Путь к себе (джен)

— Откуда приходит шут и почему? — спросил я тихо.

— А? — Он мгновение постоял, а потом серьезно спросил: — Ты уверен, что хочешь получить ответы на эти вопросы?

— Откуда приходит шут и почему? — медленно повторил я.

Робин Хобб "Королевский убийца"

Стены большой комнаты утопали во мраке, теплый свет свечей выхватывал из темноты лишь небольшой круг в самом её центре. На этом островке уютно разместились: диванчик, стол, на котором стояли свечи, жаровня, распространяющая вокруг себя желанное тепло и аромат сжигаемых в ней трав. На границе света и тени можно было увидеть край огромной кровати, застланной белыми мехами. На диванчике, склоняясь друг к другу, почти соприкасаясь телами, сидели двое. Женщина что-то говорила, смеялась, дразнила. Она уютно расположилась на подушках, подобрав под себя ноги. Мужчина слушал её, опустив голову, его взгляд блуждал по её коленям, очерченным мягкими складками белого одеяния. Он кивал, односложно отвечал на вопросы, но было видно, с каким трудом ему удавалось сосредоточиться на разговоре. Женщина осознавала, как действует на него близость её тела, и это знание доставляло ей видимое удовольствие. Она жмурилась в горячих волнах его желания как большая кошка возле камина. Белыми пальцами она коснулась его подбородка, призывая поднять глаза. Его взгляд заскользил вверх по её груди, белой шее, остановился на пухлых губах. Она склонилась еще ближе к нему навстречу и коснулась губами его рта. Мужчина обхватил её за плечи так поспешно, словно это была единственная опора, способная удержать его от падения, и ответил на поцелуй. Женщина выскользнула из его рук, поднялась с дивана, и, отступив на шаг, потянула завязки своего белоснежного одеяния — оно упало к ее ногам. Она стояла, совершенная, как мраморная статуя, тёплый свет жаровни ласкал белую кожу, бросая на неё золотистые блики. Мужчина восхищенным взглядом пожирал её длинные ноги, узкие ступни, плавный изгиб бёдер. Она выгнула спину, еще больше выставляя вперед свои роскошные груди, обвела их руками, приподняла на ладонях, словно предлагая ему оценить их тяжесть. Бледно-розовые соски маняще торчали вверх. Медленно, словно в изнеможении, она опустилась на кровать, раскинула в стороны руки и бесстыдным приглашающим движением раздвинула согнутые в коленях ноги. Мужчина вскочил с дивана и шагнул к ней.

— Нет!

Мальчик закричал и проснулся. Он лежал на животе, тяжело дыша, всё еще охваченный ужасом приснившегося кошмара. Сердце заполошно колотилось в груди, по шее неприятно стекала струйка холодного пота. Видение всё еще стояло перед глазами: прекрасная белая женщина. Её совершенная красота больше не могла его обмануть, мальчик помнил, как меняется её лицо, когда его искажает злоба, какие жестокие слова могут произносить её губы, какая тьма скрыта под сияющей белизной оболочкой. Он не знал, кем был темноволосый мужчина с пронзительными чёрными глазами, попавший в её сети, но всем своим существом чувствовал — то, что последует далее, грозит катастрофой.

Мальчик завозился, пытаясь подняться, боль обожгла истерзанную спину, и он, вскрикнув, упал обратно на подушку. В комнате было темно, до рассвета предстояло прожить еще несколько часов. Спать не хотелось — кошмар, разбудивший его, поджидал, чтобы начаться сначала, стоило только расслабиться и задремать. В последнее время только он и снился мальчику, повторяясь снова и снова.

Можно было бы выскользнуть из кровати и, бесшумно ступая босыми ногами по мозаичным полам и лестницам школы, пробраться в библиотеку. Раньше он так бы и сделал. Скрытые в книгах знания, сохраненные предками, манили его. Служители школы строго следили за тем, что читали послушники, чтобы прочитанное не могло исказить их собственные видения и сны, и ночные вылазки в библиотеку за годы, проведенные в школе, стали для любопытного мальчика привычным делом. Днём он вместе с другими детьми, населяющими школу, изучал историю Белого народа, историю его предков. Мальчик знал, что расы Белых больше не существовало: и он сам, и другие послушники, так же как и служители школы, были полукровками, в ком гены их предков волей случая проявились в достаточной мере. Великий народ истинных Белых Пророков, видевших будущее, выбирающих судьбы для целых народов, предсказавших даже собственный уход, исчез с лица земли много веков назад. Но людское племя, с которым перед уходом смешали своё семя Белые, изредка производило на свет детей с белой кожей, светлыми волосами, прозрачными глазами, холодным умом и способностью видеть особенные сны. Один из них оказывался истинным Белым Пророком, способным не только предвидеть грядущее, но, подобно предкам, менять его по собственному усмотрению. На языке у мальчика вертелись тысячи вопросов, но он знал, что спрашивать бесполезно — их учителя никогда не рассказывали больше того, что сами считали нужным. Этого было мало, очень мало, и мальчик ночью пробирался в библиотеку, где жадно и бессистемно набрасывался на знания, читая всё, что попадало в руки. Записи были сделаны на самых разных языках, но это не мешало мальчику удовлетворять любопытство, изучение языков было еще одной обязанностью послушников школы. Ежедневно они учились читать, писать и говорить на десятках языков самых разных народов, населяющих мир теперь, и ушедших в небытие.

Мальчика звали Любимым. Это имя дала ему мать, прижимая его — крошечного, белого и беспомощного — к своей тёплой груди, сладко пахнувшей молоком. Он рос медленно, оставался бледным, маленьким и хрупким, но был ловким и гибким, что давало ему преимущества в детских играх. Сестра научила его всему, что умеют растущие на воле дети: бегать и прыгать, залезать на деревья, воровать в садах абрикосы, ловить жуков в высокой траве, плести венки из цветов, плавать в море, нырять за ракушками, а по вечерам — жарить мидий в костре, обернув их морскими водорослями. Выдумщик и фантазёр, он рассказывал удивительные истории, и послушать его сказки вечером возле костра собирались не только его друзья — соседские ребятишки, но и их родители. Дни напролёт мальчик вместе с другими детьми, загорелыми как жёлуди, беззаботно носился на улице, но яркое солнце южного побережья не могло справиться с прозрачной белизной его кожи.

Вскоре после рождения малыша в посёлке появились странные люди. Их волосы казались выбеленными морской солью, белые одежды подчёркивали их бледность. Они пришли из-за моря и разыскивали ребенка, подобного им. На побережье, где родился мальчик, все слышали легенды об удивительном народе, почти богах, которые когда-то держали в своих руках судьбы людей. Гости рассказали родителям малыша и их соседям, что вместе с крошечным бледным ребенком древняя легенда снова вошла в их жизнь.

Почти каждую ночь Любимому снились сны. Это было так, словно он проживал сразу две жизни. Дневная была наполнена солнцем, зеленью, плеском волн, ароматом цветущих садов, звоном детских голосов, нежными прикосновениями теплых рук матери. Ночная жизнь была вовсе не так безоблачна, как мир, в котором он рос. Огромная чёрная туча надвигалась с севера, закрывая собою небо, и там, где она уже нависла над землёй, царили мрак и холод. Он видел людей, лишенных собственной воли, не знающих ни любви, ни сострадания, подчиняющихся чужому холодному разуму. Их становилось всё больше, мрак разрастался и становился гуще, поглощая новые территории. Любимый видел как всю картину в целом, так и отдельные детали. Красный вихрь обрушивался на города и стирал их с лица земли. Стая шакалов набрасывалась на старого оленя и загрызала его. Брат мечтал о смерти брата. Крысы сжирали младенца во чреве матери. Люди превращались в товар, их как фрукты покупали и продавали на рынке. Ненависть растекалась по венам, отравляла дыхание, насыщалась тьмой и сама становилась для неё пищей. Сны повторялись, принося с собой всё больше деталей, и с каждой новой подробностью они становились всё более пугающими. В противовес кошмарам иногда приходил сон, в котором было бескрайнее синее небо и удивительные животные, легко скользящие в прогретом солнцем воздухе, раскинув огромные крылья. Мальчик любил это видение, оно дарило надежду.

Когда Любимому исполнилось десять, настало время покинуть свою семью. Мать плакала, и отец обнимал её, а другой отец прижал к себе сына. Они всегда знали, что придётся отпустить его: их маленького светлого мальчика ждало его собственное предназначение. Любимый был готов. Сны давно поведали ему, что его судьба не была связана ни с местом, где он родился, ни с людьми, подарившими ему жизнь и счастливое детство. Он догадывался, что у него никогда не будет собственной семьи — предназначение потребует всю его жизнь целиком, не позволит делить себя с кем-то еще. В нём жило знание, что его судьба тесно связана с его видениями, он чувствовал, что должен остановить приближение тьмы. Что для этого придётся сделать, какие пути выбрать, какими инструментами воспользоваться — он пока не знал, но его ждала школа на острове Клеррес, где он рассчитывал получить ответы на все свои вопросы.

Во сне Любимый не раз гулял по залам и переходам школы, он узнал их сразу, как только увидел наяву. Бесчисленные колонны устремлялись под теряющиеся в вышине своды, их украшала искусная резьба, светлые каменные полы были расцвечены мозаикой, в садах цвели растения со всего света, Белые Пророки прошлых времен смотрели на своих потомков глазами беломраморных статуй. Школу строили и перестраивали на протяжении тысячелетий. Появлялись новые жилые и хозяйственные корпуса, внутренние дворы и галереи, вырастали башни, подземелья вгрызались всё глубже в морское дно. Школа росла, пока не накрыла собой практически весь остров. У причала всегда стояли корабли, прибывшие из дальних стран. Они привозили щедрые подарки в обмен на мудрые советы и пророчества Белых, поэтому обитатели школы никогда ни в чём не нуждались.

Большую часть громадного помещения школы занимали архив и библиотека. В архиве хранились кропотливо собираемые многими поколениями служителей предсказания Белых Пророков и воспитанников школы. Служители тщательно оберегали пророчества от посторонних глаз, переписывали, сортировали. Право толковать их имели только самые мудрые. Их задачей было построение карты времени в лабиринте предзнаменований.

В библиотеке были собраны знания о различных видах магии со всех концов мира, действующих, и утерянных, ушедших вместе с их носителями. Здесь же хранились сведения об истории разных народов.

В школе жили дети от десяти лет и старше. Все они походили друг на друга как родные братья и сёстры — отличались бледностью кожи, имели светлые волосы и глаза. Все были невысокими, полупрозрачными, молчаливыми, выглядели значительно младше своих лет. Но Любимый выделялся даже среди них, Белые гены его предков отразились в его внешности особенно ярко. Его кожа была белоснежной, белые волосы одуванчиковым пухом окружали лицо, падали на глаза с бесцветной радужкой, в которой только при ярком солнечном свете можно было увидеть отражение голубого неба.

Большую часть времени предоставленные сами себе, Белые дети не собирались в стайки, не придумывали себе игр, шумному общению со сверстниками предпочитая уединение. Любимый отличался от них еще и любопытством, непоседливостью и своеволием. У него было достаточно времени на исследования, и постепенно огромная древняя школа раскрывала ему свои секреты. Он узнал все её закоулки, забирался на крыши, изучил все лестницы и переходы, нашел потайные двери и коридоры, обнаружил хитро спрятанные глазки для слежения. Только подземелья школы не привлекали его, оттуда веяло могильным холодом и ужасом, который мальчик не мог для себя объяснить.

Главной обязанностью послушников было спать и видеть сны, а после как можно подробнее пересказывать их служителям. Те тщательно записывали каждое слово, делали иллюстрации и передавали бесценные данные в большой архив. Любимый узнал, что, утратив чистоту своей крови, Белые лишились возможности видеть будущее на протяжении всей жизни. Самые яркие видения посещали детей. К подросткам эти картины приходили всё реже, становились бледными и нечёткими и охватывали всё меньший временной промежуток. Способность прослеживать нити судеб на всю жизнь оставалась только у одного — Белого Пророка. Остальные Белые к двадцати годам пророческие способности теряли полностью. Тогда одни покидали Школу, возвращаясь в мир обычных людей, чтобы снова смешать с ними свою кровь, другие оставались при Школе, проходили обучение и становились служителями.

Чтобы продлить драгоценное время, когда подростки еще могли видеть будущее, их поили настоем трав, в состав которого входили семена мака и цветки карриса. После этого сон становился длиннее и крепче, а видения — яркими и более чёткими. Любимому не нравилось действие этих трав, после такого сна ясность мысли не возвращалась еще долго. Каждый раз, когда это было возможно, он старался незаметно избавиться от дурманящего напитка, его видения и без того были яркими. Он пересказывал свои сны наставникам, они всё тщательно записывали, восхищаясь их разнообразием, богатством и точностью деталей, его мастерством рассказчика. Но случалось и так, что служители были недовольны им. Они не желали слушать, когда он рассказывал свой любимый сон, в котором в синем небе кружили прекрасные сверкающие создания, раскинув свои гигантские перепончатые крылья. Солнце играло на их покрытых чешуёй телах, головы на длинных шеях венчались коронами из шипов, в золотых змеиных глазах читалась мудрость поколений, уходящих в века. Служители уверяли его, что чешуя ему померещилась, и он видел всего лишь больших хищных птиц. Стервятников. Коронованные стервятники — их предсказывали уже многие Белые до него. Сон про девочку, на лбу у которой появился большой гребень, а щёки и скулы украсила чешуя, тоже не нравился служителям, они мягко укоряли Любимого за то, что он обманывает их и увеличивали дозу снотворного зелья. Тогда он перестал раскрывать служителям свои настоящие сны, а вместо них стал сочинять те, что должны были понравиться им. Он рассказывал, что лисица сделалась предводителем оленей и вывела их из болота. Что огромная змея заснула, свернувшись клубком, и ей приснилось, что она превратилась в корабль. Что в сердце камня притаился паук, незаметный как тень. Что юноша-раб женился на королеве. Что олень, спасаясь от загнавших его в ловушку охотников, превратился в волка и разорвал своих преследователей.

Теперь наставники хвалили его. Любимый испытывал двоякое чувство, с одной стороны, ему льстило, что он смог так ловко всех обмануть, с другой — угрызения совести не давали ему покоя. Он обманывал свой народ, служителей, которые были так добры и терпеливы с ним. С каждой новой выдуманной историей он всё больше страдал от собственного вранья.

Однажды, пробравшись ночью в библиотеку, среди старых свитков Любимый нашел изображение животных, которых он так часто видел во сне. Это были драконы. А в книге, привезённой из Джамелии, государства, располагавшегося где-то далеко на севере, он нашел информацию о страшных разрушениях, произошедших столетия назад на берегах этого края. С лица земли были стёрты огромные территории, вместе с ними исчезли драконы. Из найденных рядом свитков Любимый узнал о древнем народе, обладавшем особой мудростью и удивительной магией, дружившем с драконами. На тщательно прорисованной иллюстрации он обнаружил покрытого чешуёй человека, как та девочка, которую он видел во сне.

Как-то утром тихая размеренная жизнь школы была нарушена. Занятие, на котором дети изучали жизнь и великие деяния Белого Пророка Колуна, было прервано шумом и криками снаружи. В комнату вбежал один из младших служителей и крикнул, чтобы все поторопились в большой зал. Волнение и восторг, охватившие юного служителя, передались воспитанникам. Они вскочили со своих мест и понеслись по галерее, толкаясь и галдя как самые обычные дети. В большом парадном зале, в который обычно воспитанников не допускали, в этот раз было шумно. В открытые двери вливались всё новые группы учеников, занимавшихся со своими наставниками в разных концах школы. Здесь же находились почти все служители, и Любимый удивился, как их, оказывается, много. Впервые за годы, проведенные в стенах школы, он увидел их всех в одном месте. Огромный зал весь был заполнен людьми в белых одеждах. Воздух звенел от их голосов.

Вдруг все разом смолкли. В наступившей тишине распахнулись двери центрального входа, и в сопровождении старших служителей в зал вошла высокая женщина. Она казалась безупречной, словно ожила одна из мраморных статуй, изображавших Белых Пророков древности. Её кожа была белее самой дорогой бумаги, белоснежные волосы спадали на плечи, их сдерживал тонкий серебряный обруч. Солнечные лучи, ворвавшиеся в полумрак зала через раскрытые двери центрального входа, светили ей спину, сделав почти прозрачным её белое платье. Толпа послушно расступалась и снова смыкалась у неё за спиной. Лёгкими шагами женщина прошла в центр зала и остановилась, давая возможность всем насладиться её ослепительной красотой.

Любимый, наблюдавший за ней из-за спин других послушников, впервые так ясно почувствовал разницу между полами. Девочки, ученицы школы, почти ничем не отличались от мальчиков, и те и другие были маленькими и тощими, волосы заплетали в косу, их одежда кроилась по единому образцу. Взрослые служители тоже походили друг на друга и чертами лица, и телосложением, а широкие белые туники, которые носили все обитатели школы, окончательно скрадывали все различия. Струящееся шелковое платье женщины настолько же отличалось от униформы служителей школы, как сама женщина — от всех, кого мальчик видел ранее.

Женщина лениво скользила глазами по толпе окруживших её учеников. Заметив среди светловолосых голов белоснежную макушку Любимого, она изогнула безупречную бровь, улыбнулась и указала на него пальцем.

— Ты! Подойди сюда.

Мальчик пробрался через толпу к центру зала и остановился перед женщиной. Он не мог понять, почему испытывает такой трепет перед ней. Может быть, её женская красота так действовала на него? Он не смел поднять глаза. Рядом с ней хотелось быть таким же прекрасным, высоким и сильным, но он едва доставал макушкой до её груди. В свои шестнадцать он выглядел как десятилетний ребёнок: тощие руки и ноги, слишком тонкая шея, узкие плечи. Впервые он так явственно осознавал свою тщедушность и впервые сожалел о ней. Как будто прочитав его мысли, женщина заговорила сладким голосом, каким разговаривают с младенцами.

— Что за прелестный ребёнок! Такой беленький, как сахарная пудра, как взбитые сливки! Кто ты?

Несмотря на ласковые слова, которые она произносила, Любимый почувствовал: она насмехается над ним. Он расправил плечи и заставил себя поднять голову. Глядя ей в глаза, он ответил:

— Я — Белый Пророк.

Он впервые произнёс это вслух. То, что он чувствовал, что было его предназначением, его судьбой.

Женщина расхохоталась, как будто не слышала в своей жизни ничего более забавного. Её смех звенел в тишине зала, лица служителей вытянулись, никто не разделил её веселья.

Отсмеявшись, она взяла мальчика за подбородок, наклонилась к его лицу и с доверительной интонацией, но так, что слышно было в каждом углу замершего зала, отчётливо произнесла:

— Нет. Белый Пророк — это я.

Как только пальцы коснулись его лица, Любимый почувствовал, что зала больше не существует, исчезла толпа учеников и служителей. Было холодно, очень холодно. Он увидел женщину, такую же белую и прекрасную, как гостья, но выглядела она чуть старше. Из её черт исчезла последняя мягкость юности. Привычка властно сводить брови прочертила на лбу вертикальную морщинку. Высокая причёска, в которую были уложены её волосы, придавала чертам властности. Весь её вид выражал крайнюю степень возбуждения: пряди выбились из прически и падали на лоб, она тяжело дышала, крылья узкого носа хищно раздувались, губы кривила торжествующая улыбка. Её руки почти по локоть были в крови, кровью забрызгано белоснежное одеяние. На полу перед ней лежал молодой мужчина. Его длинные золотые волосы рассыпались по покрытому инеем полу, лицо искажал ужас, всё тело было сплошной зияющей раной, лужа крови под ним стремительно увеличивалась. Любимый вдруг всем своим существом почувствовал его предсмертную боль и отчаяние. Он поднял круглые от ужаса глаза на женщину и прошептал:

— Ты убила его!

Видение закончилось, но по её расширившимся зрачкам, по сбившемуся дыханию он понял, что она разделила его с ним. Еще ниже склонившись к его лицу, так, что губы почти касались щеки мальчика, она ответила:

— Нет. Еще нет.

Она ослепительно улыбнулась, и он потерял сознание.

И снова был этот мальчик. Худенький, взъерошенный, с серьёзным взглядом пронзительных чёрных глаз. Любимый видел его уже множество раз. Точнее: множество раз он видел его смерть. Способы менялись, но суть оставалась неизменной: мальчик умирал от кинжала и яда; его душили в тёмном коридоре какого-то замка; его сталкивали с лестницы высокой башни; ночью на тёмной горной дороге его топтал конь богато одетого всадника. Его до смерти избивал мужчина, а другие дети молча наблюдали за тем, как он умирает. В лесу на него набрасывались жуткие создания, только отдалённо напоминающие людей. Его сжигали над водой... Любимому отчаянно хотелось спасти этого мальчишку, он чувствовал, что нет ничего важнее. Но смерть настигала свою жертву, когда тот был ребёнком или подростком. Взрослым Любимый не видел его ни разу.

Об этих видениях он тоже не рассказывал служителям, слишком личными казались ему эти сны.

Новое видение отличалось от предыдущих. В нём мальчику было лет тринадцать, и смерть на этот раз подкрадывалась не к нему. Он прижимал к груди бьющуюся в судорогах маленькую собачку — она задыхалась. Рядом рыдала девушка. Мальчик с силой разжал пасть испуганного животного, протолкнул туда кусок масла, и ловко вытащил из горла пёсика душившую его кость. Девушка схватила своего любимца, а мальчик, словно почувствовав на себе взгляд, поднял глаза и произнёс:

— Король, мой дед, позаботится обо мне. Позаботься о короле, Любимый.

Он открыл глаза и судорожно втянул воздух.

— Любимый!

Он был в своей комнате, лежал на своей кровати.

— Теперь я знаю, как тебя зовут, маленький Пророк-самозванец.

В кресле возле окна удобно расположилась Белая Женщина. Она улыбалась, голос нежной музыкой разливался в воздухе.

Увидев её, мальчик поспешил подняться, но она опередила его, мягким кошачьим движением скользнув на кровать, и села рядом с ним.

— Не вставай! Ты потерял сознание. Там, в зале, было очень душно, столько людей собрались в одном месте...

Продолжая говорить, она протянула руку, чтобы дотронуться до его волос. Он невольно отшатнулся, боясь снова оказаться в том страшном кровавом видении. Но не успел, её длинные пальцы зарылись в пух его волос. Ничего не произошло. Она гладила его по голове — нежно, почти как мать когда-то, и улыбалась ему. Это лёгкое прикосновение помогло расслабиться, и он решился заговорить.

— Кто он?

Голос не слушался. Женщина округлила глаза, удивлённо приподняла светлые брови.

— Мужчина со смуглой кожей, — стал объяснять мальчик. — За что ты убила его? Там, в зале, я видел...

Чем больше он говорил, тем больше сомневался в своих словах. Такая нежная, такая красивая, она не могла причинить боль. Женщина всё так же удивленно смотрела на него, склонив на бок голову.

— Убила? Я?

Её голос звенел, рука ласково гладила его щеку, колени прижимались к его коленям. Любимый заметил, что её поза в точности повторяла его собственную: она сидела, поджав под себя ноги.

— А может быть, это был ты? Это же твоё видение.

— Я? — Любимый вздрогнул от отвращения, снова вспоминая залитые кровью руки и чёрную лужу, расползающуюся на белом полу. — Но я не хочу никого убивать! И потом, я точно помню, что это была женщина. Белая и прекрасная, как ты!

Договорив, он смутился, опустил взгляд, понял, что уставился на её обтянутую белым шелком грудь, снова поспешил отвести глаза, уперся взглядом в её колени, вспыхнул и задохнулся. Аромат её духов пробирался во все поры. Она засмеялась, взяла его за подбородок и заставила поднять лицо вверх.

— Женщина, мужчина, какая разница, дурачок?

Смеясь, она наклонилась еще ближе и поцеловала его. Её губы были мягкими и жадными, язык ворвался в его рот, и мальчик забыл как дышать. Она отстранилась и снова засмеялась низким грудным смехом.

— Собираешься снова упасть в обморок?

Он понял, что всё ещё не дышит, и снова залился краской. Но её тон вдруг изменился, она заговорила серьёзно.

— Значит, ты решил, что ты Белый Пророк. Что же, я очень хорошо тебя понимаю. Белые гены наших предков проявились в твоей внешности как ни в ком другом. Твоя кожа безупречна — белая, гладкая, нежная, — она снова ущипнула его за щёку. — Когда-нибудь ты станешь красавчиком. — Она качнулась назад, наклонила голову набок и задумчиво оглядела его всего с головы до ног. Он плавился под её взглядом. — Хотя сейчас в это трудно поверить, — хмыкнув, добавила она. Его сердце упало, он словно со стороны увидел своё маленькое тощее тело. Он не понимал, зачем она играет с ним, то обращается как с мужчиной, то насмехается как над ребенком.

Женщина снова стала серьёзной.

— Ты должен знать, что управлять судьбой мира может только один Белый Пророк. Так вот, для нашего времени такой Пророк — я.

— А кто тогда я?

Вопрос вырвался быстрее, чем он успел подумать, стоит ли его задавать. Она кивнула, как будто ждала его.

— Ты — неудачник, которому не повезло родиться не в своё время. Ты очень одарён, и, возможно, ты не утратишь способность к чтению путей будущего с годами. Но твои видения всегда будут искаженными, твои цели — ложными. Скажи мне, как ты думаешь, в чём заключается твоя миссия?

Любимый постоянно думал об этом. Он видел грядущее — мир, где процветало рабство, и человеческая жизнь ничего не стоила, где не было места слабым или не похожим на большинство. Одна только грубая сила станет в этом мире законом и справедливостью, и человечество, считая себя единовластным правителем мира, захлебнётся в крови. Не позволить увиденному будущему стать реальностью — вот что он считал своим предназначением. Но вырвавшийся ответ удивил его самого.

— Я должен спасти мальчика.

Он тут же пожалел, что произнёс эти слова, потому что женщина снова расхохоталась.

— Спасти мальчика? Вот это миссия! Тебе нужно быть шутом, перед твоими остротами невозможно устоять! — она отсмеялась и вытерла слёзы, выступившие на светлых ресницах. — Что за мальчик? Ты его знаешь?

Жар, охвативший его от прикосновений и близости её тела, исчез. Стало легче дышать. Она смеялась над ним, гордость заставила его ответить.

— Не знаю. Я видел его во сне, множество раз. Он всегда умирал.

— Вот видишь, — она взяла его руку в свою и сжала ладонь. Её голос снова был полон сочувствия. — Мальчик всегда умирает. Значит, такова его судьба. Значит, так нужно для правильного течения времени. Может быть, ты спасёшь его, а он вырастет и станет злодеем, убийцей? Может, ему суждено стать королём, и он будет самым жестоким правителем — тираном и захватчиком? Представь себе, Любимый, скольких людей ты можешь обречь на смерть, спасая одного мальчика, который должен умереть. Время мчится по широкой прямой дороге, которая ведет к благополучию, ты же хочешь направить его по зыбкой тропе, которая рано или поздно может привести мир в трясину, из которой не выбраться. Сколько Белых Пророков понадобится, чтобы исправить сделанное тобой?

Каждым словом она разрушала всё, во что он верил, лишала его предназначения.

— Я видел будущее, оно ужасно! — он хотел рассказать ей свои сны, она должна была понять.

— Я читала всё, что с твоих слов записывали служители. Твои пророчества искажены, всё, что ты видишь — только твои детские страхи. В твоих видениях правды не больше, чем в твоих выдумках. Ты не Пророк, ты лжец.

Женщина выпустила его руку, и в упор посмотрела ему в глаза. Ему хотелось исчезнуть под этим взглядом.

Она была права. Он лжец. Он может принести в мир только зло.

— Ты должен помнить, что ты очень опасен. Поддавшись ложным видениям, имея извращённые цели, ты можешь наделать множество бед, причинить непоправимые разрушения, особенно если в твоём распоряжении будет достаточно сильный катализатор. Попытавшись изменить ход истории, ты приведёшь мир к катастрофе, даже если будешь иметь при этом самые добрые намерения. Хорошо, что найти инструмент тебе будет нелегко. Ты Белый, и обычные люди не смогут устоять против твоего обаяния. Это в природе нашей расы. Люди всегда будут слушать тебя, открыв рот, и бросаться исполнять любые твои указания. Но мир позаботился о собственной защите от таких выродков как ты. Тебе суждено всегда говорить правду, но самые значимые для тебя люди не будут тебе доверять. Твой Изменяющий, даже если тебе удастся найти такого, не станет следовать за тобой. Таково проклятие ложных пророков.

Она поднялась и стала ходить по комнате.

— Твои наставники рассказали мне о тебе. Ты не в меру любопытен и своеволен. Суешь свой нос куда не следовало, для тебя не существует запретов.

По спине мальчика сбежала капля холодного пота. Он и предположить не мог, что каждый его шаг был известен служителям. Он наслаждался свободой, бесшумной тенью скользя по коридорам школы, забредая в самые укромные её уголки. Украдкой полученные знания, которые он добывал из своих ночных вылазок в библиотеку, казались ему намного важнее тех, что на занятиях давали учителя. Теперь он догадывался, что, возможно, в библиотеке ему попадались на глаза именно те книги, которые, по мнению наставников, ему следовало прочесть. Словно следя за потоком его мыслей, женщина продолжила.

— Ты, конечно, читал о драконах? Гигантских ящерицах, способных подниматься в небо. По твоим словам, они снились тебе раньше довольно часто, а потом почему-то вдруг перестали сниться.

Она остановилась и сквозь ресницы посмотрела на него, как будто ждала оправданий. Мальчик молчал, опустив голову. Она шагнула вперед, подойдя почти вплотную, взяла его за подбородок и вздёрнула голову вверх, заставляя смотреть себе в глаза.

— Ты читал. И ты должен знать, что они исчезли с лица земли много веков назад. Значит, теперь ты понимаешь, насколько извращены твои пророческие видения, ведь ты прозревал не будущее, а прошлое! Твои наставники не рассказывали тебе об этом, они были слишком добры к тебе — ты кажешься таким милым ребенком. Но я думаю, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понять: ты — ложный пророк и не имеешь права влиять на судьбы мира.

Он смотрел на её лицо снизу вверх, видел, как гневно раздуваются её ноздри, как сошлись над переносицей белые брови, и это видение напомнило ему то, что он видел когда-то давно, но не понял тогда.

— Я видел рядом с драконом тебя. Дракон был огромным, чёрным. От него исходила злоба. Ты сидела на троне возле его ног. Он хотел бы разорвать тебя, но не мог сдвинуться с места.

Женщина задохнулась от гнева. Её лицо обрело звериный оскал, зрачки расширились, верхняя губа приподнялась, открывая зубы.

— Ты врёшь! Ты не мог такого видеть.

— Я не вру, я видел. Ты накормила дракона, но ему было этого мало, и он забрал твои руки.

Она размахнулась и ударила его по лицу с такой силой, что он упал на спину и затылком врезался в стену.

— Не сомневайся, мои руки всегда будут при мне, чтобы доставить тебе удовольствие.

Она тяжело дышала, пряди волос выбились из-под серебряного обруча и упали на лицо. Теперь у мальчика не было сомнений в том, что именно её он видел по локоть в крови в том видении, когда она впервые прикоснулась к нему.

Она хлопнула в ладоши. Тут же в комнату вошли сразу несколько старших служителей. Очевидно, они всё время находились за дверью и слышали весь разговор.

— Теперь вы убедились в том, что он опасен? У этого белого ягнёнка язык змеи и упрямство осла. Он не будет подчиняться по доброй воле. — Женщина обращалась к старшему служителю. Тот окинул взглядом мальчика, который лежал на кровати, приходя в себя от удара об стену. Под его затылком растекалась тёмная лужица, на скуле наливался огромный синяк.

— Ну что же, мы все знаем, что нужно делать.

Один молодой служитель схватил запястья мальчика и потянул их вниз. Грудь и щека Любимого прижимались к гладкой поверхности мраморной скамьи. Еще один служитель сидел верхом у него на ногах, придавив их всем своим весом. Третий удерживал его за плечи. Голый и беспомощный, мальчик никогда еще не чувствовал себя таким униженным, даже холод камня, на котором он лежал, не мог остудить его гнев. Пожилой служитель склонился над ним. Краем глаза мальчик увидел в его руках большую иглу. И началась пытка.

Раньше Любимый думал что боль — это когда прищемишь палец или поцарапаешь до крови коленку. В своих снах ему приходилось видеть и жестокость, и смерть, и предательства, но он оставался только наблюдателем. Никогда раньше злоба не была направлена против него самого. Он даже представить не мог, что такое беспомощность и бессилие перед чужой злой волей. Теперь он точно знал, от чего нужно спасти этот мир. Но он — лжепророк, он не может ничего изменить.

Любимый хотел бы с достоинством выйти из этого испытания. Он старался терпеть, но не мог. Он кричал, слёзы катились из глаз, он молил о пощаде, но всё было напрасно. Служители крепко держали его, не давая пошевелиться. При этом они просили прощения, жалели и утешали его. И продолжали свое дело. Игла безостановочно двигалась по шее, плечам, спине, но если бы было только это, он смог бы вытерпеть такую боль. Сделав достаточно проколов на коже, они втирали в рану что-то такое, от чего мальчику казалось, что он сгорает заживо. Пытка продолжалась изо дня в день, занимала по несколько часов. Он потерял счёт времени. Он не мог ходить на занятия. Он не мог есть. Не хотел никого видеть. Его кормили. Его оставляли одного всего на несколько ночных часов, а утром снова приходили за ним, раздевали, раскладывали на скамье, и всё начиналось сначала. Ночь не приносила облегчения. Он больше не видел снов — их вытеснил повторяющийся кошмар, в котором темноглазый мужчина спешил оказаться в объятиях бледной женщины.

Накануне она снова пришла к нему в комнату. Она хотела посмотреть на работу, которую поручила служителям недели назад. Аромат её духов наполнил воздух, и Любимый ощутил приступ тошноты. Сейчас он не мог понять, как этот сладковатый приторный запах мог казаться ему соблазнительным. Когда она появилась, пытка продолжалась уже несколько часов. Мальчик был измучен и охрип от крика, но ему была ненавистна мысль о том, что она видит его таким — заплаканным, голым, беспомощным, слабым. Служители с поклоном отошли от скамьи, предоставив ей полный обзор. Она долго разглядывала его спину и наконец обратилась к нему.

— Тебе нравится, Любимый?

Он молчал, размышляя о том, что только ей может понравиться кровавое месиво, в которое, по его ощущениям, превратилась его спина. Вместо него ответил один из служителей.

— Мальчик еще не видел рисунка.

— Так покажите ему, — нетерпеливо бросила женщина.

Двое юных служителей выбежали из комнаты и вернулись с двумя большими зеркалами. Один поднял принесённое зеркало над спиной растянутого на скамье мальчика, другой расположил своё прямо у него перед носом.

— Смотри! — скомандовала женщина.

Любопытство взяло верх над отвращением, Любимый поднял голову, увидел в зеркале свою спину и закричал от ужаса, вызвав смех Белой женщины. На некогда белоснежной коже извивались две змеи. Они оплетали пытающегося раскинуть крылья дракона. Рисунок был сделан с поразительной точностью, каждая чешуйка на коже рептилий, каждый коготь и зуб казались объёмными. Глаза с узкими зрачками светились золотом. Татуировка начиналась на шее и заканчивалась на ягодицах. Она была почти закончена, если не считать нескольких последних чешуек на кончиках хвостов змей, которым не хватало цвета.

— Завтра работа будет завершена, — снова заговорила Белая женщина. — И твои новые друзья станут присматривать за тобой. Это было сделано для твоего же блага, Любимый. Если ты не станешь вести себя мудро, вздумаешь быть непослушным, решишь снова называть себя Белым Пророком, ты заново испытаешь ту же боль, что и теперь. И пройдёт она, только когда я решу, что с тебя достаточно. Запомни, Любимый, чтобы наказать тебя мне теперь совсем не обязательно быть рядом. Тебе придётся стать послушным мальчиком. Ты меня понял? — не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты.

Пришла ночь, он забылся во сне, но знакомый кошмар снова разбудил его. Мальчик лежал, уставившись в темноту, и с обреченностью ждал, когда наступит завтра. Женщина, показавшаяся ему такой прекрасной, отняла у него всё — его предназначение, его веру в себя, его свободу. Он видел, как ей нравилось мучить его. Он знал, что ни один его промах не останется без наказания. Скорее всего, ему предстоит рано или поздно сойти с ума от боли и умереть дурачком, не помня себя, не узнавая окружающих. А вместе с ним обречён на смерть и мальчик с серьёзными чёрными глазами. Даже мысль о собственной гибели не приводила Любимого в такое отчаяние, как понимание того, что без него этому мальчику не выжить.

С этими мыслями он погрузился в сон, и знакомый кошмар начался заново.

И снова стены комнаты утопали во мраке, и свет свечей не мог его разогнать. Белая женщина сидела на диване, склоняясь к темноволосому мужчине. Он был опьянён её близостью или дымом трав, сгорающих в жаровне. Мужчина тяжело дышал, сжимал кулаки, отводил глаза от выреза одеяния на груди своей собеседницы, скользил глазами по её коленям. Качнувшись вперёд, она накрыла губы мужчины своими. Тот, чуть помедлив, вцепился в её плечи и ответил на поцелуй. Любимый знал, какие мягкие у неё губы, как настойчиво её язык движется во рту, рождая сладостное головокружение, пробуждая похоть, которой невозможно сопротивляться. Женщина ловко выскользнула из объятий мужчины и сбросила одежду, медленно опускаясь на кровать. Мужчина вскочил с дивана и шагнул к ней.

Любимый был так измучен, он больше не мог сопротивляться. Он проиграл своей сопернице уже все битвы, должен был уступить и в этой. Он не закричал и не проснулся, а оставался молчаливым зрителем. Мужчина сделал еще шаг, а потом набросился на Белую женщину. Коленом он ударил её в живот, а руками сдавил шею. Продолжая сжимать пальцы на её горле, он поднял голову и крикнул:

— Любимый, где ты?!

Теперь мальчик узнал его. Это был тот самый темноглазый мальчишка из его снов. Взрослый. Ему удалось выжить и вырасти. Он снова сражался, у них был общий враг, и Любимый был нужен ему.

В тот же миг женщина с силой оттолкнула от себя своего несостоявшегося любовника, он отлетел и упал на жаровню, разбрызгивая вокруг сноп искр. Вспыхнул свет, на мужчину со всех сторон навалились стражники. Он яростно сопротивлялся.

Этот мальчик, этот мужчина вдруг всё изменил, и Любимый понял, что тоже не должен сдаваться. Право быть Белым Пророком не зависит от первородства, кто из них с Бледной Женщиной истинный Пророк, а кто ложный, покажет только время, выбрав, по которому из предложенных ими путей ему следовать.

Любимый вскочил с кровати. Стараясь не обращать внимания на боль в истерзанной спине, обжигающую его при каждом движении, он быстро оделся и выскользнул в коридор. Он не пытался выходить из своей комнаты уже несколько недель, и служители наверняка ослабили свою слежку. Бесшумно ступая по мозаичным полам, выбирая самые тёмные коридоры, он пробирался к дальней части острова, где у причала стояли корабли. Плана не было, просто мальчик знал, что в школе ему оставаться больше нельзя. Тенью скользнув по переходам и галереям, никем не замеченный, он пересёк сад и перелез через огораживающую его стену. Солёный воздух прибоя ударил в лицо, Любимый почувствовал, что вместе с ним он вдыхает свободу.

На якоре возле причала стояли несколько судов. Среди них он узнал флаг Джамелии ­­­— далёкой страны на севере, на территории которой когда-то жили драконы. Сатрап Эсклепий, четвёртый своего имени, увлекался пророчествами и платил большие деньги купцам, привозившим ему мудрые советы с острова Белых. Он отсылал богатые подношения, среди которых были бесценные книги о различных видах магии этого и соседних государств, и старшие служители школы с благосклонностью принимали его посланников.

К капитану корабля посреди ночи явился бледный точно призрак мальчишка, и сообщил ему, что в благодарность за щедрые дары школа дарит сатрапу одного из своих предсказателей. В подтверждение своих слов он тут же предрёк капитану богатство и процветание в случае, если тот как можно скорее доставит подарок своему повелителю целым и невредимым.

Той же ночью корабль снялся с якоря и вышел в море, взяв курс на север. На нём навстречу своему предназначению, своей судьбе и своему Изменяющему уплывал маленький Белый Пророк.