Вопреки (джен)

Лаксас пытается рассмотреть ситуацию с разных сторон, но в итоге всё время упирается в один и тот же вопрос: зачем Макаров это сделал? Если устал, ушёл бы в отставку. Передал бы гильдию кому-нибудь. Если не ему — так хоть опять Макао, или, может быть, Эрзе, пусть она и слишком молода. Зачем его старик пытается разрушить то, что строил всю жизнь? Что строили до него, что готовы строить после него…

Лаксас может понять, почему тот не желает оставлять «Хвост феи» ему — но не может и не хочет смириться.

Он собирает согильдийцев в парке, под огромным деревом — ждёт, гадая, кто появится. Макаров объявил о своём решении вчера, и некоторые уже ушли, растворились, как дым. Некоторые — в растерянности и не знают, что теперь делать.

Для себя он решение принял.

Сколько собралось человек — он даже не пытается сосчитать. После Магических Игр в гильдии прибавилось новичков, которые ещё не успели прижиться, толком не стали своими — есть ли кто-то из них здесь, или все ушли? Не важно. Зато старый состав весь или почти весь — здесь. Эрза, Грей, Нацу, Кана, Мира, Макао… все те, кого он знает с детства, и кто столько лет знает его. Именно к ним обращается Лаксас, когда говорит:

— Вы знаете о том, что мой дед принял решение распустить «Хвост феи». По сути, гильдия уже распущена. И я намерен собрать её заново.

Никаких предисловий, никаких пояснений — только три короткие фразы. Не нужно шелухи.

— Мастер Макаров разрешил тебе? — спрашивает кто-то из толпы, и Лаксас не узнаёт голос. А старика всё называют мастером — по инерции…

— Я крепко рассорился с ним, — спокойно отвечает он. Они не сражались, даже не кричали друг на друга — но Лаксас не сомневается, что в ближайшие несколько лет им не о чем будет разговаривать. Сказал бы «никогда», но его категоричность чуть смягчили ночные посиделки с Райджиншу: Бикслоу играл на гитаре, Эвергрин плакала, Фрид сперва гладил её по голове, а потом разминал ему плечи, уговаривая успокоиться и расслабиться (желательно без алкоголя). Странная ночь, но это помогло. — И поступлю так, как считаю нужным, вне зависимости от его мнения.

Это, наверное, многих оттолкнёт, но он должен сказать правду. То, что он сейчас пробует выстроить, нельзя строить на обмане, и даже на умолчании — нельзя.

Наверняка они вспоминают, что он когда-то пытался сделать. Они знают его много лет, и за эти годы он наделал достаточно ошибок. Впрочем, хватило бы и одной — той самой. Теперь у него всё-таки может быть свой «Хвост феи»?.. Лаксасу это уже не нужно, но он не согласен, чтобы гильдии не было вообще.

Люди молчат — все до единого.

— Те, кто хочет, могут остаться, — коротко роняет он, не в силах изгнать из голоса отстранённость. Нужно говорить иначе. Другими словами, другим тоном. Не то чтобы он хорошо умел убеждать. Фрид, пожалуй, смог бы лучше, смог бы найти слова, смог бы не выглядеть высокомерно и самоуверенно. Лаксас привык демонстрировать (само)уверенность, и не может отказаться от неё даже тогда, когда это идёт во вред. Наверняка идёт. Его слова не звучат так, что он никого не заставляет уйти и не заставляет остаться — так, как должны звучать. Только напоминают о том, что когда-то он пытался решить за всех. Но Лаксас упрямо продолжает говорить: — Не знаю, что будет со зданием — оно разрушено, а процесс продажи земли уже запущен, но попытаюсь что-нибудь сделать. В крайнем случае поначалу обойдёмся без него…

Он рассказывает то, что вчера полночи обсуждал с Фридом и Бикслоу после того, как Эвергрин задремала у кукольника на плече. "Город нас сейчас не любит", — сказал Фрид, и он прав. «Хвост феи» не причинял Магнолии намеренного вреда, но нападение демонов и все его последствия жители осознанно или неосознанно связывают с гильдией. С участком и зданием будет тяжело.

Здание — это не так уж важно, это можно решить потом, можно построить новое. Главное — люди. Без людей гильдии нет.

Он умолкает. Кажется, что сказано недостаточно, но слов больше не осталось.

Пойдёт ли кто-нибудь за ним — или только Райджиншу, сейчас неподвижно стоящие за спиной, как почётный караул? Он чувствует их взгляды, и хочется оглянуться, чтобы убедиться… в чём? В поддержке? В этом он и так уверен. Убедиться в том, что лицо Фрида не застыло неживой маской, как тогда, когда Лаксас пытался забрать гильдию себе в прошлый раз; что Бикслоу не улыбается настолько бесшабашно, что очевидно — старательно пытается не думать о том, что делает; что у Эвергрин в глазах не стоят вчерашние слёзы.

Кто-то ни за что не согласится с ним — например, Нацу. Саламандр не признает лидерство Лаксаса, даже если очень хочет сохранить гильдию; в его глазах непокорный огонь, он не согласен с Макаровым, но и с его внуком не согласен тоже. По застывшему лицу Грея не угадать, о чём он думает. После Тартароса он заледенел ещё больше, отстранился… возможно, гильдия ему сейчас вообще не нужна.

Лаксас останавливает взгляд на каждом обращённом к нему лице, пытается вспомнить, что он знает об этих людях. Он не слишком-то стремился с ними сходиться, не так ли? Магические Игры отчасти изменили это, но прошло слишком мало времени, чтобы что-то изменилось всерьёз.

Эрза смотрит строго и серьёзно, будто взвешивая каждое его слово, каждый поступок, прошлый и нынешний. Что касается неё — наверное, можно рассчитывать на объективное и здравое суждение. Вот только не станет ли решение Макарова её решением? Недружелюбно скалится Гаджил (тоже помнит, что здесь, под деревом, они и "познакомились"?), и насчёт стального дракона, один раз уже сменившего гильдию и мастера, у Лаксаса большие сомнения. Нужны ли вообще ему в гильдии такие?.. Он останавливается на этой мысли — и отбрасывает её. Сейчас он не должен судить никого. Это его судят.

Достоин ли?

Достоин ли — не внук Макарова, а сын Ивана Дреяйра, врага «Хвоста феи»? Тот, кто причинил вред своим товарищам и был изгнан из гильдии? Тот, кто годы был в ней чужаком?

Тишина давит просто невыносимо.

Прохладные пальцы коротко сжимают его предплечье; Лаксас, не поворачивая головы, боковым зрением видит, как Фрид встаёт рядом с ним. С другой стороны — Бикслоу, почти синхронно. Эвергрин втискивается между кукольником и командиром, изящно передёрнув плечами, чтобы ей дали место.

Они стоят вчетвером, как будто против всех. Опять.

Тишину разбивает тихий голосок Венди Марвел:

— Мы с Шарль не хотим уходить. Мы с тобой.

Чем больше тех, кого нужно не подвести, тем труднее. Когда-то ему было наплевать на всех, потом — на всех, кроме Райджиншу, теперь… трудно сказать, плевать ли ему на всех, как на людей и личностей, но как членов гильдии — он не должен их подвести.

Когда-то он хотел власти, не думая об ответственности. Потом хотел сохранить «Хвост феи», не важно, как.

Ответственность пришла сама собой.

Поговорить с (бывшими) согильдийцами — только первый шаг. И, похоже, самый простой.

Из-за того, что Совет магов пока не функционирует, «Хвост феи» оказался в странном неопределённом положении. Нет официальных бумаг что о роспуске гильдии, что о возрождении. Возможно, потом можно будет сделать вид, что роспуска не было — просто сменился мастер. Если они дотянут до этого «потом».

Некому объяснить ему, что такое Люмен Истуар и что с этим делать, потому Лаксас усилием воли заставляет себя отложить проблему, пока не появится Гилдартс. Рано или поздно ведь появится — не мог не увидеть, что метка пропала. Или, когда станет спокойнее, сам Лаксас может отправиться на остров Тенрю и поговорить с Мэвис, узнать всё из первых рук. Если, конечно, она станет с ним разговаривать. Ссориться с Первым мастером не хотелось бы, но он готов пойти и на это. А пока успокаивает себя тем, что Макао был мастером почти семь лет и неплохо обошёлся без знания о Люмен Истуар; ничего не рухнуло — кроме статуса гильдии, но тут загадочный артефакт или заклятие (или что это ещё может быть) ни при чём.

Метки приходится ставить заново. Тренируется он сперва на своём отряде, под чутким руководством Эвергрин («Криво. Нет, всё равно криво. Мне с этим, я надеюсь, ходить лучшую часть жизни, так что уж постарайся, чтобы было красиво!»), а потом возвращает гильдейский знак тем, кто решил остаться. Их больше, чем он ожидал или надеялся.

Леви вызвалась второй после Венди, а сразу за ней — Люси (Бикслоу усмехнулся уголком рта и очень тихо пробормотал: «Отличный цветник собирается»). С решением Макгарден предсказуемо согласилась её команда.

Макао сказал: «Я тебя ещё пацаном помню, и Макарова ты не заменишь, но…». Лаксас не собирался заменять Макарова и с трудом удержался, чтобы не врезать. Макао всё-таки остался, и Вакаба последовал его примеру. Наверное, проще, если бы они ушли: они долгие годы провели в «Хвосте феи» и неизбежно будут сравнивать, а Макао и вовсе был мастером. Лаксас всегда плевал на чужую оценку, но приходится постараться, чтобы не думать об этом лишний раз.

Нацу, как он и считал, не согласился с его лидерством. Удрал тренироваться, заявив, что «через годик вернётся, и тогда посмотрим, кто тут круче!». Лаксас, у которого голова была забита юридическими вопросами, отмахнулся. Год ещё надо прожить. И не развалить то, что осталось. Не подвести тех, кто остался.

Грей сказал, что не может присоединиться к гильдии, пока не завершит одно семейное дело. С ним ушла Джувия.

Эрза решила, что должна присмотреть за новым мастером — чтобы он не причинил вреда гильдии и согильдийцам. Так и заявила, и Лаксас еле успел придержать Эвергрин, чтобы та не высказала всё, что пришло в голову. Он подумал, что трудно причинить худший вред, чем уже причинён. Вслух ответил: «Понимаю. Желать защитить то, что тебе дорого, естественно».

Кана отправилась на поиски Гилдартса — перед Лаксасом отчитываться не стала, но Эрзе сказала, а та передала ему. К лучшему или к худшему — кто знает? Возможно, Кана приведёт отца в Магнолию. Возможно, «Хвост феи» уже никогда не увидит их обоих. Время покажет.

Коннеллы остались, потому что «Аска мечтает, когда вырастет, вступить в “Хвост феи”». Тоже неплохая причина, не хуже других, которые Лаксасу случалось услышать.

Макс, Уоррен, Лаки, непонятно откуда возникшая Мики…

Кинана ушла «искать Эрика», кто бы это ни был. Ридус застенчиво пожал плечами и сказал, что хочет сейчас заняться живописью, а не магией.

Гаджил ничего не объяснял: вместе с напарником явился в «кабинет мастера», который просто комната в съёмной квартире (Лаксас очень рад, что когда были деньги, оплатил ренту на год вперёд), и подставил плечо под метку.

Однако не все приняли решение в первые дни.

У Штрауссов семейные проблемы: Эльфман хочет остаться в гильдии, а Мираджейн считает, что они не должны идти против воли мастера Макарова. И всё бы ничего — Лаксас уверен, что их конфликт его не касается, — но каким-то образом это его зацепляет. Лисанна просит помирить брата и сестру (почему просит его?). Эвергрин нервничает из-за Эльфмана, и чем больше пытается сделать вид, что ей всё равно — тем сильнее.

Ещё одна чудесная в своей запутанности ситуация — Мест Грайдер, он же Дранбальт, которому Макаров сказал, что он состоит (состоял) в «Хвосте феи». Все эти штучки с изменённой памятью — Лаксасу совершенно не хочется забивать ими голову, так что он просто говорит: «Мне всё равно, состоял ты в гильдии или нет. Хочешь — поставлю метку, не хочешь — иди».

Мест хочет остаться, но уходит возрождать Совет. Больше некому — «Тартарос» хорошо поработал. Лаксас, пожалуй, понимает его, но думать ещё и об этом уже не может.

Здание (точнее, территорию с развалинами) отстоять не удалось — когда не надо, бюрократическая машина срабатывает быстро, а участок, как ни крути, принадлежит городу. Фрид и Леви закопались в законы, но ничего не нашли: можно только выкупить землю, и на это нет средств. Ещё остаётся надежда на тот сарай на окраине, где гильдия ютилась почти семь лет, однако надежда смутная…

Что с гильдейской кассой, интересный вопрос, но Лаксас не собирается идти к Макарову и спрашивать о деньгах; вообще не собирается спрашивать о чём-либо и знать не хочет, остался его дед в городе или уехал. К тому же подозревает, что если в кассе что-то и было — отдано на восстановление Магнолии.

«Город нас сейчас не любит».

Эрза советует согильдийцам искать работу, связанную с реконструкцией города, даже если она не приносит денег, и Лаксас поддерживает её. Всё равно заданий толком нет.

Обсудить события и новости гильдия собирается в парке, а если дождь — то в кафе, хозяйка которого не слишком рада толпе магов, но пока терпит. В первую встречу Лаксас строго объявляет своим:

— Мне совсем не хочется начинать с жёстких мер, но это вам не гильдейский холл, где сами разнесли — сами отстроили. Здесь — никаких беспорядков. Кто будет буянить, полчасика отдохнёт каменной статуей.

Он ловит на себе недовольные взгляды и не уверен, что действует правильно, но они сейчас просто не могут себе позволить что-то разрушить.

Про здание гильдии как общее место сбора он подумал, молодец. А вот про то, что некоторым согильдийцам, которые после возвращения с Тенрю обитали в этом самом здании, негде жить — нет. Общежитие давно не работает, да и цены там были, прямо скажем…

С вопросом приходит Эрза, и, кажется, за её словами стоит вызов: «А с этим ты как справишься, Седьмой мастер?».

Как, как… Он выясняет, кто снимает квартиры, и просит на время приютить товарищей — пока не удастся решить вопрос с общагой или пока те сами не найдут себе съёмное жильё. Что, наверное, будет не скоро, потому что заданий мало, но об этом он не напоминает. Сами сообразят, не дураки же?

Почти все девушки перебираются к Люси. Лаксас представляет, какой получился курятник, и рад, что ему там бывать не надо. Впрочем, с ними Эрза — авось присмотрит, чтобы девочки ничего не разнесли.

У него уже живут Райджиншу, да ещё вписался Уоррен, от которого, к счастью, шума и беспокойства немного. Лаксас вообще его почти не видит, кроме как когда просит связаться с кем-нибудь из согильдийцев.

У Вакабы жена и дочь, так что он с сожалением качает головой — никого, кроме старого друга с сыном, приютить не может, хотя дом большой. В квартирке Коннелов места для гостей нет. Гаджил ворчит, что у них с Пантерлили места не так уж много, и вообще ему только лишних людей не хватало… но если пару человек и ненадолго, то можно. К нему вселяется остаток команды Леви (легко догадаться, по чьей просьбе) — даже чуть-чуть любопытно, сколько они выдержат.

Все пристроены, хотя это только временно, и нужно что-то делать.

Совета магов как такового нет, но бумаги почему-то всё равно есть — Лаксас ненавидит их всей душой. Дела с городом, с гильдиями торговцев и наёмников («Этим-то что надо?»), жалобы («Кто и когда успел напакостить, засранцы?!»), письма от поклонниц («Откуда они взялись и вообще какого хрена?») — на его столе никогда в жизни не было столько бумаги. У него и стола-то большую часть жизни не было.

Сейчас его комната превратилась в рабочий кабинет, где в центре воздвигся проклятый стол, а кровать скромно прячется за ширмой в углу. И на кровати он проводит куда меньше времени, чем хотелось бы.

Члены гильдии, вроде как, действительно стараются вести себя прилично (он надеется, что это здравый смысл, а не страх перед ним), а самые буйные вообще ушли — но жалобы всё равно поступают. На Саламандра, кстати, тоже — по инерции. На эти послания он почти с удовольствием отвечает, что Нацу Драгнил в «Хвосте феи» в данный момент не состоит, и добавляет в конце письма «С уважением, Седьмой мастер Лаксас Дрейяр», думая при этом «Теперь он не наша проблема, и провалитесь к демонам».

Но иногда проблемы подкрадываются оттуда, откуда он совсем не ждёт. Венди, тихая маленькая Венди. Кто бы мог подумать.

Стоит перед его столом, застенчиво мнёт в руках подол сарафана и лист бумаги, а он пытается осмыслить то, что она сообщила. Наконец, удержавшись от грубого «Ты спятила!», просто спрашивает:

— С чего ты взяла, что я могу тебя удочерить?

Венди растерянно хлопает глазами и не находится с ответом. Кажется, он недостаточно следил за интонациями, и получилось всё-таки грубо.

— Не удочерить, — откуда-то из-под стола занудно поправляет Шарль — с его места иксидку не видно. — Оформить опекунство.

По его мнению, разницы не заметно.

— Мастер гильдии обычно является опекуном всех несовершеннолетних её членов, у которых нет живых родственников, — объясняет Фрид, ненавязчиво забирая у девочки из рук многострадальный лист. Ему Лаксас очень хочет сказать: «Какого демона ты её привёл?!», хоть и понимает, что вины рунника тут нет никакой. Тот просто проводил Венди до кабинета.

И излагает куда более внятно, чем юная целительница.

— То есть, до недавних пор твоим опекуном был мой дед? — задумчиво переспрашивает он — отчасти просто тянет время.

— Да, — торопливо и резко кивает девочка. Непривычно короткие волосы выскальзывают из-под ободка, она неловко пытается поправить их, и пластиковая полоска падает на пол.

— Когда Макаров перестал быть мастером, то аннулировал и эти бумаги, — снова за неё говорит Фрид, а Венди бросает быстрые взгляды то на Лаксаса, то себе под ноги, не решаясь наклониться и подобрать украшение. Кажется, она готова сквозь землю провалиться от своей неловкости. От окончательной потери самообладания её спасает Шарль: взлетает с пола с ободком в лапах и аккуратно пристраивает его обратно подружке на голову.

Фрид еле сдерживает улыбку; у Лаксаса желания улыбаться нет.

— «Обычно» — но не обязательно? — спрашивает он. — Почему бы тебе не найти кого-нибудь другого? — «кто будет изображать твоего папочку» — его слишком злит эта ситуация.

— Опекуном должен быть человек старше двадцати пяти лет или мастер гильдии, — снова Фрид. Похоже, он уже успел прочитать отобранный у Венди документ. Или знал это раньше — но почему тогда не предупредил? Лаксас предпочитает считать, что не знал, чтобы не злиться ещё и на него.

Он перебирает в уме знакомых, которые старше двадцати пяти — в гильдии таких всего двое, и вряд ли Вакаба или Макао согласятся. О Полюшке даже думать смешно. Дурацкие правила. Почему двадцать пять?

— Кому это вообще надо? — продолжает он возмущаться уже вслух. — Никому нет дела до чужих детей!

— Обычно за беспризорниками толком не следят, — качает головой Фрид, — но если Венди будет брать задания, то на неё могут обратить внимание, и возникнут вопросы.

Рунник, как всегда, предусмотрителен. И в данном случае прав, но Лаксасу нужен другой вариант.

— Пусть пока не берёт официальные задания — ходит с кем-то постарше. Сколько до совершеннолетия, два года?

— Но… — растерянно вздыхает Венди.

Он отвечает так строго, как может:

— Я не могу быть твоим опекуном.

— Почему? — кажется, спрашивают сразу трое.

Потому что ему уже и так достаточно ответственности. Потому что он не хочет иметь дела с тем, в чём ничего не понимает (уже хватает подобного!). Не хочет — даже формально — связывать себя с кем-то, кроме Райджиншу.

— Я считаю это неуместным, — сухо и ровно. Без грубости, но и без сочувствия. — Если это всё, что ты хотела обсудить, то мне нужно работать. Хорошего вечера, — почти как в письмах. «С уважением…». Хотя он не злится на Венди саму по себе — только на всю дурацкую ситуацию, которая, может быть, всё-таки разрешится без него?

Девочка уходит, шмыгая носом. Шарль на прощание испепеляет его взглядом. Фрид смотрит укоризненно, но ничего не говорит и через несколько секунд отворачивается.

Фрид опять готов принять любое его решение — но Лаксас совсем не хочет, чтобы лицо рунника снова стало неживой маской. Когда на следующий день он ловит себя на этой мысли в третий раз — просит Эвергрин найти и привести Венди.

Подписывает помятый документ и предупреждает:

— Это только бумага, мне некогда тобой заниматься. Ты живёшь у Люси? Вот и живи.

Венди кивает. Обещает не мешать и не быть назойливой.

Но он почти не удивлён, когда через пару дней застаёт её на кухне вместе с Фридом за готовкой завтрака.

Хельге просто очень хотелось это сделать — повесить на Лаксаса опекунство. Ну, и всё остальное. Я всё ещё не совсем довольна результатом, но мне слишком хотелось рассказать эту историю.

Драбблы. Побочные. Написаны раньше самого текста; можно считать их истоком того образа Лаксаса, который тут есть)

Оба от первого лица, оба изначально из сборника "Люмен Истуар, и мы вас предупреждали".

Фрид

Что и кому ты доказываешь, Лаксас?

Всю жизнь, похоже, доказываешь. Я знаю тебя не настолько долго, но почти уверен, что это так.

Хочешь, чтобы тебя перестали воспринимать, как «внука мастера Макарова». Хочешь обойти его. Мне не понять: у меня нет знаменитых предков. Я даже своих родителей не знаю. Пожалуй, достойная цель... пока «превзойти» не значит «унизить» или «уничтожить».

Хочешь, чтобы «Хвост феи» был сильнейшей гильдией. Чтобы ты мог ею гордиться. Хорошо звучит, вот только чтобы добиться этого, нужно сломать то, что есть сейчас.

Любой ценой, да?

Ты нарушаешь законы и правила. Не законы государства или гильдии — если бы их, не так страшно, они важны, но… пусть, — свои собственные внутренние законы. Неужели ты не понимаешь этого? Не видишь, к чему это может привести?

Тебе всё равно.

Я не могу остановить тебя и не могу оставить, так что остаётся только идти по твоим следам.

Сколько ещё нужно разрушений, чтобы ты успокоился?

Лаксас

Дженма, мастер «Саблезубого тигра», несомненно, добился многого для себя и для гильдии. Толпа любит их. Толпу легко привлечь — мне ли не знать. Но сама гильдия — что внутри?

Сила. Власть. Страх.

Это то, чем я хотел быть? То, чего я хотел для «Хвоста феи»? Сильнейшая гильдия Фиора, управляемая железной рукой мастера. Сила, с которой нельзя не считаться, над которой никто не посмеет смеяться… Ну, кроме наших. Эти над чем угодно могут посмеяться, балбесы. Бикслоу, хватит ржать, что ты там такое высмотрел?! Нет, я не хочу знать, на что стал похож знак гильдии на флаге из-за складок. Нет, я и сам отлично вижу. Не вздумай сказать это при Эвергрин!

Совсем от рук отбились.

Но лучше, пожалуй, так, чем как «саблезубые». Я это действительно подумал? Главное, вслух не сказать.

Они сражаются потому, что верят в свою силу — или потому, что боятся показаться слабыми? Потому, что их мастер не оставил им права на слабость? Такая вот цена за то, чтобы быть первыми. Я был готов заплатить её. И заставить остальных заплатить…

Драгнил, конечно, идиот, что вломился к ним в гостиницу, но — немного — я могу его понять. Есть что-то неправильное в гильдии, в которой единственным мерилом и аргументом является сила.

Фрид, не вздумай сказать: «Я же тебе говорил». Не вздумай; если скажешь, не знаю, что с тобой сделаю.

Не провоцируй меня.

Фрид!

Лаксас смотрит на новую порцию бумаг. Кажется, последние недели он только и занят, что бумагами — их приходится читать и, что ещё хуже, писать. Каждое официальное письмо отнимает больше времени, чем он собирается на него потратить. У старика были опыт и Мираджейн, которая в некоторых вопросах уже набила руку; а он этим в жизни не занимался, и у него — только Фрид, который к тому же до сих пор изучает своды законов в поисках чего-нибудь полезного. В идеале — прецедента, но такую ерунду, похоже, никто до «Хвоста феи» не устраивал.

Отсутствие гильдейской печати тоже не радует. Куда Макаров её дел, неужели уничтожил? Раз считал, что она больше не нужна… Лаксас обходится без печати, только подписью — пока никто не возмущался. Когда Совет окончательно выйдет из комы, надо будет прояснить вопрос.

Свою команду он сейчас видит куда реже, чем раньше: на человеческое общение просто не остаётся времени. Да и они то и дело пропадают поодиночке на мелких заданиях, вместо того чтобы взяться за что-то серьёзное совместно. Потому что нет ничего серьёзного: разваленной гильдии не доверяют.

Только Фрид не пропадает никуда, разве что в библиотеку, но чаще притаскивает оттуда пыльные тома и изучает их то вместе с Леви, то один. И успевает напоминать своему командиру, что есть надо хотя бы два раза в день. Или хотя бы один. Но обязательно нужно. А Венди его радостно поддерживает, потому что ей понравилось учиться готовить и кормить приготовленным всех, кто подвернётся (где Фрид находит время, чтобы её учить — тоже интересный вопрос).

Фрид ходит с ним общаться с людьми, на которых у Лаксаса, наверное, просто не хватило бы терпения, если бы не молчаливая фигура за левым плечом: рунник вмешивается редко, только когда требуется справка по законам или чему ещё такому. А подсказывать мастеру гильдии из-за спины — ронять его авторитет. Такого Фрид себе не позволяет, даже если Лаксас говорит что-то не то; это он обычно замечает и сам, но с запозданием.

Может быть, они всё-таки смогут добиться, чтобы «Хвосту феи» вернули участок для гильдейского здания? Хотя бы просто участок. Строить им уже случалось — справятся. (Он уверяет себя, что справятся.) А когда гильдия собирается по кафе и чьим-то квартирам, это не слишком удобно и совершенно несолидно.

Эвергрин выполняет какое-то пустяковое задание — или, может быть, возится у себя в комнате с Венди, которую вдруг захотела научить всяким девичьим штучкам. Лаксасу кажется, что она считает его воспитанницу (ужасно звучит!) чем-то вроде куклы, которую можно одевать в красивые платьица, причёсывать, красить и что там ещё любят делать девушки; раньше ей иногда удавалось уговорить Фрида, и он позволял ей поиздеваться над своей причёской, но теперь она переключилась на Венди. Бикслоу ввязался в проект по восстановлению собора Кардия и целыми днями пропадает там; Фрид, наверное, в доме: после того, как в районе обеда вернулся из библиотеки, обложился книгами, так что вряд ли мог куда-то деться.

Лаксас откладывает двадцать-листов-текста-непонятно-о-чём — кажется, от нового Совета, какие-то постановления или даже просто «сводка событий», рассылаемая всем гильдиям подряд, — и берёт в руки заляпанный сливками и вареньем конверт. Сегодняшнее: Венди бегала за письмами посреди завтрака, а потом случайно уронила их в тарелку с оладьями. Эта девчушка просто невозможна: сразилась с одним из Девяти Врат Тартароса и победила, уничтожила монумент Лика, но когда по неосторожности рассыпала несколько конвертов — чуть под стол не спряталась от смущения. А ещё она, хоть и живёт у Хартфилии, но почти каждое утро оказывается здесь на кухне. Говорит, что там и без неё хватает народу, чтобы приготовить завтрак. Да уж, наверное, действительно хватает; и Лаксас на её месте не хотел бы оказаться на кухне, где заправляет Эрза. Он вообще не хотел бы стоять у плиты; предел его возможностей — сэндвичи (хотя некоторые утверждают, что класть туда всё, что нашлось в холодильнике — плохая идея) и кофе. Может быть, гренки, если очень повезёт. Нет причин учиться готовить, когда в городе полно таверн, а в команде — Фрид.

Лёгок на помине. Лаксас где-то на середине письма, когда в кабинете появляется рунник. Входит без стука (только Венди стучится, даже если дверь открыта) и останавливается перед столом.

— Эрза просила передать, что они с Люси идут на задание и берут с собой Венди.

От «сильнейшей команды “Хвоста феи”» (что про это определение думает сам Лаксас, неважно) осталось две девушки — ровно половина состава, или чуть меньше половины, если считать Хэппи. И эти двое держатся друг друга — что ещё им остаётся, если прочие сокомандники бросили их? Впрочем, Эрза никогда не стала бы говорить об этом такими словами.

— Что ей мешало сообщить самой? — ситуация вызывает лёгкое раздражение, которое он тут же подавляет. Вряд ли Титания решила так выразить неуважение к новому мастеру. Не в её стиле. Вот швырнуть в лицо перчатку или сразу двинуть в челюсть — другое дело.

— Они очень торопились на поезд, — еле различимо улыбается Фрид. — Кажется, кто-то слишком долго собирался.

— А какое задание?

Если опять сбор фруктов или смытый паводком мост… Нет, он ничего не скажет. Он даже не будет злиться. «Хвост феи» шесть лет был в глубокой яме — и выбрался из неё. Сейчас просто нужно сделать это ещё раз.

— Мелкая тёмная гильдия и сомнительной ценности артефакт.

— Уже лучше, — хмыкает Лаксас, а Фрид зачем-то добавляет:

— Это даже близко не S-класс. Так что за Венди можешь не беспокоиться.

— Даже не думал.

Рунный маг очень благоразумно не пытается развить тему. Вместо этого спрашивает:

— А у тебя что?

— Сам посмотри.

Лаксас чуть медлит с тем, чтобы повернуть письмо так, чтобы ему было удобнее читать, так что тот сам обходит стол и через его плечо заглядывает в листок.

Там очередная жалоба на Драгнила, составленная настолько запутанным языком, что никак не получается понять — это просто жалоба или заказ на то, чтобы безгильдейного мага угомонили?

— Тяжёлый случай, — через пару минут тишины заключает Фрид. — Тут бы как раз Эрзу…

— Так ты думаешь, они всё-таки хотят, чтобы мы что-нибудь сделали? Официально?

— Если не хотят, Эрза быстро объяснит им, что не стоит отнимать время мастера лишними письмами, — он фыркает, а потом вдруг спрашивает: — Ты сегодня из-за стола вставал?

Лаксас неопределённо качает головой. Было дело. Кажется. Где-то до обеда. А обед ему притащила в коробочке сердитая Шарль, которую понятно кто послал.

— Нельзя же так, — укоризненно отвечает Фрид. Парадоксально, но с тех пор, как Лаксас стал мастером, он держится свободнее — иногда доходит до того, чтобы осуждать его действия вслух. Хотя это — в основном касательно пренебрежения отдыхом и здоровьем.

Лаксас считает, что ничего ему не сделается, если он пару месяцев будет не высыпаться и есть кое-как — драгонслеер он или нет, в конце концов? Драгонслееры живучие.

— Можно. Нужно закончить со всем этим безобразием, — нужно верить, что тут физически возможно закончить. — А Магнолия нас сейчас не любит.

Симпатии толпы меняются быстро. Победителями Великих Магических Игр восторгались. Тех же, кто невольно навлёк на город беду…

— Не любит, — соглашается Фрид и кладёт ладони ему на плечи, подталкивая выпрямиться и отвлечься от документов. — Особенно лично тебя. Зато я люблю.

Спокойно, буднично — так что Лаксас не сразу улавливает смысл. Это не штука: Фрид не станет так шутить, — и, скорее всего, не иносказание. Тогда что это и как это понимать?

Видимо, так, как есть.

— Я сделаю вид, что ничего не слышал.

— Как хочешь, — Фрид отходит на пару шагов назад и, наверное, отворачивается — голос звучит тише и глуше. — Я сказал, ты не обязан слышать.

— Что вообще на тебя нашло?!

Лаксас вполне понимает: не лучшая реплика в данной ситуации, однако ничего другого в голову не идёт. Если быть честным, то он не может сказать, что это действительно неожиданно. Но почему сейчас? Хочется потрясти Фрида за плечи и спросить: «Почему сейчас? Зачем?». В чём дело — в гильдии, в усталости, в — чем боги не шутят — Венди? Но он только оглядывается — хоть и уверен, что лица собеседника не увидит.

Рунный маг стоит у окна и смотрит на улицу, чуть отведя тюлевую занавеску в сторону; изящные сильные пальцы сминают край ткани. Этот жест напоминает о юной целительнице: она, когда волнуется, вечно комкает что-то в руках — подол, платок, салфетку…

— А сколько можно молчать? — не совсем понятный вопрос, кажется, не требующий ответа, но через несколько секунд Фрид сам себе отвечает: — Можно — до бесконечности, но… — он не заканчивает фразу.

В комнате тихо: настенные часы встали неделю назад, и ни у кого не доходят руки разобраться, — только с улицы доносится стук колёс по брусчатке и детский смех. Лаксас не любит тишину, потому и затыкает постоянно уши наушниками. Впрочем, сейчас за работой этого не делает: музыка отвлекает, даже если идёт фоном, негромко. Или он пока не подобрал подходящую.

— Ты прав, — рунник продолжает говорить, будто и не было длинной паузы. — Лучше действительно сделать вид, что ты ничего не слышал.

Эти слова вызывают неожиданно сильную вспышку злости. Уже пожалел о сказанном, значит? Злость тем сильнее, что Лаксас понимает: сделать вид, что ничего не слышал, будет непросто. Труднее, чем он думал в первое мгновение. Не потому, что он считает, что Фрид не сможет держаться так, будто ничего не было сказано; не потому, что это действительно что-то меняет — команда есть команда, и из-за нескольких слов…

— Извини, — не к месту добавляет Фрид — и, обогнув стол чуть дальше, чем это выглядело бы незаметным, уходит из кабинета. Просто, демоны его побери, уходит!

Лаксас пытается выбросить всё из головы. В первую очередь — мысли о том, что повёл себя глупо. Хрен его разберёт, как надо было, но не так. Это же Фрид, а не какая-нибудь глупая девица, которая видела его на арене Магических Игр и теперь шлёт паршивые стихи в надушенных конвертах! (Вдруг приходит в голову: а Эрзе кто-нибудь пишет? В «Пандемониуме» она на многих произвела впечатление.)

Нужно что-нибудь делать, и первым под руку попадается письмо про Драгнила. Злость помогает, и он неожиданно легко находит и подчёркивает несколько ключевых моментов, после чего выписывает их на чистый листок — готовит заявку. Приписывает в конце «Вознаграждение — по договорённости» и присоединяет бумажку к ещё двум на углу стола (первое — вообще позорище: «в деревенском пруду завелось что-то, что обкусывает удочки», второе поинтереснее, про расшифровку книги). Позже надо попросить Шарль отнести их к Хартфилии: «доска заданий» сейчас там, потому что туда от случая к случаю забегают почти все. Поместить её у себя в кабинете Лаксас не захотел, ведь только не хватало, чтобы здесь болтались все, желающие взять задание. А Шарль, хоть и изображает строгую дуэнью при Венди, хорошо справляется с ролью посыльного. Хотя… то, что про книгу — точнее, рабочий дневник чьего-то прадедушки-мага, найденный на чердаке, — можно никуда не относить, сразу вручить Леви или Фриду.

Фрид. Опять. Мысли упорно сворачивают к недавнему разговору. Выбросить это из головы… От того, что не получается, раздражение только растёт. Если так пойдёт и дальше, он сорвётся на первого, кто к нему заглянет. Но вряд ли теперь это окажется Фрид.

Опять, да?

Нет, это просто невозможно — так работать. Лаксас вскакивает с места и подхватывает с угла стола листовки с заданиями. Пожалуй, пройтись до дома Хартфилии самому и передать бумажки — не худшая идея. Он убеждается, что плеер в кармане и не разряжен, и уходит из кабинета, не запирая дверь.

В гостиной сидят Фрид и Бикслоу. На сегодня кукольник, видимо, уже закончил с ремонтными работами и даже почистил одежду (иногда забывает и так и ходит по квартире, пачкая всё побелкой и пылью); развалившись в кресле, крутит в пальцах какую-то блестящую безделушку. Рунный маг монотонно перелистывает станицы книги, будто пытаясь там что-то найти, и не поднимает голову, когда Лаксас входит в комнату, хотя наверняка слышит шаги.

А может, и не слышит: когда погружается в чтение, выпадает из реальности. Только не похоже, что он сейчас читает.

— Фрид, с бумагами, которые у меня на столе, нужно закончить сегодня. Займись. Я собираюсь выйти прогуляться, — Лаксас говорит куда спокойнее, чем себя чувствует, и добавляет с лёгким злорадством: — Сам виноват.

В том, что мастер не может нормально сосредоточиться на документах. Нашёл время! Вот кто так делает, а?

Бикслоу переводит взгляд с одного на другого: маска мешает разобрать выражение лица, но ему наверняка любопытно. Пока молчит, и хорошо, потому что иначе Лаксасу оставалось бы только напомнить, что излишнее любопытство до добра не доводит. Или — интересная идея — промолчать и посмотреть, как Фрид будет выкручиваться.

Рунник закрывает книгу, не сделав закладку, и поднимает на него глаза.

— Зато ты наконец встал из-за стола. Хорошо, я займусь.

— Там, где нужна моя подпись — откладывай в сторону, как вернусь, подпишу.

— Будет сделано, командир, — губы Фрида вздрагивают в мимолётной улыбке.

Спокойный, зараза. Как будто и не говорил ничего.

Под долгим пристальным взглядом он всё-таки краснеет, и Лаксас чувствует себя отчасти отомщённым.

Но от сумбура в мыслях нужно срочно избавляться. Осталось придумать, как. Прогулки по городу и музыки может оказаться недостаточно.

18.07 — 28.10.15

Включаем других героев) По времени — где-то параллельно первому и второму эпизодам.

Лисанна вторую неделю чувствует себя, как в осаждённой крепости. Сестрёнка Мира и братик Эльфман ругаются — она никогда не видела, чтобы они так много спорили. Обычно в их семье всё важное решала Мираджейн, как старшая, но сейчас Эльфман упёрся. Это, пожалуй, правильно, ведь взрослый парень должен иметь своё мнение и уметь его отстаивать даже перед старшей сестрой-«демоницей», — но Лисанне страшно: что, если они так и не договорятся? Что тогда делать? Гильдия, бывшая для них домом, теперь стала камнем преткновения.

Она не думает, что Лаксас в этом виноват. Он делает то, что считает правильным. Она тоже считает, что он поступает правильно, но не решается сказать об этом сестре — та слишком зла на него за то, что он пошёл против воли Макарова. Мираджейн уважает бывшего мастера больше, чем кого бы то ни было. Лисанна тоже уважает его, но она провела два года в Эдоласе, где был «Хвост феи», а Макарова не было. Она может представить гильдию без него. Мира, кажется, нет.

Лисанна делает уборку в квартире и готовит завтрак, обед и ужин, потому что Мираджейн слишком сердита, чтобы заниматься домашним хозяйством, а Эльфман может только сжечь яичницу. И они спорят, спорят, спорят, а потом либо расходятся по комнатам, игнорируя друг друга, либо вообще исчезают на улицу и до вечера. Лисанна не спрашивает сестру, где та бывает; а куда ходит брат, знает и так: он встречается с Эвергрин.

А Нацу ушёл. Вот просто взял и ушёл, и хотя попрощался и обещал вернуться, но это всё равно обидно. За себя, но больше за гильдию. У них трудные времена, а он всё бросил и удрал. Мальчишки, думает Лисанна, старательно вымешивая тесто для булочек, и затыкает уши наушниками, чтобы не слышать, как Мира и Эльфман снова ругаются.

И даже когда по квартирке разливается аромат свежей выпечки, ванили и корицы, сильнее него мерещится запах беды.

Она тоже ускользает из дома, не предупредив никого, куда идёт, и просит мастера помочь, хотя чувствует: Лаксас не тот мастер, который мог бы на что-то повлиять. Мира и Эльфман не станут его слушать. Они никого не слушают — даже её, даже друг друга.

Нужно решать самой. И ей, и Эльфману, и Мире — каждому по-отдельности, для себя. Это неправильно, потому что они семья и должны быть вместе, но и бросать гильдию неправильно.

Лисанна подметает пол и перебирает в уме список вещей, которые обязательно нужно взять с собой. Думает, есть ли ещё место в доме у Люси.

На самом деле она уже решила.

18.07.2015 — 21.01.2016