Аудиенция (джен)

Когда Хенн Рау с его обычной назойливой непосредственностью попросился в гости к барраярскому императору, протокольная служба отказала ему не раздумывая. С монархом, кстати, не посоветовавшись. Аудиенция, да еще наедине, была бы для простого дипломата слишком большой роскошью — грубо говоря, раскрашенным рылом цетагандийский атташе по культуре не вышел. Эзар узнал, расстроился, что упустил такое развлечение, рыкнул на своих чиновников и приказал отыскать подходящий прецедент. Да поскорее.

Оказалось, цетагандийскому полковнику вполне по чину зайти сыграть с императором партию-другую. Дорка Справедливый, да не вертится он в гробу от поминания ежеминутно, еще до войны заложил основы барраярского валютного фонда, перекинувшись наедине в картишки с одним эскобарцем. Играл ли он честно, история умалчивает, но десять тысяч бетанских долларов выиграл.

Вопрос, во что играть, сразу стал предметом оживленных дискуссий между Эзаром и его давним знакомцем. Шахматы Эзар отмел под предлогом "негуманно", играть в кости Рау сам великодушно отказался, сославшись на то, что его везение выше среднестатистического, покер предоставлял его замаскированной гримом физиономии неоспоримое преимущество, а мудреную цетагандийскую головоломку с шариками и рычажками уже восьмой час подозрительно изучали ребята Негри, пыхтя от усердия. В результате сошлись на самом обычном подкидном дураке.

— Дурак, да еще подкидной... — мялся Рау, почему-то с недоверием поглядывая на окно. — А это не слишком опасно? Третий этаж все-таки.

— Не бойся, — пообещал Эзар, распечатывая колоду. — Ты персона уникальная, такими не разбрасываются.

Рау приосанился.

— Так, на что играем? — уточнил Эзар. — На деньги не буду. Это будет какой-то чертов политический казус, если император Барраяра возьмет деньги у проклятых цетагандийцев.

— А почему это ты у меня? — обиделся Рау. — Я, знаешь, не против выиграть.

— Тем более. В казне и так мышь повесилась, а император тратит деньги на цетагандийцев. Проклятых же. — Он обвел Рау взглядом и добавил безжалостно: — Причем смазливых.

— И ничего у меня не смазано! Я гем-грим всегда аккуратно накладываю. Или ты имеешь в виду нечто более пикан...

— Стоп, — твердо сказал Эзар. — Проехали. Это была шутка относительно твоей несуразно миловидной внешности.

— О, рад, что кажусь тебе привлекательным... Значит, мы можем сыграть на желание.

— Какое такое желание? — неодобрительно переспросил Эзар.

— На плотское, на какое же еще.

Император икнул:

— И как ты себе это представляешь?

— Если я выиграю, то разделю с тобой подушку! — гордо сказал Рау. — А если выиграешь ты, ну, ты разделишь подушку со мной.

— Нет уж, мне мои подушки нужны целыми и делиться я ими не собираюсь, — проворчал Эзар. Он посмотрел на перекошенные от разочарования линии фиолетового с оранжевым грима и сжалился: — Можем сыграть на раздевание.

— Если ты выиграешь, ты меня раздеваешь?

— Вот еще. Сам, все сам. — Эзар вспомнил свои давние труды по распаковке цета и решил, что больше такого не потянет.

Рау вздохнул.

— Ладно, — сказал он кротко. — Давай, бросай своего олигофрена.

Первый кон Эзар выиграл подозрительно легко. Конечно, Рау есть Рау, и когда раздавали ум, то он явно побежал любоваться на какой-нибудь особо красивый закат — или особо симпатичную задницу. Но и сам Эзар сейчас так крепко задумался, что же за холера заставила его давнего знакомца просить о личной аудиенции, что чуть козырного туза десяткой не побил.

— Твоя взяла, — цет сдернул с руки браслет и картинным жестом бросил его на пол. Металлическая штуковина покатилась с неожиданным грохотом и звоном, и за дверью кто-то сдавленно охнул.

— Все нормально, не дергайся, — произнес император громко и членораздельно. Некто за дверью притих.

— А я и не дергаюсь. — простодушно сказал Рау. — Я ерзаю. Это у тебя тут стулья неудобные.

— Неудобные! Видел бы ты мою парадную тронную табуретку...

— Табуретку? Зачем?

— А это я так пошутил однажды, понимаешь, — тоскливо вздохнул Эзар. — Оказалось, мои графы шуток не понимают, дураки такие...

— Подкидные?

— Я тебе не Безумный Юрий, — отрезал император. — Кстати, ты снова продул.

Второй браслет, грохоча, покатился за первым. За дверью чем-то заскрипели — возможно, зубами.

— Кто это там? — опасливо поинтересовался цетагандиец. Будто сам не понимал.

— А, это мои орлы из СБ... Ты просил аудиенцию наедине? Просил. Вот мои СБшники теперь и прячутся за дверями и нервно грызут косяки, пока Мое Величество сидит с тобой один на один.

— Как интересно, — удивился Рау. — Вот откуда эта замечательная резьба по всему дворцу... А у нас косяки курят. И орлов кормят, чтобы не ели что попало.

— Ты похоже, уже накурился... Ну кто бьет даму валетом?

— Ну... не знаю. Он как-то посимпатичней.

— Только ты опять проиграл, эстет. Смотри, без штанов оставлю. Впрочем, оно в традиции. Сколько вы спустили на той войне, небось, половину годового дохода с планеты?

Рау задумчиво почесал в затылке.

— Не знаю... Я в экономике как-то не очень. Я же атташе по культуре, не забыл?

В его голосе звучало такое наивное простодушие, что Эзар не выдержал:

— Да, кстати, я все хотел спросить тебя, чем ты занимаешься. Я собственные перчатки съем, если ты занят тем, чем... ну чем они обычно заняты, эти атташе.

У самих барраярцев штатным шпионам в посольствах чаще давали должность протокольного офицера, но эти цеты — такие эстеты...

— Ну, всякое, то да се... Ва уефесу! — неразборчиво выдал Рау, стаскивая через голову накидку.

— Чего?

— Путешествую, говорю! Смотрю разные миры, — объяснил он, пока Эзар раздавал карты. — Чаще за казенный счет, но как случится. Вот на Бете мне не понравилось: жарко, за билет пришлось платить самому, да и народ какой-то застенчивый. Хочу на Эскобар еще слетать, к старым приятелям...

Полковник Рау — координатор межпланетной разведывательной сети? Нет. В голове это не помещалось так же, как не помещается в кабину флайера лошадь. И все же... За что-то ему дали полковника? Эзар так мучительно задумался над этой мыслью, взрывающей всю его картину мира, что очередной кон прошел почти в молчании, и в дураках неожиданно остался сам барраярский император. Пришлось исполнять уговор.

— Эй, погоди, — всполошился Рау, — не знаю, чем обычно занимаются посольские атташе, но не надо есть галантерею!

— Думаешь, я совсем свихнулся? — удивился Эзар, кидая на пол пару парадных белых перчаток и обещая себе, что дальше будет внимательнее. — Одно очко за тобой. Продолжаем.

Императорское слово крепко, и больше он не проигрывал. Но так же крепко оказалось и упрямство полковника Рау, который всю игру болтал о чем угодно, только не о цели своего визита. Эзар успел выслушать декламацию плохой поэзии, узнать, что полковник прискорбно бездетен, убедиться, что тот предпочитает синие носки в белый цветочек и до сих пор неплохо сложен, ознакомиться с сомнительной цетагандийской пословицей, согласно которой "мужчину красят четыре драгоценности: серебро на висках, золото в кармане, глаз-алмаз и нефритовый стержень в штанах"...

Верные СБшники за дверью шумно дышали в щель и переминались так, что скрипели половицы по всему коридору. Чутье их не обманывало — императору грозила гибель: он чуть не помер от любопытства, гадая, что же привело цетагандийца сюда.

Когда счет достиг разгромного "восемнадцать : один", на Рау оставались одни лишь элегантные подштанники.

— Ну что? На следующем кону портки снимешь или грим смоешь? — поинтересовался Эзар язвительно.

— Штаны, — пообещал Рау и для верности взялся за завязку пояса. — Пусть я и побежден, но ведь благородный победитель позволит мне сохранить лицо?

Эзар застонал и бросил карты на стол.

— Прекрати этот стриптиз, — попросил он почти жалобно. — Ты можешь, наконец, нормальным языком сказать, зачем ты ко мне напросился?

— Соскучился, — с готовностью предложил Рау. Но, наткнувшись на нехороший императорский взгляд, оперативно поправился: — Ну, не только. Ты никому не расскажешь, а?

— В газете прикажу опубликовать, на первой полосе, — буркнул самодержец, но быстро спохватился: — Нет, это не такой барраярский обычай, только ради бога, не переспрашивай!

— Ты, как человек честолюбивый, должен меня понять. В посольстве меня почему-то не принимают всерьез, а я уже не молод, — потупясь, сообщил Рау. — А за такую крутую аудиенцию они будут просто обязаны мне повысить ранг. Нового звания, конечно, не дадут, но к гриму добавят еще один завиток, вот здесь. Знаешь, — прибавил он доверительно, — этот завиток так чудно скроет возрастные морщинки...