Клуб анонимных идиотов (джен)

В дыму ничего не было видно. Окна не открывали, чтобы проветрить, а люди курили в помещении, не желая выходить на трескучий мороз, ударивший три дня назад и никак не уходящий. С едким запахом табака мешался горький тошнотворный запах алкоголя, который лился рекой за каждым столом. Бармен стоял за своей стойкой весь зеленый, но отлучиться не мог — к нему одному-единственному выстроилась очередь от самого входа. Трезвые старались как можно скорее догнать тех, кто горячо спорил за столами, запивая свои эмоции пивом или чем-нибудь покрепче.

Невысокая, стройная и привлекательная не только для пьяного глаза девушка стояла в очереди к бармену и растерянно оглядывалась, будто ища взглядом кого-то. На самом деле искать ей было некого, попала она сюда случайно, послушавшись одного знакомого, рассказавшего ей про этот клуб. И все больше разочаровывалась в словах знакомого. Он описывал ей Клуб как место, где каждый человек может найти того, кто будет его по-настоящему понимать. На деле же заполненный дымом бар больше напоминал пристанище наркоманов, алкоголиков и бомжей. Вот рядом с ней за столиком сидит компания бородатых оборванцев, и все они беззастенчиво пожирают ее фигуру взглядом.

Кто-то сзади сильно толкнул ее в спину так, что она налетела грудью на барную стойку. Бармен сделал возмущенное лицо и, шутя, сказал:

— Мы натурой не принимаем.

— И на том спасибо, — девушка отряхнулась и оглядела бар, думая, что заказать. — Мне, пожалуйста, яблочный сок.

— Сок?! Мадмуазель, вы в своем уме? По правилам у нас нельзя пить безалкогольные напитки, — он открыл перед ней карту напитков. — Согласно правилам, вы либо пьете что-то с градусом или не пьете ничего и пьянеете от паров алкоголя.

— Я все больше сомневаюсь, что у вас тут Клуб Анонимных Идиотов, — скептично подняла брови она. — Больше смахивает на Собрание анонимных алкоголиков, — бармен в ответ усмехнулся и указал взглядом на карту. — Ладно. Напиток с градусом, говорите? Мне кефир, пожалуйста.

— Хороший выбор, красавица, жаль, он у нас с водкой смешан, — он доверительно наклонился к ней, пахнув в лицо перегаром, и сказал: — Честно вам скажу, гадость еще та. Но если хотите…

Бармен наклонился за стойку, но она поспешила отказаться от своего выбора.

— Пол-литра пива, — сказала она твердо.

— Для такой шикарной девушки вторая кружка — бесплатно.

Он налил ей так много, что белая пена полезла через край.

Она забрала пиво и отошла в сторону. Все места были заняты, поэтому волей-неволей пришлось выбирать, куда подсесть. Если верить тем правилам, о которых она знала, то подсесть можно куда угодно, тебе везде должны быть рады. Хорошо, что она не какой-нибудь бородатый бомж. Такому человеку сложно радоваться. Не то, что милой девушке, которая к тому же не прочь пообщаться. Пообщаться с тем, кто еще не сильно пьян и хоть немного соответствует ее возрасту. Как она успела заметить, никто от алкогольного правила не отказывался, все пили, даже кучка подростков в углу зала. Те, ко всему прочему, курили кальян. Дети. Которым на вид не больше четырнадцати. Курили. Кальян.

— Что-то с этим миром не так, — пробормотала девушка себе под нос и повернулась в другую сторону.

На глаза ей попалась компания: девушка и двое парней. В дыму невозможно было рассмотреть их получше, поэтому она просто решительно двинулась к ним, решив, что какими бы они не оказались, она все равно приземлится за их столик.

При ближайшем рассмотрении за столом сидели мужчина, молодой парень и девушка.

— Я присяду? — спросила она, подойдя к компании. Первым делом на нее посмотрел мужчина. Это был самый неприятный мужчина из всех, что она встречала за свою жизнь. Высокий, узколицый, длинноволосый, с недельной щетиной на лице. И рыжий. Длинные волосы и борода были ярко рыжими. Смотрел он на нее въедливо, будто глазами мог сделать рентгеновский снимок, и изучал ее взглядом.

— Конечно, — усмехнулся рыжий. — Лиза подвинется.

Лизой была девушка, сложившая длинные стройные ноги на парня. Выглядела она несколько вульгарно. Из-под рваной футболки с названием какой-то рок-группы виднелся черный кружевной лифчик, ноги были обтянуты узкими джинсами с декоративными заплатами. Высокие сапоги плотно облегали ее ноги. Длинные черные волосы с синим отливом разметались по всему дивану. Она подняла взгляд на пришедшую девушку и, усмехнувшись, подвинулась ближе к парню, который крепче обнял ее ноги и сделал глоток из стакана.

— Я Лиза, — она откинула волосы назад, поглядела на пришедшую, потом на стакан с пивом, который та принесла. — А ты?

Лиза имела противную привычку лениво растягивать слова. Получалось это как-то слишком пошло и развратно. Ее парень, видимо, это замечал и ему нравилось.

— Я Вика, — она старалась не глядеть на мужчину с отвращением и отводила взгляд от Лизы, чтобы не показалось, что она нее пялится.

— Этот рыжий и бородатый — Иван, — Лиза взяла на себя ответственность представить всех членов компании. Вика про себя усмехнулась, Лиза действительно представляла ей «членов» компании. Забавная игра слов получалась. — А он, — Лизин палец с наращенным ногтем указал на парня. — Егор.

До этого мгновения Егор прятался за дымовой завесой, но сейчас дым на мгновение рассеялся, и Вика смогла его рассмотреть. Худощавый темноволосый парень, в узких очках с толстой черной оправой. Отсутствующим взглядом он смотрел куда-то перед собой и лениво гладил Лизины ноги. На нем была рубашка, вся заляпанная какими-то яркими пятнами, на его шее блеснула цепочка, а то, что висело на ней, скрывалось за воротником. Вике почему-то резко захотелось распахнуть рубашку и посмотреть, что там висит на цепочке. Но она сдержалась.

— У вас тут всем, что ли, алкоголь продают? — спросила вместо этого она, указывая кивком на подростков, куривших кальян.

— Здесь анархия, — отмахнулся Иван, потягивая из своей кружки пиво. — Можно всем и все. Они даже потрахаться могут посреди зала, никто им и слова не скажет. А все почему, Виктория? Потому что каждый сам кузнец своей жизни. Каждый сам выбирает свой путь. Кто-то приходит сюда набухаться, а кто-то поговорить, бухая. Ты вот пришла говорить. Мы тоже. А они свою жизнь решили посвятить пьянству.

— Бред какой-то, — Вика откинулась на спинку дивана и снова посмотрела в сторону подростков. Все по парочкам целовались и обильно запивали поцелуи жидкостью непонятного цвета. — Как можно сделать такой выбор? Куда смотрят их родители? Я бы своим детям такого не позволила!

— Не позволила? — Иван заинтересованно подался вперед, до Вики донесся противный запах перегара, исходящий от него. — А ты их родила уже, чтобы позволять? Их родители смотрят на дно стакана или только на себя. Плевать им на детишек, откупаются от них дорогими подарками и деньгами, вот детишки и ходят куда попало, пытаются философствовать и учатся разбрасываться деньгами. А на деле получается только светиться своими гаджетами и выставлять на показ свою тупость. Никто их всерьез не воспринимает, внимания не обращают. Набухаются, поскандалят и съебутся по домам, чтобы потом фотками хвастаться. А на фотках, кроме дыма, ничего и не видно. Зато круто — бухают и курят.

— Заебись! Вот это цель у людей в жизни! — воскликнул Егор, сбросил лизины ноги со своих коленей и потянулся к бутылке, стоящей на столе. — Тоже такую хочу. А то моя уж больно сложная.

— А какая у тебя цель? — Вика мгновенно переключилась на Егора, забыв про Ивана. Егор решил не заморачиваться и сделал внушительных размеров глоток из горла, отодвинув граненый стакан в сторону.

— Цель? У меня? — он вытер тыльной стороной ладони виски, потекший по подбородку, и посмотрел на Вику. — Уж посложнее, чем просто бухать всю жизнь. Я лекарство хочу создать от рака или от СПИДа. Но в идеале от всех болезней. Панацею. Только представь себе препарат, способный вылечить одновременно и пресловутую простуду и туберкулез! Это же перевернет весь мир! Но мне до этого еще как пешком до Китая. Даже еще больше. Я даже диплом еще не начал писать. Что там писать: я тему-то не помню. Но не в дипломе дело, а в том, что в универе нас пока научили только тому, что органику в раковину сливать нельзя. Не всякий эту органику и создать-то может. Я могу. До панацеи только меня еще целая жизнь отделяет.

— Трахнуть Лизку — вот твоя единственная цель, — неприятно усмехнулся Иван. Было в его ухмылке что-то звериное, наглое и настойчивое. Казалось, он скалится, а не улыбается. И во время усмешек запах перегара становился сильнее. — Лизонька, осчастливь мальчика, лиши его девственности. А то что он будет делать, когда панацею свою создаст? Надо же ребенку знать, что делают с девушкой. Он же, наверное, думает, девушка нужна только, чтоб дети почкованием появлялись.

— Иван Сергеич, — Егор скривился, а мужчина в ответ на эту гримасу только еще шире усмехнулся. Тогда терпение Егора, видимо, подошло к концу. Было похоже, что он и до прихода Вики терпел подколы со стороны рыжего. И именно в этот момент ему надоело терпеть. Он спокойно взял со стола бутылку, глотнул, а остатки вылил на голову мужчине.

Вика могла предположить все, что угодно. Самым ожидаемым для нее было бы то, что Иван бросился бы на Егора, который по сравнению с ним выглядел спичечным человечком. Но Вика никак не могла предположить такого развития событий.

Иван громко рассмеялся, запрокинув рыжую голову и обнажив желтые зубы, Егор тоже ржал. По-другому смех парня сложно было назвать. Пьяно подхихикивала им Лиза. Но ей как будто не было до них дела. Наверное, она привыкла. А Егор и Иван пожали друг другу руки. Потом мужчина рукавом свитера грубой вязки утер лицо, ладонями провел по волосам и облизал руки, чтобы ни капли виски не пропало. Егор в это время пошел за второй бутылкой.

— У них так всегда, — Лиза наклонилась ближе к Вике. Девушку сразу обдало резким приторным запахом дорогих духов и еще чего-то липко-сладкого. — Я с ними сижу всегда только потому, что каждый раз они что-нибудь вытворяют друг другу. Вчера Егорка запустил в Ванчика стаканом, а тот заржал и сунул ему в рот пучок укропа. Придурки.

Вика предпочитала молчать и наблюдать за немного странной компанией. Они походили на безумную троицу из сказки про девочку Алису. Егор точно мог бы стать зайцем, а Лиза шляпником, который играл тоже больше роль наблюдателя. Иван же был бы Чеширским Котом, своей улыбкой мужчина точно мог бы потягаться с улыбкой кота.

Вернулся Егор с бутылкой без наклейки, поэтому Вика не смогла определить, что в ней содержится. В любом случае, что бы ни содержалось, это будет выпито совсем скоро. Парень уже разливал жидкость по стаканам: себе и Ивану. В полумраке и дыму сложно было различить даже цвет жидкости. Вика сделала большой глоток пива из своей кружки, будто на что-то решаясь, и задала вопрос. Тишина за их столом водопадом рухнула вниз и разлетелась на капли. Девушке даже показалось, что она ощущает эту разбившуюся тишину у себя под ногами.

— А о чем обычно вы разговариваете в своем клубе?

Иван посмотрел на нее как на непроходимую идиотку. Лиза и Егор поддержали его в этом. Пауза затянулась, и Вика действительно почувствовала себя непроходимой идиоткой, которой здесь не место.

— О Боже, — протянул Иван, откинувшись на спинку дивана, — в этом клубе мы разговариваем обо всем. Любой найдет себе здесь собеседника по уму. Нельзя только разговаривать о своем идиотизме. Мы все здесь, в понимании клуба, идиоты. И у Лизуни и Егорки есть своя странность. Эти странности не обсуждаются. А так, говорить можешь, о чем вздумается. Хочешь, можем обсудить безвкусность юбки вон той девки, — Иван мокрым пальцем указал на девочку из компании подростков. — Хочешь, поговорим на более серьезные темы.

— А о чем вы говорили до моего прихода? — Вика произнесла эти слова привычным для себя выпытывающим тоном и резко прикусила губу. Она подумала, что выдала себя и свою профессию с потрохами, с таким предательским любопытством прозвучал ее вопрос. Она чувствовала себя не на самовольной вылазке в интересное место, а на запланированном интервью со знаменитостями. Ей даже показалась, что перед ней лежит диктофон, в руках она держит блокнот и ручку, а сумка с фотоаппаратом готовая стоит под боком. Но всего этого не было. И компания ничем не проявила своей догадки о ее профессии.

— О том, чего в этой жизни нет, — Егор безжалостно опрокинул в себя еще один стакан. — О смысле жизни. Понимаешь? — пытливо вглядываясь ей в глаза, он действительно выглядел так, будто его интересовало, понимает она или нет. — Смысла в этой жизни нет. Я так считаю. Иван Викторович со мной спорит. А я сразу тебе скажу: для меня смысла нет. Ради чего жить? Чтобы потом сдохнуть? Ну, если только для этого… Остальное так, херня, — он безразлично махнул рукой и со шлепком опустил ее на бедро Лизы.

Иван хотел что-то вставить после его короткого монолога, но репортерская скорость в придумывании вопросов и задавания их опередила его. Вика, не долго думая, выпалила:

— Но ведь у тебя есть цель? — она сама не понимала, откуда вопросы берутся. Слышала, что говорит Егор, и сразу понимала — вот о чем надо спросить. Когда вопросы рождались вот так спонтанно, сами, Вике хотелось думать, что журналистика — это ее дар. И она думала так.

— Я же сказал: цель — херня, — еще одна порция алкоголя залилась внутрь молодого человека. — Ну достигну я цели, не достигну… Какая кому разница? Похуй всем на это. Понимаешь? — он повторил вопрос несколько раз. — Создам панацею. И что? И ничего. Просто все люди будут здоровы. А в конце все равно смерть, ящик, траурный марш и вечное гниение, включение в круговорот веществ, — говоря, он спокойно отстукивал ногтями по столу траурный марш. — Вот если бы за достижение цели всей своей жизни давали что-нибудь… — тут уже Егор опередил Вику. Она хотела задать вопрос, но он ответил на него, стоило только ей раскрыть рот. — Возможность реинкарнации, например. Или бессмертие. Я бы за достижение своей цели попросил бессмертие. Все-таки и цель не простая.

— Нобелевской премии тебе за твою цель много, — запрокинув бутылку, Иван пил из горла, и жидкость стекала по его короткой бороде. — Бессмертие он захотел. Грамоту выдадут, ручку пожмут и гуляй, Вася.

— Мне кажется, у Егора цель, достойная хорошей награды, — возразила Вика под короткий неопределенный смешок Лизы.

— Цель у мальчика достойная, а мальчик совсем недостоин такой большой награды, — запустив руку в рыжие волосы, Иван смотрел не на собеседницу, а Егору в глаза и хищно скалился. Приглядевшись, Вика для себя отметила, что у мужчины страшно длинные вампирские клыки, поэтому его наглая улыбка и похожа на жуткий оскал.

— Можно подумать, ты достоин хорошей награды, — протянула Лиза и, с вызовом глядя рыжему в глаза, снова положила свои ноги на колени Егору, как бы признавая его правоту. — У тебя и цели-то нет.

— А что такое цель вообще? — вдруг спросил он. Никто ему не ответил, снова повисла пауза. Иван усмехнулся своим мыслям, потянулся к кружке пива, стоящей рядом с Викой, и лишь из вежливости спросил: — Будешь? — не дождавшись ответа, принялся методично вливать в себя теплое пиво. Лиза во все глаза смотрела на него со странным выражением, будто ожидала, какой следующей будет его выходка.

— Цель, ребятки, вещь совершенно и абсолютно бессмысленная, — слишком резко изменилось выражение в глазах Ивана, стало отчетливо видно, что он пьян. Вика побоялась даже себе представить, сколько он выпил еще до ее прихода. — Ее в любую секунду можно изменить. Вот сейчас я мечтаю написать книгу, которая перевернет весь мир, а через пару секунд я услышу какую-нибудь новость или кто-нибудь мне что-то расскажет и мне захочется делать в своей жизни совершенно другое. Не книгу писать, а ракеты строить. Это я так, к примеру, — он обвел все слушателей внимательным взором, проверяя, все ли его слушают. Слушали все. — И если она может так меняться, то, может, смысл жизни не в том, чтобы иметь цель? Он в чем-то другом. В поступках, в действиях, в словах.

Он замолчал, тяжело вздохнул и снова запрокинул голову, прижав к губам горлышко бутылки. Задумавшись, Вика следила, как двигается на шее его кадык, как он тыльной стороной ладони вытирает рот, как он обводит всех тяжелым взглядом.

— Иван Петрович, — Егор подпирал голову одной рукой, а другой выводил какие-то узоры на столешнице. — В чем же тогда смысл моей жизни? Мне двадцать один год…

— Исполнится через двадцать лет, — по лицу Ивана было видно, что ему лень подкалывать Егора, что он хочет сказать что-то более осмысленное, но не может не поддеть парня. Все ехидные замечания в сторону Егора вырывались у него машинально.

— Иван Алексеевич, — голос парня звучал с детским упреком. — Не перебивайте. Мне двадцать один год, у меня впереди вся жизнь. Мне надо жить, а я не понимаю, для чего мне это надо. Я утверждал, что смысл жизни в том, чтобы стремиться к цели, — вы отвергли мою идею. И несете какую-то ерунду. Ни хрена не понимаю, что вы там пытаетесь донести до нас. Объясните проще, зачем я живу уже двадцать один год и зачем буду жить дальше. Ведь если незачем, то можно покончить с этим раз и навсегда.

— Так иди и покончи, — Лиза брезгливо смахнула его руку и отодвинулась. — Ты свою жизнь прожигаешь — лучше пойди и удавись. Если сможешь. Еще ведь смелости надо набраться.

— Смелости? — нахмурившись, Вика недоуменно посмотрела на девушку.

— Да, смелости, — Лиза скрестила руки, отчего рваная футболка сползла ниже, и Егор во все глаза уставился на открывшуюся его взгляду грудь. — Попробуй пойти да перерезать себе вены. Хватит смелости?

Вика нервно усмехнулась и покачала головой. Нет, на такое у нее точно не хватит храбрости. Ей повезло, она прожила на свете двадцать семь лет и ни разу за эти годы не задумывалась о самоубийстве.

— Вот видишь, — с тоном знатока сказала Лиза. — Поэтому я и уважаю самоубийц. Кто-то может сказать, что это слабые люди, потому что не нашли в себе силы жить дальше. Я же считаю, что не меньшей силы духа надо, чтобы решиться умереть. И не просто умереть, а убить себя. Ты — это самый дорогой человек в твоей жизни. Многие люди побоялись бы и чужого человека убить, а самоубийцы решаются убить себя. Ты, Вика, этого не поймешь, — однако Вика понимала ее. — Когда смерть от чужой руки подкрадывается совсем близко, отчаянно хочется жить, существовать. Дышать и понимать, что жизнь не окончена, пусть даже в этой жизни нет никакого смысла. Просто хочется жить. И представь, ты сам пытаешься убить себя. Это какой же путь осмысления своего существования надо пройти… Как решиться на то, чтобы лишить себя того, чего так сильно хочется, когда смерть так близко? Они решаются, Вика, — Лиза разговаривала в этот момент больше сама с собой, глядя Вике в глаза. Но слушали ее все. Иван отставил в сторону бутылку и, сжав кулаки, в упор смотрел на девушек. Егор с жутким страхом в глазах не знал чем занять руки, то вцепляясь в волосы, то нервно рисуя узоры на столе. — Они решаются и лишают себя жизни. Добровольно умирают, потому что что-то поняли, — на этих словах Лиза вздохнула и откинулась на спинку дивана, запрокинув голову. В глазах ее блестели силой сдерживаемые слезы. — Только никому никто из них не рассказал, что же они поняли. Но я все время, слыша про самоубийц, думаю: может быть, в этом и есть смысл жизни? Может быть, смысл жизни в том, что понять это пресловутое «что-то» и прийти к добровольному расставанию с жизнью? Наверное, все они поняли, что жизнь бессмысленна, и поэтому им легче было уходить…

Она поднялась с дивана, откинула волосы назад, бросила: «Я сейчас вернусь». И ушла в сторону барной стойки.

— Реветь на унитазе пошла, — слова Ивана прозвучали пренебрежительно. Мужчина улыбался, будто больше никак свои эмоции выражать не умел.

— Вы так говорите, будто вам наплевать на ее чувства, — Вика постаралась упрекнуть его в безразличии, но сама понимала, что ей тоже все равно, какие мысли и чувства одолевают Лизу. Она не вызывала у нее положительных эмоций, пусть и не была такой противной, как Иван.

— Да ему на всех похуй, — Вика резко повернула голову на голос, прозвучавший совсем рядом. Это Егор подвинулся к ней поближе. Настолько поближе, что его лицо оказалось в дюйме от ее, она чувствовала запах его одеколона, прохладный и освежающий, и, наконец, могла детально изучить внешность парня в задымленном зале. От него не пахло перегаром, спиртом — вообще никакого намека на то, что он пьян, только влажный блеск в глазах.

— Вы с ним еще где-то встречаетесь? — задав вопрос, девушка поспешила отодвинуться, чувствуя, как пьяный взгляд парня завораживает ее.

— Он же не девчонка, чтоб с ним встречаться, — Егор тихо усмехнулся и повернулся к столу, решив наполнить все четыре стакана, неизвестно откуда взявшихся на столе. Один он протянул Вике и улыбнулся, когда его покачнуло и вся жидкость пролилась ему на джинсы. Между ними быстро распространился приятный запах можжевельника. Джин. Вика любила джин.

— Блять, — протянул он, закатив глаза. Схватил со стола салфетку и стал пытаться собрать влагу. Но джинсы были очень мокрыми, и непосвященному могло бы показаться, что он не пролил на себя джин, а описался. Выдавал лишь сильный запах можжевельника.

— Егорка, — ехидно подал голос Иван с другого конца круглого стола, — мальчик мой, ты или подгузники носи, или вовремя в туалет ходи.

И рыжий сам заржал над своей, как ему показалось, удачной шуткой. Вика с трудом подавила в себе желание запустить в него стаканом. Ее остановило понимание, что Иван не станет с ней церемониться и может сунуть ей в рот не только пучок укропа. Причем укропа на столе не наблюдалось, а Иван не производил впечатления скромного человека.

— От тебя слишком сильно пахнет можжевельником, никто и не подумает… — конец фразы она осторожно замяла.

— Все подумают. Все очень хорошо умеют думать. Напился джина и не удержал в себе. Так и подумают, — Егор сокрушенно отложил в сторону салфетку. — Пойду в туалете феном посушу.

Запах только усилится. Вика это знала, но Егору говорить не стала, поэтому он встал с дивана, сделал шаг и сразу затерялся в дыму. Девушке показалось, что он подошел к компании подростков и поздоровался с кем-то за руку. А потом она повернулась к столу и осознала, что осталась с Иваном наедине.

Пренеприятное обстоятельство. Пренеприятнейшее. Отвратительное. Кошмарное. Он откровенно ее разглядывал, развалившись на диване и запустив одну руку в длинные противно-рыжие волосы. Напряженно Вика ответила на его дикий, жадный взгляд, о чем тут же пожалела. На его лице появилась широкая ухмылка, похожая на звериный оскал. Так скалятся звери-собственники, не готовые делить с кем-либо свою добычу. Быть добычей Виктории не нравилось.

— Пойду, узнаю, как там Лиза.

Не дожидаясь ответа мужчины, она встала и стала прокладывать себе путь в задымленном зале к барной стойке, за одним концом которой скрывался туалет, если верить указателям. Пару раз она споткнулась об тела на полу. Один раз телом оказался старик в лохмотьях, больше похожий на бомжа, чем на члена Клуба анонимных идиотов. Хотя, может быть, его идиотизмом было ношение лохмотьев? Во второй раз Вика споткнулась от того, что кто-то на полу схватил ее за лодыжку. Она наклонилась, и ей стало плохо. Так лежал подросток лет четырнадцати в явном наркотическом угаре. Несколько секунд он смотрел на нее пьяными безумными глазами, а потом истерически расхохотался, пытаясь ее обнять. Мальчишка источал запах перегара и чего-то синтетического, будто какой-то травки. Стряхнув его руки со своей ноги, она дошла до туалета без приключений, однако на входе едва увернулась от девочки-подростка, которая немножко не добежала. Ее стошнило прямо на пороге.

Вика сама теперь кое-как старалась подавить рвотные позывы. Осторожно она прошла к двери в женский туалет и увидела напротив дверь в мужской. Картина, открывшаяся ей, заставила бы улыбнуться любого. В неустойчивой позе, стоя на мусорном ведре, с такой прической, будто его ударило током, Егор подносил ногу к сушилке и пытался держаться за прикрепленное к стене бра. Мысленно пожелав ему удачи, Вика развернулась и вошла в женский туалет.

Уборная резко контрастировала с залом, где было темно, дымно и пахло спиртом и табаком. Здесь же стоял приятный запах клубничного мыла и духов, ярко светили лампы, и все было очень чисто. Из любопытства Вика заглянула в свободную кабинку: там царил порядок. Удивленная, она огляделась. Лиза должна быть где-то здесь. В одной из пяти кабинок. Из них три — закрыты.

— Лиза, — позвала она, — ты тут?

Тишина. На проверку две закрытые кабинки оказались пустыми, а в третьей, что у самой стены, было занято. Вика постучалась.

— Сейчас, — Лизин голос звучал как обычно. Хотя, если верить словам Ивана, она плакала.

За дверью было слышно шуршание, что-то упало, раздался скрип металла по плитке, цокнул каблук Лизиного сапога. После тяжелого вздоха дверца распахнулась. Викиному взору предстала Лиза. Не похожая на ту уверенную в себе шлюху, с которой Вика познакомилась, когда подошла к их столу. На унитазе с опущенной крышкой сидела растрепанная, разбитая, потерянная девушка. Если по голосу и не было заметно пролитых недавно слез, то по лицу это было видно очень отчетливо. Тушь потекла до самого подбородка, длинные острые стрелки расплылись вокруг глаз, сделав лицо девушки похожим на морду панды, ярко-алая помада на губах частично была содрана и искусана, а частично рамазана вокруг рта. На полу валялась сумочка, которую Лиза прихватила с собой, когда уходила. Из сумочки выпал телефон и лежал на полу экраном вниз. Вся одетая в черное, Лиза выглядела страшным пятном в этой чистой белой кабинке.

— У меня нет зеркальца, — по-мужски раздвинув ноги, Лиза свободно сидела на унитазе, как будто это для нее в порядке вещей. — Сильно тушь растеклась?

— Ну… Как бы тебе сказать, — Вика нерешительно помялась и отступила в сторону, открывая Лизе зеркало, висящее напротив кабинок. По-прежнему сидя на унитазе, девушка вытянула шею и увидела свою отражение.

— Бляяять! Сука! — она ударила кулаком по шаткой стенке. — Заново краситься придется!

Она раздраженно схватила сумочку и принялась рыться в ней, отыскивая, судя по всему, косметичку. Телефон она безжалостно пнула, и он врезался в стену, отозвавшись обиженным стуком. Косметичка отыскиваться не желала, Лиза выбросила на пол кошелек, расческу, водительские права, презервативы, тампоны без упаковки, детский носочек, вилку, крупную блестящую связку ключей, визитницу, раскрывшуюся на станице с карточкой из магазина нижнего белья, полетел в стену маленький плеер, а за ним на пол с грохотом рухнул планшет. Вика только успевала ахать от такого кощунства. Сама бы она никогда не позволила бы себе так обращаться с дорогими вещами. На плеере, и на телефоне, и на планшете было насовано яблоко.

— Подержи, — Лиза сунула в руки Вики ключи от машины. Та из любопытства глянула на логотип. BMW.

Пошарившись в сумке еще немного, Лиза окончательно распсиховалась и перевернула сумку. Все содержимое высыпалось на пол рядом с треснувшим планшетом. Сверху оглядев кучу, Лиза с первого раза вытащила косметичку и снова уселась на унитаз.

— Подождешь? — она подняла грязное лицо. Вика кивнула и спиной прислонилась к стене.

Лиза стала краситься. Салфетками стерла то, что жутко размазалось на щеках. Нанесла тональный крем. Подкрасила брови, которые оказались светлыми. Видимо, когда-то она была натуральной блондинкой, а не крашеной брюнеткой. Достала подводку, нелепо раскрыла рот и начала рисовать стрелки. Выглядело это действо весьма комично. Зато стрелки получились ровные и острые.

Когда Лиза красила губы, в туалет вошла девочка лет пятнадцати, посмотрела на себя в зеркало, от души харкнула в раковину. Не понятно, с какой целью она пришла сюда, но уходить быстро явно не собиралась. Чтобы убить время, девочка достала кошелек, чтобы, скорее всего, подсчитать, хватит ли ей денег на что-то. Карманчик с мелочью, оттопыренный и так слишком сильно, открылся, и монетки со звоном посыпались на пол, покатились в разные стороны. Вика, не сводя глаз, наблюдала за ней. Ползая под раковинами, девочка наткнулась на телефон, заботливо отфутболенный Лизой к стене. Девочка подняла его и удивленно оглянулась. Она только теперь заметила, что не одна.

— Это ваше? — Лиза оторвала взгляд от зеркальца, увидела, о чем спрашивают и, возобновив нанесение макияжа, безразлично бросила:

— Оставь себе.

Глаза девочки готовы были вылезти на лоб. Она хотела было переспросить, но потом решила, что лучше скорее уйти, пока Лиза не передумала, поэтому схватила свой кошелек и убежала. Монетки так и остались на полу, как будто были украшением .

— Зачем? — Вика погружалась в шоковое состояние медленно. Сначала ей отказало ровное дыхание. — Он же… там… Тебе не жалко? Дорогой… — потом слабину дал и дар речи.

— Завтра новый куплю, — бросив за ненадобностью косметичку на пол, Лиза поднялась и посмотрела в зеркало, поправила прическу, натянула поудобнее лифчик и напоследок улыбнулась отражению.

Вика с открытым ртом молча смотрела на девушку, которая как ни в чем ни бывало скидывала вещи обратно в сумку. Нашла духи, пшикнула себе на шею и куда-то в Викину сторону со словами «Пахнуть надо вкусно».

Из туалета они вышли вместе и в дверях столкнулись с Егором. Парень матерился так, что слышно было, наверное, даже в шумном зале. Одна его кроссовка была заляпана в рвоте. Скривившись, Лиза по стеночке обошла его и лужу. А Вика едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Егор выглядел еще комичнее, чем тогда, когда стоял на мусорном ведре.

Мокрые волосы стояли торчком, пятно джина совсем расползлось по штанине и источало сильный можжевеловый запах. Он покачивался, глядя на свои ноги. В ярком свете, падавшем из обоих туалетных комнат по разные стороны коридора, его лицо постепенно приобретало зеленоватый оттенок. Казалось, его сейчас стошнит. На кроссовки, которые и без того уже пострадали. Почему-то Вике не было ни капли не жаль его.

— Вот, возьми, — Лиза протянула ему салфетки и быстро ушла.

— Помоги мне, — пьяным взглядом Егор окинул Вику и прислонился к стене. Он едва держался на ногах.

Присев, Вика вскрыла упаковку салфеток, взяла сразу несколько. С диким отвращением провела по кроссовке, стирая густую смесь полупереваренных продуктов. Никогда больше она не хотела бы оказываться в такой ситуации. Покончив с этим, она зашла в туалет и тщательно несколько раз вымыла руки с большим количеством мыла. И вернулась к Егору.

— От тебя вкусно пахнет, — пьяно протянул он заплетающимся языком. — Я понюхаю еще?

Парень навалился на нее, прижав к стене, обняв одной рукой за шею. Некстати в девушке проснулся внутренний Иван, готовый язвить и острить на каждое слово, которое произнесет Егор. «Я тебе не кокаин, чтобы меня нюхать». Хотела бы она так сказать, но, почему-то, не сказала. Наверное, потому, что Егор внезапно присосался к ее шее.

— Эй! — она попыталась его отпихнуть. — Ты совсем обнаглел?!

Он шарил руками по ее телу, а она не могла никак его отлепить от себя. Сил не хватало. Да и не очень хотелось. Колокольчик в ее сознании тревожно звенел: «У тебя парень есть!». И она упорно не обращала на него внимание. На парня ей было наплевать. И убрать руки Егора со своих бедер она пыталась чисто машинально, только сильнее прижимая их.

— Снимите комнату и трахайтесь! Или хотя бы в кабинку зайдите, — возмущенная девушка смотрела на них так, будто они стояли перед ней абсолютно голые.

— Завидуй молча! — Егор усмехнулся и попробовал уйти, видимо, передумав приставать к Вике. С первой попытки сделать это не получилось. Запнулся об собственную ногу. После второй безуспешной попытки Вика схватила его под руку и вытащила в зал.

Возвращаясь к столику, они словно плыли в дыму, натыкаясь на других пловцов. Свет не горел нигде. Только в кромешной тьме курился дым, светились экраны телефонов и то и дело вспыхивали огоньки сигарет. Люди перемещались, выставив вперед руки, и походили на зомби. Егор совсем повис на Вике, обхватив ее за талию и губами касаясь ее шеи. Таща на себе его, Вика с трудом добралась до столика и бросила парня на диван рядом с Лизой. И без сил упала рядом. На проверку Егор оказался не только мертвецки пьяным, но и невероятно тяжелым. Он разлегся на диване, обняв Лизу за талию двумя руками и положив голову ей на колени. Та сделала вид, что не заметила.

За время их отсутствия со стола исчезла бутылка джина. Стоит заметить: когда они уходили, бутылка была полна почти наполовину. Зато теперь появилась самая обычная водка. И Иван безбожно надирался, не скрывая своих намерений. При этом он не терял сил язвить, острить и пожирать взглядом фигуры обеих девушек.

— Егорушка, — протянул он, посмеиваясь, — дорогой, в известном фильме еще говорили: пить надо меньше, надо меньше пить. Будешь меньше бухать, будет и хуек стоять. А так только девушек зря задержал в туалете. Я их заждался.

"Лучше бы еще ждал", — с отвращением подумала Вика, поймав на себе взгляд рыжего мужчины. Ей даже думать было противно, для чего он их ждал.

— Может, выпьем чего-нибудь более приятного? — покрутив в руках бутылку с водкой, спросила Лиза. — Вина хотите?

— Так давай сразу шампанского! — Иван ударил ладонью по краю стола и в упор посмотрел на нее. — Новый год же! Куранты там еще не били?

Это был интересный вопрос. В баре не имелось телевизора, поэтому о происходящем в мире можно было только догадываться. Лиза подняла руку Егора, словно та была не частью живого человека, а вещью, и посмотрела на часы.

— Четвертый час, — сообщила она. — Пропустили.

— И так каждый год пропускаем, — с нотками грусти в голосе заметил Иван. Вика даже удивилась, он может быть серьезным. И даже сумел сказать целую фразу без сарказма. — Так всю жизнь пропустить можно. Вы заметили, как она быстро полетела лет с пятнадцати. Год за годом считать не успеваем. Я помню, еще вот недавно школу заканчивал, аттестат получал и с пацанами в туалете коньяк разливал. И уже мне тридцать пять, есть своя работа и я взрослый. Когда это произошло? Когда я закончил университет? Когда я успел повзрослеть? Тебе, Лизонька, сколько лет?

— Семьдесят два, — она уже отправила какого-то парня за бутылкой красного вина. В этом деле ей помогла купюра номиналом в тысячу рублей, сунутая посыльному за ремень. И теперь девушка готова была во всеоружии отражать язвительные нападки рыжего.

— Сотню лет назад исполнилось, — неохотно отшучивался Иван, не желая терять свое звание главного язвы. — Вы хорошо сохранились, Елизавета, простите, уж не знаю, как вас по батюшке, — вдруг он стал совсем серьезным, пропало все веселье с его лица. — Я серьезно.

— Двадцать четыре мне, — она бездумно перебирала длинные влажные волосы Егора, отчего Вика вдруг почувствовала непонятный укол ревности.

— Вот! — победно воскликнул Иван. — Не успеешь оглянуться, а тебе уже сорок! И ты одна. Не замужем. Никому не нужна, — короткими фразами он рубил ее судьбу. — Старая. И уже никто не дает тебе деньги просто так.

— Найду себе богатенького папика, — глаза Лизы сузились, и она смотрела на Ивана со злостью.

— Не факт, — он вздохнул, словно жалея девушку. — Мне тридцать пять. Я до сих пор не женат. У меня нет детей. Дома пусто, никто не встречает меня, когда возвращаюсь. Даже кота или собаки нет. Зачем тогда вообще живу? Представляете, тогда, на выпускном еще, у меня девушка даже была, пожениться собирались, о сыне мечтали. И расстались. Теперь я бесцельно существую.

— Ну, ты сравнил, — Лизу усмехнулась, наливая себе бокал вина. — Ты же не сексуальная девочка двадцати четырех лет. И вообще хватит ныть. У нас Клуб анонимных идиотов. А не неудачников и лузеров.

— Я не ною. Я пытаюсь понять, — Иван отхлебну вино из горла и решил не отказываться еще и от водки. — Почему жизнь так быстро летит? В детстве казалось, жить вечно будем, ан-нет — через пять сорокет. Детей и жены нет — некому приготовить обед. И заебала работа — скорей бы суббота. Проходит за годом год — так скоро он умрет. Замечаешь? Чем старше, тем годы быстрее бегут. Примеров тому вагон и маленькая тележка. И вот вроде еще недавно за партой сидел, теперь работаю. И на горшке тоже недавно сидел. Ходить только не умел давно. Все остальное недавно. Что такое тридцать пять лет? Уже не молодой, еще не старый. Но где гарантия, что эта старость не подкрадется так же быстро и незаметно, как взрослая жизнь? Где гарантия того, что если я сейчас оглянусь, то не увижу ее за своей спиной? Может, меня там уже моя Смерть с косой караулит, — он сделал внушительный глоток. — И противно ведь даже не то, что тридцать пять лет пролетели так быстро, а то, что они пролетели настолько быстро, что я ничего значительного не успел сделать. Если честно, я сам себе противен, просто привык. Тридцать пять лет все-таки живу с этим человеком. И ничего стоящего не сделал. В юности главным в жизни считал семью, а только потом работу и деньги. Сейчас все поменялось. Главное — деньги, работа. Все это есть, получаю нормально, работа неплохая. Где же моя жена? Думал в универе, сама найдется. Не нашлась любимая. Стольких перетрахал, ни одна остаться не захотела, — "Да кто же с таким мудаком останется", — подумала Вика, скептично слушая пьяную исповедь. — Теперь вот детей хочу, а некому мне их рожать.

Он тяжело вздохнул, подпер голову двумя руками и замолчал. Молчание повисло противное, густое, такое, что ложками черпать. Лиза сидела мрачнее тучи и медленно потягивала вино. Егор откровенно храпел у нее на коленях, все еще источая запах можжевельника. Иван громко дышал, широко открытыми глазами смотря в столешницу. И только Вика чувствовала себя подавлено, она была здесь лишней. Наверное, ее одну в этой компании устраивала ее жизнь. Она не знала, как нужно относиться к ним. Жалеть или нет? Сочувствовать или презирать? Пока Вика их только пыталась понять. Безуспешно.

— Лиза, — позвал вдруг Иван. — Лизка, Лизонька, Лизуня, выйдешь за меня?

— Выйду, — Лиза отозвалась абсолютно безразлично, будто и не слышала, что ей предложил Иван. — Когда?

— Да хоть сейчас, — он достал из заднего кармана паспорт и с хлопком положил перед ней на стол. — У меня все есть, кроме колец. ЗАГС за углом.

— И у меня есть, — она решительно допила вино. — За углом, говоришь? Ну, пошли сейчас, — она встала. — Но только ради штампа. Чтобы был. Жить я с тобой не собираюсь, детей рожать мне, тем более, рано.

Они почти ушли. Встали, взяли, бутылку вина на двоих. Отпили из горла. Но Вика их остановила.

— Новый год. Первое число. Вы-ход-ной, — последнее слово она произнесла по слогам, чтобы оно дошло до их пьяных мозгов. — У меня дома магазин на первом этаже не работает и стоматология круглосуточная закрыта. ЗАГС-то уж тем более вас не ждет.

— C’est la vie*, — усмешка Лизы выглядела так, будто с самого начала знала, что так выйдет, поэтому и согласилась. — В следующий раз получится, Ивашка. Найдешь себе еще одну шлюшку и притащишь в ЗАГС прямиком из постельки, — и тут она засмеялась совсем как Иван.

Мужчина промолчал в ответ. Поставил перед собой два стакана. В один налил вино, в другой водку. Выпил по очереди из обоих. И стал повторять процедуру раз за разом. Лиза тоже молчала, перебирала волосы Егора, погрузившись в свои мысли. И только теперь Вика, не страшась быть рассекреченной, достала блокнот с карандашом и принялась строчить.

Они молчали до утра, пока не рассвело. Проснулся Егор, и все четверо разошлись, не сказав друг другу ни слова. Придя домой, соврав своему парню о том, где она встретила Новый год, Вика полезла в карман куртки за телефоном и нашла номер. С подписью. Номер Егора. Обернулась на своего парня и сохранила номер в телефоне, впервые установив пароль. Чтоб наверняка.

* * *

«В прокуренном зале не стеснялись пить даже подростки. Отовсюду лились разговоры, прислушиваться к каждому было сложно, поэтому пришлось выбирать что-то одно.

Услышав интересное изречение о смысле жизни, я поспешила к столику, за которым расположились…»

Вика закрыла журнал и глянула в окно. Увидев приближающуюся остановку, она спохватилась и подскочила. Пролезая мимо тел, облаченных в шубы и пуховики, Вика пыталась не потерять сумку и не повредить рюкзак с фотоаппаратом, без которого она не могла представить своей вылазки для сбора материала очередной статьи.

C посещения Клуба анонимных идиотов прошло две недели. Только закончились праздничные выходные. Сохранив себе номер Егора, Вика ни разу не позвонила ему, даже не предприняла попыток. Не вспоминала Лизу. И уж тем более не думала о противном Иване. За один вечер после того дня написала длинную статью и выбросила воспоминания о нем, чтобы после больше не вспоминать. Все выходные она неплохо провела со своим парнем, поэтому выходить на работу было особенно тяжело.

Это обстоятельство скрашивало лишь то, что Вика свою работу любила и страшно по ней соскучилась. После праздников должен был выйти с продолжительного больничного ее напарник, но этого не произошло, он только еще больше разболелся и совсем слег в больницу. И теперь Вика в гордом одиночестве, с наушниками в ушах, с фотоаппаратом в рюкзаке и диктофоном в кармане поднималась по ступенькам университета, где должна была написать статью о научный сотрудниках, выигравших какой-то международный конкурс.

Войдя в университет, она резко погрузилась в атмосферу студенческой жизни. Прямо на пороге целовалась какая-то парочка, навалившись на турникет, возле гардероба, громко смеясь и разговаривая, стояла компания парней, у буфета собралась огромная очередь, а охранник лениво осматривал Вику. Девушка подошла и протянула ему паспорт.

Под скользящими безразличными взглядами девушка прошагала по вестибюлю к лестнице, по которой несколько лет поднималась сама, будучи студенткой журфака. Теперь ее путь лежал несколькими этажами выше, где по какой-то нелепой случайности располагались биологи. В коридорах все было таким, как она запомнила. На втором этаже на доске объявлений так никто и не потрудился стереть неприличное слово их трех букв и иллюстрацию к нему. Каждый подоконник между этажами занимали девчонки, красящие губы. Со стен местами облетала краска. На четвертом этаже, который Вика раньше посещала чаще всего, вся доска объявлений по традиции была залеплена вырезками из статей уже печатающихся студентов. Когда-то туда одногруппники клеили и ее статьи, и все читали и хвалили. Вика постояла перед доской, разглядывая фотографии и вылавливая из статей отдельный фразы, а потом развернулась и поднялась на пятый этаж.

В коридоре, никого не стесняясь, стоял скелет. Наверное, он и потерял свои внутренние органы, которые валялись на полу рядом. Вика улыбнулась такому бесстыдству. Первым делом она посмотрела на доску объявлений. Ничего особенного там не было. Успехи преподавателей там не отмечали, только ученические достижения.

Нужную аудиторию девушка обнаружила в конце коридора. Постучавшись, вошла и поначалу не обнаружила никого.

Потом, немного стесняясь нагло вламываться, почти на носочках прошла в боковую комнату. Там за компьютером спиной к ней сидел человек в халате с длинными рыжими волосами, собранными в высокий хвост. Сначала было сложно определить его пол: длинные волосы позволяли сказать, что это женщина, широкие плечи и сильные руки скорее намекали на то, что перед ней мужчина. Все решила недельная щетина на лице, которую Вика увидела, когда мужчина потянулся к принтеру, стоящему чуть левее.

Она неловко кашлянула, привлекая внимание.

Мужчина обернулся, и Вика готова была ринуться в поисках туалета, такой сильный приступ тошноты накатил на нее, как только она поняла, что перед ней оказался никто иной как Иван, с которым она познакомилась в новогоднюю ночь в Клубе анонимных идиотов. В столь обыденной атмосфере он выглядел еще более неприятным, чем тогда в баре. При дневном свете Вика, наконец, смогла разглядеть его получше. В дымном полумраке Иван показался ей еще молодым, пусть и очень непривлекательным, но сильным и властным мужчиной. От той власти, которую тогда она видела в каждом его движении, осталась лишь власть во взгляде. Он выглядел уставшим от жизни, лет на десять старше своего настоящего возраста. В его мешки под глазами можно было складывать подарки от Санта Клауса. Все его непривлекательность только усилилась, благодаря сутулости и трясущимся, как у алкоголика со стажем, рукам.

Иван взглянул на нее и расплылся в улыбке.

— Виктория? — деланно удивился он. — Здравствуйте. Чем обязан?

— Здравствуйте, — отчаянно борясь с отвращением, Вика постаралась улыбнуться. — Я работаю в редакции журнала «Философия науки». Хотелось бы взять интервью у победителей международного конкурса и, если позволите, сделать пару фотографий, — заученная фраза звучала неуместно, но вырвалась у нее помимо воли, поэтому, смутившись, она поспешно переключила внимание на свой рюкзак с фотоаппаратом и стянула лямки с непослушной куртки.

— Мои коллеги ушли в отпуск, остался только я и лаборант, — Иван привел на стол, не обращая внимания на принтер, который выплюнул один за другим несколько листов на пол. — Если хотите, можете взять интервью у нас. Лаборант хоть косвенно и с косяками, но принимал участие в проекте.

Во взгляде Ивана едва заметно скользило то настроение, которое владело им полностью в Клубе. Серьезность работы еще не полностью сошла с него и, видимо, он еще думал о чем-то важном. И в то же время хотел уделить внимание Вике, словно жалел, что не уделили ей нужного внимания тогда. Только вот девушке такое его внимание было совсем не нужно. Ей лишь нужно было выполнить свою работу.

— Как же так? — рука, держащая тяжелый рюкзак замерла в воздухе, так и не опустив его на пол. — Мы же еще в декабре договорились с руководством, что вы в полном составе дадите нам интервью, было запланировано все: дата, время… Мы всей редакцией составили подробный список вопросов для каждого члена группы. Как так получилось, что сразу четверо сотрудников одной кафедры ушли в отпуск? Что за бред вы несете, как вас там… — она совсем расхрабрилась, подошла, нагло поднесла его бейдж к глазам, оттянув карман халата. — Иван Васильевич? Неужели все сорвется?

— Я же сказал, — к нему вернулась та ехидность, он, прищурившись, смотрел на нее и откровенно насмехался, — вы можете задать вопросы мне и лаборанту.

— Мне не нужен лаборант! — она не смогла бы передать словами, как сильно ее раздражал этот мужчина, как он был ей противен. — Мне нужно мнение людей, которые непосредственно принимали участие в разработках! Вы мне предлагаете одностороннее мнение! Да какой идиот захочет читать такую статью о научных разработках?! — она взмахнула руками, чуть не выронив рюкзак с дорогим фотоаппаратом, спохватилась и прижала его к себе, как любимого ребенка.

— Викуля, дорогая, — Вика откровенно скривилась и даже хотела продемонстрировать Ивану жестом, что ее тошнит от такого обращения, — это уже не ко мне вопросы. Идите к тем, с кем вы договаривались. Наверное, они и подписали заявления об отпуске всех моих коллег.

— А что ж и вы с ними не ушли в отпуск? — ехидно поинтересовалась Вика, скрестив руки на груди. На лице ее читалась обида, смешанная с досадой, злостью и отвращением к Ивану. Она хмурилась, усиленно отворачиваясь и не смотря на мужчину.

— Тут вот какая штука, — тоном восточного мудреца сказал Иван, поднимая указательный палец, хотя Вике сначала показалось, что он показывает ей неприличный жест, — у них дети, жены, а у меня одна жена — работа, расстаться с ней не могу.

«Расстался бы — жену бы себе быстро нашел». Если бы Иван умел приглядываться к людям, он бы видел в них не то, что хотел увидеть, а их мысли. Но он не умел.

— Да и должен же кто-то остаться за лаборантом приглядывать, студентов учить, документики начальству сдавать. Кстати о птичках… — он наклонился и поднял с пола листы, пренебрежительно выплюнутые принтером. — Уронил вот, — махнув листами, он бросил их на стол.

— Ладно, — с трудом собираясь с мыслями, Вика достала из наружного кармана большой блокнот и остро заточенный карандаш. — Нужно же хоть какой-то материал унести отсюда… Кто был руководителем проекта?

— Громов Иван Васильевич, — Иван безразлично махнул рукой, будто говорил не о себе, а совсем о другом человеке.

— Вау, — ехидно протянула Вика, записывая. — Кто еще принимал участие?

Иван послушно назвал ей остальных участников проекта, среди которых не оказалось ни одной женщины.

— С какой целью вы взялись за работу над данным проектом? В чем был ваш интерес?

— Конкретно мой? — Вика, глубоко вздохнув, кивнула.

Иван почесал карандашом затылок, ненадолго задумался. И стал рассказывать что-то о важности проекта, о своей любви к науке, о значимости разработок, проводимых ими. Вещал о высоких целях, и по нему было видно, что все это придумывает на ходу, что совсем не этим он руководствовался, берясь за работу. Вика предположила, что, скорее всего, он взялся просто от скуки и потому, что почувствовал прибыльное дело. Почему-то она была уверена: на такие дела у Ивана есть нюх.

— Я считаю, что каждый ученый должен стремиться к новым открытиям в своей области… — Иван хотел продолжить, видя, что Вика внимательно его слушает с включенным диктофоном в руках. Но за спиной девушки внезапно громко хлопнула дверь. Вика вздрогнула от неожиданности, чуть не уронив диктофон, и повернулась к источнику шума.

Источником шума оказался парень, склонившийся над столом, где он раскладывал еду. Кофе в большой кружке, ароматная лапша быстрого приготовления, пирожные, два бутерброда и салат в контейнере. Все выглядело очень аппетитно и источало ошеломительно вкусный запах. Вика было не голодна, дома она хорошо поела перед работой, но у нее потекли слюнки, стоило только ее носу уловить запахи еды. Парень возился с кружкой, засыпая туда сахар ложку за ложкой. С открытым от удивления ртом Вика считала. Восемь ложек. Парень размешал чай и поднял голову.

Рот Вики открылся еще шире. И Иван захохотал. Совсем так, как в ту ночь в Клубе. В Клубе анонимных идиотов.

Перед ней стоял Егор. И совсем так же, как она, таращился на нее не в силах подобрать слова и хотя бы просто поздороваться.

— Привет, — медленно протянула Вика. Она жадно разглядывала его. Белый халат в разноцветных пятнах, воротник свитера, видневшийся из-под него, длинноватые черные волосы, падающие на глаза, блестящие очки в черной пластмассовой оправе, серьга в левом ухе (и как она тогда не заметила?!), на руке вздутые вены, змейкой убегающие по запястью под рукав. И от него все так же ошеломительно вкусно пахло.

— Привет, — он будто испугался своего голоса и чуть не выронил кружку.

— Ну, вы как дети малые, — усмехнулся Иван. — Знаете, мне уже даже немного надоело строить чужое счастье, — они удивленно посмотрели на него. — Я имею в виду: обнимитесь уже и поцелуйтесь. Стоите как идиоты и мямлите что-то там.

— Иван Денисович, вы идиот? — в отношении к своему начальнику Егор оставался все таким же и готов был забыть, что перед ним стоит девушка, которая ему нравится. Мужчины встретились взглядами, и между ними завязалось что-то вроде немого диалога. Обмениваясь эмоциональными взглядами, они не замечали ничего вокруг.

Вика же в это время пораженно смотрела на них и думала совершенно глупую мысль. «Он же Иван Васильевич, а не Денисович?» На бейдже, она специально сравнила, было написано, что мужчину зовут Иван Васильевич. У Егора на кармане тоже имелся бейдж. Чудинов Егор Андреевич, лаборант, значилось там.

— Ты журналистка, значит? — наконец, Егор повернулся к девушке и ошарашил ее вопросом.

— Откуда?..

— Иван Владимирович сказал.

«Вы же молчали!» — так и хотелось воскликнуть Вике, однако она не поддалась этому порыву, помня, что ей, как журналистке, нужно уйти отсюда хоть с какими-то результатами.

— Да, я журналистка, — кивнула девушка. — И я не задала еще все вопросы, которые хотела. К тому же хотела спросить и у тебя, какое участие принимал ты? Иван Васильевич сказал, что ты тоже косвенно был занят в проекте.

— Занят? — он повернулся к мужчине, медленно поставил кружку на стол, сложил руки на груди и изобразил крайнее возмущение. — Вы называете это — был занят?! Вика, он называет это — был занят! А знаешь, что это значит на самом деле? — Вика внимательно слушала. — Егор, помой пробирку! Егор, повысь температуру! Егор, почему здесь так грязно! Егор, почему я все цифры узнаю сам? Егор, подай мне то и принеси это! Егор, мы обойдемся без твоих советов и мыслей, лучше просто делай, что говорят! А еще лучше совсем не думай! — он взмахнул руками и на пол упал какой-то подвернувшийся горшок со странным растением. Иван тяжко вздохнул, сочувствуя горшку и цветку. — Мальчик на побегушках, который вечно был занят! А остальные сидели, думали и чаек попивали.

Последнюю фразу он произнес убийственно спокойно и презрительно.

Вика поставила точку одновременно с ним. Он посмотрел на нее, потом на блокнот. Еще раз на нее. И еще раз на блокнот.

— Ты что, все записала? — спросил он как полный дурак. — Охуеть. Вот это скоропись.

— Брал бы с нее пример, — наставительно произнес Иван.

— Идите нахуй, — отмахнулся Егор. Иван открыл было рот, чтобы ответить, но Вика опередила его:

— Ладно, видимо, ничего толкового не выйдет без остальных участников. Давайте я вас сфотографирую и пойду договариваться о переносе встречи, — она полезла в рюкзак.

Егор и Иван начали очередную перепалку, сыпали остротами, язвили и изощрялись в оскорблениях. В другое время Вика с удовольствием бы остановилась и послушала, но сейчас невыносимо хотелось поскорее завершить свою работу и пойти куда-нибудь прогуляться. Она извлекла из рюкзака фотоаппарат и объектив и начала сборку. Мужские голоса отошли на задний план и звучали как фоновая музыка в фильме. Поднеся фотоаппарат к лицу, она сделала один снимок, не глядя, чтобы проверить настройки. Изменила некоторые параметры, сделала фото с другого ракурса. Получилось хорошо.

— Иван, встаньте вот сюда, — она указала пальцем на живописный уголок, заставленный цветами, между которыми теснились книги. — Голову чуть выше. Умный взгляд, — послышался саркастичный смешок Егора. — Умнее.

— Он не может. Наследственностью ум в этом существе не предусмотрен, а мутации организма не настолько сильны, — Егор победно улыбнулся. Вике хоть и был противен Иван, но все же она была в некотором роде пацифисткой, поэтому захотела как-то съязвить в ответ.

— Когда будешь фотографироваться, произноси мысленно эту фразу, по-другому умное лицо у тебя не получится, — однако Иван опередил девушку. Она вздохнула и снова повернулась к нему.

— Верните на место умное лицо, — она понесла фотоаппарат к лицу, не прекращая говорить. — Читателям интересен ваш ум, а не характер, — она сделала несколько кадров. — Теперь улыбнитесь, — еще пара снимков. — И руки на груди сложите, а лицо снова умное.

— Можно взглянуть, — Егор подкрался сзади и положил подбородок ей на плечо.

— Нет. Вставай туда же, — она сердито указала пальцем на скопление растений и направила объектив на парня. — Не делай умное лицо, выглядишь по-идиотски, немного улыбнись, — Егор улыбнулся. — Ну ладно, — она пожала плечами, — хоть как-то.

Стоило только камере издать щелчок сделанного фото, у кого-то зазвонил телефон. Звонкая мелодия разлилась по всему кабинету, становясь громче. Будто колокольчики звенели. Оба мужчины сразу повернулись к Вике, всем своим видом давая понять, что никогда не поставили на звонок такую мелодию.

Вика опустила руку с фотоаппаратом и полезла в задний карман джинсов.

— Да, Дима? — раздраженно бросила она в трубку. — Что случилось?

Дима, что был по ту сторону телефона, говорил очень громко, так что Егору и Ивану даже не приходилось особо прислушиваться, чтобы узнать, о чем разговор.

— Викуля, ты трупов не боишься?

— Нет, — она присела на край стола с фотоаппаратом в одной руке и с телефоном, прижатым к уху, — во второй.

— А занята?

— Очень, Дима, поэтому давай не томи.

— На Советском, около Загса, самоубийство, — затараторил Дима. — Ты же хотела сенсацию? Так вот она, лежит в снегу, скорая уже едет, полиция тоже. Торопись, а то скоро все обернут ленточкой и никого не пустят. Камеру захвати!

— Дима, я занята!

— Плюй на все дела!

Она сунула телефон в карман и, не сказав ни слова, принялась собираться.

— Вы на машине? — спросила она сразу у обоих, пока засовывала фотоаппарат в рюкзак и обматывала шею шарфом.

— На большом черном внедорожнике, — усмехнулся Иван, лениво развалившись на кресле, хотя в глазах его читалась готовность сейчас же бежать, куда она скажет.

— Но, я так понимаю, тебе нужен телепорт? Подожди пять минут, я за ним к физикам сбегаю.

Вика проигнорировала полную сарказма фразу Егора.

— Поехали, — бросила она Ивану и с громким «Вжик!» застегнула куртку.

Иван вскочил с места. Все его издевательская медлительность пропала. Он сбросил халат, достал из шкафа пальто и шарф. Сунул руки в рукава. Повесил шарф на шею. И почти бегом вылетел из кабинета. Подхватив рюкзак, за ним выскочила Вика. Егор только успел глянуть им вслед, а когда дверь захлопнулась, то с размаху ударил кулаком в тонкую стену, ему повезло, что в тот момент в соседней аудитории никого не было.

Иван, не видя ничего вокруг, бежал по лестнице, короткое пальто, как плащ, предпринимало попытки развеваться. Перепрыгивая ступеньки, Вика старалась не отставать. Они бежали как на пожар. У турникетов произошла заминка, но Иван бросил ей свой пропуск, вылетая на улицу. Через пару секунд выскочила туда и Вика, удивленно остановившись на месте. Иван исчез.

Нет, нашелся. На парковке. Рядом с действительно большим черным внедорожником. Вика не любила такие машины, но Иван рядом с ней производил впечатление буквально всемогущего человека. Забравшись в машину, она нервничала, путалась в ремне безопасности и безуспешно пыталась устроиться удобнее.

— Я знаю короткий путь, — выпалила она.

— Если ты о том, что по Ноградской, то я знаю еще короче. Минуты три — и мы там.

Вика промолчала, надеясь лишь на честность своего знакомого. И он не обманул. Свернул на какую-то пустынную улочку со старыми домами. Проехал мимо парка. Еще пару раз сделал повороты, один за другим. И выехал прямиком к загсу.

Там царило нездоровое оживление. Около входа в загс столпилась толпа народу. Столько и на свадьбы не собирается. Шум стоял невообразимый. Кто-то кричал, звал на помощь, некоторые женщины плакали, родители старались увести подальше детей, задающих вопросы. Компания школьников улюлюкали и громко смеялись, за что на них громко ругалась необъятная женщина в еще более необъятной шубе.

Вика выскочила из машины, стоило только Ивану остановиться. Побежала к толпе. Случайно столкнулась с каким-то чрезвычайно длинным парнем. Обменялась с ним рукопожатием. И они уже вдвоем стали протискиваться сквозь толпу со словами «Мы врачи, пропустите!» Иван поразился такому бессовестному вранью, усмехнулся и не спеша направился к толпе.

Пробраться сквозь скопище людей оказалось и правда очень сложно, но он, извиваясь всем телом, отстраняя женщин в сторону, расталкивая особенно тупых людей, подошел к самому краю. На этом краю находилась невидимая линия, которую все боялись переступать, будто если они подойдут к трупу слишком близко, с ними что-то случится.

Полиция еще не приехала и к трупу подходили все, кому не лень. По очереди подскакивали, снимали на камеру, фотографировали, некоторые набирались наглости и фотографировались рядом с телом. Перед Иваном стояло несколько человек, в их числе была Вика, схватившаяся за плечо Димы, и, кажется, она готова была потерять сознание. Так ее пошатывало. В руках она держала фотоаппарат, но поднять его не могла, прислонившись к другу.

«Вот дура. Всего боится. Храбрилась еще».

Он резко протиснулся между двумя женщинами, которые до этого ахали и закрывали рты ладошками якобы от ужаса. Теперь они принялись отчитывать Ивана за бестактность. Надо отдать ему должное, он не собирался их слушать. Он подошел к Вике. И посмотрел на труп.

К горлу подкатила тошнота. Непонятная сила сковала все тело. Он не мог пошевелить рукой. Не мог шагнуть ближе. Застыл на месте, не моргая. Не может быть…

На белоснежном снегу, как на мягкой перине, лежала темноволосая девушка. Длинные черные волосы разметались по снегу. Под неестественными углами вывернулись руки и ноги. Красивая шубка расстегнулась, являя всем на обозрение черный кружевной бюстгальтер на загорелой груди, подтянутый живот и татуировку в виде птицы, пролетающей над костром. Пальцами она словно пыталась за что-то схватиться во время полета. На лице с идеальным макияжем застыло выражение испуга, смешанное с горечью. Алые губы растянулись в печальной усмешке.

Лиза.

Иван пошатнулся, от осознания этого факта. И чуть не закричал, не желая верить в него. И все-таки это была она. Бледная, мертвая, но не менее притягательная. Они с Иваном были знакомы три года. За эти три года он не влюбился в нее, но что-то тянуло его к ней с первого дня знакомства. И теперь она лежит перед ним. Все бы хорошо. Только она не дышит. Глаза застыли. Тело на морозе уже почти начало стремительно остывать. Иван очень хотел подойти ближе, что-то все еще притягивало, но как только он старался сделать шаг, перед ним будто вырастала стена — непреодолимое препятствие, вызывающее тошноту и сковывающее движения.

— Сфотографируй ее, — сипло произнес он.

— Что? — Вика словно очнулась. Похлопала глазами и посмотрела на него.

— Сфотографируй ее, — едва слышно повторил Иван.

Вика потопталась на месте и стала приближаться к Лизе. Ивану казалось, что все происходит как при замедленной съемке. Вика с усилием переставляет ноги. Останавливается рядом с Лизой. Поднимает фотоаппарат. Немного нагибается, присаживаясь. Подносит камеру к лицу. Иван пристально следит, чтобы Вика сделала все хорошо. Несколько снимков — несколько щелчков. Вика возвращается обратно.

— Спасибо…

Пожала плечами. Расслабилась. Ему бы тоже не помешало. Чем-нибудь крепким расслабиться. Иван пораженно следит за Викой. Как она быстро приходит в себя, становится серьезной, и к ней возвращается эта журналистская нездоровая живость. Достав диктофон, она начинает подходить к людям и задавать какие-то нелепые вопросы.

— Вы видели, как это произошло?

— Долго она стояла на крыше?

— Кто-то пытался помочь?

— Скорую вызвали сразу?

— Она говорила что-то перед смертью?

— То есть, она умерла сразу?

На последний вопрос прозвучал ответ «да».

Она умерла сразу. Не мучилась. Полетела навстречу чему-то. Не пришлось ждать. Она встретилась со смертью сразу. Это хорошо.

Иван не знал, хорошо ли это было для Лизы, но для него это точно было бы хорошо.

Пока он стоял в трансе, события шли своим чередом. Вике удалось опросить многих до приезда полиции и скорой, сделать больше сотни фотографий тела с разных ракурсов. Потом приехали полицейские. Разогнали народ, прикрикнули на журналистов. Вика кивнула и вместе со своим коллегой оттащила Ивана подальше.

— Вы ее знали, что ли? — спросил Дима, когда они втроем уже стояли около машины и наблюдали за работой полиции.

— Дим, иди домой, — мрачно отозвалась Вика.

— Но я только…

— Пиздуй домой, — отчеканила Вика и послала ему угрожающий взгляд.

— Ладно, — он поднял руки, сдаваясь, и пошел прочь.

Иван и Вика остались вдвоем. Повисла давящая тишина. Вокруг них словно образовался пузырь напряжения, который был готов лопнуть в любой момент. Вике все казалось, что Иван сейчас сорвется.

Однако, что бы там ни думала Вика, Иван сидел в машине боком к рулю, опустив голову. Прочитать его мысли было совершенно невозможно. Во взгляде Ивана застыла беспомощная пустота.

— Пойдем выпьем? — сиплым голосом предложил он.

— Вы же за рулем… — Иван посмотрел на нее как на существо с другой планеты.

— Ты что будешь: виски или водку? — решив проигнорировать ее странное замечание, спросил мужчина.

Она неопределенно пожала плечами.

И они остались сидеть на месте.

Вика сильно замерзла, стоя на улице, но садиться в машину не спешила. Во-первых, ее никто не приглашал, во-вторых, не хотелось выпускать из поля зрения взгляд Ивана. Мужчина выглядел каким-то потерянным. Похоже, что он никуда не сможет поехать сам, поэтому и предлагал выпить. И без алкоголя вести машину не в состоянии. Осознав этот факт, Вика глубоко вздохнула и сунула руки в карманы, чтобы хоть как-то согреться. В кармане что-то смялось под пальцами.

Вспомнив что-то, она вынула руку из кармана. Между пальцами, согретыми перчатками, зацепился листок бумаги, который девушка протянула Ивану. Тот сначала не обратил никакого внимания, поэтому она махнула листком перед его носом. Он вскинул голову, на лице было все то же отсутствующее выражение. Иван, наверное, сперва и не понял, что она дает ему. Мысль, запинаясь об пустоту, бежала в его голове. На раздумье потребовалось не половина мгновения, как это раньше происходило у Ивана, а пара десятков секунд.

Потом он взял листок. И Вика проследила, как быстро изменилось его лицо. На смену пустоте пришли какие-то не опознаваемые эмоции. Брови сдвинулись, губы сжались в тонкую полоску, сузились глаза, выступили желваки. Он даже не моргал, тупо уставившись в листок.

— Откуда это? — четко проговорил он, словно отчитывал провинившегося ученика.

— Было у нее в руке.

— Читала?

— Нет, так пробежала глазами. Не до этого было.

— На, — он сунул ей записку.

«Аэтатемофобия — боязнь старения.

Вспомнить свой возраст. И понять, что когда-нибудь мне исполнится пятьдесят или шестьдесят. Появятся морщины, одышка. Исчезнет красота и здоровье. Схватиться за голову. Панически испугаться.

Агнософобия — боязнь неизвестности.

И неизвестно, что будет, когда я стану старой. Закричать. Бежать.

Акрофобия — боязнь высоты.

Подняться на крышу загса. Посмотреть вниз.

Алгофобия — боязнь боли.

Понять, что будет больно.

Танатофобия — боязнь смерти.

Смириться, что умру.

Счет 3:2. В мою пользу. Посмертно.

Глупо будет, если я ничего никому так и не скажу. Просто умру. Пять значащих для меня людей — пять моих фобий. С одним из вас я провела всего одну ночь. Но ты тоже имеешь значение.

Вика. Неизвестность. Кто ты? Откуда? Чего хотела? Но ты пришла ко мне. Ваня и Егор никогда не приходили. Спасибо.

Иван. Боль. Ты умеешь бить одним взглядом. А словами вообще убиваешь. Ты делал меня сильнее, причиняя мне боль. Спасибо.

Егор. Высота. Когда ты говоришь, я как будто поднимаюсь высоко-высоко над землей, над всеми. Ты заставлял меня думать о возвышенном, о непостижимом. Слушая тебя, я училась летать. Спасибо.

Мама и папа. Смерть и старость. Когда-нибудь они бы постарели и умерли. Интересно, через сколько бы я об этом узнала? Они дали мне все: жизнь, деньги, чтобы жить спокойно, и свободу. Спасибо.

Наши страхи — ерунда. Единственное, чего стоит бояться, — того, чего вы не сделали.

Я ужасная эгоистка. У меня даже завещание есть. Никому и ничего. Пока».

Все было написано ровным, красивым почерком. Не с первого раза. С первого раза такое продуманное письмо не напишешь. Вика еще раз вгляделась в строчки, заполненные острым почерком с удлиненными палочками у некоторых букв, Лиза даже петельки у букв «з», «у» и «д» делала острыми. Смотря на письмо, Вика представляла себе Лизу, сидящую за столом в окружении смятых листов бумаги. Вот она сидит и пишет, потом у нее что-то не получается, она сминает лист и легким взмахом кисти бросает его за спину. Пишет заново и снова выбрасывает. Собирает некоторые листы и списывает с них что-то на новый. Теперь все получается. Лиза улыбается и идет исполнять задуманное.

— Мне почему-то кажется, что она была немного не в себе, — проговорила Вика.

— И пьяная в дымину, — кивнул Иван пространству перед собой.

Слова повисли в воздухе. Оба представляли Лизу. Лизу, которую только что увезли в морг.

Ночью Вика на цыпочках выбралась из квартиры почти в пижаме, переоделась в подъезде в какую-то одежду и вышла на улицу. Подошла к такси, которое вызывала дома шепотом, сидя в туалете. За пятнадцать минут под приятные джазовые мелодии бородатый таксист довез ее до загса, обмотанного полосатыми ленточками. Двое полицейских лениво прохаживались рядом. Вика расплатилась и вышла.

При свете фонаре оглядела себя и рассеянно усмехнулась. Узкие рваные джинсы и свитер, принадлежащий ее парню, неплохо сочетались с каким-то старым пальто. Одежда сейчас все равно была не важна. В Клубе она в тот раз встретила таких оборванцев, что рядом с ними она сейчас выглядела бы моделью.

Однако в этот раз в Клубе анонимных идиотов дымная завеса присутствовала лишь по углам. За барной стойкой стоял мрачного вида парень и разливал всем только красное вино. Очереди не было. За столиками царило молчание. Все смотрели в свои тарелки и бокалы.

Вика, войдя, остановилась на пороге и оглядела зал. За одним из столиков сидели Иван и Егор и едва слышно вели неспешный разговор. Рядом с барной стойкой было оформлено что-то вроде памятного уголка. Стояла фотография Лизы, а под ней три пачки долларовых купюр. Совсем не понимая, что происходит, девушка подошла к бармену и приняла из его рук бокал, до краев полный красного вина.

— Привет, — почти шепотом поздоровался Егор.

Иван молча кивнул. Вика села рядом.

— Здесь так чествуют Лизу?

— Да, — стоило Ивану раскрыть рот, как воздух рядом заполнился едким запахом табака и перегара. — Одно из правил Клуба: «Когда один из членов умирает или выходит из Клуба, на памятной стене появляется его фотография и раскрывается его идиотизм». Мертвым еще вот такой уголок на целую неделю организуют. Кстати, деньги там настоящие, но каждый может взять не больше трех бумажек.

На столе в центре лежало десять. В честь чего? Вика не стала спрашивать, все было слишком очевидно.

— И в чем же был ее идиотизм? — девушка изо всех старалась, чтобы ее вопрос звучал не назойливо и въедливо, как звучат все дежурные журналистские вопросы.

— А ты не поняла? — спросил Егор. — Ты же читала ее… — он запнулся, — прощальное письмо.

— Нет, — она виновато пожала плечами и нерешительно посмотрела сначала на одного, потом на другого. Егор только тяжело вздохнул и сделал внушительный глоток из своего бокала. Иван сидел с опущенной головой, излучая какую-то тяжелую безысходность, приправленную отчаянием.

Вдруг он резко схватил бокал, залпом выпил содержимое и протянул Вике:

— Принеси еще, и я расскажу.

Послушно кивнув, Вика встала и пошла к барной стойке. Пока бармен колдовал где-то внизу, гремя бутылками и стаканами, она подошла ближе к фотографии.

«Королева Елизавета Константиновна, 24 года.

3500 руб. за час».

Последняя строчка с отвратительной иронией сообщала о роде деятельности девушке, с вызовом смотрящей на Вику с фотографии. Вика поспешила отвернуться и, забрав бокал, вернулась за стол.

Иван на вино даже не посмотрел. Лиза была права, он умел бесить одним своим присутствием, заставлял ненавидеть себя даже тем, что не делал чего-то. На секунду Вика подумала, что неплохо бы повыдирать ему все его рыжие патлы и разукрасить рожу, чтобы научился уважать чужой труд. Но он заговорил, и Вика решила отложить это дела на потом, обратившись в слух.

— Когда мы познакомились, она показалась обычной избалованной богатой девочкой, — Иван говорил тихо, будто не для других, а для себя. — Дерзкая, вызывающая, конкретная в выражениях. Она была тогда еще, по сути, ребенком, девчонкой, которая просто раздвигала ноги перед мужиками, чтобы получить то, что ей надо. А надо ей было много. Сначала дорогие игрушки, потом игрушки еще дороже. Но потом эти все дорогие игрушки для нее обесценились. У нее было уже пять машин, один коттедж за городом, три квартиры, куча гаджетов и несколько квартир за границей. Что-то дарили ей богатые клиенты, что-то — родители. А она стала гоняться не за подарками и деньгами, она искала любви. Дурочка.

Последнее слово он произнес тихо-тихо со снисходительной насмешкой, как говорит отец о любимой дочке, совершившей глупость.

— Оттуда и пошел ее идиотизм. Она боялась, что ее никто не полюбит, что останется одна. Как же это называется?.. — он нахмурился, копаясь в памяти. — Э… Эремофобия. Да, эремофобия. Потом еще что-то нашла, связывая с этой самой эремофобией. Фобии. Она стала их собирать. И в записке несколько описала, — она достал лист бумаги и, развернув, положил его поверх денег в центре стола. Острый почерк Лизы снова впился в Вику.

— Стареть боялась. Будто вечно молодым быть легко. Вон Егору даже не нравится быть молодым.

— Когда ты молодой, тебя не воспринимают всерьез.

— Это касается мужчин и ученых, — не поднимая головы, поучительным тоном ответил Иван. В этот раз его волосы не были собраны в хвост и свисали, закрывая лицо мужчины со всех сторон. — Для женщин все по-другому. Пока она молодая, красивая, она нравится всем, она для всех привлекательна, — он вдруг вскинул голову и посмотрел на парня. — Тебе ведь нравилась Лизка? — Егор осторожно кивнул. — Вот! — победно воскликнул Иван, все присутствующие в зале сразу посмотрели на него, он извинился и, снова поникнув, продолжил. — А через двадцать лет, когда ей было бы за сорок, нравилась бы она тебе так же? Готов поспорить, что нет. Пока женщина молодая, она нравится всем, когда старая — только одному. И то — если повезет. И это не я пришел к таким выводам, мне их Лиза подсказала, — имя девушки он произнес с благоговением, словно она была каким-то мудрым ангелом. — Она боялась стареть и много рассуждала на эту тему, только еще больше заставляя себя бояться.

Мотнув головой так, что волосы хлестнули его по лицу, он прижал ладони к глазам.

— Все, не буду больше о ней говорить, хватит. Если надо — спрашивай, а говорить не могу.

Казалось, он сейчас заплачет. Однако только снова залпом выпил вино и сам сходил за новой порцией.

— Иван Львович, — погруженная в свои мысли, Вика все равно обратила внимание на то, как Егор обращается к своему начальнику. Казалось, он специально это делает. — Я одного не понимаю. Лиза она же, как мне кажется, ничего особенного для вас не значила. Чего вы так убиваетесь из-за ее смерти-то? Вы же ей счастья желали? Вот она счастлива, — Егор говорил с досадой. Если из них двоих кому и жаль было, то, скорее, ему, чем Ивану, который больше находился в отчаянии.

— Дело не в том, что она умерла, дело в том, что вместе с ней умерла моя последняя надежда.

— В смысле? — в глазах Вики, как вино в бокале, плеснулось искреннее удивление и любопытство.

— Она была единственной женщиной, которая не отворачивалась от меня. Ей было плевать на мой характер. Ты же помнишь, что я хочу, чтобы у меня была своя семья. Лиза единственная, кто не отказал мне.

— Проблема в том, что Лиза никому не отказывала, — меланхолично вставил Егор. — Никому, кто мог бы что-то ей дать. Ты мог дать ей деньги и любовь.

— Ясно.

Иван оглядел их тяжелым взглядом, надел пальто и ушел.

Егор, не обратив на его уход никакого внимания, спокойно сидел на стуле и потягивал вино из бокала так же, как это делала Лиза в новогоднюю ночь.

Вика сидела в недоумении.

— Что это значит?

— Да хер его знает…

— Он любил Лизу?

— Он надеялся, что хоть она не отвергнет его.

— А ты?

— Что я?

— Любил?

— Лизу?

— Лизу, — раздраженно подтвердила Вика и в упор посмотрела на Егора.

— Нет.

На что она надеялась, когда думала, что от этих слов ей станет легче? Легче не стало. Никакого камня с души не свалилось. Она не почувствовала ровным счетом ничего. Что же она чувствовала к Егору? Или не к Егору? Девушка, повторив за Иваном, выпила залпом свой бокал. Выпитое понемногу ударяло в голову, мысли текли медленнее, но были более легкими и понятными.

Ничего ни к кому из них она не испытывала — это была просто обычная скорбь по человеку, оставившему какой-то отпечаток в ее жизни. Повинуясь какому-то непонятному инстинкту, Вика встала и взяла из пачки у фотографии Лизы три купюры и, стараясь их не помять, положила в кошелек.

И, не одеваясь, вышла на холод.

На крыльце Клуба стоял Иван. Она встала рядом.

Была глубокая зимняя ночь. Холод пробирал до костей. Сыпался снег, попадающий иногда в порывы ветра и колющийся, будто тысячи иголочек. По пустынной улице не проехала ни одна машина. Только луна светила.

Откуда-то появился Егор, бормочущий что-то себе под нос. Вика прислушалась. Какие-то стихи о начале жизни и смерти, о свадьбах и детях. Ерунда. Но, похоже, для него это не было ерундой. Он смотрел в одну точку, будто находился в трансе, и повторял стих раз за разом, пока Иван не посмотрел на него. Даже Вика готова была провалиться сквозь землю, хотя этот жуткий взгляд предназначался не ей.

— Закурить есть? — неожиданно спросил Иван, будто не обращаясь ни к кому. Взгляд его был устремлен куда-то в небо, где светила одна-единственная звезда.

Егор молча достал из внутреннего кармана куртки пачку и в раскрытом виде протянул ее вперед. Иван развернулся и взял сигарету. Вика, поколебавшись, тоже взяла одну. Она никогда не курила, но сейчас чувствовала, что отрываться от них будет не очень хорошо, поэтому прикурила от зажигалки Егора и постаралась не закашляться, когда сделала слишком глубокую затяжку.

— У тебя есть идиотизм? — спросил Егор у Вики. Та покачала головой.

— А у нас есть.

— Какие?

— Скажи слово, — Иван насмешливо хмыкнул, слушая их разговор.

— Любое?

— Любое, — Егор выдохнул дым, его глаза лукаво блеснули сквозь сизую дымку.

— Смерть.

— Чудно, — мрачно прокомментировал Егор и вдруг с выражением сказал: — «Мы теперь уходим понемногу в ту страну, где тишь и благодать. Может быть, и скоро мне в дорогу бренные пожитки собирать».

— О Лизе бы что-нибудь зачитал, — сказал Иван.

Егор нахмурился и ответил стихами:

— «Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым. Увядания золотом охваченный, я не буду больше молодым».

Иван удовлетворенно кивнул.

— Понятно, — Вика повернулась к Ивану. — А у вас?

— Ты статью об этом писать собиралась, — вздохнул он. — За этим ко мне приходила на работу. Я этому полжизни посвятил. И теперь жалею. Идиот.

И они снова замолчали, закурив.

Разошлись только тогда, когда закончились сигареты в пачке. Вика порадовалась, что их было немного.

С тех пор ни с Иваном, ни с Егором она больше не виделась.

И от денег, которые предложил ей отец Лизы за то, что она написала статью о ней, отказалась.

Однажды только, спустя много лет, ее дочь пожаловалась, что один мальчик обижает ее в школе. Фамилия мальчика была Громов. Вика не могла не улыбнуться.

* — Такова жизнь/Это жизнь.