Второе место (гет)

Многие думают, что Делли Картрайт не может быть искренней. Ну разве кто-то способен на самом деле быть все время счастлив? Разве кто-то может постоянно видеть хорошее буквально во всем и искренне в это верить? Только не в Дистрикте Двенадцать.

Но эти люди плохо знают Делли.

Так что, когда Пит Мелларк отскреб себя с липких от пота матов, добродушно смеясь, пока его брат наслаждался победой и аплодисментами одноклассников (хотя не все из них хлопали с энтузиазмом), она одинаково радостно улыбнулась им обоим. Улыбка приоткрывала край ее кривого зуба. Она наблюдала, как Пит оглядывает толпу в поисках Китнисс Эвердин. От нее не укрылось и то, что, как только он встретился с девушкой из Шлака глазами, та сразу же опустила голову и уставилась в пол, не обращая ни малейшего внимания на то, что говорил ей Гейл Хоторн.

Делли намотала это себе на ус, чтобы обдумать позднее.

Высокий парень был явно чем-то заметно раздражен и о чем-то бурно разглагольствовал. Ничего удивительного, ведь у них с Раем с некоторых пор шло своего рода негласное соперничество за звание главного красавчика школы. Все с ними понятно, но, если бы самой Делли пришлось ранжировать парней по степени привлекательности — а для нее это было довольно сложно — она бы, пожалуй, предпочла Тома Альберта. В нем определенно было некое грубоватое обаяние.

Хотя она и не была толком знакома с Гейлом, Делли имела привычку тайком наблюдать в школе буквально за каждым. И этот высокий парень, по ее наблюдениям, явно не любил массовых сборищ и редко выглядел на них счастливым. Да и вообще он редко выглядел счастливым, что некоторые, должно быть, считали частью его шарма. Высокий, темноволосый и задумчивый. Таинственный. Волнующий. Хотя такой его образ Делли считала не вполне настоящим. Ведь она видела, как неподалеку от их магазина он катал на закорках сестренку, от чего малышка восторженно визжала. Он и сам тогда тоже отнюдь не был задумчив — его низкий раскатистый хохот эхом отдавался в переулке.

А потом, когда он через несколько минут он зашел в их магазин, она «обсчиталась» и дала ему слишком много сдачи.

Дожидаясь Пита в большой классной комнате, пока борцы переодевались, Делли болтала с другими мальчишками, когда те появлялись из раздевалки с влажными от пота волосами. Запах был довольно сильным, но она не обращала на него внимания, ведь мальчишки были такими славными.

— Ну, вот так вот, — Пит, прихрамывая, направлялся к ней, последний из всех. — Поверить не могу, что умудрился вчера свернуть колено.

Делли уставилась на него.

— Да там было два класса мальчишек старше тебя, и ты победил их всех, не считая Рая, который знает все твои приемы! Да ты не можешь себе представить, какая это фантастика, Пит! Я даже не поняла, что ты сделал это все с больной ногой! Второе место — это отлично даже при самых благоприятных обстоятельствах. А с учетом твоей ноги — это просто поразительно!

* * *

Семья оставила ее одну. Она никогда не искала уединения, и уж, конечно, никогда прежде не просила о нем. Так что, когда она тихонько сказала, что хотела бы посидеть у телевизора одна, когда начнутся Игры, ее родители и брат просто ушли из дому на городскую площадь. Перед уходом отец накинул на ее дрожащие плечи старое серое одеяло и поцеловал ее в лоб. Мать поставила перед ней чашку горячего чаю. К нему прилагались арахисовые печенья, которых мистер Мелларк, одержимый лихорадочной жаждой деятельности, напек за последние две недели невероятное количество.

И в этот вечер Делли смотрела на экран не отрываясь. Она смотрела, как Пит и Китнисс боролись за жизнь. Она чуть не умерла от ужаса, когда он пытался забраться на Рог Изобилия, ища спасения. И целый час наблюдала, как трибут из Второго отбивался от самых жутких созданий, которые можно было себе вообразить. В конце концов, родители вернулись домой, но не сказали ничего, а лишь поцеловали ее в щеку и ушли к себе наверх.

Она же осталась у телевизора на всю ночь и смотрела, как из Пита постепенно вытекает жизнь. Она слышала ужасные крики второго парня, который прежде только и мечтал, что оказаться на Играх — он был еще жив, и страшные зубы, хрустя, медленно раздирали его плоть на части. Она не закрывала глаза. Не затыкала уши. Она должна была это запомнить. Кто-то должен был запомнить, что все это были не просто игры. Что это были ведь живые люди, чья жизнь была значима — жизнь каждого, без исключения.

На рассвете всего за несколько сияющих секунд почти что все вновь стало ужасно здорово. Бедный, жестокий мальчик, Катон, был мертв. Правила изменили, и теперь ее лучший друг мог бы вернуться домой.

А потом он одним движением запястья рванул жгут, и кровь темным водопадом побежала по его ноге.

— Нет, пожалуйста, не надо, — шептала Делли в ужасе. Ее руки тряслись, когда она кинулась и стала беспомощно царапать экран.

— Второе место — не годится.