Перемена мест (джен)

— Ну, и что тебе не нравится?

Гермес с трудом сдержал ухмылку — уж больно ситуация располагала.

— Все! — недовольно зыркнул на него Аид. — И, прежде всего, то, что ты, зараза такая, лыбишься!

— Фу, дядюшка, откуда столь грубые манеры? Ты что, со смертными переобщался?

— С тобой!

Гермес не выдержал и расхохотался — уж очень забавен был Аид, пришедший жаловаться на сестру-тещу, явившуюся в гости к единственной дочери.

— Она мне уже все уши прожужжала тем, что занавесочки в спальне не того оттенка, — вещал Аид, бегая по комнате. — И что во дворе неплохо бы поставить фонтанчик жизнерадостно-поросячьего цвета. В моем дворе! С писающим Эротом!

Именно тогда Гермес в первый раз спрятал усмешку. А через полчаса он хохотал в голос, хоть впоследствии и корил себя за несдержанность, которая привела к самым непредсказуемым последствиям.

* * *

— Гадес, как ты мог?! — страдальчески глядя на брата темными, словно грозовое небо, глазами, вопрошал Зевс. — Как ты мог?!

Аид хмуро молчал, глядя в угол. Он и сам не знал — как. Ибо приличные воспоминания заканчивались на том моменте, когда они с Хароном, чуть не разбив друг другу лица в плебейской драке, отправились скреплять последовавшее примирение к Хирону.

— Ты зачем к Харону пошел?

Ответ на этот вопрос Аид, конечно же, знал, но отвечать не стал — было стыдно. И за то, что, обидевшись на племянника, Аид отправился банальным образом жаловаться: и на снизошедшую в Аид Деметру, и на Персефону, носящуюся с маменькой, как с амфорой протухшего вина, и на ржущего как кентавр Гермеса. И за то, как он сам повел себя, услышав в ответ жалобы Харона. И тени, дескать, уже не так уважают подземных жителей, и родственники умерших — сквалыги и жмоты, и лодка некстати прохудилась. И так они замечательно поплакались друг другу в гиматии, что разругались вдрызг, споря о том, кому хуже.

— А как ты можешь объяснить ваш визит к Хирону? У него же юный Алкид гостил в это время! А если бы он вас увидел?!

Аид шумно вздохнул и тут же пожалел об этом — голова все еще болела, да так, что нектар в горло не лез, а от запаха амброзии просто тошнило. Алкида, к слову сказать, хвала Клото, они так и не увидели, хоть и очень хотелось поглядеть на очередного племянничка. Зато напились знатно, пусть сначала и обиделись на Хирона — тот ржал почище Гермеса, благо что глотка луженая, почти конская. Но вино у Хирона было отменное, ничего не скажешь. Что не удивительно — Дионис был частым гостем на Пелионе, к тому же сатиров поблизости жило препорядочно.

— А к керам вы потом зачем отправились? Да еще и к эриниям умудрились по пути пристать. Ладно Харон, но ты! Как ты мог?! Ты же женатый человек!

— Ну, не у всех же жена — Гера, — пробурчал Аид.

Зевс насупился и замолчал, чего, собственно, Аид и добивался. Ну, не говорить же брату, что изрядно захмелевшие старинные (или даже древние) друзья решили вспомнить шальную молодость, когда и ответственности никакой, и кровь бурлит и играет. Ах, как упоительно хороши были шалуньи эринии! Какие забавы придумывали! А ласковые керы? Как они умели ублажить… Впрочем, Зевсу об этом знать не стоит. Ибо тогда он был еще слишком мал для подобных дел, а сейчас некогда бесшабашные девицы повзрослели, остепенились и прониклись важностью исполняемых деяний.

— Тебе что, жена не дает? — наконец нашелся с ответом дерзкому брату Громовержец.

Аид посмотрел на него глазами загнанного оленя и молча покачал головой — дескать, не дает. Да и как давать-то, если заботливая мать постоянно норовит в спальню супружескую заглянуть: то одеялко поправить, то жаровню принести, то ценный совет дать. Это ночью, а днем… Аид снова застонал. Днем энергичная Деметра умудрялась быть везде одновременно. И в тронной зале, дабы лично проследить, как слуги натирают Аидов трон, проверить, не осталась ли в углах пыль — иначе что смертные скажут, когда такой беспорядок узреют?! То, что в зале всегда был освещен, причем довольно скудно, лишь трон, ее не особо волновало. Успевала Деметра и на кухню заглянуть: дать десяток советов насчет здорового питания, а то у дорогого брата и не менее дорогой дочери какой-то нездоровый цвет лица. А с чего, спрашивается, ему здоровым-то быть, когда теща так надоела, что при одном ее упоминании Аид покрывался холодным потом? А Персефона, угождая матушке, уставала так, что засыпала, едва коснувшись ложа.

— Нда, — смутился Зевс, потом взглянул на свиток в своей руке и ухмыльнулся. — Только не говори, что вы с Хароном к гекатонхейрам за лаской отправились.

Аида передернуло — он, конечно, не был великанофобом, но и причислить себя к любителям настолько экзотичных ласк никак не мог.

— Чего же ты тогда к ним пошли? — вроде бы ласково спросил Зевс.

Аид опять же промолчал, ибо незачем дорогому брату совать свой нос в подземные дела. И уж тем более знать о том, что Аид и Харон ходили не к гекатонхейрам вовсе, а позвать титанов на рыбалку. Скучно же им там, за медной стеной, наверное. Сейчас-то Аид прекрасно понимал тщетность попыток воплощения замысла, да и сам замысел, положа руку на сердце, был слишком… нетрезв.

Поняв, что ответа от брата и на этот вопрос не дождется, Зевс задал следующий:

— Посейдона-то за что обидели?

Аид нахмурился, пытаясь вспомнить, а что там было с Посейдоном? Память услужливо подсовывала некие воспоминания о том, как разошедшийся Харон грозил морскому владыке… Так, а чем это он грозил-то? И как они вообще оказались на берегу моря?

Зевс, заметив мучения брата, что-то шепнул Гебе, и та, понятливо кивнув, упорхнула. Вернулась уже с канфаром вина. Аид благодарно принял из рук девушки сосуд, отпил глоток и чуть не поперхнулся.

…После того, как гекатонхейры вежливо, но непреклонно отказались пускать пришедших к титанам, Аид и Харон отправились к Стиксу. Ловить рыбу. Процесс ловли сопровождался обильным винопийством («По-скифски! Не разбавляя!») и закончился развалом лодки Харона («Не плачь! Новую сделаем, лучше прежней»). После чего друзья решили, что домой без рыбы возвращаться нельзя, и отправились к морю, вели там себя шумно (и довольно нагло, не мог не признать Аид), и тем самым вызвали появление владыки вод. Впрочем, Аиду к тому моменту было уже не до препирательств, поэтому перед Посейдоном извиняться должен лишь Харон.

Аид допил вино, отставил канфар в сторону и собрался было уходить, но его остановил голос Зевса.

— Деметра просила передать, что ноги ее в твоем доме больше не будет.

Аид вздрогнул, ибо не иначе как сестра Мнемосина помогла вспомнить трогательную сцену возвращения домой: и то, как он с бурными рыданиями обнимал Деметру и радостно восклицал «Матушка!», и то, с каким ужасом в глазах глядела на него Персефона, и как он требовал, чтобы милая матушка, согласно обычаю, как дорогая гостья, разделила с ним ложе… И как резво Деметра умчалась прочь, обещая, что в следующий раз, всенепременно…

— И все? — после недолгого молчания осторожно спросил Аид. — Больше она ничего не говорила?

— Говорила. Просила тебе напомнить, что ты старшее ее. И упросила меня, чтобы я уговорил тебя отпускать жену погостить у матери — дескать, так она, Деметра, грустит без дочери своей, что поля не родят и сады не цветут.

Аид молча кивнул и оправился домой. По дороге он встретил Гермеса, который, с интересом поглядывая на дядюшку, предложил помочь добраться до дома.

— Подслушал, небось, — проворчал Аид, шагая вслед за Гермесом.

— Я?! — оскорбился тот. — Когда это видели, чтобы я подслушивал?

Аид коротко хмыкнул — действительно, этого хитреца подслушивающим никто не видел. Но при этом он был обычно в курсе всех дел.

— И что ты думаешь? — спросил Аид.

— О тебе, твоей семье, твоих прогулках или твоей теще? — ухмыльнулся несносный мальчишка.

Аид неопределенно пожал плечами.

— Я думаю, что все хорошо, — успокоил его Гермес. — Отдыхать тоже иногда надо, Персефона тебя всяким любит, а Деметра… Ей давно пора принять выбор дочери.

Он улыбнулся дядюшке, махнул рукой в сторону дома Аида, где на пороге стояла Персефона.

— Я попозже загляну, сейчас некогда.

И исчез.

А Аид глядел в любящие глаза жены и понимал, что Гермес прав — все действительно хорошо.