Созидатель (джен)

Ее тело холодное и неподатливое, как мрамор, но его это ничуть не смущает.

Привычно обхватив рукой тонкую талию, Валет кружит свою Даму в последнем, безумном, неправильном танце. Ее ноги волочатся по металлическому полу, голова безвольно склоняется то взад, то вперед.

Танго душевнобольного и покойницы.

Ее дух, должно быть, уже переправляется в ладье Харона через темные воды Стикса, а он по-прежнему с упоением, забывая обо всем, вглядывается в остекленевшие, подернутые мутной пеленой глаза.

Она прекрасна, смерть ничуть не портит ее.

Валет упорно не позволяет коченеющему трупу потерять равновесие и осесть наземь; танец должен быть завершен.

— Как жаль, Юнона, — печально шепчет он, заправляя белокурый локон ей за ухо. — Очень жаль, что все так вышло. Я, право, не хотел этого.

Он подносит к губам ледяные бледные пальцы, легонько дует на них, будто взаправду веря, что в его силах отогреть их.

Музыка оглушительно ревет в его голове, вытесняя собой все остальные звуки, в том числе и механические щелчки обелископодбной установки в дальнем конце площадки, отсчитывающей время до запуска.

Валет бережно обнимает свою мертвую партнершу и целует ее в светлую макушку.

— Начинай уже, — равнодушно бросает он, обращаясь к ИИ, управляющему установкой. — Нечего тянуть.

Присаживаясь на пол, он аккуратно устраивает женское тело подле себя и кладет ее голову на свои колени.

— Смотри, Юнона, — голос теряет силу, срываясь. — Смотри же, какой грандиозный процесс ты хотела прервать. Сейчас ты убедишься, что зря. Ты поймешь.

Громадный купол багровых небес над ними укрыт рваным одеялом из тяжелых свинцовых облаков; грозное око умирающего солнца тонет в этой темно-серой завесе.

Установка издает негромкий писк, извещая своего создателя о том, что все готово.

— Начинаю распыление мутагена, — бесстрастно чеканит ИИ.

Острая, похожая на иглу вершина обелиска размыкается на три части, и в вязкий июльский воздух вырывается блекло-голубой вихрь. Валет вдыхает полной грудью, на секунду закрывая глаза и нежно баюкая голову Дамы.

— Распространяясь, он накроет всю планету, — бесцветные губы сумасшедшего изгибаются в счастливой улыбке. — Он будет проникать в тела людей все глубже с каждым их вдохом и вызовет необратимые изменения в мозгу и в синтезе серотонина. Все будут счастливы, Юнона. Я заставлю всех стать счастливыми. Как только ты могла возражать против такого?

Вихрь пропитывает воздушный океан, въедаясь в него и расползаясь, точно нефтяное пятно.

— Как ты могла говорить мне, что погоня за ошибочной целью может разрушить жизнь, и не одну?

Он поднимается и подхватывает почти невесомое тело. Приблизившись к краю площадки, колеблется с минуту, а потом разжимает руки. Провожая взглядом удаляющуюся фигурку в белом платье, заляпанном алыми пятнами, устало вздыхает.

— Прощай, Юнона. Я любил тебя больше, чем кого-либо еще, сестра.

Пинком отшвыривает нож, что лично вогнал между лопаток Дамы полчаса назад. На широком лезвии, по самую рукоять покрытом кровью, играют мертвенные отблески осветительной системы обелиска.

— Предназначенное для созидания не может разрушать.