Мика не знает (гет)

— Декабрь помнит, что он не октябрь? — звучит в наушнике скучающий голос Яёй и Гино даже не пытается скрыть улыбку.

— Исполнитель Кунидзука, не отвлекайтесь, — занудно осаживает её Мика.

Слышит едва ли уважительный хмык на том конце провода, ловит искрящийся смешинками взгляд Гинозы и кривит губы в пренебрежительной ухмылке. Не то чтобы Яёй ей действительно мешала, та вообще, пожалуй, единственная, чьё присутствие младшего инспектора не просто не раздражает, а даже радует, но на дворе проклятый конец декабря, с неба падает противная морось, под ногами хлюпают грязные лужи, а светящихся на магазинных витринах гирлянд из-за тумана не видно.

Погода омерзительная, задание бесперспективное, а настроение ни к чёрту.

— Прибавьте ко всему прочему, инспектор, что сегодня канун Рождества, — будто прочитав мысли Шимоцуки, добавляет Нобучика.

Мика передёргивает плечами, шмыгает носом и кутается в насквозь промокшую инспекторскую куртку.

— Никого мы здесь сегодня не поймаем, — недовольно бурчит она.

— Инспектор Шимоцуки, идите в кафе, погрейтесь, — предлагает Аканэ, — Хинакава даст знать, когда те появятся.

— И не подумаю, — угрюмо отзывается Мика, досадуя на включённый наушник. — Пусть вон Гиноза идёт.

— При всём уважении, инспектор, но из нас двоих на своей позиции только я, — отшучивается Нобучика.

Шимоцуки строит в ответ презабавнейшую рожицу, но на своё место не возвращается. Не объяснять же ему, что рядом с Цунэмори она больше ни одной секунды не выстоит. Старший следователь с самого утра пребывает в необыкновенно мрачном расположении духа — случай с одной стороны необычный, а с другой настораживающий. Аканэ никогда не позволяла себе в присутствии коллег показывать что-либо кроме железного спокойствия — профессиональна во всём, от идеально выглаженной блузки до гордо расправленных плеч.

Сегодня же старшая даже брифинг доверила Мике.

Ну как доверила — позволила зачитать интегральную характеристику грабителей, а потом сама распределила всех по позициям. Не Бог весть что, но Шимоцуки целых полчаса ходила до одури гордая собой.

— Ещё пару лет, и разрешит самой отчитаться перед Главой, — тихонько замечает Гино.

— Прочь из моей головы, — зло цедит Мика, вставая под козырёк магазина бытовой техники.

— Нет нужды лезть к вам в голову — у вас всё на лице написано, — пожимает плечами бывший следователь. — Мой вам совет, инспектор: Аканэ не терпит некомпетентности, но только неуверенность в себе раздражает её ещё больше.

— Великовозрастный Цунэморивед, — раздаётся в наушнике голос старшего следователя, — займите свою позицию. Цель только что покинула склад — Суго следует за ними.

— Вас понял, инспектор, — отвечает Гиноза и достаёт из-за пояса доминатор. — И вы улыбнулись, я всё слышал.

Аканэ на том конце провода негромко хмыкает и укорительно качает головой, а Мика от злости и захлестнувшей её обиды почти дрожит — нет ничего в этом проклятом мире, что не вращалось бы вокруг старшего Пастуха, и если отбросить в сторону львиную долю зависти, ревности и восхищения, то Шимоцуки это по меньше мере раздражает. По большей — заставляет и без того нестабильный показатель психопаспорта темнеть.

— Хотите ещё один совет? — выключив наушник, спрашивает Нобучика.

— Если я скажу «нет», вы заткнётесь? — цедит Мика.

— Перестаньте злиться…

— Так и знала.

— …и тогда вы поймёте, что тоже вращаетесь вокруг неё.

И на самом деле это многое объясняет. Но ничуть не успокаивает.

Водителя обезвредил Гиноза. Двух грабителей повязал тоже он, а допрос проводила Цунэмори. На дворе проклятый конец декабря, с неба падает противная морось, под ногами хлюпают грязные лужи, а светящихся на магазинных витринах гирлянд из-за тумана не видно.

Погода омерзительная, задание бесперспективное, настроение ни к чёрту, но есть что-то в том, как эти двое понимают друг друга с полуслова и не видят в этом ничего особенного.

* * *

— Нет! — с порога заявляет Шион, закидывая одну бесконечно длинную ногу на другую и выдыхая табачный дым прямо младшему следователю в лицо. — И не надейтесь, инспектор, я не собираюсь в канун Рождества копаться в тех крохах, что вам удалось наскрести!

— Два образца, — мрачно оповещает её Мика. — Не надорвётесь, Караномори-сан, — глядит на длинную сигарету в наманикюренных пальчиках и неприязненно морщится. — И сделайте одолжение, перестаньте травить себя и окружающих.

Шион хмыкает, запрокидывает голову и напоказ медленно затягивается.

— Следователь Шимоцуки, а вы знали, что секс снижает показатель психопаспорта в среднем в два раза?

Мика краснеет по самые уши и гневно выдыхает:

— Да как вы…

— Не кипятитесь, — отмахивается Караномори, разворачиваясь к монитору и шустро щёлкая по клавиатуре. — Привлечёте к себе всевидящее око местного Саурона и что тогда? Увольте, Шимоцуки-сан, без вас весело, — подмигивает младшему инспектору и возвращается к работе.

Мика топчется на пороге, выбирая между позорным побегом и гневной докладной на Караномори Шион, переминается с ноги на ногу и выбирает третий вариант — давит собственное не к месту взыгравшее достоинство, плюхается на диван и в лоб спрашивает:

— Кто такой Когами Шинья?

Вопрос вырвался почти сам собой, и если поинтересоваться, почему из всех служащих Бюро Шимоцуки решила спросить именно у Шион, та никогда не сможет сформулировать хоть сколько-нибудь удовлетворительный ответ.

Женщина отвлекается от компьютера, смотрит на напарницу Аканэ почти с жалостью, и та о своём неуместном любопытстве жалеет сразу. Но слово не воробей…

— Вылетит не застрелишь, верно? — хитро тянет Караномори.

Следователь фыркает в попытке скрыть клокочущую в горле неловкость и, оборонительно скрестив руки на груди, говорит:

— Я просмотрела все личные дела бывших сотрудников Бюро, но Когами Шиньи там не нашла…

— И где же, в таком случае, вы о нём услышали? — приподнимает брови Шион, и Шимоцуки понимает, что прокололась.

— Я не подслушивала, я…

— Вы?

Мика насуплено отворачивается, но оправдываться перед потенциальной преступницей всё ещё считает куда ниже своего достоинства. Не объяснять же той, что покинуть офис после того, как Нобучика совершенно не своим, непривычно нежным голосом спросил у Аканэ «Как ты?» и так и не услышать, в чём же причина нехарактерно угрюмого настроения старшей коллеги, возможным не представлялось. Не пытаться же описать, насколько последующее «Я скучаю» оказалось интимным, как много всего удалось Цунэмори уложить в тихое «Когами» и сколько личного прозвучало в ответном «Шинья» Гинозы.

Нет, всего этого Мика, разумеется, не расскажет. Но…

— Инспектор Шимоцуки, — негромко обращается к ней Караномори, — хотите совет?

Младшему следователю хочется ответить, что советчиков сегодня уже было предостаточно, что исполнители последние, к чьим наставлениям она станет прислушиваться, но вместо этого кивает и крепко сцепляет пальцы в замок.

— Вместо того чтобы корить мир в том, что он вращается вокруг Аканэ… подумайте, вокруг кого вращается её собственный?

Мика понятия не имеет, кто такой Когами Шинья, может ли уместиться целый мир в одно имя и есть ли хоть кто-нибудь, кто мог бы быть центром для самой Цунэмори. Мика многого не знает, но вот то, что светится в огромных глазах старшего инспектора в те редкие моменты, когда она думает, что её никто не видит, — это не привычная сталь и не ярко-бирюзовый отблеск доминатора.

Это тоска. Самая обыкновенная, человеческая тоска.

* * *

Ближе к полуночи в нескромном жилом блоке Гинозы собирается скромная толпа народу. Шимоцуки в кругу друзей чувствует себя по-страшному неловко, но из Яёй провокатор ничуть не худший, чем стрелок. К тому же, хоть младший следователь ей об этом никогда и не скажет, она права: сторонясь компании в коллектив не вольёшься, а Мика и без того за прошедшие два с лишним года дел наворотила свыше крыши.

Чёрные костюмы сменяются пёстрыми новогодними, на Кунидзуке кокетливое ярко-красное платье, Шион смущает непривычно улыбчивого Суго глубоким декольте зелёного топа, и даже Аканэ сменила строгий костюм на синее платье — первое подразделение не узнать, и на одно мгновение Мика почти смущена собственной рабочей одеждой.

— Лицо попроще, инспектор, — шутливо окликает её Нобучика и протягивает ей бокал с шипучим напитком. — Рождество на дворе.

Шимоцуки набирает в лёгкие воздух для не менее ядовитого, чем обычно, ответа, но бывший следователь о младшей начальнице забывает сразу. Хватает со стола тарелку с нарезанной горячей индейкой, снисходительно качает головой, глядя, как Хинакава пытается спрятать в рукаве коробку с таблетками, и садится возле Цунэмори.

Та смеха и радости вокруг словно не замечает, смущения напарницы не видит и помочь ей не торопится, но вот Гиноза ставит возле неё тарелку, фамильярно приобнимает за плечо и шепчет что-то на ухо. Скорбно опущенные уголки губ тут же поднимаются вверх, Аканэ смеётся в ответ хохочущему Гино, и в мир словно возвращаются краски.

Шимоцуки улыбается против воли и думает, что Цунэмори может сколь угодно долго оставаться равнодушной к собственной исключительности, но…

— Сестрёнка, а какое у тебя было самое весёлое Рождество? — спрашивает вдруг Шо.

Улыбка Аканэ лопается как раскалённая лампочка, Яёй и Нобучика гаснут вслед за ней, Шион отставляет в сторону початый бокал, и только слепец не заметит, что думают все они об одном и том же.

Мика не знает, что два с лишним года назад этот же вопрос задал Кагари Шусей. Что у того были солнечно-рыжие волосы, совершенно нахальная моська и кошмарная привычка дёргать Кунидзуку за хвост.

Мика не знает, что шампанское по бокалам в ту ночь разливал Масаока Томоми. Что на предрождественском задании тот прыгал в костюме оленя, без умолку болтал по внутренней связи с тем же Шусеем и обещал оставить Гинозе самый большой из награбленных подарок.

Мика не знает, что в ту ночь у них были не только индейка и шампанское, но и самые настоящие еловые ветки. Что Цунэмори тогда пообещала Масаоке ответить на этот вопрос сразу и без запинки.

Мика не знает, что у Нобучики на морозе когда-то потели очки, и он только притворялся, что всё видит. Что есть на планете Дроны — похитители Рождества, и есть где-то тот, кто мог запросто назвать инспектора Гинозу «Гино-кун» и одним лишь «мой инспектор» заставить мир Цунэмори Аканэ бежать по орбите быстрей.

Мика не знает, кто такой Когами Шинья.

Аканэ рассказывает сама.

А на утро прямо в холле Бюро красуется огромная, самая настоящая ёлка. На записке меж веток знакомым почерком: «Пятый пункт сто двадцать третьей главы внутреннего Устава Бюро. Ты должна Гинозе уже четыре рапорта».

Мика знает теперь, что Аканэ светится ярче самой яркой звезды на небосводе, Нобучика умеет улыбаться, Яёй смеётся тихо, но звонко, а на свете есть человек, способный протащить в холл Бюро Безопасности дерево, не засветиться ни перед одной камерой и заставить мир Цунэмори бежать по орбите быстрей.

Мика знает теперь, кто такой Когами Шинья.

А в одно имя может уместиться и целый мир.

На дворе снова минус декабрь по Цельсию. С магазинных витрин светят разноцветные гирлянды, а в коридорах Бюро пахнет еловыми ветками. Тепло, уютно и непривычно спокойно. Аканэ благодарно сжимает стальную ладонь Гинозы, греется в мыслях о родном тепле Когами и надеется, что на следующее Рождество они вспомнят это все вместе.

И кто знает, быть может, он перестанет быть для них только именем.