Монастырские хроники, или Тарабас меняет конфессию (джен)

Проходим, добрые люди, проходим, не толпимся, не задерживаем группу. Всем же хочется посмотреть. Когда ещё резиденцию Тёмных Магов откроют для общего посещения? Не стесняйтесь, заходите, любуйтесь интерьерами, да только экспонаты руками не трогайте. Всё-таки вещицы волшебные, непредсказуемые. Вот на прошлой неделе одного экскурсанта чернильница покусала. Ну-ну, не отпрыгивайте от стола так резво, ковры попортите. Справа вы можете видеть конторку из палисандра… куууда?! А ну, руки убрал от шпалеры, малой, не для тебя вешали. Что значит: «Чем там дяденька с тётенькой на ней занимаются?» Магией конечно, чем ещё, это ведь жилище Тёмных Властелинов, и картины со шпалерами тут тематические. Итак: конторка. При обыске, то есть, кхм, при инвентаризации вещей мы нашли в ней уникальный экспонат — письма небезызвестного Чёрного мага Тарабаса к своей глубокоуважаемой матушке. Нет, не потому экспонат уникальный, что Тарабас писать не умел — умел, конечно, за триста лет в пещере чему только не обучишься. Кто высшую математику изучит, кто аэромеханику, кто фокусы всякие… Вот и писать тоже. А уникальный этот экспонат от того, что маг матушку свою очень любил, и без надобности с нею не расставался. Посему и писем писать необходимости не было — так, разве что записочки на холодильный шкап. Но был в биографии Тарабаса один непростой период, когда пришлось ему расстаться с матерью и удалиться от суеты мирской в монастырь. Эй, ещё раз услышу шутку про «женский» — бороду у неё, шутки то бишь, оторву и шутника на ней подвешу. В общем, дамы и господа, перед отправкой в обитель Тарабас пообещал матушке писать подробные отчёты о том, как ему там живётся. Все их госпожа Кселлесия сохранила с особым тщанием, а мы собрали, переписали и привели в вид, удобный для усвоения широкой общественностью. Полное собрание писем доступно для читателей в нашей публичной библиотеке. Я вижу, несколько самых активных девушек уже побежали приобщиться к прекрасному? Вот и хорошо, вот и славно. Правда, я не успел им сказать, что с часу до пяти у нашей библиотекарши обед. Что ж, долгое ожидание лишь распаляет аппетит, не так ли? Надеюсь, они получат истинное наслаждение от высокого штиля и образности мысли автора. А мы задерживаться здесь более не будем, проходим, господа, проходим, на очереди у нас кухня…

1 июня

Дорогая моя, любимая матушка! Пишу тебе с тем, что вчера добрался наконец до монастыря и расположился тут со всеми удобствами. В дороге я провёл времени больше, чем задумывал, во многом потому, что к слону, любезно одолженному мне королём Тогором, прилагалась Анжелика, кою я обнаружил лишь по пришествии пары часов после начала пути, в корзине с провизией. Неделя драгоценного времени потрачена была на то, чтобы убедить её в серьёзности моих намерений отрешиться от всего мирского. Когда я понял, что усилия тщетны — привязал девицу к слону, стеганул того хворостиной и отправил восвояси. Нехорошо, конечно, начинать путь просветления с такого досадного проступка, но выхода у меня не было. Последующие два дня мне удалось провести без происшествий, однако к исходу третьего в деревне, куда я зашёл пополнить запасы воды, за мной увязалась крестьянка прелестной наружности, предлагая попеременно то тело, то душу. Я был в весьма прескверном настроении — посуди только, всё это время я тащил запасы еды на своём горбу (пользуясь случаем, выражаю тебе огромную сыновью благодарность за овощную запеканку — она скрашивала тягости путешествия), оттого крестьянке не внял и попытался отогнать её, бросая яблоки. К сожалению, точность моя оставляла желать лучшего, поэтому надоедливая дева не отстала, и тогда я превратил её в ослицу. Сперва было расстроился — ведь я зарёкся использовать магию, но потом посудил, что худа без добра не бывает, а гужевой транспорт в моём странствии может оказаться неплохим подспорьем. На ослице и добрался я до обители, где расколдовал деву с внушением:

— Ступай, дитя, и впредь не греши, — мне показалось это весьма уместным случаю и приличествующим образу послушника.

Монахи наблюдали за происходящим с монастырских стен с присущей им скромностию и созерцанием, однако на просьбы впустить меня отчего-то попрыгали внутрь и отказались откликнуться хоть словом. Около суток потратил я на то, чтобы рассказать историю моего печального существования, и где-то между словами «обратился в зверя» и «приказал убить их всех» ворота распахнулись, пропуская ко мне настоятеля.

— Хер с тобой, — сказал он мне, и это его непонятное, но величественное напутствие будущему брату долго ещё звучало в моих ушах сладостнейшей из музык. — Проходи, а то мало ли что.

Таким образом, я достиг цели своего путешествия, матушка, поэтому порадуйся за меня и не грусти понапрасну, постараюсь тебе писать так часто, как только смогу. С любовью, сын твой Тарабас.

23 июня

Разлюбезная моя матушка! Надеюсь, ты в добром здравии, и не сильно скучаешь в разлуке со мною. Спешу рассказать тебе, что кушаю я хорошо, хотя и редко — послушники и монахи много времени проводят в посте и воздержании, да и повар наш, брат Климент, с годами стал слаб памятью, оттого не каждый день вспоминает о приготовлении трапезы. Однако не переживай за меня сильно — отец-настоятель всякий раз повторяет, что в жизни должна преобладать духовная пища, а мысли о высоком приходят лишь на пустой желудок. Очевидно, настоятель достиг уже совсем иной степени просветления, и не нуждается в истязании плоти, совершенствуя душу иными, недоступными простым смертным средствами. Поэтому держит свой собственный погребок с припасами, предпочитая не зависеть от превратностей судьбы и забывчивости брата Климента. Я же на скудность питания не сетую — худоба всегда была мне к лицу, однако порою нет-нет, да и смахну слезинку, припоминая твой грибной суп.

Обязанностей у меня немного, ибо настоятель уверил, что главная моя забота нынче — думать о своих грехах и каяться, что я и совершаю с чувством превеликого удовлетворения, повторяя каждый вечер перед сном полный список совершённых злодеяний. Список этот внушает мне большое чувство гордости за себя — не каждому дано наворотить столько дел. И, конечно же, матушка, не могу не отметить твою заслугу в этом, так что кланяюсь низко и выражаю искреннюю мою любовь и почитание.

Неделю назад выдали мне, наконец, власяницу, которую я тут же подогнал под себя и сузил в талии так, что получилось вполне изящно. Одно печалит — похоже, я разделяю это одеяние с какими-то ещё организмами, отчего стал много чесаться и отмечаю за власяницей движения, моей воле неподвластные. Пару дней назад я вздумал выкупать власяницу в щёлоке, однако ко мне подбежал брат Грегор и коленопреклонно умолял не губить невинных тварей. Да, матушка, я, верно, не писал тебе ещё про брата Грегора. Питаю к нему большую душевную склонность, и отношения мы поддерживаем самые приятельские. Брат выращивает на монастырском огороде горошек и капусту, что получается у него с переменным успехом — не далее как вчера он выдумал играть капусте на лютне, чтобы поскорее завязались кочаны. Не соблаговолишь ли ты, матушка, выслать с ответом копию своих записок по садоводству? Думаю, брату Грегору они могли бы принести несомненную пользу. С любовью и лучшими пожеланиями, твой сын Тарабас.

7 июля

Здравствуй, матушка! Пишу тебе в необычайно взволнованном расположении духа. Сегодня ко мне подошёл отец-настоятель и спросил ласково, но настойчиво:

— Чадо, объясни брату своему, что за девы столпились нынче под нашими стенами?

Я не имел ни малейшего разумения, о чём он толкует, и потому отправился к воротам для выяснения обстоятельств. Представь себе, матушка, за воротами действительно стояли девицы самого разнообразного возраста и качества, и едва завидев меня, они испустили такой пронзительный визг, что я ни на минуту не усомнился — вот она, кара за злодеяния!

— Тарабас! Иди к нам, Тарабас! — иные из девиц вытащили откуда-то полотна с довольно безыскусно намалёванными на них моими изображениями. Кажется, портреты были испещрены сердцами и пятнами от слёз. Я абсолютно уверился в том, что родственницы моих былых жертв задумали навести на меня изощрённую порчу, и решил спасаться бегством, но был остановлен суровым взглядом настоятеля.

— Святой Пантелеймон без колебаний вошёл в клетку к диким львам и усмирил их. И ты не робей, чадо, иди да успокой этих неразумных дев.

Матушка, знаешь ли ты, о ком он толкует? Помнишь, лет двести назад приходил к нам деревенский дурачок Педро, всё драться хотел, — ну так вот он, оказывается, дослужился до звания святого, и это после того, как совсем в уме повредился. В той клетке со львами он, насколько мне известно, и испустил дух, о чём я попытался рассказать отцу-настоятелю. Увы, тщетно — тот счёл мои доводы несостоятельными и богохульными, взял меня за шкирку, да и выкинул за ворота. Девицы исступлённо накинулись на меня, хватая за что придётся, притом так цепко, что я насилу отбрыкался и взлетел на стену, с безопасного места оценивая свои шансы на спасение. Стоящие внизу девы, как будто, лишь распалились — пытаясь удержать меня, они разодрали власяницу на мелкие кусочки и теперь размахивали ими, как трофеем. Вздрогнув, кубарем скатился я со стены и воззвал к настоятелю.

— Брат мой, нет во мне Пантелеймоновой святости, и не достиг я ещё такого просветления, чтобы успокаивать женщин!

Этот аргумент показался настоятелю весомым, и он разрешил мне убраться в свою келью. Отсюда и пишу я тебе своё письмо, матушка. Вынужден, впрочем, бросить его на половине — братья решили разгонять девиц водой, и теперь им требуется моя помощь, чтобы качать помпу. С любовью, Тарабас.

15 июля

Дорогая моя матушка, спешу сообщить тебе, что жизнь наша наладилась. У девиц наконец-то закончилась еда, после чего они ушли восвояси и, надеюсь, не скоро вновь нас побеспокоят. На радостях мы устроили внеочередной пир, на котором я немного переборщил с наливкой и ностальгией. Теперь братья постоянно интересуются у меня, кто такая эта Фантагиро и не было ли её среди давешней толпы осаждающих. Стыжусь. Решил с головою погрузить себя в какое-нибудь богоугодное дело, отчего попросил отца-настоятеля приставить меня к брату Грегору. Брат Грегор совсем отчаялся растить капусту и затеял дрессировать мышей, да всё как-то странно — зачем-то отрезает им хвосты и помечает что-то на клочке пергамента. От того, что брат очень добр, отрезать мышиные хвосты ему весьма горестно, и, оберегая грызунов от чрезмерной боли, перед экзекуцией он поит их смородиновой наливкой до умопомрачения. Так что по нашему монастырю теперь в больших количествах гуляют пьяные бесхвостые мыши, поскольку брату Грегору трудно уследить за ними всеми: волнуясь за мышей, он делит с ними чарку. Я спросил у него, зачем всё это нужно, на что брат, посмотрев на меня мутным глазом, ответствовал:

— Надо посмотреть, какие у них родятся мышата — с хвостами или без. Это о-о-очень важно.

Даже не знаю, на что он рассчитывает, матушка. О, едва не забыл поделиться с тобой радостью — завтра меня берут в горы на медитацию! Я весь в предвкушении. Обязательно расскажу тебе об этом бесценном опыте. Целую и обнимаю, твой сын Тарабас.

29 июля

Любимая матушка, я уже немного истосковался по тебе. Надеюсь, ты в добром расположении духа, и не поминаешь меня плохим словом, а то что-то намедни весь день икалось. Сдерживая обещание, рассказываю тебе о том, как прошла моя первая медитация. Сложного в этом, оказалось, ничего нет — нужно просто забраться на вершину близлежащей горы, раздеться догола, сесть, скрестив ноги, и думать о всяческих серьёзных вещах. Я вот, например, думал о том, матушка, почему ты не родила мне братика. С ним мне бы было гораздо веселее, а главное — сподручнее отбиваться от девиц, которые гнались за мной весь обратный путь до монастыря. Братья уже смотрят на меня как-то косо, а я и поделать ничего не могу, вот разве что напустил на девиц тучу из лягушек, за что теперь маюсь стыдом.

Погоды же у нас, матушка, стоят хорошие — правда, давеча снесло ураганом крышу с сарая, но зато рассвет наутро был дивный. У подопечных брата Грегора вовсю начали рождаться мышата — разумеется, с целыми хвостами, но я, чтобы не расстраивать друга, колдовством оттяпал хвостик каждому. Иначе что же это получается — из-за чужих девушек я нарушаю свой зарок, а ради друга — нет? Не такой я человек, матушка. Брат Грегор, увидев мышат без хвостов, обрадовался необычайно и сообщил мне, что начал писать какой-то философский трактат. Я взял с него обещание, что по завершении своего труда он снимет с него копию. Её я обязательно приложу тебе к письму при ближайшей оказии. С любовью и признательностью, Тарабас.

P.S. Дни стояли такие жаркие, матушка, что я побрился налысо. Необычайные ощущения! Очень советую — лёгкость во всех членах неимоверная. Ещё раз обнимаю.

31 августа

Матушка, дорогая, каюсь, что не удавалось последние дни писать часто — не так давно окрестные земли запугал наш папенька, и никакой оказии не случилось, так как все боялись высунуться из дому. К слову, папенька приходил к нам в обитель, искал меня, кричал, что выбьет всю дурь из чьей-то глупой башки. Настоятель испугался, и привёл меня к родителю, но папенька отказался узнавать в лысом послушнике молодое подобие себя, а посему ушёл ни с чем. Если увидишь его, матушка, передай, что вообще-то мне тоже было немного обидно — стою перед ним, весь преисполненный сыновьей признательности, а папенька-то и не приголубил даже.

Вскоре после папеньки приходили опять девицы, злые и разочарованные. Обвиняли монахов в том, что они-де убили мага Тарабаса, и честным девушкам ничего не оставили. Я отсиделся в келье, но братья были крайне раздосадованы и пришли потом пенять мне, мол не для того они в мужской монастырь ушли, чтобы всяких там баб (прости мне это выражение, матушка, но я передаю его в точности) по нескольку раз в неделю видеть.

От обиды до сих пор тяжело даже писать, потому на сём заканчиваю и обещаю, что вскорости мы увидимся. Любящий тебя сын, Тарабас.

13 сентября

Любимая матушка! Вот и подошёл к концу срок моего ученичества, о чём мне довольно недвусмысленно намекнул вчера отец-настоятель. Немного жаль будет расставаться с тихой обителью, которая стала мне вторым домом и подарила немало приятных минут и верных друзей. Некоторые из них даже не ругаются всякий раз, как меня видят.

На следующее лето я планирую отправиться в какой-нибудь другой монастырь поблизости — мало ли их тут, в конце концов. Брат Грегор обещался всенепременно составить мне компанию, тем паче ему требуется помощь в вычитке его труда.

Но не расстраивайся, матушка, что я опять задумал оставить тебя. Тут рядом, поговаривают, есть отличная женская обитель, с прекрасным вишнёвым садом, прудиком с зеркальными карпами и огородной делянкой. Со своей стороны я настоятельнейше рекомендую тебе подобный вид отдыха для укрепления тела и нервной системы. Подробности обсудим при личной встрече, которая, смею надеяться, состоится очень скоро.

Неизменно любящий тебя сын, Тарабас.

… А после кухни, дамы и господа, мы с вами отправимся в детскую. Вот здесь, в углу между игрушечными солдатиками, стоит пучок именных розг. Как это для чего они? Надо же было Кселлесии как-то справляться с сыном. Утверждаете, что она его не лупила? Ну да, до какого-то момента не лупила, а лет через триста была поставлена в обстоятельства такой непреодолимой силы, что ничего другого бедной женщине не оставалось. Кто сказал, что в триста лет пороть поздно? Это вы ошибаетесь, молодой человек, пороть — никогда не поздно.