↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Вся моя юность — сплошное ожидание. Ожидание признания. Ожидание внимания. Ожидание любви. Любви человека, бывшего мне отцом.
Отец преданно и нежно любил мою маму, но он никогда не любил так меня. Никогда. Даже в дни моего рождения он позволял себе разве что пожать мне руку и пожелать успехов. Мама, всякий раз видя моё разочарование, при случае уверяла меня в том, что отец любит меня больше всех на свете, просто не умеет этого показать. Я верил тебе как никому, мама. Но не тогда. Отец не любил меня. Возможно, он даже презирал меня. Мой отец меня презирал. Мой папа…
Жалею ли я об этом? Я скажу: нет. Я тоже умею презирать.
В то время отец являлся главой Отдела магического правопорядка в Министерстве магии. Весьма ответственная должность, позволявшая целиком и полностью посвящать себя работе — только бы реже сталкиваться со мной, своим сыном. О, ему неплохо удавалось избегать меня: виделись мы крайне редко и так и не стали близки. Зато его авторитет довлел надо мной будто тяжёлая дождевая туча над головой во время прогулки, когда до неприличия легко одет. И даже во время каникул он стремился от меня избавиться — отсылал меня из дому, выдавая нежелание видеть меня за заботу о моей социализации. Меня отвозили погостить к Блэкам, в их родовое поместье. Отец был дружен с главой их семейства и мог контролировать каждый мой шаг в их доме. Моя милая мама прощалась со мной со слезами на глазах каждый раз, как он тянул меня за руку через всю прихожую к выходу, а я ничего, ничего не мог сделать. Нам не было позволено даже обняться. Я был всего лишь слабым мальчишкой, и в небе надо мной сгущались чёрные тучи, и у каждой из них было лицо отца. А впрочем, у Блэков мне нравилось, ведь их дом был единственным местом, где я мог ощутить призрачное подобие свободы, свойственной юности. Если бы ещё не это душераздирающее прощание с мамой…
Блэки считались семейством древнейшим и благородным. Члены его блюли чистоту крови и никогда не имели ничего общего с грязнокровками.
Из всех юных Блэков я дружил с сёстрами, дочерьми Сигнуса и Друэллы Блэк. Их было трое. Старшая, Беллатриса, пылкая и безжалостная, старалась всеми способами привлечь к себе моё внимание, испытывая ко мне чувства, наверняка отличные от дружеских. С первых дней нашего знакомства в её глазах пылал огонь, разгоревшийся, как только она впервые взглянула на меня. Но упорство Беллатрисы в овладении мной было мне только в тягость — я боялся её взрывного нрава, она казалась мне просто сумасшедшей, и я делал вид, что ничего не замечаю. Это позволяло мне вести себя с ней как обычно. Со средней дочерью Блэков, Андромедой, дело обстояло иначе — она была живой и приветливой, мне нравилось болтать с ней о том о сём, что вызывало жгучую ревность Беллатрисы. Но ревность эта не имела под собой оснований: несмотря на показную открытость Андромеды, она всегда держалась особняком и никогда не выдавала своих намерений. Что касается младшей, Нарциссы… Нарцисса была прелестна. Мягкая, осторожная, нежная. Из всех троих она вызывала у меня наибольший интерес. В её присутствии я терял дар речи. В своих безнадёжных юношеских мечтаниях я представлял себя гуляющим в Запретном лесу только с ней. Мы наблюдали за магическими существами, собирали цветы, подолгу сидели у лесных озёр, любуясь луной… Но она не обращала на меня никакого внимания. Большую часть наших встреч она молчала или ограничивалась ответами на заданные ей вопросы, а чаще всего просто слушала. Временами она представлялась мне обычной гордячкой, и я не пытался её разговорить, списывая всё на её заносчивость, а если откровенно, просто робея перед ней.
Шло время. Мы взрослели и стали проводить значительно меньше времени вместе, всё чаще занимаясь каждый своим делом. Всё наше общение сводилось к редким разговорам об учёбе. Отдалялись друг от друга и сёстры Блэк. Неудивительно, учитывая разность их натур. Нарцисса общалась только с Беллатрисой, которую заметно побаивалась. Они же старались без надобности не обращаться к Андромеде, внезапно увлёкшейся маггловедением и попавшей под семейную опалу. Андромеду это совсем не огорчало, а может, даже и радовало.
Однажды утром я бездельничал после завтрака, слоняясь по дому, пока меня не отловили и не отправили в библиотеку читать вместе с девушками. Делать было нечего, я переоделся и отправился вниз. В библиотеке я застал всех троих за чтением. Лишь Андромеда читала с увлечением. Нарцисса только делала вид, что ей интересно, а Беллатриса небрежно просматривала книгу, нетерпеливо перелистывая страницы. Увидев, что я вошёл, она вспыхнула и отвернулась. Андромеда улыбнулась мне, а Нарцисса совсем никак не отреагировала на моё появление.
Я нехотя подошёл к книжным полкам и, взяв в руки первую попавшуюся книгу, уселся в кресло у окна.
— Что читаешь? — спросила у меня Андромеда, присаживаясь по соседству.
— Тебе уже надоело? — ехидно поинтересовался я. — Хм… Сейчас взгляну. Вот: «Тёмные силы: пособие по самозащите».
В следующие двадцать минут Андромеда не отставала от меня, пытаясь выяснить, что заставило меня обратить своё внимание на предмет защиты от тёмных искусств. Она с упорством мракоборца выясняла, почему я взял в руки именно эту книгу: потому ли, что боюсь тёмных сил, или же потому, что имею к ним предрасположенность. Я не мог и не хотел отвечать ей, а потому стал увиливать, и между нами завязался спор, во время которого я то и дело ощущал спиной колкие взгляды Беллатрисы, прошивающие меня насквозь. Внезапно она не выдержала, швырнула книгу на пол и вылетела из библиотеки, громко хлопнув дверью.
— Ну вот ещё, — раздосадованно промолвила та. — Если хочешь продолжить, подожди пару минут, я сейчас вернусь. Стоит успокоить Беллу, пока она что-нибудь не разнесла.
Андромеда подмигнула мне и бросилась догонять сестру. А мы с Нарциссой остались совершенно одни. В полной тишине. Произошедший инцидент не вызвал у неё никаких эмоций. Она продолжала читать, даже не сменив позы. А я… Я не мог поверить своему счастью. Ни разу ещё не удавалось мне застать её в одиночестве, ведь она постоянно ходила по пятам за сестрой. И вот мы вдвоём. А я не нахожу в себе смелости даже взглянуть на неё, и при одной только мысли о том, чтобы заговорить с ней, у меня дрожат руки. Я окинул взглядом комнату в поисках успокоения, но не нашёл ничего, что могло бы придать мне сил. Я попытался читать дальше, но все мои мысли занимала она, сидящая напротив в своём длинном белом платье из мягкой ткани. Хрупкая, светловолосая, голубоглазая — она выглядела настоящей красавицей в сравнении с темноволосыми и смуглыми кареглазыми сёстрами. Она сидела, поджав под себя ноги. Умиротворение царило в её облике, и лучи бледного утреннего солнца играли в её волосах. Я и сам не заметил, как, забыв обо всём, стал глазеть на неё, пока не потерял счёт времени, и пока она вдруг не подняла лицо от книги и устало и отрешённо не посмотрела мне прямо в глаза. Посмотрела — и тут же опустила взор, так ничего и не сказав. Меня бросило в жар. А потом в холод. А потом и в жар, и в холод одновременно. Спустя мгновение я ощутил, как бешено забилось сердце в грудной клетке. Непривыкший к ярким чувствам, я ничем не мог объяснить это и лишь нервно сглотнул. Дрожащими руками я отложил книгу. Я так хотел принять её взгляд за вызов, так хотел подойти к ней, завязать разговор. Я вскочил с места. Она продолжала сидеть и читать, не шелохнувшись. Почему она не посмотрит на меня ещё раз? Почему не поможет мне? Я метнулся к окну. За окном шёл снег. Вся моя жизнь — ожидание. Я почувствовал, что не выдержу больше ни секунды, собрал остатки решимости, пересёк комнату и опустился в кресло около неё. Никакой реакции.
— Привет, — выпалил я, не зная, с чего начать.
— Привет, — сказала Нарцисса голосом сладким, как медовые ириски. Словно минуту назад это была не она — холодная и невозмутимая.
— Нарцисса, — сам не знаю зачем я ещё раз обратился к ней.
— Барти? — переспросила она. — Ты хотел что-то мне сказать?
— Да, хотел, — мне стало легче оттого, что она произнесла моё имя, хотя сердце продолжало трепетать, — но… Ты знаешь, мои мысли… Все они куда-то улетучились, вот прямо сейчас. Как будто их и не было.
— Иногда так случается, — тихо проговорила она. — Когда хочешь сказать что-то очень важное.
— Наверное… Я только хотел сказать, что у тебя… Милая улыбка, — я хотел сказать, что вся, вся она невозможно мила, но это было бы слишком для такого замкнутого юноши, каким был я.
— Ты тоже довольно мил, — скорее, вежливо, чем искренне, ответила мне она.
— А ты… Что ты читаешь?
— Да так… Обычный роман. Очаровательные глупости, — мягко улыбнулась Нарцисса.
— Такие же очаровательные, как и ты? — жадно воспользовался я возможностью сказать ей что-то ещё более приятное.
— Кажется, ты сравнил меня с глупостью, — заметила она, приподняв бровь.
— О, нет, только с очаровательной глупостью, — я улыбнулся ей в ответ.
На короткий миг она умолкла, словно выжидая. Сердце моё глухо билось о рёбра, пробивая себе путь наружу — чтобы она увидела, чтобы она всё поняла. Я так долго сдерживал себя. Всю свою короткую жизнь я сдерживал себя, только чтобы быть таким, каким хотел видеть меня отец, только чтобы не вызвать его недовольства. Но сейчас я не мог больше терпеть. Напряжение нарастало, давило на виски. Я взял её за руку — и будто многолетний груз рухнул с плеч.
— Ну и пусть, — тихо проговорила Нарцисса и подала мне вторую руку.
Мы просидели так пару мгновений, показавшихся мне вечностью. До тех пор, пока в библиотеку чёрным вихрем не ворвалась Беллатриса — и всё испортила. Не знаю, что побудило её вернуться. На какой-то миг мне показалось, что она и сама была этому не рада. Нарцисса выхватила у меня свои руки и уткнулась в книгу, щёки её пылали. Беллатриса, словно оцепенев от неожиданности, стояла в дверях и не произносила ни слова. Я готов был её убить.
— Простите, что помешала. Право, я не думала… — она сказала это наигранно, и было понятно, что она говорит неискренне.
Беллатриса изо всех сил сохраняла спокойствие, пока я оставался там, стараясь не подавать вида, что что-то могло задеть её самолюбие. Напряжённым шагом она направилась к нам, накручивая на палец локон чёрных волос. Это глупое чувство. Словно тебя застали на месте преступления. Она остановилась напротив Нарциссы, в некотором отдалении, и окинула её злобным взглядом. Меня раздражало её поведение, раздражала её тупая уверенность в том, что я так или иначе принадлежу ей. Я скрипел зубами… Но почему-то не решался ничего сделать. Своей железной волей она будто подавила мою. Я отчаянно нуждался в каком-то исходе сложившейся ситуации. Я чувствовал себя как ребёнок, и небо надо мной вновь заволокло тучами. Словно не девчонка Беллатриса стояла передо мной, а мой тиран-отец. Наверное, я сломался и не нашёл ничего лучше, чем встать с места и пройти к выходу, намереваясь заняться чем угодно ещё, только бы заглушить горькое разочарование, перемешанное с сожалением об упущенном счастье и жгучим стыдом от собственной нерешительности. Я с глупым выражением лица прошёл мимо Беллатрисы, изображая непринуждённость, и поспешно скрылся за дверью, даже не обернувшись. Трус. Но как только я оказался по другую сторону, во мне опять взыграла злость, а вместе с ней любопытство и странная боязнь заставили меня остаться: я осторожно заглянул в просвет между дверными створками.
Беллатриса грозно возвышалась над младшей сестрой и выжидала, словно давая ей шанс оправдаться. Нарцисса молчала. Ей не в чем было оправдываться. Ни внезапное появление сестры, ни её ожидания как будто совсем её не трогали. Можно было только позавидовать её самообладанию.
— Я ждала подвоха от одной сестрицы, — вновь заговорила Беллатриса, — а предала меня другая — та, которой я доверяла. Предательница!
Она сорвалась на крик. Нарцисса еле заметно изменилась в лице, но по-прежнему сдерживалась.
— Прекрати молчать! — слышался мне раздражённый тон Беллатрисы. — Ответь мне!
— Я занята, Белла. Поговорим позже, — срывающимся голосом наконец ответила ей Нарцисса.
— Меня не интересует, чем ты там занята. Я хочу, чтобы ты объяснилась! — настаивала Беллатриса.
Но Нарцисса продолжала молчать, и она, взбешённая, подлетела к сестре и с силой сжала её запястье, другой рукой схватив её за горло так, что она побелела.
— Отпусти меня! — вскричала Нарцисса.
— Если ты решила обольстить его, лучше тебе об этом забыть, — шипела Беллатриса в исступлении.
— Что ты себе придумала? Отпусти меня сейчас же, мне больно! — не сдавалась Нарцисса.
— Крауч — мой, маленькая мерзавка! А если я ещё хоть раз увижу, как ты к нему липнешь, расскажу обо всём его отцу, и больше он здесь не появится! — она оттолкнула сестру — та, потеряв равновесие, упала, ударившись плечом о край кофейного столика, — и, словно фурия, вся в слезах вылетела из библиотеки. Я едва успел спрятаться от неё за створкой двери.
Мне хотелось тут же броситься к Нарциссе. Утешить её и успокоить. Защитить, хотя защищать было уже не от кого. Но я выждал какое-то время и только потом отправился ей на помощь.
Она сидела на полу у кресла, спрятав лицо в ладонях, и горько плакала. Я тихо подошёл к ней и присел рядом.
— Пожалуйста, не плачь, — с болью в голосе попросил я. Сердце моё разрывалось на части.
— Оступилась, — стала оправдываться Нарцисса. — Мне совсем не больно. Это пройдёт.
Она словно утешала сама себя. Мне хотелось обнять её, прижать к себе, не отпускать, оберегать. Но ничего из этого я не сделал. Не сделал тогда и не сделаю впредь.
— Спасибо, что пришёл мне на помощь, — тихо проговорила она, обратив ко мне влажное от слёз лицо. — Думаю, мне стоит пройтись. Ещё увидимся.
Она поняла, поняла, что всё это время я стоял за дверью и не делал ничего, чтобы остановить её безумную сестру. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
Нарцисса встала, оправила платье и двинулась к выходу. Она ускользала. А я бездействовал. Я подумал, что если ничего не предпринять сейчас — всё вернётся к началу, всё будет как и прежде, до сегодняшнего дня. Это было слишком даже для меня, ведь только в ней, в ней одной я видел своё спасение.
— Постой, — позвал я, и зов мой был полон надежды. — Я бы с радостью прогулялся.
Она помедлила:
— Встретимся внизу, Барти Крауч, — ответила мне она.
Стояла поздняя весна.
Их было двое на берегу Чёрного озера. Они прятались от солнца под раскидистым буком. Он лежал прямо на траве. Голова его покоилась у неё на коленях. Она закрывала ему глаза узкой ладонью.
— Ну, что ты видишь? — спрашивала она его.
— Как же хорошо… — только и мог промолвить он ей в ответ.
— Перестань дурачиться, Барти! — обиженно проговорила она. — Ведь я уже рассказала тебе о том, что увидела. Теперь твоя очередь.
— Хорошо, как скажешь, — он пошёл у неё на поводу, несмотря на то что ничего не шло ему в голову, и совершенно не хотелось что-то придумывать.
Он наслаждался тёплой погодой, шелестом листьев на ветру, плеском воды. Её прохладной ладонью, лежащей у него на глазах. Её голосом — сладким, как медовые ириски.
Он попытался вообразить: она лежит на траве, в её голубых глазах отражается изумрудная листва, солнечные блики играют в её волосах. Он склоняется над ней и целует её слегка приоткрытые губы, нежную шею, узкие плечи. Тонкими руками она обнимает его…
— Нарцисса, — на одном дыхании он произнес её имя. Улыбка блаженства застыла у него на губах.
— Барти? — переспросила она. — Ты что, уснул? Что я сказала перед этим?
— Я не знаю, — сдался он. — Прости. Кажется, я и вправду задремал.
— Ну вот ещё, — она скрестила руки на груди и отвернулась, нахмурившись. — Так нечестно.
Он открыл глаза. Солнце, пробивавшееся сквозь ветви дерева, на короткий миг ослепило его. Он поднял голову с её колен и сел рядом с ней.
— Ну прости меня, — он обнял её за плечи. — Прости, прости, прости. Пожалуйста, не обижайся.
— Я на тебя не обижаюсь, — она улыбнулась ему. — Но ты должен сказать!
— Сказать что? — удивился он; ему казалось, игра окончена.
— Ты должен сказать мне, что тебе только что снилось, — завершила она свою просьбу. — Ты произнёс моё имя.
Он пойман, и нет пути назад. Бесполезно придумывать глупые причины не говорить ей — она смотрит на него с вызовом и ждёт. Её лицо предательски близко. Сейчас он попросит её закрыть глаза — и будь что будет. Когда-нибудь это должно было случиться.
— Нарцисса, — говорит он. — Поцелуй меня.
— Закрой глаза, — говорит она.
Он был моей тенью. Он следовал за мной, куда бы я ни направилась, где бы ни оказалась; он был рядом, и стоило мне осмотреться — как я тут же замечала его скромный силуэт.
Он был хорош собой, умён, красноречив, среди лучших в школе, а главное, чистокровен. Он искренне любил меня. Как сестру, друга или иначе — мне было не известно и не важно, но всё это делало его милым моему сердцу. В то же время он мог неожиданно сдаться, пойти на поводу у слабости, затаиться. И это отталкивало меня. Однако, я не придавала этому значения и относилась к нему с огромной теплотой и нежностью. Но не более — так мне тогда казалось. Мы были весьма близки. Нам было весело вместе. Вот и всё, что я могла бы сказать о наших отношениях.
В один из тех прекрасных зимних дней, когда светит солнышко, и воздух свеж, а снег весело хрустит под ногами, мы возвращались из Хогсмида. Мы шли вместе с Беллатрисой и разговаривали об Андромеде, совсем недавно связавшейся с каким-то грязнокровкой.
— Чем она только думает? — негодовала Белла. — Хочет нас опозорить?
Я машинально посмотрела в сторону и увидела Андромеду, болтающую со своим низкородным знакомым. Она тоже увидела меня и помахала мне рукой. Я поспешно отвела взгляд.
— Андромеда поступает безрассудно, но я не думаю, что она делает это нам назло, — я постаралась охладить пыл сестры. — Возможно, она просто хочет добыть сведения по своему предмету.
— Не будь дурой, Цисси. Она втрескалась в него по уши. Ты разве не видишь? Разве тебе это не знакомо?
— О чём ты? — я даже задержала дыхание.
— Ты ведь и сама прекрасно понимаешь, о чём, не прикидывайся, — резко ответила она. — Кстати, где Крауч? Обычно он от тебя не отходит.
— Тебе так только кажется, — я почувствовала, что краснею. — И при чём здесь он?
— Брось, я тебя насквозь вижу, — Беллатриса подмигнула мне, злорадно улыбаясь, словно хотела добиться от меня признания. — Эй, Лестрейндж! Где мой учебник?
Как вдруг она отвлеклась, завидев приятеля, и я вздохнула с облегчением. Родольфус Лестрейндж поманил её рукой.
— А, чёрт с вами. Не обидишься, если я тебя оставлю? — спросила у меня Белла.
— Всё в порядке, можешь идти, — я натянуто улыбнулась ей, пытаясь не выдать своей радости.
Беллатриса сорвалась с места и умчалась, оставив меня в одиночестве.
Я осмотрелась. Барти нигде не было. В этот момент я почувствовала себя страшно одинокой. За все годы учёбы в Хогвартсе я так и не завела друзей и общалась более-менее близко только с сёстрами, но ни с одной из них мы так и не стали подругами: одна предпочитала моё общество обществу мальчишек, у которых пользовалась популярностью благодаря своей самоуверенности и дерзости; с другой нам и вовсе было не по пути. Ах, если бы только Барти прочёл мои мысли, он наверняка спросил бы: "А как же я?" Но его нигде не было.
Мы приближались к школе, и я присела на скамейку в надежде встретить его среди отстающих. Я болтала ногами, слушала шелест листьев и высматривала его в толпе, как вдруг со мной поравнялись трое учениц Рэйвенкло, которые, увидев меня, стали переговариваться на пониженных тонах и хихикать при этом. Я приняла как можно более надменный вид и отвернулась.
— Какая встреча, мисс Блэк, — вдруг услышала я голос одной из них.
— Блэк? — усмехнулась другая. — Вы видели её сестёр? Она совсем на них не похожа!
— Ты уверена в том, что ты дочь своих родителей, Нарцисса? Спроси их об этом на досуге, — противно пропищала третья. — Может, у тебя нет никакого права кичиться своим происхождением? Ты не думала об этом?
Это было слишком. Я была в маму и цветом волос, и цветом глаз, но откуда им знать? Как они смеют! Внутри меня вскипела ярость, но я не могла позволить себе дать ей волю и, конечно же, не собиралась перед ними оправдываться. Вместо этого я с гордым видом поднялась со скамейки, решив вернуться в школу — близился обед:
— Вы можете думать всё, что вам угодно, — спокойно, из последних сил сдерживаясь, ответила я невоспитанным девицам, — но знайте: ваши гадкие сплетни останутся на вашей совести, о чём однажды вам придётся горько пожалеть.
Я закончила и хотела пройти, но одна из них преградила мне путь, сжав в руке палочку. Двое других девочек встали по бокам от неё, также достав свои палочки. Я не любила конфликты и всегда старалась их избегать, а потому растерялась и не знала, как поступить. Барти всё ещё не было видно, и я лихорадочно соображала, как заставить их пропустить меня.
— Разве пристало леди выяснять отношения подобным образом? — вдруг услышала я чей-то голос у себя за спиной.
Я обернулась и увидела высокого стройного юношу. У меня перехватило дыхание — так он был красив. У него были платиновые волосы до плеч, собранные в хвост, и серые глаза, льдистый взгляд которых пронзал насквозь. Весь он излучал благородство и уверенность в себе. Он говорил со мной, а я застыла на месте, не в состоянии вымолвить ни слова. Придя в себя наконец, я узнала его: он был старостой нашего факультета, — мы часто встречались то тут, то там, — и сыном Абраксаса Малфоя, с которым мой отец состоял в попечительском совете школы и который довольно часто бывал у нас дома по приглашению папы.
— Вам не стоит обвинять мисс Блэк в том, в чём вы её только что обвинили, — продолжал мой спаситель, на этот раз обращаясь к моим соперницам, поражённым не менее меня. — Во-первых, потому, что ваши обвинения ложны и не имеют под собой никаких оснований, а во-вторых, все вы рождены от крови магглов, что позволяет объяснить ваши нападки на мисс Блэк элементарной завистью.
Он попал в точку. Ученицы Рэйвенкло изменились в лице и поторопились убраться. Я же осталась стоять на месте, едва дыша.
— Позвольте представиться, — Малфой протянул мне руку ладонью вверх. — Люциус Малфой, студент седьмого курса и староста факультета Слизерин. Мы уже не раз встречались ранее...
— Нарцисса Блэк, — я вложила свою холодную от волнения руку в его ладонь, и он галантно поцеловал её. — Скажите, как я могу отблагодарить вас за то, что вы так вовремя пришли мне на помощь? И откуда вам известно, что эти девушки — магглорождённые?
— Мне известно многое, — он ослепительно улыбнулся мне. — А эти особы... Надо сказать, я попал пальцем в небо. Позвольте сопровождать вас?
Он предложил мне взять его под руку, и я охотно согласилась.
Мы двинулись в направлении школы. Люциус держал меня за руку. Щёки мои пылали, и что-то не давало мне покоя, но я списала всё на волнение от этой встречи и позабыла обо всём на свете.
— Нарцисса! — окликнул меня знакомый голос позади нас.
Я не обернулась.
После воскресной прогулки все возвращались в школу. Близился обед. По пути я невыносимо устал одёргивать несносных первокурсников. Они носились друг за другом, обдавая проходящих мимо снежной пылью, бросались снежками, которые то и дело прилетали не по адресу. Это было утомительно, и я порядком заскучал, как вдруг увидел кое-что поинтереснее: девичьи разбирательства.
Трое девиц с Рэйвенкло приставали к четвёртой, блондинке... Внезапно я понял: четвёртая была младшей дочерью Блэков, хотя совсем на них не походила. Я был заочно знаком с ней благодаря отцу. Впрочем, всё это значило одно: Слизерин. Я не мог позволить ей выставить факультет в плохом свете и вступить в стычку с грязнокровками. Откуда я это знал? О, просто предположил. Их манера держаться говорила о многом. Дочь Блэков же мастерски сохраняла достоинство. Она была недурна собой. Я не мог не вмешаться.
И я вмешался. Указал ей на то, кем она является прежде всего:
— Разве пристало леди выяснять отношения подобным образом? — обратился я к ней.
Она обернулась. Застыла на месте, не произнося ни слова. Неужто моё появление произвело на неё такой эффект? Она была явно поражена. А в её широко распахнутых голубых глазах можно было с лёгкостью утонуть, если не соблюдать осторожность. Я соблюдал.
Ученицы Рэйвенкло покинули место конфликта после некоторых слов в их адрес.
— Нарцисса Блэк, — представилась спасённая мною.
Будучи джентльменом, я предложил проводить её к школе. Она согласилась.
Я вёл её под руку. Она дрожала — то ли от холода, то ли от нашей близости. Зачем она мне? Я не знал.
На площади у школы кто-то долго звал её по имени. Она делала вид, что ничего не слышит.
Перед самым входом что-то холодное и твёрдое ударило меня в затылок и через мгновение рассыпалось колючим снегом. Попало даже за воротник.
— Проклятье.
Я развернулся, намереваясь снять несколько десятков баллов с невоспитанных детей, но те уже разбежались в разные стороны, не оставив мне ни малейшего шанса наказать их. На площади было совсем уже пусто.
— Ну вот мы и пришли, мисс Блэк, — сказал я. — Желаете здесь же и расстаться? Или хотите отправиться вниз вместе?
Я видел, чего ей хотелось. Это было заметно. Но она молчала. Я не понимал этого. Почему бы ей не сказать прямо: "Я хочу, чтобы ты взял меня за руку; хочу, чтобы поцеловал меня на прощание"? О чём там ещё мечтают девушки?
Она молчала, но вдруг зачем-то протянула ко мне руку:
— У тебя вся спина в снегу, — она принялась отряхивать моё пальто. — Если хочешь, давай пойдём вместе.
"Если хочешь", — сказала она. Внутри меня что-то оборвалось.
Признаться, я был удивлён её смелостью. И даже не сразу нашёлся, что ответить. Какое-то время я просто смотрел на неё, как романтичный болван. На морозе её лицо раскраснелось. Глаза сияли. Она сняла шапку, и светлые волосы рассыпались по плечам, мокрые на концах. Она была прекрасна.
Ответ пришёл сам собой:
— Пожалуй, я действительно этого хочу, — я улыбнулся ей. — Да, хочу.
— Тогда идём? — она взяла меня под руку.
— Ну что же, — я сжал её замёрзшую ладонь в своей, — идём.
Вся моя жизнь изменилась в тот день.
Шёл последний месяц перед зимними каникулами. Все в школе пребывали в радостном предвкушении Святочного бала. Кто-то подыскивал себе пару, кто-то с нетерпением ждал приглашения. Со мной же всё было ясно.
Пару дней назад во время ужина в Большой зале царила особенно весёлая атмосфера. Что было тому причиной — никто не знал, а потому всё списали на предпраздничное настроение.
В тот день она находилась в прекрасном расположении духа. Она радовалась чему-то своему — так, что я не мог не радоваться вместе с ней. Она была необычайно разговорчива и то и дело приставала с расспросами к сестре:
— Белла, что было в том письме, что ты получила утренней почтой? Приглашение на бал, верно? Кто он? Кто пригласил тебя? — сияя, она обрушила на неё град вопросов.
— Этот дурацкий бал — последнее место, куда я хочу попасть, — мрачно ответила ей та. — Я лучше объемся шоколадных лягушек у себя в комнате и буду мучиться от боли в животе, чем соглашусь отправиться туда с каким-нибудь маменькиным сынком и танцевать там с ним до самого утра.
На словах о "маменькином сынке" она посмотрела на меня, будто показывая, кого имеет в виду. Я ответил ей безразличием во взгляде.
Нарцисса взяла меня за руку под столом, переплела свои пальцы с моими. Я пал. Ещё мгновение назад я был не прочь схлестнуться с её сестрой, но сейчас всё это потеряло для меня всякий смысл. Нежность накрыла меня с головой, и всё перестало существовать. Я лишь снисходительно улыбнулся Беллатрисе.
— А я потанцевала бы с одним маменькиным сынком, — вдруг мечтательно проговорила Нарцисса, глядя в глаза сестре и прервав тем самым паузу, возникшую за столом.
— Мне кажется, он будет совсем не против, — поддержал я её. — Нет, он будет только за!
— Тогда договорились? — спросила она у меня, а я удивился, что ей вообще нужен ответ.
— Разумеется, — весело ответил ей я.
Беллатриса, чернее тучи, вскочила из-за стола:
— Делайте что хотите! Мне плевать! — вскипела она. — Вернусь-ка я в гостиную. Здесь так приторно пахнет телячьими нежностями, что у меня пропал аппетит.
Она убежала, оставив нас.
Из-за гриффиндорского стола послышался хохот Андромеды и её друзей.
Остаток ужина мы провели за непринуждённой беседой. На душе у меня было легко и радостно. А под конец она вдруг куда-то исчезла, стоило мне отвлечься на пару мгновений. Я нагнал её в коридоре факультета.
— Постой, — окликнул я её. — Скажи, ты действительно хочешь пойти на бал со мной?
— С кем ещё мне идти туда, как не с тобой? — она улыбнулась мне, но взгляд её был полон сожаления и разочарования.
— То есть, — я, наверное, заметно изменился в лице, — будь у тебя выбор...
— Будь у меня выбор, я выбрала бы тебя, — закончила она, давая понять, что не желает больше продолжать этот разговор.
— В самом деле?
Я подошёл к ней вплотную — так близко, что она вжалась в стену. Она смотрела на меня снизу вверх, в глазах её читалась уверенность в её власти над моим сердцем. Я тяжело дышал. Она замерла. Мне хотелось показать, что и я имею над ней власть — возможно, даже большую:
— Поцелуй меня, — почти потребовал я.
— Ты, — она и не думала поддаться, и я прильнул губами к её губам.
Целовать её было так сладко, так радостно — так естественно. Я так любил её в тот момент, что верил, будто и она любит меня. С каждой секундой меня отбрасывало всё дальше и дальше назад — к тому слабому мальчишке, с которым я покончил раз и навсегда. Тогда, когда после того, как она обошлась со мной неделей ранее, дал себе слово не жить ею. Я черпал силы в её привязанности ко мне, но источник её чувств не иссякал, я же пил из него — и не мог напиться, пока не осознал, что давно уже привязался сам.
Я почувствовал, что готов пасть окончательно и бесповоротно, готов открыться ей и отдаться на её суд, как вдруг услышал, что кто-то вошёл в коридор, где мгновение назад мы были одни.
— Кхм, — хмыкнул он.
Она тут же отпрянула, обернулась, увидела его, стоящего в пятне света из гостиной. Она узнала его сразу. В её взгляде отразились испуг, досада и сожаление. Когда мои глаза привыкли к свету, я тоже узнал его: то был староста факультета, Люциус Малфой — скользкий тип.
— Ради всего святого, можете продолжать, — обратился он к нам, ухмыляясь, словно всё это никак его не касалось.
В полдень прошлого воскресенья она шла с ним рука об руку, а я довольствовался видом их спин. Я звал её, привлекая к себе внимание любопытных, но она не оборачивалась. Я знал, чувствовал, что нарочно. И ошибся, решив, что то был всего лишь эпизод. Зачем, зачем ты так со мной, Нарцисса?
Малфой прошёл мимо нас к выходу. У самых дверей он задержался:
— Завтра. После занятий. Кабинет декана. Оба, — проговорил он ледяным тоном и вышел.
Я был повержен. И не мог в этом сомневаться. Мне было достаточно того её взгляда.
— Что будем делать? — предательски дрожащим голосом спросил у неё я.
— Пойдём спать, — она опустила глаза. — Спокойной ночи, Барти.
И, резко развернувшись, отправилась к спальням девочек, а я остался ни с чем. Я чувствовал: таков мой удел. И ошибался, надеясь, что это было всего лишь случаем.
Она не была нужна мне. Я был в этом уверен или просто хотел в это верить.
Она была прекрасна и волновала меня. Но не больше. Чувства — бесполезное приобретение. Они мешают учиться, мешают работать — мешают жить.
Каждое утро я давал себе слово, что, встретив её, не заговорю с ней, дам понять, что между нами всё кончено. За всё то время, что мы были вместе, я стал рассеянным, стал хуже выполнять свои обязанности. На занятиях мне нередко делали замечания из-за моей невнимательности. Во всём этом была виновата она и только она. Ведь вместо того, чтобы слушать и фиксировать услышанное, совершать необходимые действия, я только и делал, что размышлял о том, что бы ещё такое ей показать. А когда во время очередной нашей встречи она обнимала меня, я и вовсе терял голову.
Это было скверно. Скверно и неправильно. Я не планировал заводить серьёзные отношения до тех пор, пока не получу диплом и не устроюсь на работу. Тем более, я не планировал влюбляться.
— Я люблю тебя... Люблю тебя, Нарцисса... Слышишь? — шептал я ей в Выручай-комнате.
— Я люблю тебя, — твердил я в секретной секции.
— Люблю... Люблю, — признавался в пустой гостиной под треск пламени в камине.
— И я люблю тебя, — всякий раз отвечала мне она. — И всегда буду любить, что бы ни произошло.
Я не планировал влюбляться. Но раз уж это случилось со мной столь внезапно... "То так тому и быть", — мог бы продолжить я, но подумал лишь, что нужно покончить с этим как можно скорее. По крайней мере, взять паузу до окончания седьмого курса.
Мне нужен был случай. И он мне представился.
Однажды я возвращался от декана. Я был удручён. Профессор Слизнорт предложил мне передать значок другому студенту, раз уж я не справляюсь. С Нарциссой на тот момент мы толком не встречались уже около пяти дней. Каждый раз, когда у меня находилось время, она была не одна: в компании своей полоумной сестры или же этого выскочки Крауча. В итоге, я так и не поговорил с ней. Мне было досадно от этого, как и от того, что мы не виделись, но более всего от того, что чёртов Крауч не отходил от неё целыми днями. Мне оставалось делать вид, что я страшно занят, и только поэтому не могу поставить его на место.
Что и говорить, в тот вечер я чувствовал себя кошмарно. Никогда бы не предположил, что нечто подобное способно выбить меня из колеи. Я думал только о том, как поскорее добраться до постели и лечь спать.
Я прошёл через гостиную, где было совсем безлюдно, — чему я, признаться, порадовался, — и уже подходил к проходу в коридор, ведущий к спальням, как вдруг услышал её голос. Он доносился из темноты передо мной. Она с кем-то разговаривала и смеялась так радостно. Я никогда не любил медлить, а потому ступил в проход как ни в чём не бывало.
Вот он — тот случай, которого я ждал. Нарцисса стояла у стены. Барти Крауч стоял прямо перед ней и целовал её, запустив руку ей в волосы. Целовал! Целовал ту, что обещала любить меня вечно. Сердце ухнуло вниз, но я предпочёл перенести увиденное стоически. Она испугалась, заметив меня, и оттолкнула этого придурка.
Мне могло бы быть страшно грустно, если бы не было так мерзко. Я пригласил их к декану на завтра, воспользовавшись тем, что отбой был минуту назад. На большее у меня не было сил. Совершенно раздавленный, я вернулся к себе в комнату и лёг спать, не обменявшись с соседями и парой слов.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|