Одна пятисотая секунды (гет)

Она не замечает его, пока Илья не заглядывает ей через плечо особенно нагло.

— Привет.

Ружа поворачивает на него голову, и их носы соприкасаются. Она дергает головой, и выпускает фотик из рук. Хорошо, что ее самый первый препод по фотографии научил, что нужно обязательно оборачивать ремень на камере вокруг руки. Чтобы не угробить дорогущий объектив после вот таких неловких движений.

— Я не хотел тебя напугать.

— А че тогда подкрадывался? — возмущается Ружа, выключая фотоаппарат. Как-то ей расхотелось разом снимать.

Илья неопределенно пожимает плечами, садится на скамейку, где уже лежит ее кофр с объективами и штатив. Кофр ей подарил крестный на какой-то давнишний день рождения, когда ей еще не особенно было, что в него складывать, а сейчас, Илья мог поклясться, не все ее стекло в него помещалось. Кофр был тяжелым. Она всего однажды разрешила ему подержать его, никогда не позволяла помочь себе нести свою технику. Только штатив. Штатив был легкий, но качественный, он сам ей его выбирал, хотя и не разбирался в этом. Просто он захотел сделать ей подарок на день рождения раньше, чем она себе сама его купит. Так у Ружи появился штатив, и в итогах года она признала его самым полезным подарком ушедшего две тысячи какого-то.

Она неуверенно садится рядом со своим кофром, укладывает в него камеру объективом вверх, закрывает его крышечкой.

— Я подарю тебе новую крышечку от аппарата «Зенит», — вдруг начинает напевать Илья, и Ружа подхватывает:

— Мне не нужна она нахуй, пускай пока у тебя полежит!

Они смеются. Давно они вместе не смеялись.

Наверно, с тех пор, как она от него ушла.

Вечернее солнце заливает золотом пожелтевшие листья берез, гладь реки подрагивает на ветру, серебрится. Камыши шуршат.

— Я недавно нашел на компе фотографию, как раз здесь делали. Вон у той ивы, — машет в сторону дерева Илья, и Ружа послушно поворачивает голову.

Она помнит, о какой фотографии идет речь. Ей девятнадцать, она только-только выиграла фотоконкурс на молодежном окружном форуме, вернулась домой, и они пошли гулять на набережную. И потом дальше за официальную набережную, где уже начинались микрорайоны. Сюда. И солнце светило почти так же, и было тепло, и Илья был отличной моделью — куда надо, залезал, куда она скажет — падал, смеялся и гримасничал, и вокруг глаз у него собирались морщинки. Она отсняла ему в тот раз хороший сет на Гелиос 44м-4. И тогда он напомнил ей, что у них до сих пор нет ни одной совместной фотографии.

В тот день она впервые снимала на таймер. Долго наводила фокус, поставив тушку камеры на ту массивную ветку ивы, практически параллельную земле, подложила под объектив крышечку — да, от аппарата «Зенит», потому что Гелиос 44м-4 она сняла именно со старенького «Зенита», который ей опять же подогнал крестный, — и перевела таймер на десять секунд. Подбежала к нему, обняла, он зарылся носом ей в волосы. Поднялось зеркало, сработала «прыгающая» диафрагма, включилась матрица, открылся механический затвор, свет прошел через отверстие, образованное лепестками диафрагмы, ровно за одну пятисотую секунды, затвор закрылся, зеркало опустилось, Nikon записал на флешку яркий живой кадр. Ее рыжие волосы подсвечены мягким контровым светом, и уши у Ильи розовые и почти прозрачные, и они с ним такие невыносимо влюбленные и беспардонно счастливые, что Ружа себе очень нравится на этом снимке. Только теперь на него смотреть немножко больно, потому что всегда настигает ее эта неуместная ностальгия по тем временам, когда у них с Ильей все еще было ослепительно хорошо.

Илья хмыкает, глядя на нее, и она понимает, что глупо улыбается ему уже несколько секунд.

— Извини, задумалась.

Нет, они не остались добрыми друзьями после того, как больно, горько и тяжело расстались, вообще несколько лет даже кивками не обменивались при встрече — доктор сказал «В морг», значит, в морг, — и Ружа выбросила все распечатанные снимки, которыми вообще-то гордилась, потому что на них был изображен Илья. Ну, то есть как выбросила. Унесла на ближайшую Фотосушку, прицепила к бельевой веревке за цветные прищепки, написав с обратной стороны только свой адрес Вконтакте, чтобы ее смогли найти, если кто-то захочет заказать фотосессию.

Ей написали через два дня, и с тех пор у Ружи не было отбоя от заказчиков, и год назад она открыла свою фотостудию, сотрудничала с дизайнером интерьеров — молодой бойкой мамашей без образования, но с изумительным чувством стиля, и они вместе с ней готовили и студийные, и пленэрные сеты. Так что ее увлечение своим парнем как моделью сыграло ей добрую службу. К тому же Илья был невероятно красив.

Ружа себя, например, никогда красивой не считала, вот умной — да, талантливой — возможно, может, милой, но не красивой. А Илья был сложен, как молодой Аполлон, обаятелен, как бес, совершенно не умел молчать (к сожалению, когда не надо, он тоже не закрывал рта), улыбался не только пухлыми, яркими губами, но и глазами — зелеными и прозрачными, как вода в ручье. Неудивительно, что на Сушке его портреты так живо похватали себе любители или скорее любительницы фотографии, что уж.

В общем, спасибо тебе, Илья, ты классно поработал лицом.

— Как дела-то? — Илья разваливается на скамейке, протягивая руку за ее спиной, и Ружа торопливо хлопает себя по карманам в поисках сигарет и зажигалки, невольно вспоминая, что курить она когда-то начала из-за него, да так и не бросила. Так выбешивал временами, что надо было успокоиться, передохнуть. Перекурить. Она подкуривает, убирает ярко-салатовую зажигалку в карман синтепоновой жилетки, и выдыхает дым.

— Все хорошо, — отвечает Ружа, затягиваясь, и Илья скашивает на нее глаза. Маленький бриллиант в тонюсеньком колечке на ее безымянном пальце горит под солнечными лучами всеми цветами радуги.

— Вижу, — кивает Илья, но улыбается уже немножко по-другому. Будто зная что-то. — Ты делала ему фотосет?

— Снимала для журнала, — пожимает она плечами.

— Видимо, снимки получились хорошими.

— Еще бы, — фыркает Ружа. — Его зовут Эдвин.

— Поздравляю.

Ружа не обольщается: в голосе Ильи нет ни капельки радости за нее.

— Давай я сделаю тебе новую аватарку? — предлагает она, выбрасывая окурок и расчехляя камеру. У нее еще есть минут сорок, прежде чем Эдвин приедет забрать ее с пленэра.