Возрождение (гет)

Цетагандийская делегация вышла, вслед за ней — дипломатический персонал, и леди Элис осталась в конференц-зале одна. Негодующим взглядом она смерила кресло во главе стола. Пустое кресло. Если так пойдет и дальше, то не пройдет и года, как гем-грим станет последним писком моды в Форбарр-Султане.

На этот раз у Эйрела случилось слишком тяжелое похмелье, чтобы он просто мог выбраться из своих комнат. В прошлый раз он просто два часа просидел во главе стола в полном молчании. В позапрошлый... Тот инцидент Элис вовсе не хотелось вспоминать. Она не знала, на кого злится сильней: на цетов с их самодовольными, понимающими ухмылками или на Эйрела. Да, Корделия погибла, спасая Майлза, это было ужасно и разбило Форкосигану сердце, но ведь и сама Элис потеряла любимого мужа, и все же она здесь и пытается по-прежнему двигаться вперед

Хуже всего было то, что цетагандийцы прекрасно понимали, что происходит, и пользовались всеми возможными преимуществами. И этих преимуществ было слишком много, когда напротив них за столом переговоров не сидел адмирал Лорд Регент Форкосиган, свидетельствуя самим своим присутствием, что гражданская война на Барраяре окончена, а Империя сильна, стабильна и способна защитить себя. Если бы Элис сама не начала занимать цетов, тянуть время, отвлекать и пытаться их обаять, они бы уже вовсю подступили к прочим графам и министрам, подрывая хрупкие основы политического строения Барраяра. Но и она не могла сдерживать их вечно. Вскоре они догадаются, что она действует вне каких-либо официальных инструкций, не считая тех, что сама для себя выдумала, и что вся ее власть ограничена тем, что она одна из самых знатных форесс во дворце.

Через месяц из репликатора должен будет появиться Майлз, но Элис не знала, изменит ли что-либо даже это событие. Неопределенность ее ужасала. Эйрел уже сейчас пренебрегал Грегором, оставив его на Дру с Элис. Элис не была сведуща в том, какая помощь нужна горюющему, пережившему травму ребенку, просто делала для него все, что могла, как и для собственного младенца. Как на детей, так и на политиков хорошо действуют успокаивающие слова и уверенная осанка. И все же этого мало. Ей не хватает ни знаний, ни власти. Она не в состоянии удерживать империю самостоятельно, но никто другой даже не пробует это сделать.

Мысли Элис ходили по замкнутому кругу. Впрочем, вскоре Лоретта — няня — принесла ей Айвена, и она переключилась на следующую из своих обязанностей.

* * *

Было уже начало четвертого ночи, но Элис не спала. Квартира, где она жила до войны, невосстановимо пострадала в ходе боев, зато во дворце недостатка в комнатах не было, несмотря на то, что одни апартаменты занял Эйрел и целое крыло сгорело дотла. Вернувшись к себе с напряженного и трудного приема, где было полно недовольных политиканов, Элис обнаружила, что Айвен захлебывается плачем, а Лоретта не знает, что делать. Поэтому теперь Элис ходила взад-вперед по дворцовым коридорам, держа Айвена на руках, поглаживая его по спинке и напевая колыбельную уже охрипшим голосом. Ребенок не был голоден, его пеленки были сухими, у него ничего не болело. Он просто орал, и этот звук, точно ток, пробегал вниз по позвоночнику его матери, выбрасывая в кровь гормоны и требуя любым способом исправить ситуацию. Прямо сейчас. А она этого не могла. Она так устала, но была не в состоянии ни заснуть, ни положить Айвена, ведь он — все, что у нее осталось...

Открылась дверь, и в коридор, спотыкаясь, выбрался мужчина в потрепанном халате. Когда он ступил под на тусклый светильник, она узнала Эйрела. Он выглядел ужасно, но, по крайней мере, казался трезвым. Элис оборвала колыбельную.

— Лорд Форкосиган, — холодно поздоровалась она.

— Что-то ваш малыш не слишком доволен, — заметил Эйрел.

— Ваша догадливость просто поразительна, — отрезала Элис. — Идите в кровать, Эйрел. Утром состоится заседание Совета.

Эйрел протянул руку:

— Дайте его мне на минуту.

Элис колебалась, разглядывая его. Он несколько дней не брился, белки глаз были красными, и выглядел он скорее отщепенцем из караван-сарая, чем фор-лордом, а тем более — Лордом Регентом. Но все же он носил этот титул, и Элис давала ему клятву. Она без слов передала ему Айвена.

Эйрел неловко взял ребенка, держа его перед собой на вытянутых руках. Айвен отчаянно и раздосадовано взвыл. Эйрел прижал младенца к плечу и сказал ему своим низким, рокочущим голосом:

— Понимаю, как ты себя сейчас чувствуешь, парень…

Айвен вдруг ненадолго прекратил вопить

Элис заморгала.

Эйрел тоже моргнул, и тут Айвен снова взвыл.

— Твоя мать злится на меня, юный лорд Айвен. Мне нужно твое содействие, чтобы быть у нее в дальнейшем на хорошем счету.

Когда он заговорил, плач Айвена утих.

— Продолжайте говорить, — пробормотала Элис. — Ему это нравится.

Эйрел зашагал по коридору прочь от Элис, что-то рассказывая Айвену. Элис расслышала слово "цетагандийцы" и поняла. что тот объясняет младенцу политическую ситуацию. Но плач Айвена затих, а через несколько минут она услышала знакомое сонное сопение.

— Вот так, — заметил Эйрел.

— Пойдемте положим его в колыбельку. — Элис открыла дверь в детскую. Лоретта задремала в кресле, и Элис не могла ее винить. Сейчас, когда Айвен перестал вопить и скручивающее внутренности напряжение ушло, Элис поняла, что способна улечься прямо на ковер и заснуть. Эйрел положил младенца в колыбель — очень, очень осторожно, но и тот настолько вымотался, что даже не пошевелился.

— Спасибо,— поблагодарила Элис.

С минуту Эйрел стоял, разглядывая колыбель, потом взял Элис за руку и отвел в сторону.

— Думаю, я отрекусь от власти, — неожиданно признался он. — Вы правы. Я бесполезен для вас, для Барраяра, для Грегора.

После секундного оцепенения, когда она просто глядела на Форкосигана, Элис подняла руку и залепила ему пощечину.

— И с чего вы решили, — свирепым полушепотом выдавила она, — что сейчас самое время поговорить об этом со мною? Я несколько дней не спала. А вы все эти дни не вылезали из кровати.

— О, не совсем так, — поправил Эйрел. — Еще меня много тошнило.

Кипящая яростью Элис добавила еще одну пощечину. Эйрел, как ни странно, улыбнулся, перехватил ее руку и вывел в коридор.

— Это вас нужно было сделать Регентом, — сказал он. — Вы бы справились. А я, наверное, заслужил такое обращение, так что не стесняйтесь ударить меня снова.

Элис смерила его взглядом, способным заморозить на месте.

— Вам нельзя отрекаться, милорд Регент, — горько сообщила она. — Ваше имя — единственное, что удерживает эту планету от распада.

Эйрел прошелся по коридору, развернулся на каблуках, вернулся к ней и неожиданно опустился на пол у ее ног, усевшись прямо на ковер ручной работы, и понурил голову.

— Мне все равно, — прошептал он. — Все. Я хочу почувствовать неравнодушие, но не могу. Не чувствую ничего. Я думал, что пьяным смогу хотя бы поплакать, но тоже не вышло. Ничего не могу сделать.

Элис наклонила голову, посмотрев на него сверху вниз.

— Думаете, я не знаю? — вздохнула она и опустилась на колени рядом. — Каждый раз, когда я оборачиваюсь, я жду, что увижу его… а потом вспоминаю.

Эйрел испустил тихое оханье, словно человек, которого ударили под дых. Он притянул Элис к себе, и она почувствовала, что глаза у нее щиплет, а горло перехватило. Она сглотнула, раз, другой и справилась со своим лицом.

— А что будет с Майлзом? — спросила она, отстраняясь и снова садясь на колени. — Что будет, когда вы отречетесь, Барраяр охватит хаос, и Цетаганда нападет на нас? Что будет с Грегором?

Повисла густая, тяжелая, опасная тишина. В полутемном коридоре Элис слышала дыхание Эйрела, неожиданно громко отдававшееся у нее в ушах.

— Нам нужен мир, — заявила она, — и вам это известно. Вы — единственный, кто может нам сейчас обеспечить мир, и это вы тоже знаете. Если вы желаете бросить ваш пост и уйти, вам сначала нужно найти себе замену. А я не вижу никого, способного справиться с этой работой, кроме вас.

— Но я не могу, — повторил Эйрел.— Я знаю, что вы правы, а я нет... Знаю. Но не могу. — Он покосился на дверь детской. — Вы сумели с этим справиться, — удивился он мягко. — Как?

— А что еще оставалось? — парировала она. — Он плачет, и я беру его на руки. Он хочет есть, и я его кормлю. Он должен быть в безопасности, и я должна сделать этот мир безопасным. А развернуться и уйти — не выход.

— Я только начинал разбираться в политических делах, — пожаловался он. — И как-то это работало. А теперь я не могу вспомнить, как. Что же касается того, чтобы быть отцом... я в этом вообще ничего не понимаю.

— Голову выше и вперед, — негромко проговорила Элис. — Так всегда советовала моя бабушка, когда мы стеснялись выйти к гостям на прием или что-нибудь в этом роде. Голову выше и вперед. Теперь я так все время поступаю.

Эйрел склонил голову.

— Вы храбрее меня.

Повисло долгое молчание. Элис устало ждала. Она больше не чувствовала гнева, а одно лишь безрадостное понимание. Она взяла ладонь Эйрела в свою и мягко сжала. Он едва заметно улыбнулся.

— Корделия, — неожиданно проговорил он, и это имя сорвалось с его губ тяжело и коротко, словно он боялся с каждым произнесением ее потерять, — рассказывала, что на Бете могла бы завести ребенка, когда захотела — или своего клона, или от клетки донора. Но она не хотела, потому что ей был нужен второй родитель.— Эйрел медленно выдохнул и преклонил голову Элис на плечо. — Думаю, она... она была права. Мне нужен для Майлза второй родитель. — Он показал на дверь детской. — Думаю, что это вам наверняка по силам.

Элис замерла.

— Что вы сказали? — переспросила она, наконец, хотя она вполне осознавала, что именно услышала.

— И еще, — продолжал Эйрел, — полагаю, что если буду заниматься этим и дальше — всем этим: политикой, родительством, просто выживанием — мне нужен союзник. Кто-нибудь, кому я могу доверить свою спину. И мне нужна Регент-Консорт. — Он сел ровно и чуть отодвинулся он нее. — Элис, если бы я прислал к вам сваху, что бы вы ей ответили?

— Вы пренебрегаете и Грегором, и всеми вашими обязанностями, — ответила она после долгой паузы. — Что заставляет вас думать, что вы подойдете кому-то в качестве второго родителя?

Но даже при этих обидных словах она не забыла, что ее сын затих, услышав голос Эйрела. Возможно, он показался ему похожим на отцовский — голос, который Айвен в ее чреве слышал до своего рождения столько раз.

— Я могу измениться к лучшему, — возразил он, уязвленный. — Корделия говорила...

— Я не Корделия, — ровно заметила Элис. — И не собираюсь ею становиться. А вы — не Падма. Если... мы двинемся по этому пути дальше, мы должны будем об этом помнить. — Она помолчала. — Кстати, если вы просто ищете кого-нибудь, кто бы просто присмотрел за Майлзом, пока вы спиваетесь до смерти...

Эйрел покачал головой, поморщился.

— Я знаю, что мне необходимо все изменить. Я со всем уважением прошу вас стать мой женой. — Он помолчал. — Я не стану... требовать от вас чего-то такого или... или вмешиваться в вашу ... — Он беспомощно развел руками. — Это будет брак-партнерство ради воспитания детей и политических задач.

— Политические задачи требуют, чтобы ваша консорт была выше упреков и подозрений, — возразила Элис, отметая его заверение. — Кстати, что вы думаете насчет других детей? — спросила она через минуту.

— Другого сына у меня не будет. Я не могу. Что до дочери... Элис, полагаю, нам лучше будет поглядеть, сумеем ли должным образом мы заботиться о тех детях, что у нас уже есть. Но, возможно...

— Возможно.

Элис немного посидела молча, обдумывая это странное предложение.

— Через месяц, — сказала она наконец. — Я не выйду замуж за мужчину, который не способен оставаться трезвым три дня подряд. Покажите мне, на что вы способны, докажите, что можете управлять страной и заботиться о Грегоре с Майлзом. И тогда... через месяц присылайте вашу сваху, милорд.

Она изящно поднялась.

Эйрел теперь смотрел на нее внимательно и настороженно.

— Вызов, — пробормотал он. — Ну как тут устоять?

* * *

Свадьба была тихой и скромной, как пристало вдовству обоих, но даже скромная свадьба требует времени на подготовку, если женится Лорд Регент. В результате Майлзу было уже три месяца, когда Элис произнесла свои обеты в свадебном кругу, а Эйрел ответил ей своими, бледный, суровый и решительный.

Между свадебной церемонией и приемом был момент затишья, и вот тогда Элис узнала гораздо больше, нежели ей хотелось, о том, что творилось в доме Форкосиганов перед войной.

— Дочь моя, — произнес граф Петр, ласково ее обнимая. — Рад приветствовать тебя в своих стенах.

Элис склонила голову в уважительном поклоне перед стариком.

— Я рад, — продолжал он, — что мой сын наконец-то выбрал в себе в жены истинную форессу. Скажи мне, дорогая, ты хочешь, чтобы он усыновил Айвена и сделал его своим наследником?

— Это не входит ни в мои, ни в его намерения, — осторожно пояснила Элис. — Разумеется, он станет относиться к Айвену как отец, но мой мальчик останется наследником Падмы и ничьим другим.

— А-а. Жаль. — Старик смерил ее взглядом ее с ног до головы, словно осматривая лошадь или инспектируя солдата на смотру, и Элис слегка вздрогнула. — Но ты — настоящая форесса, — повторил он, — а теперь ты стала леди Форкосиган, и этот долг возложен на тебя. — Его пальцы скользнули к набедренным ножнам, привычным движением, и в руке графа Элис увидела небольшой нож. Она узнала этот традиционный стиль: материнский нож, не затупленный. Петр протянул ей нож острием вниз.

— Теперь твой долг, — заявил он, — хранить кровь моего рода в чистоте.

Элис посмотрела на нож, потом в леденящие глаза графа, и сердце у ее отчаянно застучало. Она представила себе крошечного малыша, которого держала на руках всего несколько часов назад, баюкая с безграничной заботой, и как он глядел на нее своими огромными для такого личика глазами. И почувствовала тошноту.

Голосом, пришедшим откуда-то издалека, она произнесла:

— Я форесса и я ни разу не слышала, чтобы какому-нибудь фору пристало вставать в дела между супругами. — Секунда ужаса, пока она глядела графу в глаза, потом Элис развернулась в вихре темных юбок и ушла, оставив свекра стоять с ножом в руке.

Она не перешла на бег, пока не скрылась у него из виду, и не позволила себе задрожать, пока не добралась до детской. Внутри у дверей стоял на посту Ботари. Он переступил с ноги на ногу, когда она вошла, и внимательно наблюдал, как она падает в кресло возле специально сконструированной для Майлза колыбельки. Элис спрятала лицо в ладонях.

Дверь снова открылась, и Элис судорожно дернулась, думая, что это граф, но это оказался Эйрел. Она напряглась, прикидывая, каким образом рассказать ему о случившемся, но, взглянув на его лицо, поняла, что он уже знает. Эйрел подошел к колыбельке и легко, едва касаясь, накрыл рукой спящего младенца. Он был едва длиннее руки своего отца.

Элис склонила голову, глядя на Эйрела, на хмурые морщины, которые пролегли у него на лице. Он положил другую руку ей на плечо, склонился и поцеловал ее в лоб. Странно, но это оказалось гораздо более интимно, чем тот многоступенчатый, формальный поцелуй, которым они обменялись в свадебном кругу. Элис разрешила себе прильнуть к мужу, зная, что в этом сражении, да и в любых других, с этой минуты они — союзники.

* * *

У них сложилось устойчивое, без суеты, партнерство; она выступали единым фронтом против политических врагов и поддерживали друг друга во множестве радостей и сложностей, которые несла с собою забота о троих детях. Эйрел обнаружил в себе явную родительскую жилку и стал проводить с мальчиками все обеденное время: он забирал Грегора от воспитателя, уволакивал Айвена с Майлзом от нянь и сиделок, а затем рассказывал им истории или устраивал игры в дворцовом саду. Элис нравилось наблюдать за ними, когда выпадала такая возможность. Эйрел делался совершенно другим, когда сидел совершенно неподвижно с плачущим Майлзом на руках, или играл в лошадки с Айвеном, ползая на четвереньках, или швырялся снежками с Грегором.

В политике они двое составили превосходную команду. Элис завлекала графов и министров в сети Эйрела, а тот ни разу не пропустил ее сигнала и не разрушил ни один ее замысел. Это было очень кстати, потому что дела оставались непростыми даже после того, как Эйрел заставил цетов отступить. Санкции и репарации за эскобарскую войну, которые потребовала Бетанская Лига межзвездной торговли, чуть не разорили имперскую казну, графы бунтовали, министры были в ужасе, комаррцы упрямились, а Генштаб так и норовил устроить какой-нибудь большой "бум!" Сторонники Фордариана были сломлены, и все же не приходило месяца, чтобы Иллиан не являлся к ним с сообщениями об очередном заговоре, который выкорчевывал в режиме строжайшей экономии и при том, что его контроль над СБ была еще хрупким.

И все же между Эйрелом и Элис всегда оставалась некая сдержанность, граница, которую не пересекали. Элис сама не была уверена, стоит ли ее преступать и хочет ли этого она сама. Никто слова не сказал, что у каждого из них была собственная спальня: у форов такое бывало. А поскольку в детской спали двое младенцев, и Эйрелу часто приходилось вставать посреди ночи и разбираться с неприятностями, неизбежно случавшимися в самое неподходящее время суток, это было бы разумно сделать и при менее формальном браке. И все же Элис было так странно спать одной после того, как она не один год делила супружескую кровать с Падмой.

Как то ночью, уже после полуночи, Элис резко проснулась от неприятного сна, в котором безликие солдаты в черном охотились за нею в узких переулках. И тут она услышала плач. Она села в кровати и прислушалась, и расслышала его снова, странно приглушенный, так что она не могла сказать, плакал ли это Айвен или Майлз. Она быстро поднялась, накинула халат, влезла в тапочки и приоткрыла дверь в детскую. Однако там было тихо. Она прошла мимо колыбелей Айвена и Майлза, подошла к кроватке Грегора, двигаясь тихо, чтобы не потревожить ночную няню, спящую в нише за занавеской. Возле Грегора она задержалась. Они с Эйрелом сразу предложили ему занять свою собственную комнату, как было прежде, но Грегор попросился жить в детской вместе с малышами. Элис понимала, что ему нужно: мальчик хотел, чтобы с ним самим немного понянчились, искал того, чего был лишен — безопасных материнских объятий, поэтому она разрешила. В тот момент она сочла, что его вскоре утомят частые появления взрослых и требования играть тихо, чтобы не потревожить младенцев, однако ему, наоборот, это оказалось комфортно.

Тут она снова услышала плач и поняла, что он доносится из комнаты Эйрела. Она неуверенно приоткрыла дверь из детской и застыла на пороге. Эйрел что-то бормотал во сне, слова было не разобрать, но тон был настойчивый, перепуганный, раненый. Он вдруг повысил голос; Элис торопливо проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь, пока он не разбудил младенцев или не напугал Грегора.

Эйрел дернулся в кровати и выкрикнул: "Нет, нет, стой..." — так, что Элис чуть не подпрыгнула на месте.

Она потянулась к лампе, включила — мягкий свет не должен был напугать спящего — и четко произнесла:

— Эйрел... — Она приблизилась еще на несколько шагов. — Эйрел, это сон. Проснись.

Он открыл невидящие глаза, заворочался в простынях, что-то бормоча.

— Эйрел! — окликнула она резче, и его взгляд вдруг сфокусировался на ней. Она стояла неподвижно, пока он медленно осознавал, где он и что с ним, затем подошла.

— Элис, — выдохнул он, садясь. Он был весь в поту, и его трясло. Элис сняла с поручня полотенце и без слов протянула ему, а потом, присев на краешек кровати, принялась осторожно гладить ему спину, пока он вытирал лицо и успокаивал дыхание.

— Я не хотел разбудить вас, — выговорил он наконец. — Простите, миледи.

— Я подумала, что это кто-то из малышей, — объяснила Элис. — Все в порядке. — Она не стала спрашивать, что ему приснилось; может, она теперь ему и жена, но у нее нет права вторгаться в такие личные материи.

— Нет, — ответил Эйрел. — Но, боюсь, сплю я не сильно крепче, чем они. — Он стер пот с шеи: — Спасибо. Теперь я в порядке. Поспите теперь, пока можете.

Элис с легкой неохотой убрала руку с его спины и смерила его долгим оценивающим взглядом.

— Я не слишком расстроилась, что меня разбудили. Сон, который приснился сейчас мне, был не лучше.

— Падма? — мягко переспросил он.

Элис кивнула; она вдруг поняла, как сильно замерзла, и села, обхватив плечи руками.

Эйрел положил руку ей на плечо.

— Миледи, — тихо проговорил он, — я знаю, что муж из меня неважный, но если я могу вас чем-то утешить...

Она слегка придвинулась к нему, и он ее обнял. Он был тоже весь холодный, еще влажный от пота, и волоски у него на руках стояли дыбом.

— Вы замерзнете, — сказала она и подтянула одеяло повыше, пытаясь накрыть Эйрела. Тот внезапно улыбнулся одним уголком рта и привлек ее под это одеяло к себе.

— Останешься? — выдохнул он, очень мягко, словно подманивал пугливую лошадь.

В качестве ответа Элис обернула одеяло вокруг них обоих и свернулась калачиком в руках Эйрела. Насколько это лучше, чем возвращаться в собственную холодную постель, с пустым местом справа — там, где раньше спал Падма.

— Посмотрим, поможет ли это, — тихо сказал Эйрел.

Элис услышала собственный зевок — совершено неподходящий для леди звук — и глубоко вздохнула. Простыни пахли Эйрелом, тяжелым мускусным запахом мужского тела, но, к ее удивлению, это не было неприятно. Она почувствовала, как ее медленно отпускает и как Эйрел расслабляется тоже.

Они лежали в дружеском молчании. Потом Эйрел заговорил:

— Я не стану оскорблять твой разум сказкой о том, что я женился на тебе по большой любви. В конце концов, ты сама все помнишь. — Он обнял ее чуть крепче. — Но я скажу, что сейчас ты стала очень дорога мне. Может, этот выбор был совершен в отчаянии и горе, но принятое решение оказалось не таким уж скверным.

Элис умостилась рядом с ним, слушая, как у него в груди бьется сердце.

— Конечно. И... я не вышла бы за мужчину, если бы не верила, что он все же станет мне небезразличен.

Она почувствовала, как Эйрел еле слышно вздохнул, и нежно провела рукой по его плечу. Нет, это не та любовь, что заставила женщину пересечь всю галактику, а мужчину подняла из могилы, в которую он погружался живьем. Но и это чувство было истинным, настоящим. Эйрел прижал ее к себе, легко поцеловал волосы, и Элис позволила себе заснуть в объятиях мужа.

Элис проснулась при звуках детских голосов из соседней комнаты. Эйрел лежал рядом с нею и сопел во сне, обвив ее одной рукой. Едва она пошевелилась, он моментально проснулся.

Какое-то мгновение они глядели друг на друга, потом Элис попробовала улыбнуться.

— Ты хорошо спал? — спросила она.

Эйрел приподнялся на локте:

— Намного лучше, чем раньше.

Элис доверительно улыбнулась:

— И я

— …о, нет, лорд Грегор! — донеслось из детской, и в ту же секунду дверь распахнулась. Вприпрыжку вбежал Грегор, за ним на всей доступной ему скорости полз Айвен, и последней беспомощно следовала горничная-няня с Майлзом на руках.

Эйрел вдруг соскочил с кровати.

— А это что такое? Вторжение?

Он забрал Майлза с рук у няни и, кивком отпустив ее, плотно закрыл дверь.

— Вторжение диких псов, быть может?

Он высоко поднял Майлза, а на Грегора с Айвеном притворно кинулся, по собачьи рыча. Грегор расхохотался и прыгнул на кровать, прячась за спину Элис. Она торопливо перехватила Айвена, не оставляющего попыток самому забраться на кровать, и в ту же секунду Эйрел с Майлзом шлепнулись рядом.

Да, подумала Элис, когда они все сидели в кровати и смеялись, это решение было отнюдь не скверным.