Лжи отъявленной подобно (джен)

"Правда сказанная злобно, лжи отъявленной подобна"

Уильям Блейк, «Прорицания невинности»

Сегодня был необычный день. Сегодня император Барраяра отпустил всех своих мелких чиновников, отменил все совещания и поверг армию секретарей в полный хаос, объявив, что ему нужен полностью свободный вечер. Предполагалось, что его график расписан по минутам. Еще много лет назад Грегор узнал — наблюдая за регентом, подумал он горько — что мгновение, выдранное из этого графика — воистину бесценный дар. Поэтому теперь он праздновал свою свободу, двадцать минут созерцая пустой экран комма.

Это определенно не работало.

Он снова протянул руку к комм-пульту, колеблясь, какой номер набрать: официальный, чтобы вызов пошел через одного из секретарей Эйрела, или личный. Наконец, он выбрал личный. Чем тише все пройдет, тем лучше. Граф с графиней должны вернуться в Форбарр-Султану за два часа, и он хотел бы видеть их во дворце прежде, чем просочатся слухи об аресте. Их обоих. Корделия образумится и образумит Эйрела прежде, чем станет слишком поздно.

Раздался звонок. Грегор автоматически потянулся к комм-пульту, прежде чем осознал, что не успел набрать номер — это был его внутренний интерком. Переключившись на другую линию, он услышал голос оруженосца Костова:

— Граф Форкосиган хочет увидеть вас, сир.

Грегор застыл. Полтора часа назад Эйрел был в Хассадаре. Должно быть, он бросил все и прилететь сюда со всей возможной для человека скоростью. Тому могла быть лишь одна причина. Грегор досадливо скрипнул зубами, поднялся и выключил комм, стукнув по кнопке сильней, чем это было необходимо. Наверное, Эйрел узнал об аресте, едва тот произошел. Сколько же человек в СБ передают информацию напрямую премьер-министру?

Разговор с Иллианом его вымотал. А этот будет в тысячу раз хуже, к тому же Грегор не успел к нему подготовиться. Но чем дольше он станет тянуть, тем болезненнее этот разговор окажется для всех его участников. Он — император. Он не может уклоняться от тяжелых разговоров. Он не может надеяться — больше не может — что придет кто-то старше и опытнее его и разберется со всеми его проблемах. И он определенно не может сбежать, оставив премьер-министра ждать в коридоре.

Последние пару недель он старательно избегал Эйрела, встречаясь с ним лишь на министерских совещаниях, в присутствии как минимум десятка человек, и там их беседа не могла отклониться от формальной повестки дня. Теперь этой роскоши у него не будет. Грегор дал себе минуту, чтобы подышать и разработать новый план нападения...

— Впустите его.

Костов открыл дверь, и вошел Эйрел. Грегор успел заметить в коридоре пару форкосигановских оруженосцев, прежде ем дверь закрылась.

Грегор встал.

— Премьер-ми...

Он замер. На это раз бывший регент был не в парадном зеленом мундире, который он не имел оснований носить и который так раздражал Грегора. Он был облачен в самый официальный коричневый с серебром мундир Дома с... о, боже. Грегор заморгал. Такого количества наград вместе он не видел ни разу с тех пор, как в пять лет обнаружил в кабинете регента шкаф, а в нем ящик, полный всяких замечательных блестящих штучек. Он смутно помнил, что чуть было не проглотил медаль за Цетагандийскую войну, СБ чуть с ума не сошла, и ящик с тех пор был всегда заперт.

Все медали были военные, кроме одной. На груди графа сияла единственная золотая Имперская звезда, высшая награда Барраяра. Первое, что сделало Грегор в день, когда закончилось регентство — надел эту орденскую ленту Эйрелу на шею.

Что ж. Вот уже и пролилась первая кровь, а они пока ни слова не сказали.

Грегор поправился:

— Милорд граф. Добрый вечер.

Эйрел не стал терять времени:

— Что вы сделали с Саймоном?

Никакого тебе "сир". Грегор замер.

— Пожалуйста, садитесь, сэр, — попросил он. "Давайте хотя бы будем соблюдать вежливость, пока не загрохотали пушки".

Эйрел не сделал даже движения к стулу. Грегор — тоже.

— Саймон, — повторил Эйрел. Он был откровенно и очень сильно зол. Что ж, не он один.

— Капитан Иллиан находится под арестом в штаб-квартире СБ, — сообщил Грегор. — По обвинению в заговоре и государственной измене.

Он наблюдал за реакцией графа. Эйрел сощурился. Грегор встретил его взгляд, не моргая, не позволяя ни единому признаку страха проявиться у себя на лице. Он больше не ребенок — и в этом деле он прав, так что он будет стоять на своем, даже если все его природные инстинкты вопят бежать отсюда как можно дальше и быстрей.

— В какой измене?

"Как будто он сам не знает".

— Капитан Иллиан осознанно пытался скрыть от меня тот факт, что лорд Форпатрил покинул Колонию Бета неделю назад и направляется на Тау Верде.

— Ему нужно было время для подтверждения, — возразил Эйрел. — Это осторожность, но не сокрытие фактов. Не измена.

Он действительно ждет, что Грегор на это купится?

— Ему вполне хватило уверенности, чтобы сообщить это вам два дня назад. — Эйрел побледнел. "Ты думал, я этого не знаю? ". — Не делайте вид, что такое случилось впервые, сэр. Я просматривал материалы расследования капитана Иллиана по этому делу, и его никак нельзя назвать непредвзятым. Ни сейчас, ни прежде.

Грегор не обнаружил свидетельств того, что Эйрел лично приказал Саймону скрыть эту информацию, и был рад, что не нашел. Но Эйрелу и не нужно было приказывать: в этом и состояла проблема.

Граф быстро оправился от удара.

— Не было ничего, что бы Саймон скрывал ради Майлза. Или ради меня. Каждое слово в его докладах вам было правдой, причем полной правдой. Заверяю вас, сир, он верен.

— Конечно, я не сомневаюсь, что капитан Иллиан абсолютно верен, сэр, — согласился Грегор.

Граф превосходно понял намек.

— Саймон Иллиан, — начал он медленно и холодно, — служил вам с тех пор, как вам исполнилось четыре, а до того — вашему деду. Вы сейчас оскорбляете честь человека, который отдал Империи не просто всю жизнь, но свой разум и душу. Отдал их вам. Грегор, как ты можешь?

Грегор сам хотел задать именно этот вопрос стоящему перед ним человеку. Человеку, который был для него практически отцом. За два года с тех пор, как Грегор достиг совершеннолетия, они отдалились друг от друга, но он никогда не думал, что происходящее сейчас возможно. Эйрел Форкосиган был первым, кто присягнул Грегору как императору. Прежде, как бы Грегор не злился, он всегда был уверен, что этот человек последним на свете отступится от своей присяги. Последние несколько месяцев он держался этой веры, не делая смотреть в лицо доказательствам. Что ж, больше он не может себя обманывать.

Но он не задал вопроса. Пока — нет. Для него еще наступит время. Сейчас он просто ждал.

— Я хочу поговорить с Саймоном, — добавил Эйрел, когда молчание слишком затянулось.

— Боюсь, это невозможно, сэр.

— Он присягал мне, — заметил граф. — Это мое право.

А. Мундир. Даже сейчас Грегор не мог не восхищаться. Эйрел специально пришел в его кабинет не в роли премьер-министра, и сейчас граф Форкосиган заявлял свои форские права на вассала.

На шефа Имперской Безопасности.

— Нет, — ответил ему Грегор как можно спокойнее. "Посмотрим, что получится". Открытое, в первый раз случившееся противостояние сдало для Эйрела шоком. Грегор постарался сделать самое невозмутимое лицо. То, что он сейчас скажет, будет больно, но это необходимо сказать, пока не стало слишком поздно.

— Вы можете рассказать мне, зачем Айвен отправился на Тау Верде. Что такое он повез, сэр, что вы не смогли доверить это официальному курьеру?

"Какие именно приказы?"

— Ах, вот почему... Сир, я не знаю. Я не знаю, где Айвен, и что делает Майлз, и почему, как и где он связался с этими наемниками. Не знаю и даю вам в том свое слово Форкосигана.

— Где и как — это действительно загадка, — согласился Грегор. — Но для "почему" я могу предположить только одно объяснение.

Эйрел застыл, словно парализованный. Отлично, надо вывести его из равновесия, насколько возможно.

— Что?! Ты вправду считаешь?.. Грегор, ты что, не понимаешь, что вся эта гипотеза Фордрозды абсурдна? Семнадцатилетний мальчишка решил захватить власть в империи? Имея под рукой флотилию меньше, чем в одну двадцатую барраярского планетарного флота? Ты можешь верить в то, что мой сын изменник, но не идиот же! Любому очевидно, что...

— ...что он делает это не сам по себе, — докончил Грегор. — А что касается ваших рассуждений, сэр: Имперский флот, как бы он ни был велик, способен остановить врага, только если он пожелает это сделать. — А ради Завоевателя Комарры флотские могут этого и не захотеть.

Грегор ждал, какой эффект окажут его слова. Сказанное было на грани открытого обвинения; ясно, что граф совсем не ожидал такого противостояния. Но единственное выражение, которое он смог прочитать на лице Эйрела, было крайнее отвращение.

— Вот какую чушь Фордрозда скармливал тебе на этой неделе? Флотский мятеж? Тайные сообщения? И ты веришь в эту его ересь?

Грегор оцепенел. Уже два года, как он совершеннолетний, а его регент до сих пор разговаривает с ним, как с ребенком. Словно он сам не способен выносить суждения и только может принимать на веру чужое мнение, не самого Эйрела, так кого-то другого...

— Может, мы не станем говорить о графе Фордрозде?

— Может, мы не будем вмешивать в это капитана Иллиана? — парировал Эйрел. — Ваша проблема не в Саймоне. Она во мне. Скажите, сколько у меня еще времени до того, пока вы подпишете следующий ордер на арест? Или вы это уже сделали?

Разумеется, не сделал. Он бы так не поступил, даже если хотел бы, а он не хотел. "В день, когда я совершу это, мой кабинет министров подаст в отставку, армия взбунтуется, СБ обернется против меня, и к тому же мне придется все объяснять Корделии".

И это снова вернуло Грегора к вопросу, который он задавал себе ежедневно вот уже два месяца.

Почему Корделии здесь нет? Почему она с самого начала самоустранилась? Даже сейчас, когда уже назначили дату суда, а обвинения легли графам на стол, почему она не сказала ни слова? Он знал чету Форкосиганов — или думал, что знал — так хорошо, как только может знать любой, не носящий эту фамилию. Он знал, как они работают вместе в совершенной гармонии, словно левая рука с правой. Могли ли Эйрел с Майлзом организовать все это, чтобы Корделия даже не заподозрила? А если Эйрел говорит правду — если все это чудовищное недоразумение — она уже давным-давно должна была заявиться к Грегору и вкатить ему изрядную дозу бетанской терапии. В прошлом она никогда не стеснялась так делать. Почему сейчас она ведет себя по-другому — знает, что ее муж и сын не правы, и разрывается между любовью к семье и присягой императору? Как-то это на нее не похоже. Впрочем, здесь все ведут себя не так.

Какое-то время они с Эйрелом сверлили друг друга взглядами в свирепом молчании. Вот еще одна проблема подумал Грегор: они даже поругаться как следуют не могут, потому что в гневе оба смолкают.

Вот теперь. Теперь самое время, пока граф все еще в шоке и выведен из равновесия. Время предпринять должные шаги, пока к графу не вернулись его решительность и упрямство.

— Эйрел, — спокойно произнес Грегор, — ты должен видеть, куда это нас заведет. Поверь, мне этот суд нужен не больше, чем вам. Я знаю, как вы беспокоитесь о Барраяре, сэр, и вы должны понимать, что если мы сейчас не придем к соглашению, для Барраяра это станет катастрофой.

Эйрел открыл рот. И захлопнул. Потом он уселся на стул и долго глядел на Грегора, прежде чем наконец заговорить.

— Это так. — Он смерил Грегора расчетливым, оценивающим взглядом. — Что ж, тогда расскажите мне, сир, чего именно вы хотите?

— Признайтесь в том, что вы с Майлзом задумали и устроили. Вам не придется делать это публично. Мне просто нужно знать, Эйрел. — "И знать, почему".

— И тогда? — Граф с интересом ждал, что скажет Грегор. С таким видом он некогда проверял домашние задания маленького императора, выясняя, сколько тот выучил.

— Тогда ради блага Барраяра мы это замнем. Я уговорю Фордрозду отозвать обвинения, за недостаточностью улик. Вы прикажете Майлзу оставить своих наемников и прибыть сюда одному. Его и вашу безопасность я гарантирую своим словом Форбарры. Вы устранитесь от политической жизни. И, возможно, вам покажется более подходящим покинуть планету. Жить, скажем, на Зергияре.

— Если ты имеешь в виду ссылку, мальчик, так и говори, — огрызнулся граф. Грегор подавил автоматическое желание извиниться. Это был бы неверный ответ. — Не пытайся играть со мной в слова. Ты не забыл причину, по которой мы начали этот разговор? Что насчет Саймона?

— Ему я тоже гарантирую жизнь. Он сможет спокойно выйти в отставку. Разумеется, СБ будет охранять его. У меня нет никакого желания устраивать казни, Эйрел.

— Верю, что нет, — ответил Эйрел мягко.

Грегор не произнес больше ничего. Он ждал ответа. Граф встал и медленно прошелся к широкому окну. Он долго стоял там, вцепившись в подоконник и глядя наружу сквозь дымку силового поля. Грегор знал, что он видит. Окно выходило на Главную Площадь, как и окно кабинета премьер-министра в здании напротив. Грегор уже давно не глядел в свое окно. Зачем, когда эта сцена преследует его во сне каждую ночь, и самого графа — почти наверняка тоже? Он видел, что Эйрел в затруднении; в это мгновение тот выглядел очень старым и усталым. На короткий момент Грегор подумал, что Эйрел всерьез обдумывает его предложение. Подумал, что для них всех еще может быть надежда.

— Нет.

— Ради бога, сэр, будьте благоразумны! — выкрикнул Грегор. — Нет смысла больше отрицать факты.

— Вот почему я не отрицаю ни один из фактов, сир, — отозвался Эйрел с абсолютным спокойствием.

Если бы только Корделия была здесь! Она была единственным человеком, способным пробиться через все слои непоколебимого форкосигановского упрямства. Грегор мог лишь попытаться.

— Когда графы признают вину Майлза, мне придется остаться беспристрастным. Я не смогу его помиловать, как бы сильно этого ни хотел. — От него потребовалось все самообладание, чтобы его голос не дрогнул на этих словах. Майлз. Почему?

— О, я знаю, — отозвался граф. — Я все знаю об императорской беспристрастности, в том числе о том, насколько это болезненно. Я сделаю все, чтобы избавить вас от подобной необходимости.

Он действительно думает, что может выиграть? Больше трех четвертей Совета затаили недовольство на Эйрела Форкосигана по тем или иным причинам. Даже те, кто не видит, с какой стороны дует ветер, а его раздувает Фордрозда.

— Эйрел — прошептал Грегор тихо, умоляюще. — Не заставляй меня делать это. Пожалуйста.

Граф печально покачал головой.

— Извини, Грегор. Я не могу облегчить тебе этот путь. Не теперь.

Грегор не в силах был больше этого выносить.

— Но почему нет?!

Граф встретился с ним взглядом.

— Потому что Барраяру нужен император, которому хватает смелости смотреть в лицо правде. Я не могу солгать тебе, Грегор, даже ради… ради Майлза.

Ложь, чертова ложь, только произносимая с такой искренностью!

— Тогда почему бы вам просто не рассказать мне то, что знает Айвен!

Гнев снова блеснул в серых глазах графа.

— Если бы вы позволили Саймону делать его работу, у нас был бы шанс выяснить это. Пока что, сир, я не могу рассказать вам то, чего сам не знаю. Если вы настолько убеждены, что ваши советники устроили заговор и что-то от вас скрывают, тогда предлагаю — нет, даже настоятельно рекомендую, как ваш премьер-министр — распорядиться об Аудиторском расследование по этому делу. Немедленно.

Он серьезно считает, что Грегор настолько глуп, что не подумал об этом сам в первую очередь?

— Вы имеете в виду какого-то конкретного Аудитора, сэр?

— Не мне это предлагать, сир.

— Не вам, — отрезал Грегор. — Это же вы назначали каждого из них.

Ну, не считая одного. Грегор немного поигрался с мыслью отправить лорда Аудитора генерала Форпарадиса на Колонию Бета, и мозг у него при этом чуть не расплавился.

Лицо Эйрела потемнело.

— Вы хотите оскорбить не только мою и Саймона честь, но и честь всех Голосов, которые вам присягали. Что дальше, сир? Фордрозда ослепил вас настолько, что вы не видите ничего, кроме лести и измены?

Грегор вздрогнул. Эти слова уязвили его больше, чем все, что он услышал за сегодня. Это была цитата, известная каждому барраярскому школьнику: именно это сказал своему брату Юрию принц Ксав Форбарра за месяц до того, как началась гражданская война.

Грегор уже не помнил, как давно познакомился с историей своего двоюродного деда Юрия. Тот сошел с ума задолго до того, как нашел свою смерть, и все же люди оставались ему верны. Вплоть до того самого дня, когда он обвинил свою семью в измене. В этот день они восстали против него, потому что он не оставил им иного выбора. В этот день необоснованные подозрения воплотились в беду, которую он сам на себя накликал. Грегор знал, во всех неаппетитных подробностях, от которых он долго не мог спать по ночам, как именно умер Юрий. Первый удар ему нанес Эйрел.

И еще одну вещь Грегор прекрасно знал и поклялся никогда не забывать. Юрий унаследовал безумие от своей матери. Прабабушки Грегора.

Эйрел знал все эти страхи из его собственных уст, он успокаивал Грегора, когда тот был маленьким, а вот теперь он осмелился играть на них? Это усугубляло его предательство в тысячу раз.

— Довольно, — процедил Грегор сквозь стиснутые зубы. — Пытаться. Мною. Манипулировать.

Эйрел дернулся, словно Грегор ударил его в буквальном смысле слова.

— Я никогда, ни разу, ни единым способом не пытался манипулировать вами. Что бы ни говорили люди, вы знаете, что я не сделал из вас куклу...

— О, да. Вам это не удалось.

Грегор понял, что зашел слишком далеко, еще не договорив эту фразу. Лицо графа совершенно побелело.

"О, нет".

Раз пять за всю жизнь Грегор был свидетелем страшного форкосигановского гнева, и подобный опыт забыть было сложно. Но ни разу он не видел, чтобы этот гнев был направлен на него самого. Эйрел глядел на него с безграничной яростью в глазах, стиснув кулаки.

— Вы совершенно правы, — процедил Эйрел. Ошеломленный Грегор не шевелился. — Но правы не так, как вы думаете. Я поклялся перед всем Барраяром, что воспитаю из вас такого императора, какого заслуживает ваш народ. — Голос графа был настолько тих, что едва слышен. — Это была самая важная задача, которую мне доверили за всю мою жизнь. И, похоже, мне действительно не удалось ее выполнить. — Он повернулся к двери. — Доброй ночи, сир.

Секунд двадцать после его ухода Грегор стоял, не сводя глаз с пустого дверного проема. Потом он подошел к тому окну, где раньше стоял Эйрел, и глянул вниз, на место своих ночных кошмаров. Главная площадь Форбарр-Султаны. Сейчас ее заполонил поток возвращающихся с работы барраярцев. Его народ. Взгляд Грегора как магнитом притягивали столбы в центре площади: столбы, к которым приковывали высокородных предателей, оставляя их умирать от голода у всех на глазах.

Разумеется, до этого не дойдет. Только не голодная смерть. Эйрел не станет безучастно смотреть, как умирает Майлз. Барраяр не останется безучастным к зрелищу смерти Эйрела Форкосигана. А Майлз с его наемниками не будут безучастно ждать, если Грегор не станет ничего предпринимать. В любом случае, не важно, как он сейчас поступит, все закончится гражданской войной. И смертью.

Ему тоже ничего не удалось.