Сны (джен)

Я вижу сон про Арантира.

Я вижу палубу — ту самую палубу. Я выбираюсь на нее — и останавливаюсь, не веря своим глазам. На палубе танцуют Арантир и… Линна?! Да, это Линна, именно ее удерживают его страшные руки. Она смотрит на некроманта неотрывно, с восхищением, почти с обожанием. Почему?!

Зависть и ненависть подкатывают к горлу. Коварный лорд знает подход к женщинам. Учтив, тошнотворно приличен — даже убивает, верно, с извинениями и не забывает вежливо попрощаться. Чтоб тебя… Но Линна, Линна! Что она делает рядом с этой нежитью?! Зачем она танцует в объятиях полумертвеца?!

Они поворачиваются, услышав меня:

— О, смотри-ка, кто пожаловал! — иронично произносит Арантир. В нем нет гнева, хоть он и знает, что это я украл кристалл. Он присвоил себе Линну взамен? Но зачем она ему? И почему она променяла меня на живого покойника, ведь он немногим лучше упыря!

— Как хорошо, что ты присоединился к нам, Сарет! — Линна говорит почти так же, как он, и с улыбкой оглядывается, ищет одобрения и находит его — Арантир покровительственно кладет костлявую руку ей на плечо. — Хочешь узнать о своей судьбе и о своем проклятии?

Каком проклятии?! Я уязвлен и взбешен, а эти двое, соединенные непонятными узами, похоже, смеются надо мной!

— Скоро он все узнает, — Арантир кивает и дружески подталкивает Линну вперед, — иди, Линна. Танцуй с ним. Так долго, как он пожелает…

Я не понимаю, чего он хочет от меня. От нас. Линна оказывается в моих объятиях, улыбается мне, как до того ему, и я вдруг ловлю себя на том, что ненавижу ее. Не знаю, что происходит между ними, почему она с ним, но она против меня, с нежитью, где-то на той стороне, и я не в силах это вынести. В руках неведомо как оказывается кинжал, и я со страшной злобой вонзаю его в живот Линны. Она останавливается, взгляд ее наполняется страданием. Пошатнувшись, она падает к моим ногам. Игры закончены, некромантская потаскуха…

Арантир бесстрастно смотрит на происходящее, а потом, глянув мне куда-то в самую душу, спокойно произносит:

— Вот и твоя первая жертва. Не волнуйся, мальчик. Она не будет последней…

Нет, не может быть. Что я наделал, что со мной произошло? Линна, Линна, прости!

Видение исчезает, а я просыпаюсь в ужасе. Ни Арантира, ни кинжала, ни крови, лишь тьма и мерная качка. Значит, и Линна жива, спит где-то по соседству. Отчего я так ненавидел ее во сне? Отчего она показалась мне чуждой, отвратительной, да еще и принадлежащей мертвому магу? Отчего мне так хотелось убить? Что все это значит?..

* * *

Я вижу сон про Арантира.

Столько всего случилось! Казалось, я уже никогда не смогу сомкнуть глаз. Смерть дядюшки была ужасна, и я непременно отомщу Арантиру, если встречусь с ним. Он за все мне заплатит, проклятый убийца…

Я прячу слезы в темноте. Я плачу долго и отчаянно — из-за дяди, из-за Сарета, из-за мерзавцев, которые впустили в наш дом врагов, предали нас, но усталость все же заставляет меня смежить веки.

Внезапно оказавшись на палубе, я слышу доносящуюся словно из ниоткуда тихую музыку; кто-то уверенный и умелый увлекает меня в танец, направляет, и я покорно следую за ним. Я не пойму, кто рядом, кому принадлежат отточенные движения, кто ведет меня, повинуясь четкому ритму, чья рука держит мою ладонь, но не хочу противиться. Странное чувство: необыкновенный душевный подъем, почти восторг, словно сказочный принц явился ко мне, и мое сердце трепещет, готовое снова влюбиться, но от моего невидимого спутника исходит покой. Быть может, это Сарет — так мне хочется думать... Нет. Я мало успела узнать о нем, но спокойствие — точно не его добродетель. Сарет, мне кажется, ответил бы на мой порыв, а тот, кто ведет меня по кругу, любезен, но прохладен, и я даже переживаю нечто вроде обиды — или я недостаточно хороша? Однако и обида моя тонет, растворяется в тягучей сладости, и вдруг лицо незнакомца становится видимым. Бледное, исхудавшее, словно он вытерпел много лишений, неестественно гладкое, как у храмовых статуй. Скорбно-неподвижная маска, напоминающая лик умершего; лицо без чувства, без возраста — будь по-иному, он был бы чем-то похож на глубокого старика. Чем, не знаю, ведь он ловок, точен, взгляд его пронзителен и беспощаден. А на лбу… Великий Илат!

На лбу паук. Арантир!!!

В этот миг у меня должны бы подкоситься ноги от страха, я должна бы вырваться, убежать, но бояться я не хочу. Не могу. Он видит, что я узнала его, и ободряюще кивает.

— Не уходи с пути, предначертанного судьбою, дитя, — говорит он мне. — Не верь тому, что нашептывает тебе наивное сердце. Ты в великой опасности, но я укрою тебя.

С ним рядом мне и самой становится спокойно. Более того, «наивное сердце» мое начинает биться быстрее. Неужели в глубине души я сама хочу, чтобы все закончилось вот так, чтобы он спас меня — но от чего, ведь он сейчас и есть самый страшный враг, и для чего — что я и некромант в нежизни можем дать друг другу? Надо очнуться, очнуться поскорее, что же я делаю, ведь это фанатик, пославший к дядюшке убийц, нельзя ему верить! Но я невольно верю, а он продолжает:

—Ты многого не знаешь и не ведаешь, кто ты и что творишь. Мне нужно побеседовать с тобою, дитя, но позже. Пока же останься здесь, — он уводит меня в каюту без единого окна и удаляется, оставив меня в темноте. Что я буду делать тут одна?! В этот миг дверь каюты распахивается, и врывается тот, кого я жду.

— Сарет! — я с радостным криком бросаюсь ему навстречу, но вдруг вижу в его руках кинжал, а в глазах его — черную злобу. Сарет, мой милый Сарет изо всех сил бьет меня, пронзая почти насквозь… Я чувствую страшную боль, я не могу шевельнуться от муки и ужаса, а потом падаю на пол и еще успеваю увидеть невдалеке Арантира, который печально смотрит на меня…

Я просыпаюсь, хватая ртом воздух, и некоторое время сижу неподвижно, пытаясь отдышаться. Сарет. Арантир. Кому из вас верить, и что вам обоим от меня нужно? Возлюбленный и враг. А кто мой враг, кто мой спаситель, кто тот убийца, которого я проклинаю?.. Я бы снова расплакалась, но даже слез не дозваться, так я потрясена.

Я выхожу на палубу и, ежась от холода, стою на ветру. Где-то рядом безмятежно спит Сарет, утомленный сражением. Где-то вдали за мной следует тот, кого я еще вечером ненавидела и страшилась, а теперь сон о нем не желает уходить из моей памяти…

О сны, пустые сны, вот до чего они доводят — под влиянием грез я, расчувствовавшись, чуть не забыла о своем долге, о том, что должна закончить дело дядюшки, привести Сарета в храм! Неважно, что будет дальше. Арантир ничего не получит и заплатит за все, что бы ни было у него на уме, за чем был он ни гнался. Жестокий, бессердечный, холодный завоеватель, готовый десятки и сотни жизней положить ради своего поклонения Асхе! Вот кто он на самом деле, и мне нужно забыть нелепый сон. Все забыть: и голос, и тихую музыку, и лицо, по-своему притягательное… И слова: «Ты в великой опасности, но я укрою тебя».

* * *

Я давно не вижу снов, и отсутствие смутных образов, навеваемых суетными впечатлениями дня и горькой памятью о том, что более не вернется, идет во благо. Какой смысл менять здравые мысли и истинные образы мира духовного на нелепые иллюзии, отнимающие порой и силы, и способность к трезвому суждению? В эту ночь в тесной каюте, пропитанной запахом моря, пыли и старого дерева, мне есть о чем подумать, пока молчаливые спутники мои надзирают за командой и правильностью курса.

Череп Теней — наконец-то я знаю, где он и как разыскать его. Менелаг, когда-то великий ум, снискавший всемирную славу, а ныне сгубивший себя сам, закончивший путь свой в страхе и позоре. Демон, нападающий исподтишка и убивающий всех подряд. Тот самый, с которым не миновать мне встречи и от которого всеми силами стремлюсь я избавить землю, созданную великой госпожою моей…

Невинная дева, последняя из Соколов, малый побег на единственной ветви изрубленного и сожженного древа, чудом уцелевшей, а ныне распустившейся. Ведомо мне, к кому восходит твоя родословная, изыскания мои были не напрасны, но тайны твоей я не выдам никому. Отчего Менелаг сохранил тебя, не принес в жертву исчадьям ада, ведь тем он хорошо послужил бы им? Быть может, сам не ведал, чья наследница растет в доме его? Быть может, ведал, но, не лишенный приличествующих живому чувств, похвально стремился спрятать тебя от адского владыки, надеялся, что родство твое с Мив и прочими Соколами не вскроется?

И где же ты теперь, куда исчезла с пути моего? Была ты похищена или сама побежала по следам грязного демона? Что увлекло тебя за ним, девочка? Если была захвачена силою, отчего не оказала ему сопротивления, как нам? Если же следуешь за ним по доброй воле… Что прекрасного видишь в том, в чьих жилах течет пламя ада, кто обликом человек, но сутью порождение зловонной бездны? Пленница ты или подручная — сие мне неведомо, но ты в большой опасности, и вместе с тобою весь мир. Чем бы ни был затуманен разум твой, вожделением, страхом или адской магией, я должен избавить тебя от беды и наставить на путь, положенный тебе как живой душе и наследнице древнего рода, — более некому. Я должен успеть, пока вражеские руки не коснулись тебя и не причинили вреда, пока не осквернили тебя нечистые помыслы и нечистая плоть того, для кого нет ни границ, ни стыда, ни запретов, пока жизнь твоя не прервалась в мучении и душу твою не испепелил адский огонь…

Мы все — часть великого танца, дитя, и ты, и я, и лишь в том между нами разница, что я исполняю его фигуры долее многих. Жаль, если ты сделала неверный выбор и танцуешь с тем, кому самой судьбой предназначено разрушать и сеять зло. Сын подлого дьявола и страдалицы-матери с разорванной душой, убийца и вор, к тому же еще и одержимый — от него за добрую версту несет смрадом преисподней, я почуял порождение хаоса, даже не видя его… Чем это создание приманило тебя? Ты не знаешь своей судьбы, как, верно, не знает и он, но я мог бы показать тебе иную дорогу, путь истинного служения, слаще которого ничего нет в целом мире. Если сумеешь проявить благоразумие, не взирать на меня с презрением и ненавистью, но понять и постигнуть, кем был Менелаг и что движет мною самим, то, быть может, я смогу раскрыть тебе роль и сущность твою, а сила твоя, унаследованная от славных предков, достойно послужит Асхе. Прядущей, истекающей кровью в лунном коконе своем, великой богине, ради которой только и стоит жить, во имя которой только и следует идти вперед...