Костры (джен)

Нестерпимый смрад — запах крови, гари и мертвечины, бьющий в нос, заставляющий то закрывать лицо рукавом, то болезненно принюхиваться. Вот такой он, запах победы. Потемневшее небо, повсюду пламя, искореженные доспехи и трупы, трупы, трупы… Как ловко премудрого Белкета поймали в ловушку, да вместе со свитой, да почти со всей оставшейся армией! Почти никто из магов и ценных существ не только не погиб, но даже и не пострадал, какова удача, а? Вот чего можно достигнуть, если смекаешь, как взяться за дело, и не хуже некромантов умеешь отринуть чувства! Познай врага, найди его слабые места, в нужный миг направь его туда, куда тебе угодно, и твой триумф — дело пары часов. Разве не так, Маахир?

Вот оно, лучшее доказательство: горы тел по всему полю — дом Вечности и его создания, полуразложившиеся и вечно сохранные. Иные еще недавно были по-настоящему живы, как вот эта помешанная из свиты Белкета, упавшая навзничь: длинные волосы, втоптанные в грязь, разорванное платье, уродливые шрамы на груди; молния — правильное оружие, сил забирает немало, но хорошее, очень хорошее, если нужно устранить препятствие, мешающее добраться до главного врага. Вот оно, это препятствие, в которое он попал с первой попытки: широко раскрытые глаза смотрят в небо, словно до сих пор пытаются разглядеть там погибающего ангела с черными крыльями… Ничтожества. Все вы ничтожества, фанатики, невежды. Поделом, по вере вашей вам и награда.

Маахир брезгливо приподнял носком сапога светлые локоны лежащей, отбросил с дороги; не без труда вынул из ее рук, сведенных смертной судорогой, небольшие тяжелые кинжалы:

— Надо же… Драконья сталь, но против стихий металл бессилен. Ты могла бы об этом знать, безумная стерва. Что, стащила у кого-нибудь из наших оружейников? Вы ведь этим не брезгуете.

— Маахир, — советник Алиад укоризненно покачал головой. — Уважай врагов, тем более побежденных. Ты уже доказал свою силу. Оставь ее.

— Они не только враги, — Маахир, обычно насмешливо-спокойный, вдруг изменился в лице, и голос его задрожал от ярости. — Они лжецы и воры! Я еще не забыл, Алиад, как стер с лица земли Золтана, воображавшего себя праведником и не погнушавшегося украсть и присвоить себе регалии великого Сар-Иссы! Сегодня я восстановил справедливость — во многом с их помощью. Белкету и его прихвостням конец, и я не собираюсь почитать и оплакивать их. Да будет память о них стерта навеки. Война сегодня закончится, Алиад, и благодаря нашим усилиям наступит мир.

Маахир вновь стал невозмутимым и неторопливо прошелся между телами.

— Кто же тут у нас… О, да почти все в сборе, вся свита Белкета. Отличный день. Подберите трупы — я не хочу снова видеть эти противные физиономии. Вечером сожжем вместе с уцелевшими, пока кому-нибудь не пришла идея в очередной раз воскресить эту дохлятину… Пленных пересчитали?

— Да, Первый в Круге.

— Много там?

— Не слишком, господин. Человек тридцать некромантов, пара сотен живых наемников и слуг.

— Превосходно. Избавимся и от них, и от трупов. К утру разницы между ними уже не будет…

— Допросить пленных перед казнью, господин?

— М-м… Да нет. Спрашивать больше не о чем. Белкет уничтожен, его свита тоже, а об оставшихся в Эрише мы позаботимся. Алиад, после казни собери архимагов, они мне нужны. Все. Будет много работы. О, а это еще кто?

Несколько стражей волокли по полю скованного могучего вампира. Вампир был изранен и изувечен, но и воины выглядели изрядно помятыми — справиться с пленником, очевидно, было не так-то легко. Его подтащили ближе и швырнули к ногам Первого в Круге. Маахир, прищурясь, вгляделся в бледное лицо, изуродованное свежими шрамами:

— А, старина Сехбет… Я предупреждал: твои заигрывания с Белкетом добром не кончатся. И чего тебе не сиделось в Иллума-Надине? Выращивал бы овощи, торговал рудой да пописывал стишки и не пачкал бы красивый плащ. Наивность — твой грех.

— А твои грехи — безбожие и гордыня, Маахир. Ты силен, но так и не понял главного — величие не в силе. Не только ты — ни один из вас не способен постигнуть сего, потому вы так и будете столетиями плодить чудовищ и сами превращаться в оных... Взгляни вокруг. Теперь ты доволен?

— Я? О да. Наконец-то я очищу Асхан от заразы! Наконец-то из наших городов выветрится трупный запах, а ересь Белкета покинет человеческие умы. Помешанный ангел, потерявший небеса, бредивший смертью, на что он вам сдался?! Вы все пошли за безумцем и заплатили за это великую цену.

— Нет, Маахир. Ты, пусть теперь и Первый в Круге, всего лишь жалкий смертный, жаждущий власти. Тебе мнится, что ты победил и прославился в веках, но ты жестоко ошибся. Твой путь закончится, а мы переживем и тебя, и того, кто будет после тебя, и многих твоих последователей. Поверь мне, это еще не конец. Однажды вы все увидите, на что способна великая вера и какова истинная мудрость, узнаете, что есть истинное мужество, истинное служение. Хотя ты этого, боюсь, не застанешь.

— Кто знает, Сехбет. Но вот в чем ты действительно прав, так это в том, что любой путь закончится. Что я застану, — голос Маахира стал злым, — так это твое обращение в прах. Твои надежды пусты — для тебя и тебе подобных это, увы, все-таки конец. Все вы — и ты, и они…

Маахир обернулся на полуслове, желая указать на безжизненные тела, и обнаружил позади лишь мятую, истоптанную и залитую кровью траву. Приближенные Белкета исчезли.

— Где они?!

Сжав кулаки от бессильной ярости, Первый в Круге озирался в поисках тех, кто мог забрать трупы, но кругом не было ни души. Не призраки же унесли останки этих свихнувшихся фанатиков! Впрочем, самообладание вернулось к нему быстро, и он с усмешкой посмотрел на Сехбета:

— Ах ты, хитрый мерзавец! Что ж, эту партию ты выиграл… ненадолго. Как бы ты нас ни отвлекал, как бы ни старался, далеко твоим приятелям, нагруженным трупами, не уйти. Мы их непременно найдем! Найдем и сожжем при свидетелях, поставив в обнимку с украденными телами, а прах развеем по ветру. От вас и вашей скверны ничего не останется, Сехбет, вас проклянут и забудут — мы позаботимся об этом. Ты вечно проповедуешь смирение, вот и смирись. Ты оказал услугу своим мертвецам, но знай: никто из твоих дружков не поможет тебе самому. Сегодняшний вечер станет для тебя поистине жарким. Увести его!

Когда стражи потащили вампира прочь, Маахир с досадой отшвырнул кинжалы из драконьей стали в месиво из травы и грязи.

* * *

— Ты уверен в том, что делаешь, Маахир? — Алиад тронул его за рукав. Лицо старого советника было печальным. — Быть может, довольно длить дурную традицию?

— Уверен. Сожжем их — и покончим с традицией. Поджигай! — лицо Маахира стало непроницаемым.

Привязанный к столбу Сехбет смотрел на своего соседа, живого и совсем молодого, дрожащего и кусающего губы.

— Сехбет, я боюсь…

— Не бойся, сын мой. Ты окажешься в объятиях Асхи намного быстрее, чем я, — Сехбет ободряюще кивнул.

— Я… Мне жаль. Я о многом жалею, Сехбет. Никого не тронет моя смерть, никто не вспомнит меня… У меня никого нет. Совсем никого…

— Тем легче, мой мальчик. Успокой свою душу тем, что твоя смерть не доставит страданий родным и друзьям. Скоро великая богиня примет тебя, верного ей, и даст тебе достойное утешение.

— Я жажду этого, Сехбет, хоть мне и страшно… У тебя остался кто-нибудь там, в Эрише?

— Можно сказать, нет. У меня есть родственники, но они не станут лить слезы, разве что не смогут разделить мое наследство миром.

— И тебе совсем некого вспомнить сейчас? Как и мне?

Сехбет посмотрел на ночное небо.

— У меня есть друг в Эрише.

— Хороший?

— Хороший. Такой же молодой, как и ты. Он благороден, скромен, хоть и очень умен, и я знаю, что когда-нибудь он возвысится и станет великим... О нем одном только и болит душа. Лишь бы Маахир не добрался и до него…

Тьму озарили яркие вспышки, и Сехбет увидел языки пламени.

— Прощай, — еще успел сказать он. — Асха все обращает на пользу. Я рад буду встретить тебя в следующей жизни, дитя мое.

— И я… — молодой некромант у соседнего столба всхлипнул и в отчаянии забился: — Я не хочу, не хочу! Я ничего не сделал, никого не убил! За что-о?! Я не хочу!!!

Взметнулся новый столб пламени, повалил дым. Сосед Сехбета отчаянно кричал, а потом закашлялся и захрипел. Казалось, прошла вечность, прежде чем он умолк. Еще одна вспышка — и вокруг Сехбета словно закипело огненное озеро, огонь опалил лицо, начал пожирать одеяние и волосы. Последнее, что увидел Сехбет, — мрачно-торжествующее выражение на лице Первого в Круге, стоящего напротив.

— Иллума-Надин нам еще пригодится, Сехбет. Не беспокойся, он окажется в хороших руках. Архимаги готовы?

— Готовы, господин.

— Прекрасно. Я прибуду через минуту, и покончим с этим.

Что они хотят сотворить с Эришем?! Не предупредить, не спасти, ничего теперь не сделать.

Со всех сторон слышались крики, надрывный кашель и треск горящего дерева, поле заволокла плотная пелена удушливого дыма. Вскоре Сехбет перестал видеть, чувствовал, как уходит сознание, как темнеет разум, и все никак не мог умереть. Привязанный к обгоревшей плоти, он из последних сил воззвал к тому, кого уже не надеялся уберечь:

— Друг мой, пробудитесь, если вы спите! Услышьте меня, если бодрствуете! Вам грозит беда, спасайтесь!

Он все-таки успел. Ощутил душою своей знакомое присутствие, сумел проститься:

— Арантир… Помните обо мне, Арантир! — и лишь после того освободился. Незримые темные волны заколыхались вокруг, подхватили Сехбета и повлекли его за собой…

Маахир и послушные ему архимаги, отойдя подалее от пылающих костров, встали в круг и подняли палочки. Черное ночное небо вдруг посерело — его закрыла плотная туча, из которой внезапно начали падать на землю огромные камни, а вдоль горизонта словно разлилась огненная река. Пламя, точно живое, понеслось, сметая все на своем пути, в самое сердце земли некромантов, и страшная пыльная туча устремилась следом…

Обугленные скелеты и пепел — вот и все, что осталось к утру от армии Эриша. Обугленные скелеты и пепел, руины и грязные черные болота — вот и все, что осталось к утру от самого Эриша.

Советник Алиад пришел в одиночку туда, где еще недавно лежали тела приближенных Белкета, нашарил в окровавленной траве кинжалы из драконьей стали и спрятал в поясную суму.