The shit of each other's affairs (джен)

Когда-то всё было иначе. Ещё недавно имя Малфоев внушало уважение, страх, трепет, стремление угодить — и всё это исчезло в один миг, в Атриуме. Драко, конечно, не сразу понял, что произошло — но оно и нисколько не удивительно. Тогда он был слеп, тогда он был глух, тогда он вообще не замечал ничего, кроме собственного величия — и потому всё произошедшее казалось очень неприятным развитием событий, но не катастрофой, не крахом. Казалось, что провал его отца должен вскоре забыться, а Лорд просто обязан вытащить его из Азкабана. Нет, вытащить-то его вытащили, и всего лишь через год, в целых четырнадцать раз быстрее, чем некоторых…

Конечно, Драко понятия не имел, что Тёмный Лорд не прощает. Никому. Ничего. Никогда. И в данном случае за провал отца должен был ответить сын. Семье дали право на реабилитацию в Организации… реабилитацию через достойную смерть либо выполнение невозможного. Достойно умереть у него не хватило ни духа, ни умения — и даже когда невозможное внезапно стало элементарным, он и здесь облажался. В этот раз он уже понял, что ничего не исправить. Презрение окружающих ощущалось почти физически: взгляд Лорда как на пустое место, ухмылки, насмешки и тычки Сивого, брезгливость Снейпа… Нет, к Снейпу-то даже претензии было трудно предъявить — в конце концов, он честно помогал, насколько это было в его силах, Драко, даже спас ему жизнь в почти безнадёжной ситуации с Поттером, умудрившись перевести стрелки на последнего. Не Снейп же виноват, что подопечный его оказался ни на что не годен?

Если оглянуться назад, то становилось понятно, что всего за год Драко изменился, но… как? Был он всего лишь самоуверенным ничтожеством, а остался ничтожеством без всякой уверенности и самоуважения?.. Нет, с такими мыслями у него точно не было шансов добиться чего-либо. В конце концов, даже после освобождения отца из тюрьмы на самого Драко возлагалось гораздо больше ответственности, чем когда-либо, в конце концов, была мать, которая во многом зависела от него — да и в конце концов, даже тётушка Беллатрикс не разочаровалась в нём и продолжала обучение, намекая на то, что вырасти над собой можно всегда и что у него, Драко, есть все данные.

Наверное, тётушка была вторым человеком, к которому он мог испытывать благодарность за последний год. Именно она научила его основам окклюменции и тёмных искусств, именно она могла быстро прекратить его истерики и непонятным образом, несколькими меткими насмешливыми фразами придать решимости — да и боевой магии обучала его именно она. Единственное, он не мог согласиться ней в том, что высшей целью является служение Лорду — сфера интересов Малфоев всегда лежала в служении своим интересам, а не чужим, пусть и самого Лорда.

Сейчас это служение выливалось в один не собиравшийся прекращаться кошмар: чужие люди, расхаживающие хозяевами по фамильному поместью; само оно, ставшее душным, тесным, грязным, неуютным, чужим; мнение, которое никто не ставит ни в кнат — в общем, полный упадок всего, что когда-то составляло семью Малфоев. Остались только они сами. Если б только появился шанс — надо было бросать всё и всех, надо было менять сторону. В составе сторонников Лорда перспектив у них не оставалось: даже в случае победы их место будет на задворках Магической Британии, «у параши», как выражался иногда Долохов. Только кто мог бы на такое решиться и, главное, как?

Об отце речи уже идти не могло: до своего падения державшийся орлом, после всего лишь года в Азкабане он стал больше напоминать наполовину ощипанную мокрую курицу. Застигнутые врасплох, пошедшие за решётку к дементорам соратники выходили несломленными и гордыми, а отец даже у Драко вызывал лишь брезгливость. После того, как Лорд одолжил у него палочку в личное пользование, даже руку Люциусу подавали нехотя, с брезгливостью. Да и выглядел он теперь не лучшим образом: пустой взгляд, неряшливый, растрёпанный вид, а нередко — и запах алкоголя, обозначавший его присутствие. Нет, надеяться на то, что отец ещё на что-то годен, было бы глупо.

Мама? Она стойко переносила все тяготы, что выпали на долю их семьи. Она не жаловалась, она всегда держала себя в руках и при Драко и остальных неизменно играла роль, будто у неё всё под контролем. Будто она ещё и впрямь целиком и безраздельно хозяйствовала поместьем. Ложь, конечно. Нет, его мать умела держать удар (и держать лицо тоже умела), но ожидать, что она полезет в ту область семейной деятельности, в которой безраздельно хозяйничал отец до своей отсидки? Нет, вряд ли. Значит, оставался только он.

Сейчас, по прошествии года с тех пор, как он остался один на один с реальным миром, у него, наконец, появилось ощущение, что что-то надо делать обязательно. По крайней мере, Драко стал чувствовать окружающий мир как он есть. Это был очень болезненный процесс, словно с него содрали кожу, оголив нервы для большей чувствительности, принудительно раскрыли глаза и закапали какие-нибудь капли зелий для улучшения зрения, положили под язык горькую пилюлю, впервые ничего не подсластив, а под нос вместо запаха фиалок сунули помои реального мира. Жёстко? Наверное. Зато теперь он сам решил, что должен действовать.

Если б у Драко был какой-нибудь шанс, какой-нибудь маленький, крохотный шанс на то, чтобы незаметно перейти на сторону Ордена… сливать им, к примеру, информацию. Всё-таки, Метка у него была, в отличие от доверия и веса, и на собрания Драко, как и его отца, всё ещё допускали. Но если б он просто взял и попробовал связаться с теми членами Ордена, которых он вообще знал, скорее всего, его бы просто выпотрошили в поисках информации, не поверив в его стремление ни на минуту. Сам бы он поступил именно так. Конечно, в нём состояли грязнокровки и магглолюбские ублюдки — но не дураки же? Эх, если б у него была возможность связаться… да хоть напрямую с Кингсли — насколько Малфой помнил, его отец точно упоминал о нём как о человеке Дамблдора.

Интересно, когда Драко шёл в очередной раз в библиотеку, где нередко удавалось побыть в уединении, отрешась от буйства Сивого в гостиной и очередных споров между гостями — мог ли он тогда догадываться, что судьба предоставит шанс настолько скоро? Вряд ли. Он не догадывался о шансе даже когда увидел разбрасывающего со стеллажей драгоценные книги и бормочущего себе невнятные речи вполголоса домового эльфа. Да что там — даже когда он опознал в эльфе Добби, сориентировался, мгновенно прицелил палочку и оглушил его, он ещё не подозревал ни о каком шансе. Мысли зародились только тогда, когда Драко решал, что же с ним делать…

Для начала он, конечно постарался ограничить возможности домовика, как только мог — то есть связал его и наставил на него палочку.

— Попробуешь колдовать или аппарировать — убью, — предупреждение было не только своевременным, но и вполне исполнимым, поскольку домовикам для колдовства требовалось и некоторое время, и определённые пассы руками. — А теперь мы побеседуем…

— Добби попался! Добби плохой! — причитал сидящий перед Драко домовой эльф.

— И Добби кое-что сделает для меня, — плотоядно ухмыльнулся Малфой, к которому наконец пришла в голову идея.

— Добби ничего не будет делать для мерзкого Малфоя! — протестовал Добби. — Добби скорее умрёт! И великий Гарри Поттер обязательно отомстит за Добби! — настрой у него явно был воинственный.

— Ах так!.. — он вспылил, но вдруг голову осенило идеей. — Тогда Добби сделает это ради Ордена, — Добби только фыркнул. — Добби передаст — приватно — Кингсли, — разъяснял Драко, — что Драко Малфой просит о встрече и готов помогать. Кингсли, — он пояснил, — это высокий чёрный человек, негр. И ему надо будет передать записку, в знак доброй воли, — Драко выжидательно уставился на эльфа.

— Добби не купится на обман! Добби не собирается нести записку!

— Слушай, жалкая тварь! — не выдержал Малфой. — У Кингсли мозгов больше, чем у курицы, и тем более больше, чем у тебя! И верить ли мне, он решит сам! И ты сейчас собираешься из-за своего тупоумия уничтожить Орден! Потому что хвост от селёдки он иначе получит, а не информацию!

Беседа продолжалась битых полчаса, и ещё столько же Малфой обдумывал, писал, и зачаровывал (чтобы его не прочитал этот тупой эльф) письмо, отправленное с Добби. В знак доброй воли он отдал и книгу, за которой тот явился в мэнор. А потом пошёл перенастраивать систему защиты так, чтобы она не пропускала Добби более — но так и застыл на полпути, когда понял, наконец, что встретиться с этим эльфом ещё придётся. Это печалило, но было неизбежно.

Следующая встреча произошла через четыре дня — тоже в библиотеке. В своём первом письме, помимо пустых убеждений, Драко сразу слил готовящуюся акцию Фенрира Сивого — в качестве жеста доброй воли и первого шага к сотрудничеству — и сейчас в мэноре стало чуточку спокойнее, а в обратном письме содержалось согласие, место и время встречи, и указание обязательно приходить одному, если он вообще чего-то хочет.

«После прочтения сжечь», — гласила последняя фраза записки. И действительно, после её прочтения, пергамент вспыхнул, обжёг кончики пальцев и осыпался серым пеплом на пол. «Эванеско» — и всё вмиг стало, как пятью минутами ранее. Разве что эльф всё ещё стоял в ожидании ответа, который Драко написал быстро как только мог и вложил ему в руки. Что ж, если никто из его семьи не мог больше вытащить Малфоев из болота, в котором они оказались, значит, надо было браться за дело ему. Если с Лордом отношения у них не сложились, то значит, надо складывать их с Орденом.

Назначенная встреча происходила в одном из маггловских кварталов Лидса, известного в том числе тем, что он был одним из немногих по-настоящему крупных городов, в котором отдельного магического квартала не имелось. Какие-то ориентиры, присланные ему в том письме, в мыслях, конечно, отложились — но всё равно ощущал он себя неуютно. Хотя правильнее было бы назвать то, что он чувствовал, по-другому: он трусил, отчаянно трусил. Он должен был сделать тот самый шаг, после которого о пути назад, об отступлении речи уже быть не могло — и знакомый только своим названием маггловский город своей неуютностью только добавлял волнения и дополнительно путал мысли. Вокруг было слишком много магглов, и сложно было вообще сориентироваться — не то что найти нужного человека.

— А теперь ты отдашь палочку и не будешь дёргаться, — раздался мужской голос сзади. — И тогда мы дойдём уже до места и начнём нашу беседу. — Драко медленно достал свою палочку, дождался, пока незнакомец её заберёт и только тогда позволили себе обернуться. Перед ним стоял Кингсли собственной персоной.

— Я пришёл один, к чему столько предосторожностей? — спросил он несколько нервно и почти обиженно. Учитывая, что Кингсли был лысым, как шар для предсказаний, Драко понадеялся, что Оборотным никто не воспользовался.

— Если б ты пришёл не один, разговора бы не было, — отрезал негр. — А теперь давай руку.

Они аппарировали в какое-то незнакомое Драко место — тоже посреди города (он так и не понял, был ли это Лидс, а может, Биргингем или вообще Лондон), возле какого-то ресторанчика, где они и заняли один из дальних столиков.

— Итак, к делу, — заявил Кингсли. — Ты хотел убедить нас в том, что согласен перейти на нашу сторону, принесёшь несомненную пользу и прочее-прочее… Начинай, сейчас самое время.

— Мы уже встретились, значит, я вам нужен, — начал Драко.

— Эта встреча означает, что мы готовы тебя выслушать и вести с тобой диалог, — оборвали его. — И лучше бы тебе не растекаться мыслями по древу, а убедить нас, зачем это может быть нужно нам, и зачем нужно тебе. И когда соберёшься тянуть нам шерсть перед глазами{1}, — тон стал угрожающим, — не старайся быть убедительным — а старайся говорить правду.

— Ладно-ладно, — быстро пошёл на попятную Малфой. — Видите ли, у того, что я обращаюсь к вам, есть несколько причин…

— И только не надо втирать про то, что начал беспокоиться о судьбах магглорожённых и Магической Британии.

— Между прочим, — решил блеснуть Драко, — и Магической Британии в том числе. От её процветания зависит и процветание нашего дома. Из-за чего, — он немного стушевался, — я сюда и явился. Да и…

Они сидели за столиком, попивали коктейли (как понял Драко, Кингсли предпочитал некий коктейль под названием «текила санрайз» — и угощал Малфоя им же) и беседовали — в достаточно быстром темпе, несмотря на не располагающую к спешке обстановку. Забавно, но если вначале он более всего боялся выдать свой пронзающий его почти насквозь страх, то вскоре это прошло. Драко и сам не заметил, как начал выкладывать свои и семейные мотивы гораздо шире и глубже, нежели хотел изначально, как постепенно проникался доверием к довольно грубому и резкому собеседнику. Выложил и про то, что положение их дома вряд ли вернётся на былое место при Лорде, и про то, что не особенно ему нравятся пытки, грязнокровок и вообще, и про то, что реально достаточно было бы им и амнистии в случае победы Ордена и признания того факта, что Малфои были на правильной стороне.

Закончили они с тем уговором, что встретятся ещё раз и обсудят условия сотрудничества досконально, если уж на то пошло. Драко хотел бы продолжить разговор и услышать нечто совершенно конкретное, но…

— Уже почти час прошёл, — ответил Кингсли. — Мне пора. Ещё встретимся.

Оставшемуся в одиночестве (зато с вернувшейся к нему палочкой) Драко стало несколько обидно, но ничего поделать он не мог. Пути назад уже не было. Он допил свой коктейль, поднялся, прошёлся по маггловскому городу, к которому начинал уже привыкать — или это просто пропало нервное напряжение — и аппарировал обратно в поместье.

Он уже знал, что перед ним открывается путь пусть и не к прежним временам, но к какому-то восстановлению имени, к возвращению влияния, к будущему вообще. Правда, не знал ещё, что отец его будет до смерти запытан перед самым окончанием войны, когда заподозрят утечку информации от Малфоев. Равно как не знал и то, что уставшая и начавшая постепенно сдавать, увядая от непосильной ноши, мать в те смутные дни незадолго до победы Ордена в войне куда-то пропадёт из мэнора зимой, так, что все поиски не дадут никакого результата. Пропадёт, чтобы потом, по весне, расцвести вновь. «Подснежником».

* * *

— Неожиданно, — прокомментировал Тед тот факт, что обнаружил стоящего у могилы его родителей не кого-нибудь, а самого мистера Драко Малфоя. — Не знал, что вы были дружны, — он усмехнулся.

— Мы не были, — отрезал он и обернулся. — Тебе какое дело?

— Стремление узнать больше о жизни родителей стало теперь предосудительным? — почти с издёвкой ответил Тед. Не то чтобы он так уж недолюбливал Малфоя, но было в ситуации нечто для него неприятное — он и сам не мог выразить, что именно. Откуда-то из глубин души.

— Именно она в своё время настояла на том, чтобы мне дали шанс в Ордене, — буркнул мистер Малфой. — ну или мне так потом рассказывали, — отвечал он немного раздражённо. — Она же со мной впервые разговаривала, можно сказать, собеседование проводила, вместо того чтобы просто разузнать нужную информацию и убить или шантажировать чем-нибудь. А не рисковать. — Он развернулся и пошёл прочь. — Доволен? Я тогда пойду, — Малфой сделал ещё несколько шагов, остановился, пнул попавшийся под ногу камешек и аппарировал, оставив Теда в одиночестве.

В принципе, Тед даже был готов поверить словам Малфоя — зачем тому вообще могло понадобиться вешать ему лапшу на уши?. Возможно, так всё и было — и уж точно могло так быть. Да что там, когда все вещали о шиле у его мамы в… Хотя, какая теперь была разница, где оно, это заветное шило?

Да и сам он пришёл поздравить с Рождеством родителей, побыть немного с ними — а потом снова вернуться в мир живых, где его ждала Мари, в которую он всё глубже и влюблялся, безоглядно и бессовестно. И мог бы — полюбил бы снова, снова бы испытал…

* * *

{1} — pull the wool over smb's eyes