The Hero (джен)

В полутьме четко выделяются два мужских силуэта, мужчины лет под тридцать и юноши, которому не исполнилось и двадцати, оба сидят в креслах возле горящего камина.

— Так, в чем проблемы, парень? — осведомляется чуть хрипловатый голос старшего из них. — Не нравится наша идея?

— Сама по себе идея верна и оправдана, — отвечает ему юноша, осторожно подбирая слова. — Дело не в ней, а скорее во мне. Эти демонстрации того, на что мы способны… они… это недостойно той цели, которую мы преследуем!

— Да, работенка грязная! Как раз для такой черни, как я! Это нужно для устрашения населения, не самая верная политика…

— Согласен... Но... ты откуда это знаешь? — удивляется тот.

— Регулус, мне уже за тридцать, думаю, что за свою жизнь я успел набрать достаточно опыта, — со смешком отвечает ему мужчина. — Но ты, ведь, не об этом хотел поговорить, верно?

— Я… — запинается юноша, кидая неуверенный взгляд на собеседника. — Просто мне кажется, что я какой-то не такой! Я не умею пытать и не получаю от этого никакого удовлетворения. Беллатрикс говорит, что я ни на что не годен и позорю ее.

— А от тебя требуют именно этого, пыток? — поднимает брови мужчина. — Не денег, не поддержки твоего рода, не власти, уверен?

— Нет, — тихо качает головой Регулус. — Все это могут дать мои родители, а от меня требуется лишь быть верным подручным Лорда. А у меня не получается! Я стараюсь, Антонин, но ничего не выходит! На днях я даже не сумел убить маггла, и Лорд…

— …проучил тебя хорошеньким Круциатусом! — подхватывает Долохов, щуря глаза. — Ты кричал?

— Я старался сносить все молча, — Регулус невольно ежится, вспомнив свои ощущения. — Хоть что-то же я должен оставить от фамильной чести.

— Это-то, и плохо, Лорд не любит равных себе! — хмурится Антонин, и жестом останавливает недоуменные восклицания Регулуса. — Ты сильный и гордый, и дерзкий — гремучее сочетание, не находишь? Такой же, как он, только в тебе нет злобы и непомерных амбиций, и условия жизни гораздо лучше: по сравнению с ним ты — избалованный маменькин сынок! Но ты — сын влиятельнейшего рода Британии, чистокровный, а он — никто, маггловский бастард, — добавляет Антонин, насмешливо глядя в расширенные карие глаза. — Он самоутверждается за твой счет, пытается доказать себе, что он сильнее, несмотря на то, что полукровка!

— Он кто?.. — задыхается Регулус. — Зачем ты мне это говоришь?

— Кто-то же должен, — философски пожимает плечами Антонин. — А зачем? Чтоб был осмотрительней, не болтал лишнего, и выбирал свой собственный путь! Или… ты уже его выбрал? — Долохов проницательно всматривается в бледное, растерянное лицо собеседника.

Регулус судорожно втягивает воздух, открывает рот… и, вдруг растеряв все слова, потерянно кивает.

— Почему все так, Антонин? — внезапно прорывает его. — Почему меня бросают все, кто мне дорог? Сириус, Беллатрикс, моя собственная мать?.. Я ведь умолял его остаться, я бы ради него на край света пошел! А он… просто… убежал посередь ночи, не сказав никому ни слова, вернул мне письмо, что я написал ему… Он его даже не распечатал!.. Написал поверх конверта, что я с остальной семейкой могу катиться к черту, что мы ему не нужны, что я еще пожалею, что не слушал его!.. — Регулус с каким-то отчаянным надрывом вываливает перед Долоховым свои самые сокровенные тайны, не задумываясь о последствиях. — Когда мать выжгла его имя с гобелена, изгнала из рода, я так радовался его боли… это ведь дико больно, когда тебя изгоняют. Я хотел, чтобы он катался в агонии, чтобы ему было также больно, как и всем нам! Только я тогда не знал, как это больно на самом деле… все ведь, справедливо, Антонин! Я заслужил все это: круциатусы, издевательства… я стал убийцей, палачом… — Регулуса трясет, сам того не замечая, он начинает раскачиваться на кресле, обхватив руками голову. — Эт-т-то я в-во всем в-в-виноват!

Долохов, не желая становиться свидетелем начинающейся истерики, подступает к делу радикально: призывает стакан с огневиски и насильно вливает его содержимое в слабо отбивающегося от него Регулуса.

— Пей! Не дергайся! Успокоился? Молодец. А теперь послушай меня! Ты не виноват, в том, что твоему брату нравился другой образ жизни, ты не виноват, что он не стал тебя слушать и оказался, в сущности, гораздо умнее тебя! Ты не виноват в том, что тебе хотелось жить! Как ты думаешь, как поступает Лорд с теми, кто ему не подчиняется?

— Убивает, — тускло произносит всем известную истину достойный сын блистательного рода Блэков. — Вместе с семьями.

— Именно, — Долохов устраивается в кресле поудобнее. — А чего ты такой хмурый? Смотри веселее! Ты — жив, твой брат — жив, на рейды тебя пока не берут, и вряд ли возьмут, уж, слишком ценная ты фигура. Встретиться с ним в бою — вероятность небольшая, а если его убьет кто-то другой, значит, такова судьба, ничего не поделаешь! Смотри на вещи философски! И не трать зря нервы!

Регулус с горькой иронией хмыкает и, стыдясь своей недавней вспышки, вновь замыкается в себе.

— Да не бойся меня, я странный, но я не кусаюсь! Не Фенрир, все-таки! — как ему кажется, ободряюще говорит Долохов.

— Я вовсе не боюсь, — сбивчиво возражает ему Регулус. — Я просто… — он вдруг вскидывается, пристально вглядываясь в лицо собеседника. — А зачем ты со мною об этом говоришь?

— Ты сам подошел ко мне, стало быть, у тебя были причины! — пожимает плечами Долохов. — Ты наивен, но не глуп, а значит, знал, кому хочешь довериться.

— А почему ты решил, что я хочу тебе довериться? — в очередной раз хмыкает юный Блэк, уже взявший себя в руки.

— Иначе ты бы не стал использовать заклинание звуконепроницаемости, — невозмутимо отвечает ему Антонин. — И где вызнал только!

— У Снейпа, — слабо улыбается Регулус. — Он любит такие штучки…

— Дурачок, — усмехается Долохов. — Сидел бы дома, книжки читал, так нет же, по-геройствовать захотелось! И откуда ты такой вылез, как из рыцарского романа! Чистенький, наивный, мечтательный! А это война, понимаешь? Война! Здесь грязно, мерзко, но только здесь можно почувствовать себя по-настоящему живым! Мне тоже не по нраву вся эта дрянь, которую мы делаем, но это единственное, что мы умеем делать! Мы! Не ты!

Регулус потерянно опускает глаза:

— Я… я постараюсь!

— Да не стараться тебе надо! — отмахивается Антонин. — А жить! С девушкой-то, был хоть раз?

— Н-нет… — запинаясь, мычит юноша, заливаясь краской.

— Вот, чудак! Попробуй, расслабляет.

— Так на ней же это… жениться придется.

— Да неужели?.. Ой, я не могу! — заливается хохотом Долохов. — Ну, ты даешь! Откуда ты свалился? С луны? Маменькин сынок! Да ладно, не дуйся! Ну, и анекдот! Рассказать кому — не поверят!

— Не смешно, — обиженно фыркает Регулус. — Я пришел за советом, а не за насмешками!

— Не огрызайся, целее будешь, — хмыкает Долохов, мгновенно растеряв все веселье. — Вот, тебе мой совет: живи сегодняшним днем, не заглядывая ни назад, ни вперед! Пускайся во все тяжкие! Когда прижмет тоской, гуляй по девкам! Все равно счастливой семейной жизни тебе не светит! Взгляни на меня, я еще достаточно молод, и лелею надежду, что в некоторой степени привлекателен, но я никогда не вступлю в брак, не продолжу свой род, и знаешь почему? Потому что я никогда не смогу отвязаться от этой жизни и своего прошлого! Не смогу защитить свою семью от Лорда, не смогу оградить их от тлетворного влияния метки! Рано или поздно, но они все равно станут слугами Лорда! Я не хочу этого. Лучше, уж, умереть в одиночестве! Я буду верен Лорду до конца, потому что я променял свою душу на своеобразные идеалы, и не жалею об этом! Это наша расплата, Регулус! Ради наших убеждений мы стали черными палачами, Упивающимися смертью! У тебя нет выхода, подави в себе все то светлое, что у тебя еще осталось, иначе сойдешь с ума…

— Я не хочу!

— А кто тебя спрашивает? Может быть, Лорд участливо осведомится, хочется ли тебе такой жизни, или твоя бесноватая кузина отвлечется от своей одержимости и заинтересуется, нравится ли тебе заниматься тем же, чем и она? А?

— Зачем же тогда мы служим ему, если не из преданности?! — запальчиво выкрикивает юноша. — Чего стоит наша хваленая честь? Зачем ты говоришь мне это? Зачем настраиваешь против него? Я думал, мы сражаемся за наши идеалы!

Долохов хорошенько встряхивает его за плечи:

— Да пойми же ты, наконец, дуралей, нет никакой преданности! Есть метка и ее рабы! И мы будем ей служить, хочется нам того, или нет! — Антонин говорит абсолютно серьезно, но в глазах его мелькает что-то, чему нет объяснения, по крайней мере у Регулуса: намек на какую-то безумную авантюру или просто отчаянная надежда на что-то, ему неизвестное.

— А как же?.. — Регулус похож на обиженного котенка, а то Антонин не знает, что на уме таких романтиков, как этот!

— Отличиться? Стать героем? Очень просто! Восстань против Лорда, уничтожь его! Не можешь? Значит, не лезь! — Антонин без всякой жалости обрубает на корню в беспокойно мечущейся душе юноши слабенькую, не оформившуюся еще до конца мысль о мятеже. — На той стороне, где ты сейчас находишься, героизму не место. Его здесь вообще нет!

— Что же мне теперь делать?

— Живи, Регулус, просто живи! — дай бог, это напутствие его сбережет, но что-то подсказывает Долохову, что его усилия напрасны.

Бунтарство Блэков — у них в крови.

* * *

— Хозяин, зачем мы здесь? Кричер боится.

— Так надо, Кричер, — тихо произносит юноша. — Дай мне кинжал!

Кровавые капли падают на жадно пожирающий их камень.

Кубок полный зеленого яда. Еще один. И еще…

Холодно! Как же холодно! Сириус, не уходи! Не бросай меня! Белла! Отец! Антонин… не бросай меня одного в этой пустоте!.. Не бросай…

— Хозяин, вы это сделали, — худенькая лапка домовика протягивает ему золотой медальон.

Но глаза уже почти ничего не видят.

— Замени на подделку, а этот уничтожь! Делай, что хочешь с ним, но уничтожь! Крестраж не должен спасти своего... хозяина!.. — безумно хочется пить, душно, невозможно сделать вдох, а стоит пошевелиться, как тело пробирает неуемная дрожь, переходящая в жуткую боль. Наверное, это и есть агония.

— Инфери, хозяин! Кричеру с ними не справиться!

— Уходи! Я кому сказал! Меня уже не спасти! Выполняй приказ! И уничтожь медальон!

— Прощайте, хозяин! — заплаканные глаза домовика — это последнее, что остается в памяти, когда вокруг смыкаются холодные руки мертвецов.

Все герои говорят что-то перед смертью. И мои слова таковы:

— Я все-таки стал героем, Тони! Я не смог просто жить…

Высшая доблесть — совершать в одиночестве то, на что люди отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей.

* * *

Изможденный, поседевший раньше времени, худой мужчина в серой тюремной робе сидит на каменном полу, скорчившись в попытке хоть как-то сохранить тепло.

— Эй ты, падаль! — раздается ленивый окрик охранника, делающего свой еженедельный обход. — Тебе письмо!

Заключенный медленно поднимает голову.

— От кого?

— А мне почем знать! — безразлично пожимает тот плечами. — Начальник тюрьмы разрешил тебе его прочесть, хотя по мне, тебе и этого жирно будет! Отошел к стене, живо! На, читай, может там яд, авось сдохнешь!

— Спасибо на добром слове, — кривит рот в слабом подобии усмешки узник, привычно уворачиваясь от заклятья.

— Не за что, подонок! — охранник смачно сплевывает сквозь прутья решетки и неторопливо продолжает двигаться дальше.

Мужчина поспешно разрывает конверт и разворачивает сложенный вчетверо лист гербовой бумаги. Подслеповато щурясь, подносит его к скудному свету, просачивающемуся сквозь узкое окошко под потолком, пытаясь прочитать несколько неровных строчек.

Прости меня, Антонин!

Каждый выбирает свой собственный путь. Я свой выбрал.

Ты во всем оказался прав. Спасибо тебе за тот разговор!

В этой жизни много сторон, и грань между ними так тонка…

Я слишком хотел стать героем.

Прощай…

Регулус.

P.S. Её звали Аннет. Кажется, я все же продолжил свой род.

Вернувшийся охранник испуганно пятится от заливающегося сумасшедшим истеричным смехом узника.

— Он все-таки смог, ай да сукин сын! Освободился! Белла, слышишь? Умер героем! Всех нас обошел! Вот молодец! Ха-ха-ха!..

* * *

Где-то в небольшой деревеньке на севере Англии хрупкая невысокая девушка в который раз отвечает на один и тот же вопрос темноволосого малыша:

— Почему у всех детей есть отец, а у меня нет?

Как же она устала юлить, а сын слишком любознателен для своих четырех лет.

— Он ведь нас не бросил, правда, мама? Тетя Ребекка говорит…

Как сказать ему правду? Он ведь еще так мал, а им нужно быть незаметными. А чашка вчера неспроста до потолка подпрыгнула и сама перекрасилась в красный цвет. Вот оно, наследство-то отцовское! Но сказать надо, хотя бы часть, остальное потом, когда он вырастет.

— Антонин, послушай меня, твой отец был необычным человеком, лучшим, из всех кого я знала! Он никогда не бросил бы нас! — горячо говорит девушка, ни секунды не сомневаясь в своих словах.

Следующего вопроса она ждет с замиранием сердца.

— А где же он тогда?

Никогда! Никогда ей не забыть ту серую сову, что одним взмахом крыла отсекла последнюю надежду на невозможное. Все, что у нее тогда оставалось, это его последнее письмо с указаниями, что делать дальше, да единственная колдография, доказывающая, что все это было не сном.

-Он погиб, милый, еще до твоего рождения, — лучше пережить боль от правды сейчас, чем всю дальнейшую жизнь отмываться от чужой лжи. — Он пожертвовал собой, чтобы спасти других хороших людей.

К черту! На Хогвартсе свет клином не сошелся! Они скоро уедут, во Францию или еще куда-нибудь. Главное, спрятать сына от того кошмара, который, по словам его отца, скоро начнется в старой и не особо доброй Англии.

— Он был героем?

Был или не был? Кто знает? Она просто любила его той сумасшедшей юношеской любовью, результат которой сейчас с надеждой смотрит на нее такими знакомыми карими глазами. Она никогда не нашла бы в себе сил разрушить и его, и свою веру.

— Да, сынок, он стал героем!

Герои ведь не умирают просто так, не оставив ничего после себя. И он оставил…

Через много-много лет на старом гобелене семьи Блэков рядом с именем Тедди Люпина появилась новая линия, потянувшаяся от давно выцветшего пятна, и на конце ее вспыхнуло еще одно имя:

Антонин Сириус Блэк…