Человек, который был Богом (джен)

Радиоприемник в машине надрывался:

«Специальный выпуск новостей…».

Равнодушный голос звучал неровно — с перебоями. Монотонно до тех пор, пока не отключался, пока не терялась связь. Дождь барабанил по стеклу и крыше автомобиля. Вдалеке громыхнуло, с опозданием расчеркнув темнеющее небо, сверкнула молния. Пузыри на лужах обещали долгий дождь, каких давно не бывало в этих местах. Землю от ливня развезло. Покосились дорожные указатели, которые уныло торчали в разные стороны. На одном из них светилось — «55».

Один-два-один-три-один — это если начинать с конца. Смотря как посмотреть. Одни-один-один...

Пятьдесят пять миль в час, придурок! Столбики указателей криво тянулись в небо.

«В лесах возле Сайлент Хилла было обнаружено тело», — шипело радио. Сменилась частота, и вот уже из динамиков вырывался хриплый голос и мелодия, сбиваемая дождем.

— Че-чертово р-радио.

Кулак ударил по приборной панели, затем впечатался в гудок. Пронзительный звук заглушил и музыку, и дождь. Машина катила, неровно петляя. Радио подвывало дождю.

«Полиция проводит расследование… Задержан подозреваемый…».

Это как прыжок в будущее. Как заглянуть под завесу тайны, которая мучила много лет. Или маячила где-то в подсознании тихим незаметным грызуном, проедающим путь в свету. Связь терялась. Потусторонняя связь.

Он говорил о дьяволе. Он подразумевал Бога.

— Вот же де-дерьмо… — выдохнул Джаспер⁽¹⁾, отстегивая ремень безопасности. Он гнал на семидесяти милях в час, умоляя, чтобы полицейские его остановили.

На приборном щитке болталась искусственная собачья кость, подвешенная на крючок. Потрепанную игрушку мотало из стороны в сторону от набранной скорости. С легким стуком она билась об щиток, и этот звук легко заглушало радио.

«На теле было обнаружено…» — в продолжение из динамиков раздался отрывистый свист. Настолько громкий, что в ушах еще долго звенел отголосок этих звуков и еще некоторых других.

Была обнаружена… дырка в башке. Он выстрелил себе прямо в голову.

Чертов прыжок в будущее.

Конечности не растеряй, придурок!

Пластмассовая собачья кость все еще болталась, норовя сорваться с крючка. Игрушка. С вмятиной на одном из боков.

Джаспер вдавил педаль газа так, что затекла нога. Асфальт был скользким от дождя, вцепившиеся в руль вспотевшие руки дрожали.

— Го-гони же, давай…

Радио вновь вернулось к прокручиванию тупых песен о белых коровках. Что-то о происшествиях весной. Не меняя интонации, о чувствах. Шипение на мгновение заполнило салон. Джаспер не понимал, как мог усесться за руль чужой машины. И откуда у него взялись ключи зажигания. Сама машина, черт его дери.

Кость все раскачивалась и стучала. По инерции раскачивалась и стучала.

* * *

Второй час шел сильный дождь, и дороги на авеню размыло. Проселочные тропы напоминали болотца, если, конечно, до них вообще можно было добраться. В том месте, где асфальт сменялся песком и гравием, потоки воды снесли дорожную разметку и затопили бордюры. Про такое еще говорят — ногу некуда поставить.

Здесь давно не бывало столь сильных дождей. За городом дороги совсем поплыли. В перелеске, где деревья были редкими, мерцал огонек. Разводить костры для барбекю ближе, чем за двадцать миль от города, запретили уже лет пять как.

В течение первых сорока минут выпало столько осадков, что земля вокруг обратилась жидкой грязью. Кора деревьев отсырела до основания, корни оголились и под тяжестью воды оползли. Несколько деревьев покрупнее накренились.

Ветки для розжига неоткуда было бы взять. Никакая бумага бы не разгорелась под ливневым дождем.

После нескольких крупных пожаров в этой местности запретили и стали отслеживать распускание огня. Пикники на природе запретили. За вырубку леса полагался огромный штраф. Буквально запретили трогать природу. Дышать воздухом — запретили.

До пролеска добирались только в объезд. Пустая и тоненькая тропа была обнесена забором, который перешагнет любой. Забор ограждал весь периметр леса и заканчивался только ближе к городу. Тропу даже не думали асфальтировать, и всякий раз ее развозило от дождя.

Совсем близко, в десятке футов от этого места начиналось озеро. Его не обносили оградой и не чистили должным образом. Озеро Толука славилось своей красотой, природа в этом месте была почти нетронута человеком.

Огонек вспыхнул и погас. За секунду. Как мерцание. Глухой щелчок разлетелся по поляне, как несущественный хруст веток в костре. Звук этот поглотило без остатка монотонное шипение дождя.

Тут же раздался возглас:

— Боже мой! — Джаспер присвистнул и схватился за голову, будто пытаясь удержать на месте глаза. У него челюсть затряслась от переизбытка эмоций. Он отплевывался от воды, стекающей по лицу. Вымокший насквозь, он совсем не чувствовал холода.

Ему было только двадцать девять, и он не заработал за свою жизнь ни гроша. Не хотелось терять свободу по обвинению в убийстве. Да черт возьми, ничего не хотелось терять из-за того стремного парня, который даже имени своего не назвал. И вообще больше пары слов и не произнес.

Прозвучавший выстрел тут же утонул.

Тело шлепнулось в грязь в неестественной позе. Как манекен или мешок дерьма. Как труп.

Странный парень.

— Эй, вот ч-черт! Черт… — Джаспер подцепил носком ботинка что-то из грязи, чуть не потерял равновесие и здравый рассудок. Это оказалось шляпой или чем-то вроде того. Он сам по пояс был забрызган в грязи. В дерьме по уши.

— П-п-парень, ты чего т-того, что ли… — протянул Джаспер, запинаясь. — Т-того, что ли?.. — повторил он, так и не выговорив «подох».

Тело лежало лицом вниз.

Дождь становился злее, ветер гонял листву и нагибал молоденькие деревца. В голове играла музыка. Что-то неразборчивое и нереальное. Просто по памяти.

Смейся, сукин сын. Ты уже мертв. Теперь ты в очереди.

Путаясь в собственных ногах по обратной дороге к машине, Джаспер чуть не намочил штаны. У него было плохо с равновесием и с головой. Голос. Он все еще его слышал. Голос того странного парня, который шлепнулся в грязь. Который наложил на себя руки среди леса в присутствии одного свидетеля. Джаспер не хотел бы этого видеть. Джаспер не хотел бы и слышать тот голос, что говорил ему о…

Радио в машине шипело и через раз пыталось вещать.

* * *

Когда она вышла за порог, тучи только начинали сгущаться. Дом — небольшое одноэтажное здание с чердаком, на окраине города. Маленький дом на окраине незаметного маленького города. Главная дорога из двух полос отходила от центра и волнообразно — в стороны. В Южный Эшфилд или в Плезант Райвер. Дорога сторонилась этого места и шла мимо домов на окраине. А люди сторонились города и правильно делали. И шли бы куда подальше.

Чтобы добраться до города на машине, потребовалось бы двадцать минут. Времени, чтобы идти пешком, ушло бы достаточно, зато рядом раскинулся лес, только сделай шаг. Здесь даже видели гуляющих в одиночестве маленьких детей. Здесь бродили одичавшие и оголодавшие собаки, которые вечно норовили обворовать фермеров и обглодать их толстеньких кроликов. Лисы или волки, скорее всего, обживали лесные дебри.

Маленькие детишки. Маленькие толстенькие кролики.

Дверь за спиной хлопнулась об косяк, но не закрылась и лишь раскачивалась на петлях, скрипя. Ключи выпали из руки и застряли в трещине между досок. Невидящим взглядом она посмотрела в пол. Затем вытащила из сумки кошелек и отыскала там самую крупную купюру.

Окно на чердаке выходило точнехонько на дорогу. Непрозрачное стекло отражало кроны ближайших деревьев. Ветки почти дотягивались до окна, но всякий раз им что-то мешало. Они дрожали, как старческие пальцы, не попадающие ниткой в игольное ушко. Стекла стояли целые, только тоненькая трещинка ползла возле самой рамы.

От поднявшегося ветра дверь так и болталась на петлях. Скрипела и раскачивалась. Так, будто ни у кого рядом не было рук, чтобы смазать старые механизмы. Будто не было масла для этого. Будто бы никого здесь не было.

Спрятав деньги в карман плаща, она обернулась к двери, но так ее и не стала запирать. Ей хватило пары минут, чтобы наконец сойти с крыльца и двинуться вдоль дороги. Обе полосы — свободные и хорошо просматриваемые — тянулись вдаль на многие мили. Где-то в минутах ходьбы от того дома, с уныло темнеющими окнами, от главной дороги начинался отросток проселочной тропы.

Ключи оставались брошенными, когда заморосил дождь. Через четверть часа они выбились из трещины и скользнули под крыльцо. К концу недели металл проржавел в некоторых местах. Другие же ключи — из бронзы — остались нетронутыми влагой и временем. Лежали под крыльцом, залегая от года к году все глубже под землю. Прячась от времени.

Дом казался пустым и заброшенным, как ржавые ключи под ним. Пыль пары-тройки дней покрывала полы и прочие горизонтальные поверхности. Вокруг стояла тишина.

— Мэм? — вдруг спросил взволнованный голос.

Она вздрогнула, будто на секунду вышла из того мрачного оцепенения, которое охватило ее днем. Когда утром она почувствовала усталую сонливость, то долго боролась с этим чувством, стараясь заниматься привычными делами. Она сварила кофе, но так и не выпила его, сморенная сном. Он победил. Проснулась она поздним днем еще более уставшая, чем до этого. В голове стало пусто, перед глазами серо, а затекшие ноги куда-то пошли. Она делала вид, что знает об этом все.

Кофе, подернутый блеклой пленкой, все также стоял на кухонном столе. А через дни в нем плавали загубленные мошки.

Сейчас, глядя ровно перед собой, она следовала дороге. Человек, тревожащий ее сознание, был назойлив со своими вопросами. Волновал ее только другой человек. Затем глаза ее вновь заволокло пеленой смиренного неведения, и воздух так и застрял там, где был — в легких. До тех пор, пока его не начала сменять вода. Сырой и холодный вкус стоял в горле задолго до того момента. Она не чувствовала его, но только шла, не думая о дороге. С целью, хотя и уверенная, что без цели.

— Мэм? Вам лучше отправиться домой, по новостям обещали сильный ливень. С этим могут быть проблемы.

Она только разочарованно мотнула головой, не глядя на обращающегося человека. Ни на лицо и никуда. Туфли были полны воды, но в голове совсем пусто.

— Вам помочь? — зачем-то еще обратился голос. Человека же просто не существовало. Он был где-то вне поля зрения.

Дождь лил в лицо, одежда насквозь промокла, и дорога казалась нескончаемой. Кто-то вокруг или где-то еще спрашивал. Он говорил о дожде и опасности. Но в этом не могло быть ничего опасного. Она знала, в этом вопросе она была спокойна. Все равно что спала, и сон не казался кошмаром.

Размытые дороги, не четкие ориентиры и туфли, полные грязи. Когда она добралась до места, зная, что все так, как и должно быть, то сказала:

— Мне нужно на другую сторону озера. — Она указала рукой, как будто бы наугад.

Парень что-то отвечал. Она говорила что-то тоже. И была не собой, разговаривала не от своего имени. И не думала, совершенно ни о чем не думала.

Кто она? Кто?

Достав из кармана деньги, она сунула их в руки тому парню. Дождь все не прекращался, зато поднимался ветер, и с холмов медленно сползал туман. Он просто не мог там держаться без крючьев. Вскоре начало казаться, что ливень перестал бить по земле, но вода до сих пор стояла в воздухе. Возможно, туман оказался слишком плотным, тяжелым и ощутимым, только сунь руку вперед, и вот он мнется под пальцами. Купюра была влажная и помятая. Руки у парня отчего-то дрожали.

— Я заплачу еще, только после, — говорила она.

Настороженно выхватив сто долларов из ее рук, парень отрывисто кивнул. Он согласился, подписался. Он тоже.

Вода все стояла в воздухе и была туманом. Вода все держалась в легких и была водой. Холодной, сырой, озерной водой.

* * *

Казалось, кожа облазит и лопается.

Джаспер попытался зарыться в ил еще глубже, но вскоре понял, что это и есть дно. И даже с такой глубины он слышал крик. Откуда-то издалека. Вода на дне такая горячая, подумал Джаспер, чувствуя, как джем капает с лица. Горячий липкий джем или сироп. Подумав об этом еще разок, он застонал. Было неприятно окунуться в сироп, горячий и пахнущий паленой проводкой, но он чувствовал его не так уж остро. Не настолько, чтобы кричать. Что-то горячее стекало по его ногам.

Крик тоже был вязким, а сам Джаспер становился желе, опрокинутым на пол. Он залезал в щели между досок и оставался там в сохранности. Опасность исходила от него самого и, может быть, от…

Что-то связанное с религиозным культом. Может…

Успев удивиться своим мыслям, Джаспер понял, что желе вскоре растает. Он растает. Такая горячая вода. И кто догадался полить сиропом желе? Или это был джем?

Сверху доносился крик.

Джаспер удивился, что все еще мог думать. Хотя мысли его таяли, растворялся крик, и что-то вокруг обращалось в туман или в дым. Ему со дна не было видно, и он кричал, кричал, кричал…

И, в самом деле, кричал он, Джаспер? От этой мысли его надолго парализовало, он даже рта не размыкал.

Ведь тот, другой, не мог кричать, будто и его сердце было когда-то вырезано. А оно вообще было? И он только улыбался механически, не смеясь и ничего не чувствуя. Джаспер не поднимался со дна, потому что боялся, что джем расплавит его до костей. Это длилось секунды, он успел их сосчитать, а потом время замерло, и ему больше не нужно было кричать. Он тоже больше не мог кричать. Да и чувствовать, да и…

Он никогда больше не мог уснуть.

Крик освобождал от какого-то малого веса боли, просто иголки становились пером. А кто-то — дымом. И, в самом деле, кричал Джаспер.

Тот — другой — не мог кричать, ведь он был мертв. Пустота, облаченная в душу. У него кроме чужого мира ничего и не было, он — отовсюду изгнанный.

— Д-дьявол. — Джаспер вынырнул со дна, и оно, наспех перевернувшись, ударило его по темени. Прибило его как мошку, которая повелась на джем.

* * *

— Это п-п-плохой сон, очень… очень п-плохой сон. — Джаспер скрестил пальцы и чуть приподнял их в воздухе.

На какое-то время он будто остался в кабинете в одиночестве, один на один с собой. Хотя, конечно, их было здесь трое.

— И как бы я не с-старался, — продолжил Джаспер, глядя на свои ботинки и грязные следы от них на полу, — не могу вспомнить, с чего он на-начался.

Шериф полиции отложил папку на край стола. Его помощник тоже оживился, подозрительно сузив глаза. Он наблюдал, как Джаспер вертит пальцем в воздухе, заикаясь и бормоча.

Джаспер Гейн не казался тем человеком, которому можно было верить. И если бы полиция была более занята какими-то расследованиями, то слушать его никто бы и не стал. Гребаный торчок. Он сам не знал, как очутился в полицейском участке. Он ехал и ехал, пока дорога не кончилась. А потом…

— И все-таки, что вы делали посреди леса? — вновь задал вопрос шериф. — Как вы там оказались?

Джаспер не смотрел никому в глаза, лишь мелко трясся и вертел головой в разные стороны. Он не видел того, что должно было предстать взгляду.

— Он с-сказал, что не хочет… с-сказал… — Его рот дрожал. Он вновь дернул рукой, чтобы помочь себе выговорить слово, но в итоге сумел только судорожно вздохнуть. Казалось, язык его отстегнулся. Возьми да выплюнь.

— Ну? Чего? — поторопил шериф.

Его помощник чуть заметно ерзал на стуле. Этого было почти не видно, только от каждого движения широкий кожаный ремень, опоясывающий его талию, скрипел. И этот звук занимал внимание Джаспера. Он вертел головой, подстраиваясь под скрип. Делал вид, что в его шее стоят резиновые позвонки, которые трутся друг об друга и… Скрип-скрип.

— То есть, он был как не в-в себе… То-точно! — Джаспер хлопнул себя по коленям и продолжил увереннее: — Он был как не в себе. Взгляд такой с-с-странный, он будто смотрел сквозь…

Ему непросто было даже вспоминать. Ведь все, что было, происходило как во сне. А сон спустя пару часов почти невозможно вспомнить. Джаспер заставлял себя думать и, чтобы отвлечь хоть немного голову, разминал шею и пальцы. Сжимал кулаки.

— Такой с-странный вз-взгляд, — повторил он и на секунду замер, зажмурив глаза. — Еще. Се-сейчас. — Повертел пальцем у виска, унимая вдруг вспыхнувшую боль. Будто что-то прямо давило, и голова — вот-вот, подожди только секунду — лопнет, как куриное яйцо. — Он говорил о Боге. — Джаспер открыл глаза, но полицейские ничего не говорили и просто смотрели на него.

И глаза — лопнут. И мир, как пустотелое яйцо, как скорлупа с трещинами. Лопнет.

— Он не го-говорил, что в-в-видел его, — покачал головой Джаспер и продолжил, в волнении облизнув губы: — Он г-го-говорил, что с-стал им.

Он сказал от силы десяток слов. Он говорил жестами и убивал голыми руками.

— Стал Богом? — спросил помощник шерифа. Голос его прозвучал спокойно и уверенно.

Джаспер энергично закивал:

— Он с-стал Б-богом. — Он набрал в грудь побольше воздуха, но язык подвел его и запутался за одно предложение. Он говорил, чувствуя, как трясутся внутренности: — Он п-приставил па-пальцы к виску и, к-к-клянусь, выстрелил!

— Клянешься, значит?

— Д-да… — Джаспер тяжело кивнул. Голова его стала свинцовой. — Да, я сам это в-видел. Он сделал это на моих г-глазах. — Картинка на сетчатку впечаталась. Тот парень посреди леса, будто вновь сейчас стоял перед ним. Только теперь с револьвером, а не с пустыми руками, как тогда. Джаспер качнул головой, говоря: — Прямо на моих глазах, че-чертов придурок. — А затем попросил, ощущая жжение внизу горла: — Можно во-во-воды?

— Барри, принеси ему воды.

Помощник поднялся на ноги, нехотя шевелясь и скрипя не своей кожей. У столика в углу стоял графин с водой. Подавая стакан, полицейский настойчиво пытался перехватить взгляд Джаспера.

— И всё это вы видели во сне? — спросил он, щурясь. А затем добавил, припечатав тяжестью слов и строгостью взгляда: — Мы не расследуем сны.

Осушив полстакана, Джаспер проигнорировал вопрос и только выдохнул:

— С-спасибо. — И когда перевел взгляд, полицейский сам отвернулся. Что-то злое промелькнуло в глазах.

— И какие бесы вас занесли в этот лес? — пробормотал шериф, перелистывая папку другого дела. А потом достал еще одно, третье.

— Б-бесы? — Джаспер поперхнулся водой и сунул стакан на край стола. — Не знаю, какой ч-черт его по-попу-путал… Он го-говорил, что потерял в-в-в лесу…

— Что?

(разум?)

— Я не по-помню, — сказал Джаспер и, видя недоверие, повторил: — П-правда не помню. Он кого-то п-потерял в лесу или где-то в о-округе. Он обещал мне за-заплатить, если я его по-подвезу.

— Сколько?

— М-много, — выдохнул Джаспер. У него никогда не было много наличности. Он даже не предполагал, каково это держать в руках такие деньги. — Он пообещал че-чертову кучу баксов. Он дал мне сотню в-в-вперед.

Шериф пролистал еще какие-то документы, а затем поднял глаза к потолку и резко глянул на пол. Когда он начал говорить, взгляд его сделался до того внимательным, будто он сканировал как рентген:

— Вы знаете, что машина, на которой вы приехали, числится без вести пропавшей?

— Ч-черт с-с ней. — Джаспер безразлично пожал плечами. — Он по-попросил его подвезти и дал мне к-ключи.

— Он не мог сам ей управлять?

— Я з-знаю не больше вашего, а то и м-м-меньше. Он по-попросил, пообещав кучу баксов. Я-я…

— Вы согласились.

— А-ага, — Джаспер покивал. От долгих разговоров начинала болеть голова.

(лопнет-лопнет-лопнет)

— Что было после того, как вы приехали?

— Много в-в-всего. — Джаспер перевел дух. Пытаясь связывать слова между собой, он вечно путался и сбивался. Звуки поддавались ему еще тяжелей. — С-слушайте, я не м-могу быстро говорить, когда в-во-волнуюсь.

— Писать-то умеешь? — спросил помощник шерифа, махнув перед ним чистым листом.

— Могу, т-только…

— Пиши, как сможешь, — приказал шериф, подкидывая ему запасную ручку.

Сперва Джаспер чиркнул в верхнем углу листа, а затем неразборчиво начал выводить: «Он не человек». Закрасив написанное, он поднял голову и спросил:

— Что вы спрашиваете?

Шериф устало провел ладонью по лицу. Говорил он словно автоответчик:

— Когда вы приехали на место, вы?..

«Мы только отъехали, а небеса будто разродились, такой дождина пошел. Я говорил, что возвращаюсь, говорил, что не поеду дальше. Дороги так размыло, мы могли в любую минуту соскользнуть в кювет или встрять еще в какую-нибудь скрытую рытвину. Вы понимаете?».

Джаспер протянул бумагу к краю стола. Пока полицейские читали, он нервно потер макушку. Его ботинки почти высохли, по крайней мере, холод он чувствовать перестал, и дрожь угомонилась.

— Дальше, парень, — сердито произнес шериф, возвращая помятый листок.

«Он молчал всю дорогу, и я только гнал вперед. Мы добрались без происшествий, и я сказал, что мне нужны обещанные деньги. Я сказал, что теперь уж точно возвращаюсь в город».

— Как же дождь и чужая машина? — после очередного прочтения спросил помощник шерифа.

«Он был странным. Рядом с ним было сложно находиться. А он просто указал пальцем в этот перелесок. И не просто куда-то ткнул, а прямо в самую середину. Затем вышел из машины, а я за ним, за деньгами, что были в его карманах. Вода была чуть не до колена, а ему вроде как все равно. Он встал посреди поляны, дождь лил только сильнее. Я до трусов промок, чуть не потерял в этом болоте почти новенькие ботинки».

— И?

— Я го-говорил уже, — сказал Джаспер, видя, что бумагу ему возвращать не собираются. — Он просто по-поднес пальцы к в-виску и… и…

— И выстрелил? — помог шериф, комкая бумагу в руке.

— Он вы-выстрелил! — Джаспер сглотнул слюну. — К-клянусь, я с-слышал этот з-з-звук. И тело! Он рухнул как под-под-по... — от волнения слова так и не смогли вырваться из сжавшегося горла. — Он вы-выстрелил себе в-в-в висок. — Джаспер задрал голову к потолку, и рот сам собой чуть приоткрылся. Откуда-то изнутри рвался смех, и он давился им, икая. — Бог мой, вы-вы-выстрелил прямо пальцами. — Он поднес пальцы к виску, повертел ими, примеряясь, а после спрятал лицо в ладонях. И сквозь них уже прошептал: — Бог мой! Ч-черт.

— Вы религиозный человек? — поинтересовался шериф, глядя в листок.

— Я не хо-хожу в церковь по во-воскресеньям, если вы об этом.

— И что вы сделали дальше? — Шериф протягивал ему чистый лист, но Джаспер его не взял, начав рассказывать:

— До-добрался до ма-машины. На меня будто п-призрак во сне по-посмотрел. Не-не знаю, как я до-доехал, ч-чудо, что никуда не в-в-врезался. Вы с-слушайте т-только, я сразу к вам по-поехал, ч-ч-ч... чтобы... — Он поднял на них испуганный взгляд. — Вы за-записываете? Парень вы-выстрелил себе в в-висок! Как часто вы такое в-видите?

— Ни разу, если говорить, что орудие убийства… кхм. Вот что значит, наложить на себя руки, — задумчиво проговорил шериф, и его помощник на последних словах кое-как подавил смешок. Он сдавил переносицу, будто ему очень надо чихнуть, но делать этого нельзя.

— А-ага, — кивнул Джаспер.

Ему захотелось подняться и размять ноги. Всякий страх и непонимание, которое ему пришлось испытать, увяло в этом душном кабинете. Люди, которые здесь работали, его не слушали.

— Вам с-смешно, — сказал он с укоризной.

Шериф его проигнорировал и задал свой:

— Вы видели кровь?

— Ч-чего? — Джаспер только озадаченно моргнул.

— Кровь была, когда он в себя выстрелил?

На этот раз подавить смешок не удалось и разыграть из него кашель тоже.

— Там было с-столько г-грязи. — Джаспер содрогнулся. Когда он закрывал глаза, видел то место. В ушах звенел отголосок выстрела и тот же настоящий скрип. — Вода все с-смывает, по-понимаете? Я сам был по уши в г-грязи. — Он глянул на следы от ботинок и джинсы чуть не по колено испачканные. — И есть. Д-да, я все еще в этом де-дерьме.

Шериф только губы поджал и продолжил, растеряв всякое расположение:

— Была там кровь, просто скажи: была или нет?

Да или нет, придурок?

— Нет, в-вроде. Точнее, я не-не-не видел. — Джаспер пожал плечами. Мозг плавился от духоты и обилия вопросов. — Но я и не ра-разглядывал, я скорее хотел ноги оттуда у-унести.

Шериф замолчал надолго, изучая папки, принесенные помощником. В некоторые секунды он озадаченно хмурился и все делал какие-то пометки на бумаге. Затем он спросил, резко поднимая голову:

— Как звали того человека?

— Я же го-говорю, он не н-назвался! — Джаспер закачал головой так резко, что на несколько секунд перед глазами у него все поплыло. Он даже не помнил, как тот выглядел. Он даже уверен не был, что тот — человек. — Он как-то причастен к религиозному к-культу. Я д-ду-думаю. — Джаспер кивнул сам себе, склоняясь подбородком к коленям. Будто пытаясь скрутиться в клубок в поисках безопасности.

Кто-то из полицейских хмыкнул. Потом шериф спросил, не скрывая своего скептического тона:

— И что, вы поехали в такую погоду в лес с человеком, даже имени которого не знали?

— Чувак, — зло прошипел Джаспер, даже не запнувшись от воодушевления, — он обещал мне ч-чертову кучу баксов! Я не з-знал, что у него винтики за ро-ролики. — Он все крутил пальцами у виска, кожа у него покраснела. — Что он х-хочет ко-кокнуть сам себя.

Если бы голова стучала, как деревянный полый внутри ящик, Джаспер хотя бы знал, чьи это мысли забрались в нее.

— Этим займется… — начал было шериф, но Джаспер перебил, припоминая ранее сказанные слова:

— Вы ведь не за-занимаетесь р-расследованием снов? — Он потряс головой и пробормотал: — Это п-просто п-п-плохой сон… очень п-плохой сон. — Поднял замерший взгляд, притянул кулак ко лбу и постучал по нему, как по дереву. — У меня очень п-плохие мысли, п-прямо тут. М-мои м-мысли…

---

1) Джаспер Гейн 17-ая жертва Уолтера Салливана. Был сожжен заживо в приюте Дом Желаний неподалеку от Сайлент Хилла.

Вернуться к тексту

Поверхность воды была гладкая и спокойная. Темная настолько, что отражение в ней выглядело таким же четким, как в зеркале. Когда в воду спустили лодку, по лицу побежала рябь.

У подножия низких холмов собирался туман. Подползая к воде, он сгущался в полупрозрачную плотную ткань, как будто сами облака грохнулись на землю.

Голос с берега раздался громким недовольством:

— С чего вы решили, что это здесь?

Лицо было безучастное, мертвое. Лицо, которое, вероятно, находилось под водой и которое, была надежда, осталось при человеке.

На берегу околачивались полицейские. Они шерстили окрестности леса с самого утра, некоторые из них ежились от ветра и только крепче кутались, пряча руки в карманах. У воды было холодно, туман не рассеялся даже к вечеру.

— Эта часть озера ближе всех к тому месту, где… — объяснял шериф, указывая рукой на опушку.

Через небольшой холм проглядывал перелесок. Деревья там стояли редкие и тоненькие, высаженные лет десять назад. Земля еще окончательно не просохла от недавнего ливня. Несколько низменностей так и стояли в жидкой грязи.

— И что мы ищем?

— Мы разыскиваем пропавших людей, если ты еще не понял. Занимайся своим делом, ладно?

С лодки в воду погрузили крючья для поисков. Полиция предполагала, что тело убитого могли попытаться скрыть в озере.

— Там ничего нет, — скептично крикнул один из полицейских. На его форме отсутствовала нашивка с фамилией. — Если только труп какого-нибудь неудачливого самоубийцы.

— Его и ищем, — припечатал шериф, махнув рукой, чтобы лодка отчалила.

Несколько попыток оказались безуспешными. На крюки сперва, кроме веток с побуревшей листвой, ничего не цеплялось, а затем из глубин получилось выловить обломки ржавых железяк.

— Это велик, — хором крикнули из лодки, и один еще добавил: — Кажется, детский.

— Нет там никого, говорил же…

Где твоя нашивка, приятель, зло думал шериф. Где она, а? Он только думал, но продолжал молчать.

Крючья спускали в воду вновь и вновь, продвигаясь на лодке вдоль берега. Ветер поднимал в воздух брызги воды, как будто в озеро кидали маленькие камешки. Кто-то с берега.

Когда на крюках почувствовали что-то ощутимо тяжелее веток и прочего мусора, то потянули конструкцию вверх. Темная вода быстро расходилась под приближающимся светлым пятном. Дальше из воды показались синюшно-белые скрюченные пальцы.

Один из полицейских замахал руками тем, кто остался на берегу:

— Это женщина…

Лицо безучастное, мертвое. Лицо утопленника, но не самоубийцы.

Шериф полиции свистнул и сплюнул себе под ноги.

— Говорил он, ага.

* * *

Джаспер стоял на краю реальности и наблюдал со стороны. Он видел, как тот странный парень, которого он подвез, поднял руку на уровень головы. Несколько его пальцев были сложены вместе, как будто имитируя…

Джаспер только смотрел.

…ствол пистолета, с большим пальцем, согнутым в спусковой механизм.

Время раскручивалось как спираль. Прошло три секунды, но и они показались минутами.

Джаспер только увидел, как странный парень нажал на спусковой крючок. Увидел? Услышал. Выстрел раздался глухим щелчком и утонул в шуме ливня. Он сдавленно охнул и…

Джаспер охнул. А странный парень рухнул в грязь, как мешок с дерьмом. И не произнес ни звука. Дождь барабанил по голове и заливался под воротник холодными струями. Капли, как ледяные градины, большие и холодные стекали по спине в штаны. Джаспер выругался и медленно зашагал. Ноги его дрожали, как расплавленная резина. Он мог упасть в грязь лицом, но пока держался. У него еще было немного времени. В запасе.

Тот странный парень… ведь в его руках не было никакого пистолета. А в шуршании листвы и дождя не умирал никакой выстрел.

И что с того?

Джаспер не знал, кого видел и видел ли. А труп лежал лицом вниз, но лица не имел. Его черты растворились, когда пальцы коснулись виска. Когда жидкая грязь затекла в уши, он перестал быть. Он присвоил себе еще одну частичку чужой души, которая его возненавидит.

Он — кто?

Джаспер об этом не знал. И когда поднимал носком ботинка грязную шляпу, и когда садился в чужую машину. И когда ехал по шоссе, петляя и невидяще таращась на указатели — не знал. Тот, который другой, — знал. Даже тогда, когда приставил пальцы к виску и затем утонул в несуществующем выстреле.

Плевать. Он всегда был мертв.

Джаспер не знал, но видел Уолтера Салливана.

Джаспер не знал, что видел не его.

* * *

День начался вечером. Джаспер не мог проснуться и выспаться тоже — не мог. Он просто не спал, физически ощущая свое реальное присутствие во снах.

Его изо дня в день тянуло в то место, в лес, в окрестности Сайлент Хилла. Он не знал, что должен искать, но чувствовал, что должен там быть. Во снах или наяву — он плохо различал это.

Когда полицейские явились за ним, он все равно что спал. По крайней мере, по пути в участок слова их разобрать не получилось. А дорожные указатели смотрели ровно в небо, но казалось,сообщали о чем-то совершенно не о том.

Вопросы навалились на него без всякого предупреждения. В прошлый раз Джаспер легко был отпущен домой, в отсутствие мотива и улик. А сейчас он вновь попросил воды и даже растер виски, чтобы сконцентрироваться.

— Вам знакомо имя Шерон Блейк⁽¹⁾? — спросил шериф, чуть заметно приподняв брови. Он все чертил в своих документах ребусы. Джаспер чуть ли ни видел перед глазами эти сатанинские пентаграммы. Как в культе.

— Ч-чего? — поморщился Джаспер. — Нет, не слышал та-такого.

— Хм-м-н, — протянул шериф долго и с удовольствием. — Тело Шерон Блейк найдено в том месте, где, как вы сказали, застрелился тот человек. — Он постучал пальцами по картонной папке, не пытаясь ее открыть и что-то показать. Его лицо было сосредоточенным, брови чуть приподнялись.

— И ч-что это з-значит?

— Это вы должны сказать, как вас понимать. — Он потер подбородок и достал из ящика стола еще две папки.

— А тот па-парень?

— Других тел там не обнаружено, — не отрываясь от дел, коротко произнес он.

— У нее то-тоже того? — после недолгого колебания спросил Джаспер, касаясь пальцем виска. — То есть д-дыра в башке?

— Она захлебнулась, тело было обнаружено в озере, но никаких пулевых ранений на ее теле нет. Зато есть… — шериф вздохнул и затих, задумчиво вертя в руках ручку.

Когда оба полицейских устремили на Джаспера взгляды, он медленно-медленно начал качать головой из стороны в сторону и только открывал беззвучно рот. Прежде чем звук все-таки вырвался, он успел в мыслях рассказать все ровно так, как было. А вслух только:

— Это не я. Я-я не у-у-убивал!

— Так вы ее видели? — заключил помощник шерифа, расчеркивая что-то на бумаге. Или подчеркивая какую-то мысль.

— Нет, не в-видел, и я бы не стал у-у-убивать! Я бы никого не тронул, я во-вообще не знаю никого с таким именем. Я бы не при-прискакал к вам, если бы при-при-прикончил человека. — Джаспер говорил это все почти не думая, произнося каждую фразу, которая приходила на ум. — Это слишком, даже для та-такого при-придурка, как я.

— Не нервничайте так.

— Все нормально. — Он передернул плечами и размял кисти. На самом деле нервное покалывание доходило до кончиков пальцев.

— Как выглядел тот человек, мистер Гейн?

— Но-носатый п-парень. Он был в ш-шляпе. И в плаще. Волосы длинные и до-до-достаточно темные. М-мокрые. А его взгляд… — Прикрыв глаза, Джаспер видел его. Он чувствовал озноб и тяжелую физическую усталость. — Бог мой, вот де-дерьмо. Это будет преследовать м-меня всю ж-жизнь.

Помолчав еще с минуту, шериф просто продолжал перелистывать свои документы. Он вытащил один файл и передал его через своего помощника. Джаспер не глядя принял бумагу из его рук. Шериф терпеливо спросил:

— Что вам говорят вот эти цифры?

На бумаге было выведено: «13121». И ничего вообще больше.

— Т-тринадцать… ч-чего? Чепуха к-какая-то. О чем мне могут го-говорить до-долбанные цифры. — Джаспер скривился, и бросил бумагу обратно. — С-слу-слушаете, отпустите меня, я ра-рассказал вам все, что знал. Я ни-ничем больше не могу вам по-помочь, если бы и х-х-хо...

На этот раз договорить ему не дал шериф:

— Эти цифры были вырезаны на ее теле.

— Вот де-дерьмо!

— Последний вопрос, мистер Гейн. Вам известно это имя — Уолтер Салливан.

— Нет, а до-должно?

— Кажется, новости вы не смотрите, — устало и как-то не по-доброму улыбнулся шериф.

— Чувак, о чем во-вообще ты! — воскликнул Джаспер, поднимаясь. — У меня даже те-телека дома н-нет.

Шериф встал следом за ним, его помощник тут же подскочил к входной двери, преграждая путь.

— Мне не хочется этого говорить, но мы обязаны вас задержать, как подозреваемого по делу.

— С-слушай, я не видел там ни-ни-ни... — язык его вновь подводил. — Тот чувак за-застрелился, не мог же я его о-остановить!

— В этом мы и должны убедиться. — Шериф подошел к Джасперу на расстояние вытянутой руки и твердо усадил его на место. — И еще, вам придется пройти тест на наркотики.

— Ч-чего? Со мной все окей. Я но-но-нормальный. — Он тряхнул головой и потом наблюдал за волнами перед глазами.

— Люди не стреляют себе в голову силой мысли. Люди не умирают просто так среди леса с цифрами на теле. — Помощник шерифа сложил руки на груди и продолжил: — И знаете, это все чертовски походит на дело рук подражателя. — Тон его голоса был несколько самодоволен.

— По-подражателя? — искренне не понимал Джаспер.

— Дело Уолтера Салливана было закрыто десять лет назад, и кто-то пытается скопировать его почерк. Не очень умело, я бы сказал, — шериф нахмурился и раздраженно потер нос. — Но это уже второй случай, и мы не можем закрывать на это глаза.

— С-слушайте, этот го-голос. Он обещал мне о-очищение. Очищение о-огнем. — От волнения перехватывало дыхания. Он не боялся тюремного заключения. Ему совсем нечего было терять. — С-слушайте, это з-звучало у-угрозой. С-слушайте, вы должны в-ве-верить мне! — Он все говорил и слышал чье-то недовольное фырканье. — С-случится что-то у-ужасное, оно обязательно с-с-случится. Он г-го-говорил о дьяволе. О д-д-дьяволе!

Наручники щелкнули, и Джаспер почувствовал, как устал. Он уселся без сил, как будто что-то одурманивающее мозг действительно пустили по его жилам.

* * *

Пальцы покрутили колесико радиоприемника, настраивая нужную волну. Какую-нибудь музыку, что-нибудь веселое и легкое. Незатейливое и бессмысленное. Неглубокое. Такое, что не помешает читать пожелтевшую от времени газетенку, строчки в которой давно станцевали вальс.

Журнал «Эхо». Название слишком размылось, чтобы прочесть. Рука лениво скользила по строчкам.

— Он читает, — послышался недоверчивый злой голос. — Отсюда же читает…

А радио продолжало монотонно вещать:

— И что, он попросил называть его Богом?

Колесико крутанулось еще, и из динамиков посыпался треск и шипение. Пальцы повертели его в ту и в другую сторону, разыскивая нужную волну. Все радиостанции припрятали музыку для каких-то особых случаев. Всюду передавалась либо болтовня, либо шипение, и первое меньше раздражало слух, когда читаешь. Взгляд так и цеплялся за нестройные ряды строчек, казавшихся один в один с тем, что передавали по радио.

— И как он выглядел, что-то необычное или запоминающееся? — спрашивал голос из динамиков. Голос интервьюера спокойный и умеренно любопытный. По правде, он звучал почти что скучно.

— Нет, даже не запомнились черты его лица или приметы. Никакой уже нет разницы, каким человеком он казался. Может быть, он умеет менять лица, словно перчатки.

— А где вы повстречались?

— В местной больнице. Меня привела туда больная нога.

— Что-то серьезное?

— Нет, простой ушиб, — человек, дававший интервью, чуть замялся. Он словно думал о чем-то важном или вспоминал. Да, люди просто обожают гулять по просторам памяти. Особенно, когда они так безграничны. И когда он продолжил говорить, его голос зазвучал с удивительным холодным интересом: — Знаете, все эти лестницы… бесконечные и темные.

Будто проверка, которую не прошли.

…особенно, когда память — это всё, что осталось, так назойливо мелькнуло в голове и пропало. К счастью, оказавшись незамеченным.

— Он сказал, что спасает людей?

— Он? — по голосу слышалось, что ответ сопровождался улыбкой.

И как же должна звучать улыбка? Неужели, она как-то особенно меняет не только физиономию, но и голос?

Наверняка не узнать. Но он чувствовал, человек, который позволял взять у себя интервью, — улыбается. И его улыбка заставляла внутренности дрожать.

Потрошеная рыба, проскользнуло в мыслях, когда прозвучал ответ на такое простое «он»:

— Человек, о котором мы говорим, — интервьюер недолго помолчал, он сомневался, когда произнес: — О Боге.

— Зачем же. — И опять улыбка.

(Как звучит улыбка, черт бы тебя побрал! Неужели не знаешь?)

— Он убивал людей, он делал чужую работу, ведь сам он был никем. Не человек, не Бог и ничто. Он делал чужую работу, — монотонно повторил голос, как автоответчик. Со скукой и больше без улыбки. — Человек, который был Богом, не считал себя даже человеком.

— Ну, конечно, он считал себя выше людей.

— Если бы вы понимали, о чем я говорю, то сами бы догадались, что он считал людей выше себя. Выше, сильнее, опаснее, — он говорил как робот. — Что вы делаете, когда вам грозит опасность? Вы пытаетесь устранить ее любыми способами. Он бы хотел совсем не рождаться. Он бы был готов сделать это, если бы знал как, — он говорил как машина.

Научи технику разговаривать! Научи людей молчать!

Пальцы постучали по динамику, а затем раздался резкий и сухой смех. Он слышался вне диалога. Он звучал не из радиоприемника. Пальцы давно потеряли нужную строчку, журнал был задвинут в сторону.

— Он говорил, что хочет спать. Это нескончаемое ощущение усталости, сонливость в те моменты, когда засыпать нельзя. Он жил на два мира, работал на два мира, — голос затих, у машины сели батарейки. А радио продолжало потрескивать, оно еще было в состоянии работать. И затем, голос вновь зазвучал, вырываясь из хриплых динамиков: — И единственная польза, которую из этого можно было извлечь, заключалась в том, что эти миры пересекались. Они были связаны.

После чего радиоволна вновь слетела. Динамики плевались шипением, пока пальцы не подкрутили отходящий провод. Голос вновь наполнил тесный кабинет:

— Я могу прекратить это в любой момент. Вы знаете, что я действительно могу это сделать. — Улыбка. Чертова улыбка звучала в его тихом механическом голосе. Снова. Чертова улыбка уродовала его чертово неизвестное лицо.

(Может, он умел менять лица?)

За окном заморосил дождь. Мелкий и противный. Одолевал сон, который никогда бы не прекратился.

(Может, он просто не мог умереть?)

— И еще, как журналисту, вам стоило бы держаться подальше от апартаментов, которыми активно интересовался… этот человек. В особенности от комнаты триста два.

(Может, умереть он и не пытался. Может…)

— Да? — интервьюер включил кнопку, отвечающую за чувство самосохранения. Его голос звучал с опаской. Он чуть ерзал на сидении. Да, это чувствовалось в голосе. — Ну, тогда… всего доброго, Бра…

— Меня зовут Уолтер Салливан. Мир наконец закончит свою историю.

Шериф сухо хмыкнул. Он поглаживал рукой поверхность стола, в задумчивости жевал губами сигарету. Он был уверен, что слышал этот голос впервые.

Голос, в котором звучала улыбка. И смех, который застрял в горле крючьями и располосовал его изнутри.

Голос интервьюера немного дрожал, а связь так и вовсе пропадала. Динамики перегорели в тот момент, и черный дым повалил, заполняя помещение едким запахом. Запищала пожарная сигнализация.

Шериф сидел за своим столом, и капли пота скользили по его широкому лбу. Не замечая того, он чувствовал только жар. Тот шел по спине, но больше всего горело лицо и горло.

— Может… — сказал шериф. И в тот момент, когда его рот разомкнулся, всякая мысль покинула его голову. Так он и сидел, глядя на выпавшую изо рта сигарету. И не думал.

В полицейском участке никогда не было никаких радиоприемников. После одного случая, когда один из них послужил причиной короткого замыкания в старой проводке, их вынесли на помойку. Небольшой пожар и несколько утерянных по этой причине уголовных дел поставило вопрос ребром. В полицейском участке никогда больше не использовали радио.

Наутро шериф вырвал страницу с той статьей из журнала и сжег ее во дворе своего дома. Он тихо — буквально шевеля только губами — напевал песенку. Наутро он все забыл. И хоть думать пытался, все равно не делал этого, а создавал видимость. Причем довольно успешно.

В статье говорилось о кроликах. Тех зверьках с фермы, которые, вероятно, попались в зубы какому-то хищнику. Потерпевший убытки фермер требовал начать отстрел лис и волков, выбирающихся от голода из ближайшего леса.

— Я пристрелю эту псину! — кричал он. — Клянусь, я убью ее, когда найду!

Толстенькие маленькие кролики. Глупые оголодавшие собаки.

Журналисты об этом умолчали. Пресса так и вовсе спала, не заинтересовавшись мелкой новостью. Написали статью в местной газетенке. Шериф читал и продолжал не думать. Потом ему даже начало это нравиться.

Поутру же взяв телефон и не глядя набрав чей-то номер, шериф спросил:

— У полиции нет никаких доказательств? — Он, не моргая, следил за запертой входной дверью. Ему все чудилось, что ручка крутится не переставая. Что вот-вот дверь слетит с петель.

Вокруг было тихо.

— Никаких, шеф, — согласился с ним кто-то на другом конце провода, который никуда не вел.

* * *

— Это п-п-плохой сон, очень… очень п-плохой сон. И как бы я ни с-старался, не могу вспомнить, с чего он на-начался.

Время остановилось. Не было никакого завтра, не осталось никакого вчера. Даже сейчас не имело права существовать.

Джаспер заметил изменение, только когда стемнело, а воздух пропитался сырым запахом земли.

Ночь в лесу всегда наступает быстро, кроны деревьев скоро прячут последние солнечные лучи. Но сейчас вечер выпал на землю словно огромный тент. Дыхание стало тяжелым, в горле стоял запах прелой листвы.

— Это п-плохой сон, очень п-п-плохой сон, — пробормотал Джаспер, сидя на узкой лавке. Он не надеялся на ответ.

— Плохой сон, да? — произнес парень, безучастно таращась перед собой. — Я это уже слышал.

Джаспер не знал, с кем говорит, и главное — не горел желанием узнать. Это все равно не имело никакого смысла. Они уже были мертвы, они оба.

— З-здесь всегда ночь, з-заметил? — спросил Джаспер, с трудом поднимая взгляд к лицу парня. Тот выглядел отстраненным, хотя лицо его было усталым, помятым. Джаспер действительно пытался считать часы и ждать рассвет, только это ни к чему не приводило. И он продолжил только одно — ждать. Без всякого интереса и стремления.

— Я здесь недавно, — ответил парень и не соврал. У него на лице была печать. Джаспер никак не мог найти ей названия.

— Где з-здесь?

— Не знаю. — Он огляделся и чуть повел плечом. В этом жесте тоже была сонная усталость. Он давно не спал. Он тоже.

А Джаспер вроде как разыскал ответ на этот вопрос и сказал:

— П-потому что нет ни-никакого «з-здесь». — Он помолчал еще немного, но так как парень все стоял над душой и разглядывал ритуальные свечи, продолжил: — Но-носатый парень. В-видел его?

— Нет.

— Я в-в-видел, как он вы-выстрелил себе в голову, — рассказал Джаспер. — Лю-любопытный п-парень. Он го-говорил о дьяволе, он был Б-богом. Я в-видел, — он часто закивал головой в подтверждение своих слов. — С-скоро случится у-ужасное, по-подожди.

— Видел здесь что-нибудь?

— З-здесь никого н-нет, только м-мертвецы. — Он ткнул пальцем на север, затем на северо-восток. Куда ни сунься — мертвецы. — Они б-бродят в хаосе, б-бродят здесь по-повсюду. Они не-ненавидят своего Б-бога. — Он поморщился как от кислоты. — З-десь нет живых, не может б-быть. Ты тоже м-мертв?

— Нет, я…

— Ты должен б-быть м-мертв. Я в-видел, как он вы-выстрелил одними па-пальцами. — Приложив пальцы к виску, Джаспер сделал выстрел губами: — Паф! Он уже был м-мертв. З-здесь только п-призраки. В-видел подобное?

— Я понимаю, о чем ты.

— А они мне не по-поверили. Они де-держали бы меня там до-долго, если бы у-убийства не п-п-продолжались. — Он вспомнил те недавние разбирательства с полицией. Копы были слепы как кроты. — З-знаешь, сколько их уже? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Ш-шестнадцать че-человек. Ш-ш-шестнадцать тел. Там б-были Бобби и Ш-шон, теперь я з-знаю. — Он вздохнул, кивая головой, как китайский болванчик: — А еще эта… Ш-ш-ш… Ш-шерон Б-б-б… — Имя ее не хотело сходить с губ, и Джаспер плюнул. — О-он у-убил ее, я в-видел ее.

— Кто он?

— О-он, — просто пожал плечами Джаспер. — Не ч-человек. Его и-имя… — Но он только покачал головой, это имя застряло бы в глотке, как призрачный смех, раздирая пищевод. — Я у-умираю от жа-жажды. — Джаспер провел рукой по горлу, говоря: — З-здесь так го-горячо. — А затем спросил, путаясь в мыслях: — Ты в-веришь в Б-бога?

— Наверное, нет.

— А в-в-в дьявола?

— Нет, — ответил парень уже увереннее. Так, будто знал, о чем говорит. Так, будто ничего об этом не знал.

— Я в-в-верю, с-с-скоро и ты у-увидишь. Они де-делали с бес-беспризорниками у-ужасные ве-вещи. Се-сейчас будут ве-вещи еще хуже. Ж-ж-ж… — Джаспер вздохнул и беспомощным жестом закрыл лицо руками. Он всегда говорил с запинками, а теперь даже думал так же. — Ты м-мертв, п-п-парень.

Время здесь не шло. Никогда ведь и не было никакого «здесь». И попросту ничего здесь не было. Никого живого. Никого. Здесь не могло быть времени.

Ты мертв, парень. Вы все мертвы.

Джаспер не горел желанием узнать, что к чему и прямо сейчас. Он просто горел. И главное — он знал правду.

Только смотрел теперь не он. Теперь смотрел совсем другой зритель.

— Я был им, Богом… — думал вслух Джаспер. Теперь я проснусь в своей постели, должен был думать он. Теперь я смогу поспать, только на это хватило его мыслей. Он прошипел последнее слово и затих: — Д-дьявол!

Он ошибся.

Он говорил о Боге. Он подразумевал дьявола.

* * *

Когда он умер, мир не прекратил существовать.

Он отчаянно желал этого — чтобы мир закончил свою историю. И эта мечта не имела за собой никакого обоснования, без всякого потенциала и единого участия она, тем не менее, продолжала крутиться в сознании. Эта мечта — всего лишь маленький неоперившийся птенец. Раздави его!

Всякий раз, когда он думал, что все кончено, мир смеялся ему в лицо, а история продолжала скручиваться в спираль. Он не знал, где начало или конец. Мир — спираль. Для него он был как сон. Непредсказуемый и бесконечно серый.

Когда он умер, мир потерял окраску. Тигр стал обычной кошкой. Маленьким ласковым зверьком. Когда он второй раз в жизни открыл глаза, мир был тих и спокоен. В первый раз его встречал только крик и свет, в котором можно утопиться. Столько света после темноты, что лучше было потерять зрение и всяческие ориентиры. Этот мир достаточно темный для того, чтобы в нем укрыться, как в кокон пауку. Не для перерождения, но для успокоения.

Могила его не исправила. Могила исправит только тело, а он — облаченная в пустоту душа. И мир был пустынен для него и тих. Он чувствовал умиротворение, а потом пришли они — стонущие мертвецы, не способные влачить своего жалкого состояния.

Он знал их и примерял жизнь каждого на себе. Он был в каждом из мертвецов. Он был — каждым из них, а значит, умирал не единожды и столько же раз возрождался.

Они были мертвы и жаждали мести. Он улыбался в их пустые лица. Он улыбался их ненависти и не мог ненавидеть их в ответ. Он чувствовал себя их частью так, как никогда прежде не было с людьми.

В мире, который поддался разрушению задолго до его рождения и смерти, встречались люди, которые равно любили всех. Они никого по-настоящему не любили, и только терпели их, и только испытывали ко всем равнодушие.

Он же ненавидел каждого и, значит, не имел к ним ничего, кроме скуки и безразличия.

У пустоты было его лицо. Лицо человека, который желал возродить Бога и ради этого делал чужую работу. Нес не свою ношу, пользовался сторонней силой. Испытывал Божью власть, но Богом не был. Одевался в человеческий облик, но человеком от этого не стал.

Чужая боль уже даже не ранила, стала привычной, скучной, как мир вокруг. И когда он примерял на себя чужие жизни, острое осознание поднималось с самого дна души. Люди жили отвратительными дикими животными. Такими же отвратительными они покидали один мир, чтобы пробраться в другой. Скидывали некоторое количество лишней кожи и жили дальше так же, как и умерли.

Мертвецы ненавидели своего Бога. Бог покинул своих мертвецов.

И когда мир рушился, он исчез вместе с ним.

И только вместе с ним он мог возродиться, потому что никогда не был свободен и никогда бы уже не стал.

Когда он родился, ему лучше было бы сразу умереть, но мир хотел смотреть в его глаза, и он подчинился, как и всегда.

Он — кто угодно и каждый из этого Другого мира. Он — Уолтер Салливан.

* * *

Радиоприемник в машине затрещал, а затем из динамиков посыпались звуки:

«Специальный выпуск новостей…».

Машина простояла в лесу пару лет, аккумулятор давно сел, и стекла покрылись дорожной пылью. Листья на корпус не сыпались, и ржавчина не разъедала металл. Время замерло.

«В лесу, в окрестностях Сайлент Хилла, сегодня утром был обнаружен обгоревший труп…» — вещало радио в пустоту. На мили вокруг ни одного слушателя. И все повторялось снова и снова. И так шесть раз. Убийства с того света, руками не своими и ничьими. Без рук. Бездумно следуя за ослепленными глазами, которые видят только мечты. Но и они всего лишь иллюзия.

«Полиция возбудила уголовное дело по факту убийства и проводит расследование».

Улик все равно никаких не было. Следов не было и отпечатков. И ничего вообще, что привело бы к разгадке. И никого совсем, кто видел и сумел бы рассказать. Полиция бессильна против мертвых. Связаны руки, да и оружия для них никакого не подобрать.

Против мертвых бессильны даже мертвые. Просто равны.

Он больше никого не убивал, у него не осталось человеческого тела, но утроились возможности. Он устраивал все так, чтобы жертва сделала все сама. Он Бог с человеческим разумом.

«По слухам, на теле мужчины были вырезаны числа "один-семь-один-два-один". Из-за отметок на теле жертвы, полиция исследует возможные связи со случаем…».

Вырезал Джаспер их сам. На своей груди своей рукой. Он все сделал сам. Он сам…

Связь невидимая, потому что потусторонняя. Полиция заведомо оказалась в тупике, но продолжала вяло бегать по кругу, как мышь в колесе.

Время вышло.

Человек, который считал себя Богом, не был даже человеком. А был никем, ничем.

Всегда. С рождения.

Время умерло. А он все продолжал править убитыми, жалкими, неспособными дважды умереть призраками людей. И сам он был мертв с детства. И сам он был в подчинении.

— Тебе не нравится этот мир? — послышался тихий потусторонний голос. Он спрашивал пустоту. — Как будто он когда-то был иным. Как будто был.

Голос, в котором звучала улыбка. В котором сдох смех. Голос звучал, потому что у него хватало сил на это, а еще на десяток других дел. Кровавых, бессмысленных. Голос не звучал на самом деле, он только слышался. Но он все же существовал, просто был невидим ни для кого.

Словно Бог, промелькнуло в голове и спряталось, не в силах стать правдой. У пустоты было его лицо.

* * *

Радиоприемник в машине надрывался, а кость все раскачивалась и стучала. По инерции раскачивалась и стучала.

---

1) Шерон Блейк — 13-ая жертва Уолтера Салливана. Была утоплена, тело найдено где-то в лесах неподалеку от Сайлент Хилла. Оставленный предмет — черная шляпа.

Вернуться к тексту