Макс и Эля (гет)

В одной руке я держу чай, а в другой газету. Входную дверь приходится открывать плечом, но это меня не останавливает. Совсем не хочется дважды ходить на кухню. У меня выходной — и в этот раз настоящий, потому что я отключил телефон. Пусть хоть небо превратится в стеклянный купол и разобьется на тысячи осколков — но сегодня никто меня не побеспокоит. И я намерен воспользоваться каждой минутой своего отдыха.

Выхожу на террасу и чуть жмурюсь. Утро, летнее солнце едва проснулось, греет ласково. Настроение отличное, давно такого не было. Денек обещает быть славным.

Иду к гамаку. Что может быть лучше чаепития на свежем воздухе? Эх, как мало, оказывается, нужно для счастья.

Ставлю чашку на столик. И вдруг понимаю, что в моем гамаке кто-то лежит.

Недоумение быстро сменяется злостью.

В МОЕМ дворике, возле МОЕГО дома, в МОЕМ гамаке кто-то самым наглым образом дрыхнет! В МОЙ, между прочим, законный выходной!

Сжимаю кулаки. Газета сдавленно шуршит, превращаясь в бантик. Бросаю ее рядом с чаем и решительно переворачиваю гамак. Со злорадным удовлетворением слышу удивленный писк, затем стук тела о землю. В голове мелькают тысячи вариантов, как можно уничтожить незваного гостя. Но все планы рушатся, когда гость на четвереньках торопливо отползает в сторону, охая и ахая, и мне удается его рассмотреть.

Девчонка. Совсем еще юная — уверен, ей и восемнадцати-то нет. Кудрявые темно-русые волосы, спутанные со сна. Растянутая белая майка в пятнах от травы. Рваные джинсы — тут уж не поймешь, то ли мода такая, то ли где-то подрала.

Дальше разглядывать не получается. Гостья вскакивает и резво бежит к калитке. Я чертыхаюсь и бегу вдогонку. Хватаю негодницу за руки, но она изворачивается и кусает меня повыше локтя. Снова чертыхаюсь и встряхиваю девчонку, с силой сжимая ее плечи. Она вдруг перестает вырываться и замирает, испуганно глядя на меня. Серо-зеленые глаза расширяются, в зрачках я вижу свое отражение.

— Ты кто такая? — сурово хмурю брови.

Гостья сдавленно сопит и наконец-то отводит взгляд.

— Я спрашиваю: кто ты? И что, черт подери, ты делала на моем участке?

Девчонка молчит еще пару секунд. Когда я начинаю терять терпение, раздается тихий голосок:

— Я Эля.

— И?

Озадаченно моргает. Идиотка, что ли?

— С какой радости ты валялась в моем гамаке, Эля? — ядовито перефразирую я.

— А-а, — протягивает. Лицо вдруг проясняется. — Я не валялась, я немножечко поспала.

Ситуация порядком раздражает. К тому же, чай уже наверняка остыл. Раздражение вспыхивает с новой силой.

— Да что ты! — я выдавливаю из себя улыбку. Получается, наверно, жутко — девчонка морщится. — Это все проясняет!

Эля замирает. Я почти слышу, как напряженно работает ее маленький мозг.

— Правда? — робко интересуется она.

— Нет, конечно! — не выдерживаю и ору. — Единственный выходной, черт возьми! Куда смотрят твои родители?

Непрошенная гостья вздрагивает и делает неуверенную попытку освободиться. Чем окончательно приводит меня в бешенство.

Испортила мне настроение — а намечался такой чудесный, такой отличный день. Потоптала лужайку. Укусила меня — на руке пульсировали два багровых полумесяца. Это не говоря о том, что проникла на чужую территорию без спроса! Да еще и не собирается извиняться!

— Все. Я вызываю полицию, — ровным голосом сообщаю я.

Эля меняется на глазах. Падает на колени, ладонями упирается мне в ботинки.

— Не надо полицию, пожалуйста, не надо! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Поднимает голову. В глазах слезы, ресницы слиплись.

— Пожалуйста, не вызывайте полицию, очень вас прошу…

Джинсы у нее окончательно вымазались. Руки тоже в грязи.

Жалко девчонку. Мог бы прогнать — да вдруг она снова вернется? Как бумеранг? Нет, я должен быть уверен, что избавился от нее.

— И что мне с тобой делать? — спрашиваю скорее у себя, чем у девчонки.

— Не вызывайте полицию… — всхлипывает недоразумение. — Я из дома ушла… Родители убьют, если меня полиция привезет…

Здрасте-приехали.

И все-таки выходной безнадежно испорчен.

* * *

Эля уплетает омлет так, будто голодала неделю. На ней моя майка, которая по длине годится в платье. Родная одежда Эли сушится на улице — раз уж девчонка остается на неопределенное время, уйти чумазым чертенком я ей не позволю.

Из разговора я узнал, что ей семнадцать. В университет она не поступила — на бюджет не прошла, а на платное не было денег. Мать пьет, отец временами тоже. Домой Эле категорически не хочется.

— Знаешь, Макс, — Эля осматривает просторную столовую. — А мне у тебя нравится!

Я скрещиваю руки на груди.

— Во-первых, не Макс, а Максим Игоревич, — делаю замечание я. — А во-вторых, твои манатки скоро высохнут, и покатишься на все четыре стороны. Так что не привыкай.

На Элю тирада не производит впечатления. Она хихикает и постукивает вилкой по тарелке.

— Да ладно тебе, Макс. Ты ненамного старше меня.

— Мне двадцать шесть.

— О да, — фыркает Эля. — Наверно, мамонтов помнишь.

И когда она успела так понаглеть? Час назад еще рыдала. Приподнимаю брови.

— Всего-то девять лет разницы! — по-детски улыбается вредная девчонка. — Знаешь, я думаю, мы подружимся.

Эх, жаль, выше лба брови поднимать я не умею.

— Сомневаюсь, — холодно бросаю я.

Эля поджимает губки.

— Грубиян. Неудивительно, что один живешь.

В этот неудачный момент я решил выпить воды и, конечно, поперхнулся. Она что, экстрасенс?

— У тебя одна зубная щетка, — поясняет девчонка.

— У меня работа двадцать четыре часа в сутки, — сквозь зубы процеживаю я.

И когда она уже отсюда уберется? Невольно смотрю на часы.

— Кстати, раз такие дела, можно я у тебя поживу? Недолго, всего пару день…

— ВОН!

Похоже, во мне проснулся убийца, и девчонка это чувствует — потому что подскакивает и мигом выметается из дома.

* * *

Назавтра я возвращаюсь домой поздно. Голова раскалывается. А ведь еще не все — до утра необходимо сдать материал. Значит, сегодня меня ждет бессонная ночь.

Бросаю взгляд на гамак. Пусто — а что я ожидал?

Захожу в дом, попутно включаю свет во всех комнатах. Последняя по списку кухня. Нажимаю на переключатель и столбенею.

За столом, положив кудрявую голову на руки, сидит Эля. Свет ей не нравится — девчонка мигом закрывает лицо ладошками.

— Что ты здесь делаешь? — моим голосом можно замораживать воду.

— До-о-обрый вечер, — как ни в чем не бывало здоровается Эля и широко зевает. — А я тебе ужин приготовила. Картошечку с мясом запекла.

Какая, к черту, картошечка?

— Дверь была закрыта, — сообщаю я.

— Ну да, — кивает Эля и простодушно добавляет. — А окно открыто. Я через него и забралась. Что-то ты поздно домой вернулся. Я тебя раньше ждала.

Так, пожалуй, чувствуют себя женатые мужчины. Полная подотчетность действий.

— Я сказал тебе выметаться, — напоминаю я.

— На ночь глядя? — округляет глазки девчонка. — Куда же мне идти?

Черт. Я влип. Серьезно, основательно, фундаментально влип.

Нужно было вызвать полицию еще вчера.

— Хорошо, — вздыхаю, — Где твой ужин?

Эля расплывается в счастливой улыбке и направляется к плите.

А что? Раз уж приготовила… Должна же от нее быть какая-то польза?

— И чтобы утром тебя не было.

* * *

На следующий вечер я снова обнаруживаю Элю возле дома. Девчонка спрыгивает с гамака и мчится мне навстречу.

— Ты окна закрыл! — обиженно выпаливает она.

Удивляться я уже перестал.

— Калитка тоже была закрыта, — бурчу я.

Эля гордо вскидывает подбородок.

— У вас забор невысокий!

— Забор обычно означает, что за него нельзя заходить посторонним, — едко говорю я.

— А я не посторонняя! Мы уже три дня знакомы! Мы друзья!

Да-а… Три дня — внушительный срок. Может, мне теперь имущество на нее переписать?

— Иди домой, Эля. Родители тебя ищут, — устало смотрю я на девчонку.

В темноте ее глаза больше серые, чем зеленые. Эля хмурится и упрямо качает головой.

— Нет.

— Что значит нет? — начинаю злиться. — Не пойдешь, или…

— Не ищут. Запой у них. И дружков своих в квартиру привели. Не пойду я туда.

Эля отворачивается. А я молчу. Не знаю, что сказать. Мы не друзья, не близкие знакомые, и я ничем ей не обязан. Я вполне могу выставить ее вон. Она надоедает мне, мешает мне. Лишает самого ценного — спокойствия и одиночества.

И все же, что-то не позволяет мне прогнать эту девчонку. Возможно, я еще не до конца растерял человечность на своей работе. Поэтому мое сердце сжимается, когда Эля тыльной стороной ладони вытирает слезы, при этом упорно делая вид, что не плачет. А возможно, за это время я немножечко к ней привык, и теперь, похоже, переживу ее присутствие еще некоторое время.

— Ты что, весь день здесь сидела? — спрашиваю я.

— Нет, я в сад ходила.

О, ужас. В мой кошмарный, засохший, неухоженный сад. Какой позор.

Весь день на моем участке… Голодная, наверно. Вряд ли ее за день кто-то покормил.

Сдаюсь.

— Заходи в дом.

* * *

Я действительно к ней привыкаю. К тому, что в доме вечно кто-то смеется. Что, когда я пишу статью, она врывается о мне в комнату и начинает меня отвлекать. К теплому ужину после работы. К неофициальному «ты» и «Макс».

Сейчас я тоже занят. Я снова работаю над материалом. Элю это не смущает — она в моей комнате, на моей кровати, уткнулась в мою книгу и увлеченно читает. Не боится моего гнева.

И, что особенно обидно, не обращает на меня внимания.

— Что читаешь? — не выдерживаю я.

— Ничего, — задумчиво отвечает она, на мгновение приподнимает голову и показывает мне язык.

Девчонка! Переворачиваю книгу обложкой вверх.

— «Занимательная медицина»? — удивляюсь я. Откуда у меня вообще эта книга?

— Угу, — закрывает книгу и перекатывается ко мне поближе. Слишком близко, но по какой-то причине я не возмущаюсь. — Я хочу стать врачом. Детским педиатром. Помогать малышам, лечить их.

Глаза у Эли огромные, светлые. Кожа чистая. И волосы приятно щекочут кожу.

— Это похвально, — шепчу я.

Эля пожимает плечами.

— Но я же не поступила. Мне негде учиться. Школу я закончила, а дома…

А дома пьют. Понятно.

— Меня даже с работы выгнали, — вдруг сообщает она. — Ни на что не способная.

— Ты работала? — я в шоке. Она же ребенок! Или?..

Бывают ли такие взрослые дети?

— Да, уборщицей. Только пару раз не пришла, родители не пустили. И работодатель решил, что я безответственная. Только если мама с папой узнают, что я им больше деньги не принесу — мне не жить.

Мне вдруг хочется ее обнять. Вместо этого я треплю Элю за щеку. Она сердится и ворчит. Но никуда не уходит.

Я возвращаюсь к статье. Через полчаса замечаю, что Эля уснула. Во сне она совсем юная — даже младше, чем есть на самом деле. И я заверяю себя, что у меня к ней нет совсем никаких чувств.

* * *

— Макс?

— М-м?

— Извини.

Так. А это уже что-то новенькое. Стадию раскаяния мы еще не проходили. Слежу за взглядом девчонки. Она косится на следы от зубов у меня на руках.

— Да, такой страшный зверь на меня еще не нападал, — бросаю я.

— И за то, что навязалась, извини.

Такая серьезная… Прям страшно. Ладонью проверяю ее лоб. Температура нормальная.

Значит, буду уточнять.

— У тебя что-то случилось?

Отрицательно мотает головой.

— Нет… То есть, да…

Внимательно смотрю на Элю. Она краснеет и закусывает губу.

— Ты мне нравишься! — на одном дыхании признается она.

Ох. Нет. Пожалуйста, нет.

— Эля, ты ошибаешься, — предупреждаю я.

— Ты мне нравишься, — упрямо повторяет девчонка.

— За такой срок невозможно влюбиться.

Сердце протестующе колотится в груди. Но я не влюблен, нет. И ей всего семнадцать.

— Ты лжешь, — тихо говорит Эля. — Я же чувствую, что ты тоже… Почему ты отрицаешь?

Я не влюблен. Не влюблен! Мне не нужен этот глупый ребенок! Я предпочитаю одиночество. И свободу.

— У тебя необыкновенное самомнение, — мрачно чеканю я. — Ни капли самостоятельности, да еще и несовершеннолетняя… Настоящая заноза. Я не вижу ни одной причины, по которой ты бы могла меня зацепить.

Эля морщится, будто сейчас разревется. Но не ревет.

— Но я же тебя зацепила, — дрожащим голосом утверждает она. — Зацепила же.

С треском захлопываю крышку ноутбука.

— Сейчас же заткнись и выметайся из комнаты. Немедленно.

Эля выглядит так, будто я ее ударил. Сдержанно встает.

— Дурак, — говорит мне на прощанье.

Я закрываю глаза.

Дурак. Конечно же, дурак.

Но я старше тебя на девять лет. Свободолюбивый, вечно на работе. И совсем не хочу портить тебе жизнь.

* * *

После той ссоры Эля ушла. Насовсем. Значит, у ее родителей закончился запой.

Мне должно было стать легче. Но нет. Мне стало пусто. И грустно. Повсюду мерещились ее шаги. Я сто раз пожалел, что прогнал ее.

Впрочем, работа спасала. И постепенно я вернулся в прежнюю колею. Почти.

Закончился июль. Шли последние деньки августа.

И я опять наслаждаюсь своим выходным. Позволяю себе отключить телефон, зная, что важных мероприятий сегодня не будет. Разваливаюсь на гамаке, нежась под солнцем. Чашка из-под выпитого чая стоит на столике. Рядышком лежит прочитанная газета.

Вдруг Земля начинает вертеться, и я делаю кульбит, приземляясь на четвереньки. Кто-то сдавленно смеется.

— Привет, — звонко говорят мне.

Я встаю и вижу ее. Девчонку. Она изменилась — больше не носит рваную одежду, кудряшки аккуратно расчесаны и уложены.

— Привет, — отвечаю я. И мне даже не хочется грозно спрашивать, что она делает на чужой территории. Не хочется прогонять.

— А я устроилась на работу. И записалась на подготовительные курсы по биологии и химии.

Молчу.

— И окончательно ушла от родителей.

Молчу.

— И, раз уж у меня есть свои деньги… Но нет жилья… Могу я снимать у тебя комнату?

Эля. Упрямая, как баран. Никуда от нее не деться. Я только пришел в себя — конечно, я откажусь!

Помимо воли губы расплываются в улыбке.

— Тебя не было больше месяца, — не то, что надо, заявляю я.

— Я тоже по тебе скучала, — смеется Эля и целует меня в щеку.

И пусть выходной снова не по плану…

Денек действительно славный.