Моя душа в твоих глазах (гет)

Гермиона всегда считала себя разумным человеком. Волноваться по пустякам? Нет, это не про неё. Конечно, были ситуации, когда даже у неё ноги подкашивались от страха, но таких случаев было не так уж и много, по пальцам можно было пересчитать. К тому же, все они здорово смахивали друг на друга. Во-первых, во время экзаменов, но это вполне нормально, если учесть, насколько важна учёба для её будущего. Во-вторых, это, конечно, битвы и другие пережитые ей опасности. Когда в твоих друзей посылают смертельные заклятия, спокойной остаться невозможно, как ни старайся. Но это было, пожалуй, всё. До сегодняшнего дня.

Гермиона не знала, что изменилось в тот момент, когда она дрожащими пальцами вскрыла тоненький, почти невесомый конверт, подписанный рукой Рона. Она никогда так не нервничала, распечатывая подарки. Как будто чувствовала, что в этот раз будет что-то особенное. В конверте оказалась обычная поздравительная открытка, и на долю секунды Гермиона успела почувствовать самое настоящее разочарование. Нет, она прекрасно знала, что у Рона не так уж много денег, что иногда он был просто не в состоянии купить что-нибудь необходимое, и её нисколько не заботили подарки. В конце концов, это не самое главное в жизни. Главное — это его отношение к ней. Но сейчас вот Гермиона не успела сдержаться. Наверное, дело в том, что она слишком много сил и времени вложила в свой подарок Рону. Но с чего она взяла, что он ответит ей тем же. Почему он должен был отвечать тем же?

Однако, разочарование, пусть и лёгкое, улетучилось без следа, когда Гермиона прочла приписку. Значит, Рон действительно придумал что-то особенное, какой-то сюрприз. И надо же, попросил одеться понаряднее, но так, чтобы можно было появиться перед магглами. Гермиона голову сломала, пытаясь угадать, что бы это могло быть, но так и не смогла догадаться. Рон такой непредсказуемый! Кто бы мог подумать, что он подарит ей на день рождения такой прекрасный кулон? Гермиона непроизвольно улыбнулась, погладив свернувшуюся на груди выдру, которую снимала только на ночь. Это было так неожиданно, так не похоже на Рона. И до сих пор непонятно, где он умудрился взять столько денег. Но она не будет спрашивать, чтобы не задеть его.

Гермиона внимательно оглядела себя в огромном зеркале. Они с мамой потратили целый день, чтобы купить это платье, а потом — ещё один, выбирая туфли и сумочку. Гермиона чувствовала себя немного сковано. Она совершенно не привыкла носить что-либо подобное. Во-первых, платье было несколько короче, чем она хотела бы. Но мама сказала, что длина вполне приемлема для любого, даже самого официального мероприятия, а ещё — что у Гермионы очень красивые ноги, и ей совершенно не о чём переживать. Гермиона придирчиво посмотрела на свои открытые колени. Она никогда раньше об этом не думала, но, кажется, у неё странные коленки, такие острые. Вряд ли это красиво. Просто мама её очень любит и не замечает некоторых недостатков.

Платье было без рукавов, и Гермиона снова засомневалась, не слишком ли это. Мама выбрала красивый палантин, который можно было в любой момент накинуть на плечи, если станет прохладно, но всё равно, платье было очень открытым. И очень тесным. Гермиону просто трясло, когда она думала о реакции Рона. Что если он никогда не представлял её такой? Она ведь раньше не надевала ничего подобного. Все её нарядные платья были лёгкими, летящими, не особо подчёркивающими фигуру, и Рону они явно нравились. Гермиона никогда не считала себя идеальной, и сейчас ей было страшно, ведь это платье обрисовывало абсолютно всё.

С другой стороны, она такая, какая есть. Гермиона тряхнула головой. Если она должна прятаться от собственного парня за бесформенной мантией, то что же это за отношения? Кстати, если уж она понравилась ему в мантии… Гермиона снова сделала над собой усилие, отгоняя ненужные мысли. Разве она сама влюбилась в Рона за его фигуру? Это просто глупо! Так не влюбляются. Ей вот совершенно без разницы, как он выглядит, ведь это же Рон, и ей нравится именно он сам, а не его фигура или даже черты лица. Гермиона с улыбкой вспомнила свой разговор с мамой двухлетней давности. Тогда она вернулась домой на рождественские каникулы, совершенно разбитая поведением Рона, который вдруг начал встречаться с Лавандой, причём именно тогда, когда Гермионе начало казаться, что он стал относиться по-особенному именно к ней, к Гермионе. В один из вечеров после Рождества проницательная мама поинтересовалась, что с ней происходит, и Гермиона не сдержалась. Размазывая по лицу глупые слёзы, она рассказала маме всё, чувствуя, как становится легче просто от её присутствия рядом. Гермиона тогда перечислила все недостатки Рона, даже те, которые только что придумала для себя, лишь бы Рон показался ей менее привлекательным, спрашивая только одно: как она вообще могла влюбиться в него? Ответ мамы Гермиона запомнила на всю жизнь. Мама сказала: «Мы влюбляемся не во внешность человека и не в его характер, мы влюбляемся в его душу. Если тебе нравится душа, то уже совсем не важно, как эта душа выглядит или ведёт себя. Я бы никогда не разлюбила твоего папу, если бы он, допустим, ужасно растолстел, потому что это в любом случае был бы твой папа».

Гермиона улыбнулась. Если Рон считает так же, ей не о чем беспокоиться. Однако, желание хорошо выглядеть не улетучилось. Гермиона приподняла волосы и вздохнула почти с отчаянием. Ей никогда не привести их в порядок, никогда! Дверь отворилась, и в комнату заглянула мама.

— Нужна помощь, дорогая? — ласково поинтересовалась она.

— Было бы неплохо, — отозвалась Гермиона, подавая маме расчёску. — Представления не имею, что делать с волосами. Они просто ужасны.

— Не говори ерунды, у тебя прекрасные волосы, — мама ласково погладила её по голове. — Знаешь что, давай поднимем их наверх? С этим платьем подойдёт такая причёска.

— Не знаю, — Гермиона с сомнением посмотрела на своё отражение. Она забирала волосы наверх всего пару раз в жизни и то не совсем так, как предлагала мама: несколько прядей всегда обрамляли лицо. — Ты уверена, что мне пойдёт?

— Почему бы нет? — мама собрала её волосы в высокий пучок на затылке. — Посмотри, как замечательно! И уши открыты, можешь надеть серьги, которые твой папа подарил мне на нашу двадцатую годовщину.

— Спасибо, мам, — улыбнулась Гермиона. — Но мне немного неловко… Не хочу, чтобы Рон подумал, будто я специально так нарядилась…

— Почему? — мама изумлённо взглянула на неё. — Ты ведь действительно специально нарядилась. Что плохого в том, что ты хочешь хорошо выглядеть? Вполне естественное желание.

Гермиона пожала плечами. Она и сама не знала, почему, но ей было немного неловко.

— Поверь мне, Рону будет приятно, что ты постаралась для него, — добавила мама, и Гермиона поверила. Ей бы, например, было приятно, если бы Рон специально оделся, чтобы понравиться ей.

Гермиона сидела на стуле, пока мама колдовала над её головой, и думала, думала, думала. Что за сюрприз всё-таки приготовил Рон? Что если она оделась совершенно неподходящим образом? Руки снова затряслись, и Гермиона попыталась успокоиться. В конце концов, это же Рон! Неужели она должна так бояться встречи с ним? Самое смешное, это даже не было их первым свиданием. Тогда Гермиона и вполовину так не волновалась. Наверное, всё дело в той таинственности, которую напустил Рон. Гермиона терпеть не могла оставаться в неведении и не знать, что её ждёт. Хотя, она не могла не признать, что волнение не было неприятным.

— Ну вот, — мама отступила на шаг назад. — Посмотри, какая ты красивая!

Гермиона уставилась на своё отражение в зеркале. В сидевшей напротив девушке только с трудом можно было узнать Гермиону. Строгая причёска, которая и правда поразительно шла к платью, подчёркивала линию плеч и шею, открывала лицо. Гермиона встала и, накинув на плечи палантин, почувствовала себя настоящей светской дамой.

— Ты прекрасно выглядишь, — улыбнулась мама, любуясь ей. — Такая взрослая.

Гермиона не могла не согласиться. Действительно, образ невероятно ей шёл, куда больше, чем прежние легкомысленные, чуть детские платья. Всё-таки ей уже девятнадцать, нужно одеваться соответственно.

В дверь постучали, и в комнату заглянул папа.

— К вам можно? — поинтересовался он, и, дождавшись кивка жены, вошёл, тут же увидев застывшую перед зеркалом Гермиону. — Боже мой, ты такая красивая!

— Спасибо, — Гермиона широко улыбнулась. — Я так волновалась, что платье мне не пойдёт.

— Всё просто идеально, — заверил её папа. — Я пришёл сказать, что Рон ждёт в гостиной.

— Он здесь? — Гермиона выронила сумочку. — А я ещё не готова!

— Это ничего страшного, — поспешила успокоить её мама. — Ты девушка, тебе позволительно немного опоздать.

— Папа, ты же спустишься к нему? — Гермиона нервно заломила руки. — Я только немного подкрашу губы и сразу выйду.

— Не торопись, — мама положила руку ей на плечо. — Всё нормально. Мы с папой пока займём Рона, а ты делай всё, что хотела.

Гермиона едва её слышала. В висках застучало. Рон здесь! Ей уже нужно идти, а она совершенно не готова! Через несколько минут он её увидит, а Гермиона всё ещё не решила, как лучше всего вести себя. То есть, конечно, нужно быть естественной, нужно быть собой, вот только как? Нужно успокоиться, это так на неё не похоже. Распсиховаться из-за свидания с собственным парнем!

Гермиона сделала глубокий вдох и потянулась к косметичке, оставленной для неё мамой. Косметикой Гермиона пользовалась редко. Во-первых, в Хогвартсе не поощряли боевой раскраски, а, во-вторых, Гермиона не видела никакого смысла краситься каждый день. Макияж тем и хорош, что наносится в редких случаях, чтобы подчеркнуть значимость события, как сейчас, например. Только для этого нужно уметь этот самый макияж нанести. Гермиона нисколько не сомневалась, что в таком состоянии она сделает что-нибудь не так. Это было очевидно. Постояв минуты две над раскрытой косметичкой, Гермиона решительно отодвинула её в сторону и достала палочку. Несколько слов — и макияж был готов. Довольно лёгкий, почти не заметный, но в то же время расставляющий все нужные акценты. Ресницы чуть закрутились и почернели, губы из розовых стали красноватыми, кожа стала выглядеть на пару тонов темнее, как будто Гермиона недавно загорала. Что ж, получилось вполне себе прилично.

Пора было спускаться. Гермиона ещё раз оглядела себя с ног до головы. Кажется, всё было идеально. Она взяла сумочку со стола и направилась к двери. Со стороны она наверняка выглядела кузнечиком, так странно передвигались ноги в туфлях на высоком каблуке. Гермиона остановилась и оглядела свои ноги. Нет, так идти нельзя. Можно будет всегда сказать маме, что она побоялась замёрзнуть. Гермиона снова достала палочку и быстро трансфигурировала свои туфли в элегантные чёрные сапоги на высоком, но удобном каблуке. Сапоги плотно облегали ногу и, кажется, хорошо подходили к платью. Так-то лучше.

Гермиона медленно спускалась по лестнице, задаваясь одним-единственным вопросом: закрыли родители дверь в гостиную или нет? Потому что, если нет, буквально через несколько секунд Рон сможет увидеть её. Снизу раздался громкий смех папы, и Гермиона судорожно втянула в себя воздух: дверь определённо была открыта. Вот и три последние ступеньки. Гермиона с трудом заставила себя оторвать взгляд от лестницы и увидела вскочившего при её появлении Рона.

Она замерла на последней ступеньке, вцепившись в перила. Дыхание перехватило. Как бы мало ни значила внешность, всё же ей всегда казалось, что Рон очень привлекателен. А сейчас, когда он надел неизвестно откуда взявшийся смокинг, Гермиона с трудом могла заставить себя соображать нормально. Как оказалось, Рон принадлежал к той категории парней, которым смокинг не просто шёл, он делал их в тысячу, в миллион, в миллиард раз привлекательнее! Гермиона вдруг поймала себя на довольно нелепой мысли, что этот красивый, высокий парень с огненно-рыжими волосами принадлежит не кому-нибудь, а именно ей. Она ведь никогда раньше не понимала этого нелепого чувства собственности. Что значит «принадлежит»? А то и значит, что Рон был её и только её парнем, и пусть только кто-нибудь попробует отнять его у неё.

— Привет, — выдохнул Рон, делая шаг к ней навстречу, и Гермиона только сейчас увидела его потрясённое лицо. Голубые глаза Рона расширились, он смотрел на неё просто непередаваемым взглядом, растерянно опустив руки вдоль тела.

— Привет, — Гермиона попыталась улыбнуться, но губы слегка дрожали от переполнявших её незнакомых эмоций. Мерлин, как это глупо с её стороны! Краем глаза, Гермиона заметила, что родители бесшумно вышли через противоположную дверь.

— Ты … ты просто… — Рон покачал головой, не находя слов. — Ты потрясающе красивая, Гермиона!

Гермиона почувствовала, как горячая волна прошла по лицу, по шее, и тепло разлилось по спине вдоль позвоночника. Она сглотнула, стараясь взять себя в руки. Это просто комплимент, почему она так реагирует? Возможно, во всём был виноват странный взгляд Рона. Он никогда раньше так на неё не смотрел.

— Спасибо, — голос прозвучал слабо. — Ты тоже отлично выглядишь. Тебе ужасно идёт смокинг.

Кажется, Рон вздохнул с облегчением. Гермиона отметила это машинально, продолжая внимательно изучать его лицо. Почему-то сегодня Рон казался куда старше и серьёзнее, чем обычно. Наверное, дело было в смокинге. Гермиона пыталась отвести взгляд и не могла. Несколько секунд они просто стояли, молча глядя друг на друга, потом Рон вдруг подался вперёд и нежно коснулся губами щеки Гермионы. По шее табунами побежали мурашки, и Гермиона прикрыла глаза, греясь в нежности этого почти невесомого поцелуя. Волнение ушло, потому что, теперь она была в этом совершенно уверена, всё будет хорошо. Это был её Рон, который ясно дал понять, как именно он относится к ней и к её наряду. И к ней в этом наряде.

— Нам пора, — Рон сделал шаг назад, как будто опасаясь, что, находясь в такой близости от Гермионы, он не выдержит и поцелует её снова.

— Ты так и не скажешь мне, куда мы идём? — поинтересовалась Гермиона, пытливо взглядывая на Рона. Что такого с ним произошло? Почему сегодня она чувствует его превосходство над собой?

— Нет, — Рон широко улыбнулся. — Через несколько минут сама всё увидишь.

В холл вышли мама с папой, и Гермиона повернулась к ним, ожидая последних наставлений и просьб вернуться домой не слишком поздно. После возвращения из Австралии и страшных рассказов Гермионы у родителей появился какой-то страх за неё. Особенно у мамы. Но ничего подобного не произошло.

— Желаю вам хорошего … ммм… похода, — лукаво улыбнулась мама, и Гермиона с огромным удивлением поняла, что она, похоже, в курсе затеянного Роном сюрприза.

— Мы полагаемся на тебя, Рональд, — добавил папа, пожимая Рону руку, и тот серьёзно кивнул.

— Я обещаю, что верну Гермиону целой и невредимой, — сказал он, и, взяв Гермиону за руку, вышел из дома.

— Не в курсе только я, да? — поинтересовалась Гермиона, зябко подёргивая плечами, укрытыми только лёгким плащом. Куртку одеть не получилось, слишком глупо она смотрелась с платьем. Хорошо, что хоть туфли трансфигурировать догадалась.

— Я только что рассказал твоим родителям, — успокоил её Рон, крепко обнимая за плечи. На высоких каблуках Гермиона почти доставала ему до уха, и её невольно очень занимал вопрос, насколько удобнее ей теперь будет поцеловать его. Даже на цыпочки вставать не придётся. — Давай тренсгрессируем, а то ты совсем у меня замёрзнешь.

Гермиона прижалась к нему покрепче, ощущая, как спокойно и уверенно она себя чувствует рядом с ним, и Рон трансгрессировал. Гермиона открыла глаза и обнаружила себя, стоявшую в объятиях Рона, на узенькой тихой улочке, с двух сторон которой застыли двухэтажные домики.

— Где мы? — спросила Гермиона, поднимая голову и глядя Рону прямо в глаза. При этом его губы оказались всего в нескольких дюймах от её лица. Гермиона чуть смутилась, но поймала взгляд Рона и оставила всё как есть.

— Не знаю, — прошептал Рон и посмотрел прямо на её губы. Гермиона почувствовала, как сильно забилось сердце. — Нам нужно будет немного пройти, недалеко, — пробормотал Рон и поцеловал её.

Гермиона тут же обняла его за шею, чувствуя, как руки Рона крепко прижимают её ближе к нему. Рон оторвался от её губ, чтобы тут же поцеловать её в висок, потом в щёку, в уголок рта. Гермиона прикрыла глаза и вдруг почувствовала прикосновение тёплых губ к своей шее. По телу прошёл электрический разряд. Рон никогда раньше так не делал. Она чуть приподняла голову и тут же уткнулась носом куда-то Рону в ухо. Гермиона замерла, не в силах пошевелиться. Только сейчас она поняла причину того, что Рон сегодня казался ей другим. От него шёл совершенно новый, незнакомый, потрясающий запах.

— Рон, что это? — голос звучал очень тонко, но Гермионе было не до того. — Чем это пахнет?

Рон с некоторым испугом взглянул на неё.

— Чем? — он принюхался, чуть нахмурив брови.

— Ты пахнешь чем-то очень вкусным, — пояснила Гермиона, чувствуя, как краска заливает щёки. Она давно уже поняла, что её по какой-то неведомой причине привлекает запах его волос. Волосы Гарри, например, пахли вполне обычно, довольно приятно, но обычно, не вызывая желания зарыться в них носом и замереть так навсегда. Но сейчас… Сам Рон пах по-другому, и Гермиона не понимала, что с ней происходит, но ей хотелось целовать его до умопомрачения.

— Может быть, это одеколон? — Рон пожал плечами. — Билл прислал мне на Рождество из Франции.

— Да, наверное, — Гермиона провела рукой по его щеке, едва соображая, что она делает. Рон перехватил её ладонь и прижал к губам.

— У тебя холодная рука, — встревожено произнёс он. — Идём, не хочу, чтобы ты заболела.

Гермиона и думать забыла о сюрпризе. Если бы кто-нибудь спросил её мнения, то она предпочла бы сейчас остаться здесь, в этом тихом, безлюдном уголке наедине с Роном. Но Рон уверенно тянул её вперёд, туда, откуда доносился неясный шум. Гермиона начала медленно приходить в себя. Морозный воздух постепенно очистил её лёгкие от потрясающего запаха одеколона Рона, и в голове чуть прояснилось. О чём-то подобном она читала. Французские волшебники всегда славились своим умением изобретать невероятные запахи. Гермиона даже вспомнила название рекламной статьи в каком-то журнале, который она нашла в гостиной Норы. «Запахи любви», так она называлась.

— Почти пришли, — Рон заглянул ей в лицо. — Не сильно замёрзла?

Гермиона покачала головой, стряхивая снежинки с его ресниц. Через несколько минут они вышли на оживлённую улицу, и Гермиона, наконец, поняла, где они. Ковент-Гарден. Прямо напротив сверкал огнями Королевский театр. Гермиона вспомнила, как однажды давно, ещё до её поступления в Хогвартс, папе подарили три билета в этот театр, и в какой восторг она пришла, как только оказалась внутри.

— Идём, — Рон потянул её прямо к театру, но Гермиона всё ещё не могла понять, куда они идут и зачем.

— Мы что… — Гермиона даже дар речи потеряла, когда Рон распахнул перед ней красивую массивную дверь Королевского театра. — Рон, ты что купил билеты в театр?

Рон кивнул, напряжённо изучая выражение её лица. Гермиона молча прошла в огромное, освещённое свечами в огромных старинных канделябрах фойе, где толпились нарядно одетые люди. Прямо перед ней было огромное зеркало, и она видела шагавшего за её спиной Рона, у которого было довольно неуверенное выражение лица.

— Гермиона, скажи, что ты любишь театр! — взмолился он, наконец, взяв её за локоть, и Гермиона повернулась к нему.

— Рон, — наверное, он неправильно истолковал её тон и блеснувшие в глазах слёзы, потому что жутко побледнел и закусил губу, — я обожаю театр. Я обожаю его с самого детства. И именно об этом театре у меня сохранилось самое чёткое, самое лучшее воспоминание как о чём-то волшебном.

Рон прислонился спиной к мраморной колонне и чуть улыбнулся ей.

— Хвала Мерлину! — чуть слышно выдохнул он, и Гермиона рассмеялась.

— Неужели ты думал, что мне может не понравиться? — с нежностью спросила она, глядя в его счастливое лицо и изо всех сил борясь с желанием прямо сейчас броситься ему на шею.

— Немного опасался, — Рон пожал плечами, но это вряд ли могло кого-нибудь обмануть.

— Ну да, — улыбнулась Гермиона. — Идём, нужно сдать куртки в гардероб.

Гермиона сняла плащ и через зеркало увидела быстрый взгляд, которым Рон, считая, что это останется незамеченным, окинул её фигуру. Гермиона снова покраснела и почувствовала какое-то странное волнение, от которого задрожало всё внутри.

— На какой спектакль мы идём? — вспомнила вдруг Гермиона, когда Рон протянул билеты контролёру, который почему-то проводил их немного странным взглядом.

— На «Ромео и Джульетту», — прочитал Рон, протягивая ей билет, и Гермиону охватил самый настоящий восторг.

— Рон, спасибо! — она порывисто схватила его за руку. — Я так люблю это произведение! И…

Она осеклась, скользнув взглядом по строке, указывающей их места.

— Вип-ложа? — Гермиона подняла на Рон изумлённый взгляд. — Мы будем сидеть в вип-ложе?

— Да, — Рон кивнул с таким видом, будто ничего особенного в этом не было. — Надеюсь, хорошие места.

— Хорошие? — Гермиона задохнулась. — Это просто невероятно! Как тебе удалось вообще их достать?

— Я же волшебник, — таинственно улыбнулся Рон, и Гермионе расхотелось спрашивать. Несмотря на то, что оба учились в школе волшебства, что оба действительно были волшебниками, Гермионе казалось, что Рон сотворил самое настоящее чудо даже по меркам волшебного мира.

Прозвучал первый звонок, и двери зрительного зала широко распахнулись, приглашая зрителей войти внутрь. Гермиона отыскала взглядом дверь, над которой красовалась надпись «Вип-ложа», и потянула Рона туда. Возле этой двери не было никакой очереди.

— Ваши билеты, молодые люди? — с сомнением спросил мужчина, одетый в костюм-тройку, и Рон протянул ему билеты. — Добрый вечер! Рады видеть вас в нашем театре! — воскликнул мужчина, как только внимательно просмотрел билеты. — Проходите, пожалуйста, ваши места в первом ряду по центру. Приятного просмотра!

— Спасибо, — пробормотала немного шокированная Гермиона, и они с Роном вошли в зал. Рон потрясённо вздохнул, и Гермиона прекрасно его понимала. Не каждый день видишь такое великолепие.

С их мест сцена виднелась как на ладони, и Гермиона положила взятый в гардеробе бинокль обратно в сумочку. Рон оглядывался по сторонам с несколько ошеломлённым видом.

— А если эта люстра вдруг упадёт? — спросил он вдруг, показывая на огромную, переливающуюся сотнями огней люстру, висевшую под потолком. — Она же убьёт половину людей в зале.

— Думаю, люстра надёжно прикручена, — успокоила его Гермиона. — Так что это вполне безопасно.

— Тем не менее, я рад, что мы сидим здесь, — пробормотал Рон, указывая на прикрывающий их козырёк ложи, и Гермиона негромко рассмеялась.

Зал постепенно заполнялся людьми. Гермиона с интересом рассматривала одежду других женщин и, в конце концов, с удовлетворением признала, что выглядит достойно, ничуть не хуже их всех. Осторожно покосившись на Рона, Гермиона пришла к выводу, что он куда красивее всех находившихся в зале мужчин. Просто всех мужчин.

— Что ты так смотришь? — Рон обернулся, и Гермиона не успела отвести взгляд.

— Ничего, просто, — она стушевалась и начала теребить тоненький ремешок сумочки. — Думаю, какой же ты замечательный.

Рон немного удивился неожиданному комплименту, как будто он его не заслужил. Он потянулся поцеловать Гермиону в щёку, и та с улыбкой бросила взгляд на вход в ложу.

— Не может быть! — выдохнула она, во все глаза глядя на только что вошедшего молодого человека. — Рон, посмотри, это же принц Уильям!

— Кто? — Рон тоже обернулся и смерил принца недовольным взглядом.

— Принц Уильям, внук королевы Елизаветы, — шёпотом пояснила Гермиона. — Ты можешь себе представить, что мы будем сидеть в одной ложе с членом королевской семьи?

— Здорово! — преувеличенно восторженно воскликнул Рон, и Гермиона моментально сбавила тон. Действительно, как-то невежливо с её стороны обращать столько внимания на другого парня, пусть даже в его жилах и текла королевская кровь. Самый лучший парень на планете находился сейчас рядом с ней.

— Ты знаешь что-нибудь о сюжете «Ромео и Джульетты»? — поинтересовалась Гермиона, делая над собой усилие и отворачиваясь от принца Уильяма, который сел буквально в нескольких футах от неё.

— Нет, ничего, — голос Рона прозвучал несколько пристыжено, и Гермиона поспешила успокоить его.

— И правда, волшебники вряд ли читают Шекспира, — быстро сказала она. — Тогда тебя ждёт сюрприз.

— Какой? — тут же загорелся Рон. — Что там будет?

— Поверь мне, ты надолго запомнишь этот спектакль, — посулила Гермиона, и после этих слов в зале начал медленно гаснуть свет. Раздались аплодисменты.

Гермиона действительно любила театр. Правда, в последние годы она выбиралась на спектакли крайне редко, практически всё время проводя в мире волшебников. Только сейчас, сидя в вип-ложе и с жадностью глядя на сцену, Гермиона поняла, как сильно ей этого не хватало.

На сцене ссорились Монтекки и Капулетти, и Гермиона следила за актёрами широко раскрытыми глазами. Постановка была поистине фантастической. Рон несколько раз шёпотом задавал вопросы по сюжету, и по его горящим глазам Гермиона поняла, что он по-настоящему захвачен происходящим на сцене.

Во время сцены бала, на котором Ромео впервые увидел Джульетту, Гермиона почувствовала тёплое прикосновение Рона к своему запястью. Он осторожно погладил её руку и переплёл её пальцы со своими. Гермиона счастливо улыбнулась в темноте. Она сидит в театре, Рон держит её за руку, что ещё нужно для счастья? Ответ пришёл мгновенно: чтобы рядом сидели Гарри и Джинни и тоже держались за руки. Гермиона вздохнула. Она чувствовала себя последней эгоисткой, потому что была просто до неприличия счастлива в то время, как её лучший друг страдал. Если бы только она знала, что именно двигало Джинни, когда та приняла решение расстаться с Гарри, было бы гораздо проще. Но Джинни перестала делиться с ней своими переживаниями, и Гермиона могла сколько угодно гадать, что происходило у подруги в душе.

С другой стороны, глупо портить себе удовольствие. Гарри бы этого точно не хотел. У Гермионы было стойкое подозрение, что Гарри поучаствовал в выборе и подготовке этого подарка. Откуда бы ещё Рон узнал о театре?

— Слушай, им что, по четырнадцать? — уточнил Рон, обжигая её ухо горячим дыханием, и Гермиона снова уловила исходящий от него дивный аромат.

— Что-то вроде того, — пробормотала она, делая глубокий вдох и чувствуя себя наркоманом, дорвавшимся до дозы.

Рон пробормотал что-то нечленораздельное, но Гермиона не стала переспрашивать, уставившись на сцену, где Ромео как раз разговаривал со стоявшей на балконе Джульеттой. Рон тихонько фыркнул.

— Что? — поинтересовалась Гермиона, отвлекаясь от полной романтической чепухи речи Ромео.

— Дети так не разговаривают, — пояснил Рон. — Это как-то неестественно.

— Раньше люди жили гораздо меньше, — зашептала Гермиона, почти прижимаясь губами к уху Рона. Она могла бы поклясться, что Рон медленно, дюйм за дюймом приближал к ней голову, пока Гермиона, наконец, не прикоснулась к его уху губами. — Так что в четырнадцать они вполне могли считаться взрослыми людьми.

— Очень странно, — ответил Рон, крепче сжимая её пальцы.

Гермиона была в восторге от спектакля. Игра актёров заслуживала самой высокой похвалы, декорации были выполнены настолько искусно, что несложно было поверить, будто действие и правда разворачивается в Италии.

— Погоди, — Гермиона видела, как Рон нахмурился в темноте. — Какой-то плохой план. То есть, она выпьет яд, но на самом деле не умрёт?

Гермиона кивнула, боясь выдать слишком многое.

— Но её семья будет уверена, что она мертва? — в голосе Рона прозвучал самый настоящий гнев. Гермиона снова кивнула. — Маленькая бессердечная эгоистка!

— Это всё из-за любви к Ромео, — попыталась защитить Джульетту Гермиона. — Иначе они никогда не смогут быть вместе.

Рон замолчал. На сцене разворачивались полные драматизма сцены, и Гермиона почувствовала комок в горле, зная, чем всё закончится. Её всегда до глубины души трогала трагедия молодых влюблённых, поплатившихся жизнью за вражду, начатую ещё до их рождения.

— Что? — Рон в ужасе повернулся к Гермионе. — Но ведь она жива!

— Тише, — Гермиона приложила палец к его губам. — Он же этого не знает.

Гермиона почувствовала, как по щекам потекли слёзы, когда очнувшаяся Джульетта обнаружила подле себя бездыханное тело Ромео. Как же это, наверное, больно! Гермиона подумала, что легко могла потерять Рона в течение последнего года, и внутри всё сжалось. Во что бы тогда превратилась её жизнь? Во снах, когда Волан-де-Морт убивал сначала Рона, потом Гарри, Гермиона жутко кричала и просыпалась с собственным криком, звучавшим в ушах. Потом прибегала мама, поила её успокоительным, закутывала в одеяло и долго сидела рядом, пока Гермиона снова не засыпала. В первый момент после пробуждения Гермиона не всегда осознавала, что это был всего лишь сон, и тот ужас, который она испытывала при мысли, что Рона больше нет, нельзя было сравнить ни с чем. Она бы никогда не смогла жить с чувством такой невосполнимой потери. Да какой там потери? Ей казалось, что от неё оторвали часть, причём большую, и теперь всё тело превратилось в одну сплошную кровоточащую рану.

Джульетта не могла испытывать ничего подобного, поняла вдруг Гермиона. Сколько она знала Ромео? Могла ли она так привязаться к нему за такой короткий срок? Гермиона всегда считала, что Джульетта не выдержала той боли, которую испытала, поняв, что Ромео мёртв, что ей проще было умереть, чем так мучиться. Но она наверняка не испытывала и десятой доли той боли и того ужаса, которые охватывали Гермиону всякий раз, когда Рон в очередной раз падал бездыханным в её снах. Это просто невозможно, потому что их с Роном связывали годы дружбы, сделавшие их до невозможности близкими и родными друг другу. Джульетта же даже не знала своего Ромео. Великая трагедия Шекспира потеряла для Гермионы половину своей прелести, и теперь по её щекам катились слёзы облегчения от того, что Рон сидит рядом с ней, живой и здоровый. Гермиона вспомнила про застывший у него в груди кристаллик и содрогнулась. Она может потерять его в любой момент. Об этом нельзя было думать, иначе можно было просто-напросто сойти с ума.

— Она с ума сошла! — Рон ошеломлённо покрутил головой, когда Джульетта пронзила своё сердце кинжалом. — Какой тогда был смысл всего этого?

— Это же трагедия, — Гермиона тихонько всхлипнула, но уже совершенно не по поводу спектакля. — Чего ещё ты ждал?

— Ты что, плачешь? — Рон нежно провёл пальцем по её щеке, и Гермиона закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением.

— Немножко, — прошептала она, и Рон растроганно вздохнул.

— Я не хотел тебя расстраивать, — виновато сказал он, когда в зале снова зажёгся свет. — Я просто не знал, чем всё это кончится.

— Ничего, — отмахнулась Гермиона, вытирая слёзы и радуясь, что нанесла макияж с помощью заклинания, иначе сейчас бы вся тушь оказалась на её щеках. — Я иногда бываю сентиментальной.

Рон долго молчал, наверное, переваривая увиденное. Гермиона тоже не спешила начать разговор, погружённая в свои мысли. Они взяли свою верхнюю одежду, и Рон помог Гермионе надеть её плащ.

— Спасибо, Рон, — наконец, нарушила тишину Гермиона. — Я в полном восторге! Это лучший рождественский подарок, который я когда-либо получала.

— Это ещё не всё, — лукаво улыбнулся Рон, застегивая куртку. — Надевай шарф.

— Не всё? — Гермиона послушно замоталась в тёплый шарф. — А что ещё?

— Скоро увидишь, — Рон снова взял её за руку, и, улыбаясь, они вышли на улицу. Народу было куда меньше, чем вечером, наверное, все уже разошлись по домам, и Гермионе нравилось брести по центральным улицам Лондона, освещённым фонарями и рекламными вывесками.

— Нам лучше трансгрессировать, — сказал Рон, снова увлекая её в какой-то тихий дворик. — Слишком холодно, чтобы гулять.

— Я сейчас умру от любопытства, — пожаловалась Гермиона, которой, однако, нравилась эта игра.

— Не успеешь, — хмыкнул Рон, снова крепко прижимая её к себе.

В этот раз они оказались на другой улочке, и Гермиона затаила дыхание, так красиво и мирно было вокруг.

— Рон, что это за место? — Гермиона огляделась. Она всегда именно так представляла себе дом своей мечты.

— Тебе тоже нравится? — Рон поправил ей шарф. — Очень красивая улочка.

— А почему мы здесь? — Гермиона вдруг почувствовала, как ёкнуло сердце. Почему Рон привёл её сюда? Почему спрашивает, нравится ли ей? Что он имел в виду?

— Здесь нет людей, — пояснил Рон. — Никто нас не заметил.

— А куда мы пойдём? — не отставала Гермиона, цепляясь за руку Рона и идя вслед за ним по вытоптанной, видимо, жильцами этих домиков дорожке.

— Ты можешь подождать ещё пять минут? — со смехом спросил Рон, и Гермиона внезапно обнаружила, что они каким-то образом умудрились поменяться местами: теперь она вела себя, как ребёнок, а Рон снисходительно отвечал.

— Могу, — с достоинством ответила Гермиона, и Рон снова тихо рассмеялся.

Через пять минут они вышли на Пикадилли, и Гермиона даже зажмурилась, такой контраст представляла эта улица по сравнению с той, которая так ей понравилась. Просто чудо какое-то — тихая улица в самом центре Лондоне!

— Ну вот, смотри, — Рон остановился и показал куда-то на другую сторону улицы. — Нам сюда.

Гермиона подняла голову и увидела огромную сверкающую надпись «Ritz Hotel». Голова закружилась. Она не могла, не хотела думать так о Роне, но как ещё можно было это понять? По щекам потекли обжигающие, горячие слёзы. Так вот зачем это всё было? Вот почему он так смотрел на неё? Оказывается, всё совсем не так, как ей казалось. Гермиона не выдержала и закрыла лицо руками. Какая же она дура!

— Гермиона, что с тобой? — Рон схватил её за плечи, и Гермиона изо всех сил рванулась из его рук.

— Пусти меня! — закричала она, но Рон держал крепко. — Не трогай меня!

Рон медленно отступил, непонимающе вглядываясь в её заплаканное лицо.

— Что я сделал? — растерянно спросил он. — Что не так?

— Что не так? — голос сорвался, и Гермиона прикрыла рот рукой. Всё рушилось вокруг, всё, а он спрашивает, что он сделал не так! — Ты просто… просто дурак! — выкрикнула она и, развернувшись, зашагала прочь от него.

— Стой! — Рон в одно мгновение оказался рядом. — Гермиона, объясни мне, пожалуйста, в чём дело! Если я тебя обидел, то я не хотел, правда!

— Не хотел? — Гермиона в ярости повернулась к нему. — А чего ты ожидал? Ты думал, что я обрадуюсь? Мерлин, да что я такого сделала, что ты мог подумать, что достаточно снять комнату в отеле, чтобы…

— Что? — Рон поскользнулся и чуть не упал, схватившись за голову. — Какая комната в отеле? О чём ты говоришь?

— Я не хочу тебя видеть! — выкрикнула Гермиона, не вслушиваясь в его слова. Будет только больнее, лучше отрубить всё сразу, одним махом, чтобы не мучиться. Вот и закончилась твоя сказка, Гермиона Грейнджер.

— Гермиона, подожди! — Рон вырос перед ней, и она, не успев затормозить, врезалась прямо ему в грудь. — Ты с ума сошла!

— Это я с ума сошла? — Гермиона с силой стукнула его сжатым кулаком. — Да как ты посмел так поступить со мной?

— Как? — в отчаянии спросил Рон. — Я не понимаю, что я…

Он осёкся и в ужасе уставился на неё. Гермиона, воспользовавшись этим, быстро обогнула его и бросилась бежать, насколько это позволяли высокие каблуки. Только бы успеть добежать до первой безлюдной улицы и трансгрессировать домой! Папа никогда не пустит Рона, если она попросит.

— Гермиона! — Рон снова легко догнал её. — Гермиона, прости меня! Ты не так всё поняла!

Гермиона споткнулась и непременно упала бы, если бы Рон не успел подхватить её и прижать к груди.

— Не прикасайся ко мне! — прошипела Гермиона, но Рон её словно не слышал.

— Послушай меня, хорошо? Просто послушай! — умолял он, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Я такой идиот!

— Это точно! — с чувством согласилась Гермиона, но вырываться перестала. Хватит, нужно выйти из этой ситуации с достоинством. — Ладно, объясняй.

— В этом отеле, — Рон с опаской взглянул на неё, — там ресторан. Я забронировал нам столик.

Гермиона несколько секунд тупо смотрела на него, а потом опустилась на корточки и расплакалась. Как она могла так подумать о нём? Дурочка, вот дурочка, честное слово! Она почувствовала, как Рон обнял её и поднял на ноги, поглаживая по голове и нашёптывая нежные слова. Она не заслужила этого. Гермиона всё ещё плакала, но уже больше от радости и облегчения.

— Рон, прости меня, — простонала она, уткнувшись лицом ему в грудь. — Если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.

— Не говори глупостей, — попросил Рон, чуть отстраняя её от себя и пальцам стирая слёзы с её щёк. — Какая же ты у меня глупенькая, Гермиона.

Гермиона кивнула, растворяясь в его ласковом голосе. Какой же он хороший! Какой добрый! Совсем даже и не обиделся, хотя имел полное право.

— Ну что, идём? — с некоторой опаской спросил Рон. — Или, если не хочешь, ну его, можно пойти куда-нибудь в другое место.

— Нет, пойдём, — пробормотала Гермиона. — Я постараюсь вести себя прилично.

— Постарайся, пожалуйста, — осторожно пошутил Рон, и Гермиона, наконец, улыбнулась.

Она послушно шла за Роном, не замечая ничего вокруг, всё ещё не полностью придя в себя от только что пережитого потрясения, и очнулась только тогда, когда они подошли к забронированному столику.

— О! — вырвалось у Гермионы, когда она посмотрела сквозь стекло панорамного окна, выходившего на Пикадилли.

— Тебе нравится, — констатировал Рон, усаживаясь напротив и беря в руки меню.

— Рон, — нерешительно начала Гермиона, схватив салфетку и тут же разорвав её на мелкие кусочки.

— Давай сначала закажем еду, а потом спокойно поговорим, — предложил Рон, отбирая у неё остатки салфетки. — У тебя нет с собой успокоительного?

— Нет, я не думала, что оно может понадобиться, — покачала головой Гермиона и тоже раскрыла меню.

Мерлин, ну и цены! Рон вообще знал, куда идёт? Гермиона бросила взгляд на его лицо поверх меню, но Рон был совершенно спокоен. Он, наверное, долго копил, чтобы устроить ей этот праздник, пронеслось в голове у Гермионы, и она виновато съёжилась. А она чуть было всё не испортила по собственной глупости. Ладно, сейчас они поговорят, и она ещё раз извинится.

Гермиона заказала себе салат, который тоже, конечно, стоил неоправданно дорого, но, по крайней мере, дешевле мясных блюд.

— И стакан воды, пожалуйста, — попросила она, и официант вежливо кивнул.

Рон внимательно посмотрел на неё через стол, потом вздохнул и заказал гору еды.

— И бутылку какого-нибудь хорошего шампанского, — попросил он напоследок, не обращая внимания на тычки, которыми щедро награждала его под столом Гермиона.

— Рон, что ты делаешь? — сердито поинтересовалась она, как только официант отошёл. — Мне в жизни столько не съесть!

— Мы никуда не торопимся, — Рон пожал плечами. — Будем сидеть хоть до утра.

— Но мои родители… — неуверенно начала Гермиона, невольно замолчав под взглядом Рона.

— Твои родители, конечно, в курсе, — улыбнулся он. — Я естественно спросил у них разрешения. Какого же ты плохого обо мне мнения!

Гермиона покраснела до корней волос, а на глазах снова выступили слёзы от стыда.

— Рон, я ужасно себя чувствую, — начала она. — Я не должна была…

— Перестань, — Рон схватил её за руку. — Не вздумай извиняться, это я виноват. Что ещё ты могла подумать?

— Что угодно, но только не это? — предположила Гермиона, прикрывая лицо свободной рукой.

— Эй, — Рон наклонился над столом, пытаясь заглянуть ей в глаза, — прекрати. Ничего страшного не произошло.

Гермиона кивнула, всё ещё не находя в себе сил взглянуть ему в лицо.

— Я виноват, потому что, возможно, дал тебе повод так подумать, — внезапно выдал Рон, и Гермиона замерла. — Я сегодня был… ммм… немного несдержан. Просто ты очень красивая.

Гермиона посмотрела на него. Рон слегка покраснел, и слова давались ему явно с трудом. Он чуть оттянул бабочку свободной рукой, как будто ему было тяжело дышать.

— Я никогда не стал бы… — Рон закусил губу с самым несчастным видом, и Гермиона рада бы была избавить его от этого разговора, но в горле так пересохло от волнения, что она вряд ли смогла бы выдавить хотя бы слово. — Я даже не думал… то есть, нет…

Рон с силой провёл рукой по лицу.

— Я сейчас скажу что-нибудь не то, — с отчаянием простонал он.

— Рон, Рон, посмотри на меня, — Гермиона с силой сжала его руку. — Больше этого никогда не повторится, слышишь? Я больше никогда не буду реагировать подобным образом ни на какие твои действия, потому что я знаю тебя. Не понимаю, что со мной произошло сегодня, честное слово.

— Тебя можно понять, — пробормотал Рон, беря её руку в обе ладони. — Гермиона, послушай меня, я смогу сказать это только один раз. Я… я не уверен, что никогда не дам тебе повода думать, что я… что я хочу чего-то большего от наших отношений. — Рон с трудом перевёл дыхание. Гермиона часто-часто дышала, смущённая до такой степени, что дальше, казалось бы, уже просто некуда. — Но я никогда не смог бы поступить так с тобой. То есть, я бы не стал решать за тебя, ни в коем случае. Я… ну… в общем, я сразу хочу перед тобой извиниться, если в будущем я сделаю что-то…

— Рон! — Гермиона вырвала свою руку и схватилась за виски. Она чувствовала, как в них пульсировала кровь. — Не нужно ни за что извиняться, хорошо? Я… я понимаю, что отношения, любые отношения, они ведут к чему-то большему, чем… Я это понимаю. Но сегодня, когда я увидела отель… Знаешь, я подумала, что ты просто хотел купить меня этим походом в театр. Прости! Прости! Прости!

Рон поморщился от её слов, и Гермиона снова закрыла лицо руками.

— Я никогда не поступлю так с тобой, — тихо сказал он через несколько секунд. — Гермиона, я прекрасно понимаю, какая пропасть лежит между нами, поэтому…

— Пропасть? — Гермиона от удивления даже забыла о смущении. — О чём ты?

Рон начал пальцами вырисовывать замысловатые фигуры на кружевной скатерти.

— Ну, я имею в виду, посмотри на себя! — выпалил он, не поднимая глаз. — Ты такая красивая, неудивительно, что я иногда с трудом могу держать себя в руках. — Гермиона почувствовала, как по голым рукам побежали мурашки от его слов, и быстро убрала руки под стол. — Ты — другое дело. Я знаю, что я не так уж и привлекателен, поэтому мне и сложно поверить, что ты…

— Что? — Гермиона смотрела на него округлившимися глазами, не веря собственным ушам. — Рон, что ты несёшь?

Рон в конец смутился и замолчал, уставившись на скатерть.

— Я весь спектакль только и думала, как мне повезло, что из всех девушек ты обратил внимание именно на меня, — созналась Гермиона. — Рон, не знаю, с чего ты взял, что ты… Ты очень привлекателен, очень! Можешь мне поверить…

Рон покраснел и робко взглянул на неё.

— Знаешь, моя мама говорит, что мы влюбляемся не во внешность человека, а в его душу, — быстро затараторила Гермиона и тут же осеклась, в ужасе от того, что только что сказала.

— Твоя мама права, — тихо сказал Рон. — Внешность не главное.

— Поэтому, если нас привлекает душа человека, нас привлекает сам человек, — закончила Гермиона. — Например, если кто-то выпивает оборотное зелье, то его душа остаётся нетронутой, и, получается, его должны любить ничуть не меньше с новой внешностью.

— Получается, так, — согласился Рон, глядя на неё пронзительным взглядом.

— Ну, вот, — неловко пробормотала Гермиона, совершенно позабыв, с чего она собственно вообще начала говорить об этом.

— Знаешь, как называется любимая песня моей мамы? — вдруг спросил Рон.

— Нет, как? — машинально спросила Гермиона, пытаясь вести себя как ни в чём ни бывало.

— «Моя душа в твоих глазах», — тихо ответил Рон, снова беря её за руку. — Это очень старая песня. Селестина Уорлок пела её, когда я ещё был маленький. Я тогда не понял, что это значит, и мама сказала, что, когда любишь кого-то, этот человек может увидеть у тебя в глазах свою душу.

Гермиона задумалась. Это было довольно сложно для восприятия, но, несомненно, очень правильно.

— Гермиона, — странным голосом позвал Рон, и она подняла голову, встретив взгляд его голубых глаз, — ты видишь свою душу в моих глазах?

Гермиона забыла, как дышать. Она как загипнотизированная смотрела в глаза Рона и видела там такую огромную любовь и такую сокрушительную нежность, что ей снова захотелось плакать. Все сомнения, вся неуверенность в себе исчезли без следа, оставив после себя только всепоглощающее счастье. Гермиона впервые за свои девятнадцать лет по-настоящему поняла, что значит быть любимой.

— А ты свою в моих? — одними губами спросила она, и Рон изменился в лице.

Несколько секунд они так и смотрели друг на друга, не замечая тактично дожидавшегося окончания их беседы официанта, а потом синхронно кивнули. Официант негромко кашлянул, и Гермиона подпрыгнула на стуле, разорвав зрительный контакт. Рон часто моргал и выглядел, как человек, только что вышедший из полной темноты на яркий свет.

— Приятного аппетита, — пожелал официант, испаряясь, и они принялись за еду.

Гермиона почти не чувствовала вкуса того, что ела, полностью занятая своими эмоциями и счастливым лицом Рона напротив. Это была такая неземная эйфория, такое полное счастье, что было действительно трудно дышать. Они почти не разговаривали, только иногда обмениваясь восторженными улыбками, и этого было достаточно. Слова сейчас стали бы лишними.

Гермиона потом так никогда и не могла вспомнить, что именно она ела, или как прошла оставшаяся часть ужина. Всё, что она вспоминала, мысленно возвращаясь к этой ночи, было сияющее лицо Рона и его полные счастья глаза, в которых отражалась её душа. Они почти не касались друг друга до того момента, когда нужно было трансгрессировать к дому Гермионы, и, когда Рон взял её за руку, появилось новое, совершенно не знакомое до этого чувство. Раньше Гермиону брал за руку Рон, её друг, её парень, человек, в которого она была влюблена. Сейчас её пальцы крепко сжимал всё тот же Рон, только теперь это был её любимый человек и человек, который любил её.

— Спасибо тебе за всё, — прошептала Гермиона, когда они осторожно вошли в тёмный холл её дома. Мама наверняка не спала, дожидаясь её возвращения, но никогда бы не вышла, чтобы не потревожить их.

— Это тебе спасибо, — отозвался Рон, склоняясь к ней, и Гермиона просто закрыла глаза.

Поцелуй начался нежно, так нежно, что Гермионе снова, в который уже раз за этот вечер, захотелось плакать. Рон осторожно положил ладонь ей на затылок, и Гермиона опомнилась только тогда, когда до боли сжала пальцами края его смокинга. Рон оторвался от её губ и посмотрел на неё долгим, чуть затуманенным взглядом, от которого Гермиону бросило в жар. Она не выдержала первой и, обхватив его за шею, крепко прижалась к его губам. Рон отреагировал так, что Гермиона каким-то краешком сознания вспомнила, как он говорил что-то о том, как трудно ему было временами держать себя в руках. В этот раз либо у него не получилось, либо он не захотел сдерживаться, но Гермиона и не собиралась думать об этом, когда он целовал её так.

У неё в прямом смысле подкосились ноги, когда Рон запустил руку в её волосы, и шпильки посыпались на пол. Гермиона вдруг осознала, что она действительно уже не стоит, а практически висит на Роне, несмотря на свои высокие каблуки. Она обняла Рона так крепко, что стало больно рукам, но этого было мало, он всё ещё был слишком далеко. Рон провёл обеими руками по её спине, и Гермиона только сейчас обнаружила, что каким-то образом осталась в одном платье. Но это её нисколько не смутило, плащ был только лишней преградой между ней и Роном. Гермиона вздрогнула, когда Рон снова поцеловал её в шею, и вдруг поняла, что пытается снять с него смокинг.

— Гермиона… — выдохнул Рон, хватая ртом воздух и пытаясь убрать её руки со своей груди. — Твои родители… Что они подумают?

— Мерлин! — взвизгнула Гермиона, тут же хлопнув себя по чуть припухшим губам. — Я совершенно про них забыла!

Кажется, Рон обрадовался этим её словам.

— Мне нужно идти, — с сожалением пробормотал он, легонько целуя её, но не позволяя себе снова увлечься. — Увидимся завтра?

— Конечно, — кивнула Гермиона, пытаясь скрыть разочарование. Он уходил слишком рано, но ему и правда лучше было уйти. — Это был лучший вечер… или ночь в моей жизни, — добавила она, и глаза Рона блеснули в темноте.

— Не забывай про ту песню, — шепнул Рон напоследок и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

— Пока, — прошептала Гермиона в пустоту и, чуть пошатываясь, отправилась в свою комнату.

— Свидание удалось? — послышался тихий голос, и из спальни выскользнула мама.

Гермиона только улыбнулась, боясь расплескать наполнявшее её до краёв счастье, и мама тихонько хихикнула.

— Иди спать, — посоветовала она. — Утром расскажешь мне всё.

Гермиона кивнула и прошмыгнула в свою комнату.

Конечно, было глупо пытаться уснуть, и Гермиона просто лежала, перебирая в памяти самые запомнившиеся моменты. В ящик стола уже была уложена плотно закрытая колбочка с воспоминаниями, к которым, Гермиона была уверена в этом, она будет возвращаться ещё не раз.

Хотя Гермиона не услышала и не сказала сегодня три самых главных слова, это перестало казаться таким важным. Разве Рон не ясно выразил свои чувства? Разве у неё могут ещё оставаться сомнения? Она ещё услышит эти слова, просто, возможно, время пока не пришло.

Гермиона перевернулась на бок и, улыбнувшись, прошептала в темноту:

— Я люблю тебя, Рон.