Там, на неведомых дорожках... (джен)

* * *

— А еще, люди бают, в стародавние времена бывали и удивительнее чудеса, — рассказывала Бабушка-Яга. Спицы в ее руках сноровисто стучали, полосатый носок наращивал по сантиметру в минуту. Митька слушал байки, раскрыв рот и забывая отправлять в него пироги с пшенной кашей. — Был у царя дальнего, заморского, Григорием Форгорошеком прозывавшегося, голем с мозгами кремниевыми. Всё, что хочешь, запоминал! Бывало, пропадет у царя колечко, или запамятует, куда указ положит либо валенки поставит, а то вдруг почует, что бояре недочет казне учинят. Он сразу же "Сёмка!" — кличет. И голем мигом вспоминает: этот два золотых украл, тот — тысячу налогов недоплатил, валенки, как им положено, в сенях стоят, а кольцо вы, царь-батюшка, сами отдали по пьяни...

— Нужный голем, — признал я, записывая данные в тетрадь.

— Пиши, Никитушка, пиши... Будет наш царь-государь посольство собирать в земли Барраярские, может, попросим такого же нам в помощь... А делами сыскными, как ты у нас, в царстве Форгорошека его брат двоюродный занимался, Малозием прозывавшийся.

— Коллега! — умилился я. Митька, пользуясь паузой, активно заработал челюстями, шумно отхлебнул чая из пол-литровой кружки, расписанной алыми маками.

— Кому коллега, а кому и слухач наипервейший, всяку клевету да наветы злодейские на пять верст в округе чуявший… — степенно продолжила Бабушка-Яга. Васька пришел, потерся о мои ноги, запрыгнул рядом на лавку и угнездился рядышком. Его зеленые глаза вспыхнули зелеными огоньками. Этакая маленькая новогодняя иллюминация с урчащим моторчиком…

— Сказывают, как-то раз Малозий разведал, что в землях окрестных колдун сильно-могучий завелся, людей гнобил почем зря, за что его Рыдвалем прозвали. Дескать, кто ни спознается с ним — рыдает потом, слезами горючими обливается. Созвал Малозий ватагу удальцов хоробрых, да отправился воевать с Рыдвалем. Понимал, что с колдуном справиться можно не столько силой, сколько хитростью… так ведь и сам Малозий из царства Барраярского был хитрецом не из последних. Так вот. Приезжают в дворец Рыдвалев — а там девки, у родителей украденные, ревут; люди добрые, работные, обманом в каторгу забранные, слезу утирают…

— Мошенничество с трудовыми контрактами, киднеппинг, — старательно конспектировал я.

— Рыдваль Малозию и предлагает: выполнишь три моих задания, верну честным людям свободу, а не выполнишь — сам моим рабом станешь. Ну да Малозию отступать некуда, да и не таков он был, колдунишек всяких бояться.

— Наш человек, милицейский! — гордо поддержал я. Бабка согласно кивнула:

— Первым дело велел Рыдваль сосчитать, сколько богатств нажил трудами неправедными. Спустился Малозий в его подвалы, а там сундуков с самоцветами, ларцов с жемчугами, мешков с серебром да златом — глаза разбегаются! Ну да Малозий не растерялся. Велел людям своим верным каждый рублик сосчитать. Себе же затребовал листов бумаги поболе, да давай на них цифирь расписывать. Час писал, два писал, вот уже и солнце в закат ушло, а он знай пёрышком карябает. «Вот, — говорит на утро Малозий Рыдвалю, — сколько сокровищ у вас имеется, господин колдун. По официальному курсу миллифенинга». А кто такие мили-финики эти, никто и не слыхом не слыхивал… Вот и Рыдваль тоже побоялся незнанием себя опорочить, пришлось ему сказать, что справился герой с первым заданием. Но решил колдун, что свое возьмет. И велел Малозию его богатства, лиходейством да душегубством накопленные, втрое приумножить, чтоб богаче всех царей стать.

— Махинации с курсом валюты, — записал я в тетрадку. Да за такие финты… да я бы… Эх, жаль, вне моей юрисдикции! Ну да ничего, барраярская милиция, похоже, не дремлет, и злодей тоже своё получит… при попытке к бегству, с особым садизмом…

— Малозий задумался, да ватага его храбрая да ловкая, подсказала. Вышли они на утро из Рыдвалева дворца в чисто поле, вспахали его да золотом-самоцветами и засеяли. Прибежал Рыдваль — черный от злости, ажно пар из ушей идёт, кричит «Это кто тут собственность мою разбазаривает?» А Малозий с достоинством этак и ответствует: «Золото твое взращиваем, сегодня засеяли, жди через восемь лет тройного урожая, если, конечно, земля уродит, да зверь какой всходы не потопчет»… Видит Рыдваль, что сам своей жадностью побежден. Придумал он тогда хитрость. Говорит, что ж ты за герой, когда тебя ватага твоя выручает. А давай-ка сам, один за всех, ответ держи! А надобно сказать, что Малозий, хоть и был ума великого, росточком не вышел, да и хворями разными с детства маялся. Но отступать ему гордость фамильная не позволила. Надел он шлем да кольчугу, взял меч верный, вышел един против супостата… да тут его Рыдваль и подловил. Заклинанием обездвижил, дыхания лишил, запечатал в гробу хрустальном, запер в подвалах своих, и сидит себя на троне, смеется, злобу тешит.

Спицы замелькали с удвоенной силой. Бабка свистнула Василию подать ей новый клубок. Я с нетерпением ждал продолжения байки, Митька догладывал последнюю ватрушку.

— Стал Рыдваль пуще злодействовать. Вообще стыд-совесть потерял, людей в неволе гноил, стали людишки помирать от всех его лиходейств. Видит царь Григорий, что деваться некуда, надо войной собираться, брата спасать да колдуна прижучивать. Призвал троюродного братца, его Патрикеем звали, — старушка поджала губы, и я как-то сразу понял, что в этой сказке дела обстояли точь-в-точь по слову классика: «У старинушки три сына, старший умный был детина, средний сын — и так, и сяк, младший вовсе был…» Патрикей, значит. Запишем для памяти.

— Велел Григорий Патрикею брать отряд да идти спасать среднего братца. Пришли люди барраярские в рыдвалев дворец, злодей и их соблазняет. «Выполните три моих задания, — говорит, — отдам я вашего Малозия». Ну да делать нечего. Оживил Рыдваль колдовством десяток статуй, велел им перед Патрикеем танцевать. Говорит, вот тебе первая задача — отыщи среди них живую. Так ведь этот охальник…

— Рыдваль? — на всякий случай уточнил я.

— Патрикей! Он ведь целоваться к каждой полез! Девки мраморные на такую стыдобу как были, так и остались каменные, а одна не устояла, по щекам озорнику и нахлестала! Видит Рыдваль, раскрылся его обман. Даёт другой указ. Привести да поставить пред его очи темные такую чуду-юду, чтобы и не человек, и не зверь, не мужчина и не женщина, и живое, и мертвое… Думал отправить Патрикея в земли дальние, на поиски тайные, ан нет, не вышло! Глядь, а из его собственных, рыдвалевых подвалов его же слуги подневольные гроб хрустальный с Малозием тащат. Патрикей и молвит: «Вот и не человек, и не зверь, а тело замороженное; и не женщина, и на мужчину в лучшем случае только похож, а до полного росточку двух ладоней не хватает; не живой и не мертвый». Рыдваль зубами щелкает от злости, а что сделаешь — и это задание хоробрый барраярец выполнил. Показывает тогда колдун колечко с черным камушком: «В этом колечке вся сила моя, колдовская, заключается. Найдешь его среди сотни таких же — твоя победа, верну тебе братца, не найдешь — сам моим холопом останешься». Прочитал заклинание — глядь, перед Патрикеем целый ларец, одинаковых колечек полный. И как среди них магическое найти? Ну да Патрикей, хоть и не великого ума богатырь был, но смёткой его господь не обидел. Записочку брату старшему написал, да на следующее утро под стены дворца Рыдвалева подмога пришла — голем Сёмка притопал. Он только одним глазком на кольца глянул, на руке своей глиняной взвесил, так сразу же нужное и нашёл. Рыдваль начал кричать, что-де нечестная победа… Да против вооруженных молодцов сильно-то не покричишь. Вернул он Малозия, каков тот был — не живой, не мертвый, в гробу запечатанный…

Бабушка Яга тяжело вздохнула. Даже перекормленный Митяй пригорюнился.

— Везёт его Патрикей в телеге, сам думает, как же ответ перед царем держать будет. Вернул он брата, но не сберёг… Да вдруг слышит, бежит за ним кто-то. Оказывается, одна из девушек, что в плену Рыдвалевом томилась, из-под стражи улизнула, да вот и догнала, испросила разрешения попрощаться с храбрым молодцем. Очень надеялась она, что выручит он их семью из полона. Но вон как все обернулось… Девица-краса слезами умывается, у Патрикея сердце тоже не камень, дозволил попрощаться. А как стала полонянка гроб хрустальный целовать, так тут вдруг чудо свершилось! Треснуло злодейское колдовство да прахом рассыпалось, очнулся Малозий здоровее, чем прежде был! Вскочил он на коня боевого, взял меч булатный, свистнул брату да ватаге своей верной, и отправились они вдругорядь воевать колдуна. Только на сей раз ни в какие споры с ним не вступали и в загадки не играли, а просто заточили его в темницу, пленников отпустили и колдовство всё изничтожили…

— А потом Малозий и та девушка поженились? — понадеялся я на очередной сказочный хэппи-энд.

— Да вот, Никитушка, что тебе сказать… Такое ведь только в сказках бывает. Сердцу не прикажешь. Радовалась та девица-краса обретенной свободе, и за жизнь сестриц своих была благодарна… Да только не всё благодарностью измеряется. Ушли они своей дорогой, а Малозий — своей. Говорят, встретил он потом зазнобу-боярышню, красоты неописуемой, доброты несомненной, таланта великого, завоевал ее сердце… Про то другой сказ будет. Накось примерь носочек, впору ли…