замечание Аполлин не удалось. То, что она так долго сдерживала в себе, наконец вырвалось наружу. После пяти дней непривычного затишья буря разродилась. Уткнувшись в плечо сестры, Аполлин рыдала, проклиная весь свет и все человечество за то, что они отняли у неё заслуженное счастье. Клэр отвела сестру от ненавистного окна, открывающего вид на молодое деревце, усадив на кровати, позволила ей выплакаться.

Огромный фамильный особняк был погружен в траур и все вейлы боязливо посматривали на дверь спальни, за которой скрылась Аполлин. Все они понимали, что никакие слова не могли утешить ту, чьё сердце разбилось и никогда уже не сможет быть склеено. И все они знали, что если решатся зайти к ней, то получат огненный шар в лицо. Лишь хозяйка дома решилась просунуть брачный договор под дверь, и то, после того, как, досконально изучив его и получив несколько писем он настойчивого мсье Дюпре, желающего узнать ответ на его предложение, отчаялась от затишья, что творилось в доме. Она хотела вывести дочь из себя, хотела заставить её крушить мебель, поджигать деревья в саду, бить посуду, возможно, выдрать сердце из груди этого самого мсье Дюпре, но ничего подобного не случилось. Аполлин лишь открыла дверь, когда кто-то из сестёр в очередной раз подошёл к ней, чтобы постараться услышать хоть что-то из её комнаты, и спросила, сколько у неё есть дней для того, чтобы дать ответ. И вот сегодня срок истекал, а Кларисса, наконец, смогла вырваться со своей работы, и прибыла во Францию.

— Я даже не прочитала его, — сквозь всхлипы, призналась, наконец, Аполлин. — Я не смогла. Брачный контракт для вейлы — это…

— Унижение, — тихо заметила Кларисса. — Меня заверили, что он составлен идеально и ты будешь вправе жить как тебе будет угодно: любые развлечения, любые увлечения, любые последствия. Специальные люди позаботятся о том, чтобы никто никогда ни о чём не узнал. Дюпре готов на все, чтобы стать министром, а поддержка нашей семьи для него самый важный шаг к этому креслу. Особенно сейчас.

— Особенно сейчас, когда все семьи грызутся за власть. Особенно сейчас, когда оборотни и вампиры затеяли войну за территорию. Любому идиоту сейчас нужно, чтобы вейлы были на его стороне. Чтобы создания огня поработили их врагов и убили их. Я прекрасно понимаю, ради чего заключается этот договор, — огрызнулась Аполлин, пытаясь взять себя в руки и не быть слабой перед любимой сестрой.

— Тогда чего же ты медлишь? — тихо спросила Клэр, сама прекрасно понимая, почему медлит сестра. Но она так же понимала, что если Аполлин промедлит с ответом ещё месяц или два, то последствия этого мятежа в стране будут ужасны. К власти могли прийти совершенно не те люди; вампиры и оборотни разорили бы половину страны, а сама Аполлин попала бы в такое положение, из которого смогла бы выбраться только переехав в другую страну. Да и то, это бы не слишком ей помогло. Вейл слишком мало, и они все прекрасно друг друга знают.

— Действительно, надо действовать решительно, — встревоженная неожиданно бодрым тоном Аполлин, Клэр не успела схватить сестру, когда та стремительно выбежала из своей комнаты. На ходу трансфигурировав одну из фамильных безделушек, схваченных по дороге, в топор, она выбежала на улицу. Обеспокоенные тем, что затворница явно в ещё более расстроенных чувствах, чем была до своего затворничества, вышла на улицу, да ещё и с топором в руках, последовали за ней. А Аполлин, добежав до розового дерева, которое гипнотизировала пять дней, принялась рубить его.

— Не нужно, милая, от этого не станет легче, — Клэр вернула топору изначальный вид хрустальной статуэтки, которая тут же разбилась об изуродованный черенок деревца.

— А отчего тогда станет легче? От того, что я подпишу этот чёртов контракт и стану женой этого выскочки Дюпре? Мне наплевать на эту страну и на всех людей в ней, пусть идут в пасть к оборотням или вампирам. Жак умер десять дней назад, а вы… Все вы хотите, чтобы я как ни в чём не бывало жила дальше? Хотите, чтобы я выполнила долг послушной воспитанной дурочки? Уж лучше сгореть или превратиться в чудовище, чтобы всем этим ублюдкам, жаждущим власти, пришлось попотеть, чтобы её захватить.

Аполлин кричала, в безумии смотря на членов своей семьи. В отчаянии запустив в срубленное дерево огненный шар, Аполлин вновь зарыдала. Жозефина взглядом приказала всем скрыться в доме, оставляя Клариссу и Аполлин на улице. Давая им возможность поговорить. Лёгкий взмах руки, и горящее деревце было потушено, хотя, конечно, теперь от него очень мало что осталось. Обняв сестру, Клэр укачивала её в своих объятиях, стараясь передать ей своё спокойствие, свою любовь и быть может, даже часть своей ещё не растраченной магии.

— Зачем оставлять его, если этих клятв мы никогда уже не сможем сдержать? — срывающимся голосом спросила Аполлин. Казалось, что она вполне целеустремлённо жгла все мосты, чтобы уже никогда больше не стать той жизнерадостной девчонкой, которой была всегда. Любившая эксперименты и опасные экстремальные выходки, она стойко терпела любые неприятности, которые наживала в ходе своих приключений, с гордостью рассказывая о них семье. Всегда умеющая терпеть физическую боль без единого вскрика, она получила в одночасье такую порцию боли, которую не смогла побороть.

— Я знаю, что не должна этого говорить и знаю, что ты уже все для себя решила, но позволь мне, — Кларисса прерывается, стараясь собраться с мыслями и ещё немного потянуть время для того, чтобы ещё немного побыть наедине со своей любимой сестрой, прежде чем та совершит величайшую свою глупость. — Гаспар будет её любить. Пожалуй, он даже будет её боготворить. Ведь она для тебя будет всем, и он будет защищать малышку со всем рвением, на которое способен. Пожалуй, его желание защищать твою дочь будет даже доходить до абсурда, ведь он непременно будет винить в любом чуть более эпатажном её поведении мальчишек, с которыми она будет. Гаспар будет превращать их жизнь в сущий ад на земле. Он будет любить её, как родную.

По природе своей очень странные и очень ограниченные в свободе, вейлы не терпели в своём обществе лишь одного. О них могли ходить какие угодно слухи, и отчасти эти слухи порой были правдивы, потому что иногда вейлы и вправду совращали молодых людей для того, чтобы с ними развлечься или просто из спортивного интереса, но вейлы никогда не нарушали одно негласное правило: ребёнок должен был быть зачат после ритуала вхождения мужчины в семью. Он должен был получить огонь своей вейлы, он должен был поклясться, что будет защищать возлюбленную и детей. Лишь после этого ритуала молодая пара могла завести детей. Если же порядок нарушался, то был велик шанс, что ребёнок родится без магии и будет смертным. Вейла-сквиб — это не только кощунственно звучало, это было ещё и довольно ужасно внешне. Именно эту клятву нарушили Аполлин и Жак.

— Подписание этого договора не изменит того факта, что он не получил моего огня. Не изменит того факта, что она родится со странностями, — всхлипнув шепнула Аполлин, нисколько не удивившись тому, что Кларисса знала всю правду. Никто не понимал, как так получается, что Клэр знала все наперёд, поэтому никто уже не удивлялся тому, что те секреты, что больше всего хотелось скрыть, были ей известны.

— Да, хоть ваш брак и будет чисто политическим, я уверена, что Гаспар с удовольствием согласится пройти этот ритуал, хотя в этом случае это совершенно бесполезная вещь.

— Для него ритуал не покажется бесполезным. Он ведь прекрасно знает, что я уже потеряла своего избранника, так что никто не сможет уже меня у него забрать, — горько усмехнулась Аполлин.

— Да, а когда он примет участие в ритуале, он примет не только твоей огонь, он примет ещё и ребёнка, так что она получит его защиту, — шептала Кларисса, старательно пытаясь убедить сестру не сжигать последних мостов и подумать над спасительным вариантом. — Срок ещё очень маленький, так что для общественности этот ребёнок будет его, к тому же, все прекрасно будут понимать, почему он так скоро на это решился, чтобы привязать тебя к себе и не дать возможности сбежать сразу же, как положение в стране нормализовалось.

— Лучше бы мы остались тогда дома.

Тот роковой день, когда они с Жаком решили пройтись по магазинчикам магического квартала, навсегда останется в памяти Аполлин. Небольшие драки недовольных политическими решениями министра вспыхивали в магических деревнях с различной периодичностью, но желающим изменений пока не хватало решимости для радикальных методов смены власти. Этот летний день обещал быть безоблачным. Министр магии, открывавший в тот день лавочку мастера волшебных палочек, заметил представителей двух старых магических кланов. Ему была нужна их поддержка, даже простой снимок в газете вместе с этой парой мог отчасти вернуть ему стабильность. Ни Аполлин, ни Жак не могли даже представить, что глупое восклицание министра о том, что красную ленточку будет лучше разрезать красавице вейле закончится почти для всех журналистов и авроров смертью. Нападение было неожиданным для всех членов правопорядка и волшебников, находившихся в тот день в квартале. Жак закрыл Аполлин от смертельного проклятия. И если быть точным, то министр Франции умер не из-за мятежников или халатной работы своих авроров, а потому, что вейла, потерявшая связь с возлюбленным, не смогла обуздать свою магию и уничтожила почти всех, кто был рядом. Страна лишилась руководителя, а Аполлин — целого мира.

— С вами все будет хорошо, Аполлин, — Клэр понимала, что если сейчас ей не удастся уговорить сестру, то уже завтра она исчезнет из страны.

— Ты не можешь быть в этом уверена, — утерев слезы с лица, весьма отстранённо заметила Аполлин, ругая себя за то, что прислушалась к рассуждениям сестры.

— Не могу, — осторожно согласилась Клэр, готовая выложить свой последний козырь на стол. — Но я буду с тобой когда все это случится. Я не оставлю тебя и свою будущую племянницу. Какой бы она ни родилась, Аполлин, я обещаю тебе, что я буду её любить и делать все возможное для того, чтобы она была счастлива, несмотря на то, что она никогда не узнает своего отца.

Козырь был разыгран, и шаткое подобие мира вернулось в семью Делакур. Копия подписанного договора была отправлена Гаспару Дюпре вместе с домовым эльфом. Заручившись поддержкой вейловского клана и ещё нескольких старинных семей, Гаспар смог выстоять во множестве схваток и добыть себе власть. Он соглашался на любую прихоть, которую велела ему выполнять Кларисса. Порой ему казалось, что эта весьма безумная целительница была ему второй женой, куда более требовательной, чем первая и единственная, о которой он мечтал с самого детства. В тайне от общества, которое буквально смотрело ему в рот, ожидая слов и действий, он сохранил рождение дочери, хотя Гаспару хотелось кричать об этом на каждом углу.

— Знаешь, я бы сказала, что у вас с Жаком получилась абсолютно заурядная вейлочка, — наблюдая за новорождённой племянницей, сказала Кларисса.

— Но? — Аполлин опасалась услышать ответ, но прекрасно понимала, что должна его знать. Хоть малышка и выглядела абсолютно нормально, это не значило, что можно было успокаиваться.

— Не знаю, заметила ли ты, но малышку к тебе приношу либо я, либо Гаспар. Домовики даже близко к ней не подходят, как только они оказываются рядом, она плачет. Она всегда плачет, когда кто-то рядом с ней пользуется магией, — осторожно передавая малышку на руки матери, рассказала Клэр.

— Она отторгает магию? — затаив дыхание, спросила Аполлин.

— Мне кажется, малышка её слышит, поэтому и плачет: её пугают звуки. Из всех бед, что могли достаться ей, это не самое страшное. Со временем она привыкнет к звукам заклятий. Возможно, это проклятие даже сделает её искусной волшебницей, — Кларисса весьма точно представляла себе, насколько искусной станет эта кроха. — Но вейловского благословения у неё нет.

— Считала ли ты когда-нибудь свой дар благословением? — с усмешкой спросила Аполлин. — Мы как чёртовы сучки, следующие на запах течки. Вся магия в нас — одно сплошное проклятие, если моя дочь не получит хотя бы малую его часть, я буду счастлива.

— А ещё я думаю, что у неё не будет крыльев или они будут какими-то неправильными, — неуверенно продолжила Кларисса, стараясь сделать вид, что не слышала слов сестры.

— Ничего, — погладив свою маленькую дочурку по щёчке, улыбнулась Аполлин. — Без крыльев даже проще: нет этого вечного ощущения тяжести за спиной. Что ещё ты видишь?

— Я не знаю, Аполлин, — неуверенно пожав плечами, Кларисса пристально всматривалась в голубые глаза младенца. — Она кажется мне такой обычной, пусть и слишком одарённой с самого рождения. К тому же, она такая кроха. Что, по-твоему, я должна увидеть в её душе?

— Ты не должна увидеть там тьмы, — голос Аполлин Делакур звенел сталью, смотря на сестру, она в тайне готовилась к тому, что Кларисса не пощадит её, сказав, что, несмотря на все уловки, что они совершили, сердце её дочери полно тьмы.

— Довольно всех этих замогильных разговоров! — распахнув двери спальни, жизнерадостный Патрик Браун зашёл внутрь, неся в руках белую рубашку для обряда посвящения. Смотря на этого нахального сияющего улыбкой во все тридцать два зуба сквиба, Аполлин никак не могла понять, почему же магия свела их с Клариссой. До одури проницательная вейла и простой сквиб. Бесспорно, он был хорош собой, но Патрик был таким открытым, что Аполлин казалось, что даже она может прочесть его.

— С чего ты решил, что мы разговаривали о чём-то мрачном? — тут же ощерилась Кларисса. Эти двое ещё не пришли к взаимному пониманию, напоминая Аполлин как она когда-то проклинала Жака, считая его совершенно никчёмным глупых мальчишкой. А сейчас все, что осталось от этого мальчишки, мирно посапывало в её руках.

— Серьёзно?! Ты только и можешь, что рассуждать о мрачном бытие мира, смотря на собеседника своими большими глазищами, — нарочно широко открыв глаза, Патрик навис над Клариссой, передразнивая действительно довольно неприятную манеру Клэр врываться в личное пространство её собеседников. — Но оставим же эту мрачную ересь о несправедливости мира на более томный час и полную бутылку бренди. Как ты назовёшь дочь, Аполлин?

— Флер, — стараясь одеть дочь в принесённую Патриком рубашку, не разбудив, шепнула Аполлин.

— Как цветок, — улыбнулся Патрик, чуть толкнув Клариссу, привычно начавшую настойчиво всматриваться в окружающих её людей.

— Как цветок розового дерева, — горделиво заметил Гаспар, принеся с собой длинную коробочку, в каких обычно хранились волшебные палочки.

На шее его висел амулет, защищающий от воздействия сил супруги, но почему-то он не прятал его, как это делали все другие мужчины, заполучившие себе вейлу по брачному договору. Гаспар Дюпре, взявший фамилию жены, по её собственной же прихоти, с гордостью показывал то, что смог её заполучить. Заполучить одну из клана Делакуров, заполучить кресло министра, пусть ради этого и пришлось отдать супруге десятерых узников замка Иф на растерзание. Просто он старался не думать о том, что она съела их сердца сырыми, или о том, что она не хочет, чтобы он к ней прикасался. Может быть, потом, может быть, однажды она позволит ему стать ей мужем, каким он хочет для неё быть.

Аккуратно взяв дочь на руки, Гаспар протянул Аполлин коробку. Предполагалось, что муж преподнесёт свой дар после обряда, но Дюпре не слишком любил следовать правилам.

— Однажды наша дочь заполучит победу в каком-нибудь турнире с этой палочкой, — счастливо улыбнувшись, Гаспар понёс малышку к остальным женщинам семьи Делакур, давно ожидающим её появления. Будто предчувствуя, что долговязый Дюпре может запнуться об порог с малышкой в руках, Кларисса поспешила следом за ним.

— На самом деле Кларисса безумно любит меня потому, что я настоящий мастер по обращению с деревом, — улыбнувшись, Патрик взял в руки отложенную Аполлин в сторону коробку. Он открыл её, показав застывшей от непонимания вейле изящную светлую волшебную палочку. Рукоять её была витой, и вся она с особым трепетом и старанием были увита узорами в виде лепестков растений. — Я обработал дерево, твоя мать щедро отрезала половину своей шевелюры ради начинки, ну а Кларисса сделала то, что вы там обычно делаете, создавая своё колдовство, чтобы соединить все воедино. Этот дар не для тебя, Аполлин, а для малютки Флер, чтобы с ней всегда была частичка её отца. Пусть ты загубила саженец, который вы посадили с Жаком, но кое-что Клариссе удалось спасти от твоего огня.

— Клэр рассказала тебе? — с опаской касаясь рукояти волшебной палочки, спросила Аполлин. Голос её дрожал, и она опасалась взглянуть на Патрика, слишком ей не хотелось видеть жалость в его глазах.

— Горе ничем не скрыть, Аполлин. Мне не нужно было спрашивать, чтобы понять, что не так. Но однажды…

— Ничего не изменится! Никогда! — отдёрнув руку от розового дерева, воскликнула Аполлин.

— Однажды твоя дочь полюбит кого-то, и ты потеряешь с ней связь. Тебе, возможно, будет казаться, что мир снова рухнул и то неведомое, что соединяло тебя с Жаком, навсегда исчезло, — Патрик с шумом захлопнул коробку, невольно заставив Аполлин вздрогнуть. Как зачарованная она смотрела на мужчину, которого ещё несколько минут назад считала откровенным глупцом, с трепетом ожидая каждого его слова. — Но на самом деле саженец, который вы посадили, вырастет, исполнив все ваши клятвы, и будет готов дать свои, чтобы нести вашу любовь в своих детей, внуков — в века.

— Я хочу, чтобы ты провёл обряд, — выдохнула Аполлин, теперь прекрасно понимая, почему магия связала вейлу, вечно лезущую в души других, и того, кто мог эти души успокоить.

— Я не волшебник, — смущённо пожав плечами, будто извиняясь за всю несправедливость магии, творящейся на свете, ответил Патрик.

— Мне наплевать. Я хочу, чтобы Флер была связана с твоей семьёй. Если кровь сквиба не зажжёт в её глазах огня, пусть так и будет.

Коробка с волшебной палочкой вновь перекочевала на прикроватную тумбочку, где и будет лежать до пятилетия юной Флер. До того дня, когда, вручив в руки своей юной крестнице магический инструмент, Патрик не попросит наиграть для него самую чудесную мелодию, которую она слышит. Магия Флер заставит расцвести розовое дерево, любовно привитое Гаспаром к уцелевшему когда-то пеньку. Её магия заполнит воздух пряным ароматом корицы, сделав всех присутствующих на празднике немного пьянее и счастливее. Заставит Клариссу шепнуть на ухо сестре: «В её душе нет тьмы, но много горечи полыни».