Cher ami (джен)

Он шёл за ним по пятам, выслеживал, как дикого зверя. Кутаясь в зимнюю шинель, свой старый шарф, отогреваясь у костров своих солдат. По лесам, среди остывающих пепелищ, по следам французского обоза.

— Эй, пострел! Были в вашей деревне французы?

— Шаромыжники-то? Были, дядя! Один, высокий такой. Мне даже фуражку свою подарил. А я ему взамен свою старую шапку. Больно уж жалкий у них был вид. Отец велел им хлеба дать по христианскому обычаю. Я отнёс.

— А не было ли среди них такого с длинными золотистыми волосами, голубыми глазами и с розой в петлице?

— Был один. Хе-хе... Роза его совсем зачахла и почернела, а он не выбрасывает... Чудак.

— Куда же они пошли? — Брагинский легко потрепал мальчика по волосам, стряхивая с них снег.

— Во-он туда! — махнул он рукой и получил за помощь кусок сахара.

Иван шагал размашистыми шагами через сугробы, вскоре он заметил занесённые снегом следы, которые уводили всё дальше и дальше через лес. Холод пробирался под шинель, но Брагинский упрямо шёл вперёд, согреваясь движением.

— Пожалуйста, помилуй меня, батюшка Мороз... — шептал он, смахивая леденеющую влагу с ресниц.

Внезапно он остановился. Тишину нарушили несколько торопливых хлопков. Брагинский узнал французские и русские мушкеты. Не теряя ни секунды, он бросился на звук и скоро оказался на небольшой поляне, посреди которой тлели угли, оставшиеся от костра, а вокруг валялись тела убитых французов. В полумраке он не видел цвета их мундиров, да за тряпьём, которым они все пытались спастись от холода, их и днем было бы не рассмотреть.

Русский растерянно опустил руки, оглядывая небольшое поле боя. Вдруг он увидел, как один из французов пошевелился. Тот единственный не был замотан в бабьи платки и не примерил овчинного тулупа, отобранного у кого-то из крестьян.

— Франциск... — Иван подошёл к нему и заглянул в почти остекленевшие от боли, но очень знакомые глаза. Конечно, больно, когда твоё сердце пронзает сталь. Из груди Франции торчала рукоять сабли, а он изо всех сил пытался вытащить её. В том, что ему это удастся, Брагинский не сомневался и ждал. Зная, что ему опасно помогать, ведь лезвие может сместиться, и тогда новая рана будет уже не от простого человека, а от страны, и станет гораздо серьёзнее.

А Франциск словно не видел его. Он тяжело дышал и тихо скулил, сдвигая саблю по миллиметру.

Смотреть на это Брагинскому было невыносимо, даже из мести. Иван прижал ладонь к груди, слушая биение своего обожжённого сердца, прислушиваясь к тишине в темнеющем лесу.

— Что? — наконец, простонал тот, раня ладони, сжимая лезвие сабли, но уже почти закончив этот процесс. А потом снова застонал сквозь сжатые зубы. В этот момент Брагинский не выдержал и одним резким движением вытащил саблю из его груди. — Бастард! — выдохнул тот вместе с кровью, опрокинувшись на бок и орошая алыми каплями белый снег. — Пришёл помучить меня? Или хочешь убить? Посмотреть на мою смерть пришёл? — говорил он, захлёбываясь кровью.

— Не говори так, Франциск, ты будешь жить, — Иван слегка улыбнулся и опустился на снег рядом с ним. — Мы с тобой ещё станцуем.

Франция затих, а потом вдруг весело хмыкнул и глаза его кокетливо улыбались, отвечая на взгляд Ивана.

— Обещаешь мне вальс? — промурлыкал он, тяжело дыша, но стараясь казаться спокойнее и выносливее, чем был.

— Конечно. Первый мой танец твой. Когда я войду в Париж, мы устроим бал в честь этого.

Франция резко закашлялся и попытался встать. Но ничего не вышло. Брагинский крепко держал его за плечи. Да и рана была серьёзной, хотя и не смертельной.

— Умеешь ты подбодрить, — скривил он губы и постучал зубами, прежде чем сжать их до скрежета. — Как можно жить в таком холоде?

— Для лучшего друга всё, что угодно... — невесело ответил русский и прилёг рядом с ним прямо на снег, накрывая француза краем своего шарфа. — Не поднимайся, ранения ослабили тебя.

— Зачем ты пришёл? Убить меня ты всё одно не сможешь. Моя земля далеко отсюда... Уходи, оставь меня одного.

Он перевернулся на живот и пополз по снегу, отчаянно ругаясь и тяжело вздыхая после каждого рывка.

— Ты устал... — Брагинский поднялся на колени и слегка дёрнул француза за ногу. — Передохни, и поползёшь дальше.

— Мне бы только добраться до дома... Ты ещё попляшешь, — Франция бессильно опустил лицо в снег.

— Обязательно, cher ami, — Иван тихо усмехнулся и поднялся, подходя к костру, начиная раздувать угли, подбрасывая в него хворосту, лежащего охапкой рядом. — Это хорошо, что у тебя есть цель. Один мой знакомый сказал: если у тебя есть цель, иди к ней. Не получается идти? Ползи к ней. Не можешь ползти? Ляг и лежи в направлении цели.

Когда он обернулся, француз сидел на снегу, подобрав ноги, прижав колени к груди, и сверлил его злобным взглядом.

— Ну что ж ты не лежишь?

— Что ты делаешь? — настороженно спросил его Франциск на ломанном русском, покосившись на факел в его руке.

— Что? А, это? Согреться хочу. Холод собачий, если ты не заметил, — он разжёг костёр, а потом стал оттаскивать тела убитых подальше, чтобы не натыкаться постоянно то на руки, то на ноги. Этот процесс немного согрел его.

— В последний раз, когда ты хотел согреться, ты сжёг свою Москву.

Упоминание о Москве заставило Брагинского оскалиться от злобы жутких воспоминаний и прижать руку к сердцу, но спокойствие быстро вернулось, хорошо, что француз в это время был занят своими обмороженными ступнями. Русский глубоко вздохнул и задал тот вопрос, который долгое время смущал его.

— Скажи, почему ты решил пойти на Москву, а не сразу на Петербург?

Франция вскинулся, звеня кончиками обледеневших волос.

— Потому что сперва я хотел завоевать т-твоё сердце, и думал, что разум капитулирует сам. А т-ты и впрямь обезумел, — Франция передёрнул плечами и крепче обнял свои колени, растирая ноги. — Но совсем не т-так, как хотелось бы мне. Знаешь, Иван, если ты будешь так реагировать каждый раз, у тебя никогда никого не будет.

— Сердце?! — Иван ссутулился, сидя у костра и глядя сквозь пламя на попытки Франции подняться.

— Жалко, что мы встретились так. Это должна была быть схватка века. А я сейчас слишком голоден и замёрз, чтобы нападать...

Брагинский вздохнул и достал из походного ранца немного хлеба с сушеным мясом.

— Тогда иди сюда, cher ami. Согреешься и поешь.

* * *

На улицах Парижа было шумно, многотысячный город был обречён на сдачу. Франциск не покинул его, как когда-то давно, будто в другой жизни, Брагинский остался в Москве. Он смотрел в окно на то, как снаружи собирается народ, встречая русские, английские и прусские войска. Он смотрел в окно и плакал, глотая кислое сухое вино. В парках и садах цвела магнолия, а в его доме играл, не смолкая, клавесин.

Звук тяжёлых армейских шагов на мгновение отвлёк его. Брагинский с огромным букетом ароматных магнолий ворвался в его комнату, словно вихрем сметая со стола и разливая вино по дорогому паркету. Цветы осыпали комнату и ничего не понимающего Францию.

— Иван?

— Я здесь, чтобы исполнить своё обещание! — громогласно возвестил он, и только сейчас Франциск услышал, что в его доме играет вальс, тот самый, что он слышал на одном из приёмов в Санкт-Петербурге.

Тяжело вздохнув, он поднялся, будто на казнь, отчётливо ощущая, как по его собственному сердцу маршируют вражеские войска. Лёгкая улыбка тронула губы. И он покачнулся от слабости, неожиданно попадая в руки Российской Империи.

Иван прижал его к себе и начал легко вальсировать по комнате, увлекая стройного мужчину в одних военных рейтузах и свободной белоснежной рубашке за собой, Франциск положил руку ему на плечо.

— Ах, Иван... — всхлипнул он, повиснув на плече бывшего друга, врага, кто он ему в самом деле, Бонфуа не мог понять, да и не хотел. — А помнишь, как я тебя чуть не заколол? А как чуть не вырвал сердце?

— Ты самоубийца, напоминать мне об этом в такую минуту... Но я не хочу мстить, cher ami.

Вальс всё ускорялся и, если сперва Франциск пытался поспевать за Иваном, то теперь просто повис на нём, тогда Ваня остановился, аккуратно опуская его на диван.

— Я хотел тебя больше всего... Но теперь ты владеешь мной по праву, — Бонфуа потянулся к Брагинскому, не отпуская от себя, прижался, прильнул, скользнул пальцами по подбородку, соблазнительно закусывая губу, выгибаясь в спине и разводя ноги, словно опытная куртизанка.

— Кроме вальса, cher ami, я ничего тебе не обещал...

— Но... Ты ведь покорил моё сердце. Оно теперь у твоих ног... — разочарованно прошептал француз и осторожно коснулся губ Ивана кончиками пальцев. Тот поцеловал их и отстранился, выпрямляясь во весь рост.

— Я иначе представляю любовь, cher ami.

— Je t’aime…

— И я тебя... — с лёгкой улыбкой произнёс Российская Империя и вышел из комнаты, легко сбегая по лестнице, выбегая на улицу, вскакивая на коня догоняя своих драгунов и запевая строевую.

Примечания:

*cher ami — милый друг

*je t’aime… — я люблю тебя