Телячья котлетка (гет)

Кэрри никогда не была сентиментальной дурочкой. Да она и Кэрри стала буквально полгода назад, когда быть Кэти поднадоело. Ушла из дому, поступила на театральные курсы и устроилась на работу в магазинчик неподалеку: резать колбасу, заворачивать ее в крафт-бумагу, улыбаться бесконечно потоку равнодушных людей, помешанных на этой самой колбасе. Ее устраивало. Днем она улыбалась, а вечером — плакала от счастья, ступая по маленькой пыльной сцене театрика мисс Криспин. Слезы, в отличие от колбасы, были настоящие.

В тот вечер мисс Криспин позвала Кэрри к себе в кабинет:

— Деточка, пойди-ка сюда! — старая милая актриса, в седых кудряшках все еще своих волос и с глубоким, чуть дрожащим голосом, она всех называла "деточками". Деточкой был огромный полицейский Майкл, и, ровесник мисс Криспин, почтальон по фамилии Пелтри. И Кэрри тоже была "деточкой", что ее не обижало ничуть: двадцать шесть в наше время — возраст, когда из детства выходить еще рановато.

— Деточка, пойди-ка сюда! — повторила мисс Криспин и усадила Кэрри напротив, на шатающийся офисный стул без спинки. — Хочу рассказать тебе самые свежие новости.

Кэрри приготовилась слушать, хотя футболка на спине у нее промокла, а в кабинете дул довольно-таки неприятный сквозняк. Ничего, потерпеть можно. Жаль обижать такую славную старушенцию, как Мод.

— Я говорила о тебе с директором театра "Сезон дождей", знаешь ли. Не буду скрывать, он сразу понял, о ком речь и, поломавшись, — мисс Криспин сделала театральную паузу, выскребла из пачки на столе сигарету, не торопясь, закурила — она любила драматические моменты, бывшая прима, — так, говорю я, поломавшись, он согласился взять тебя в труппу на следующий сезон. Дублершей Аделины Смит. Ну да ты знаешь, кто это.

Кэрри, конечно, знала. Новость была ошеломляющей, и она просто молча ждала продолжения.

— Бумаги занесут во вторник. А в среду, — мисс Криспин сделала еще одну затяжку и выпустила невероятно огромный клуб дыма, — я подписываю купчую на театр и уезжаю в "Дом в соснах". Это для престарелых, деточка, вроде меня, хотя они называют это место "пансионатом". Пансионат! Выдумали тоже! Пюре из репы и кукурузная каша на завтрак!

Мисс Криспин призадумалась на секунду, потом решилась:

— В честь такого события приглашаю тебя к себе домой: приготовлю телячьи котлеты и йоркширский пудинг. Для ростбифа у меня уже сил не достанет. Семьдесят три, деточка — не шутка!

Следующим вечером Кэрри с пакетом снеди из магазинчика переступила порог дома мисс Криспин. Та встретила ее на пороге с неизменной сигаретой в зубах:

— Проходи, деточка! Мы тебя ждем.

— Мы? — в принципе, Кэрри была готова к появлению огромного персидского кота или престарелой таксы, которая тоже, наверняка, была бы "деточкой".

— Пат и я. Не обманывайся моим "мисс", деточка, я замужем вот уже пятьдесят с лишним лет.

— И где же Ваш супруг, мисс... миссис Криспин?

— Мисс. Он отдыхает, не будем его пока тревожить... — в этот момент из-за угла выскочил бойкий черный шнауцер и оглушительно залаял на гостью.

— Тихо, Мерси, не пугай людей. Сейчас будет ужин.

В маленькой кухоньке, освещенной одной лишь лампой с оранжевым бахромчатым абажуром, восхитительно, до неприличия одуряюще, благоухали телячьи котлетки. Истекающая белым паром брокколи томилась под стеклянной крышкой, а на деревянном блюде лежали круглые, румяные, чуть примятые посерединке пудинги. Мисс Криспин, не забывая наполнять тарелки, болтала о том и о сем, вспоминала забавные истории из шестидесятых, про то, как бегала встречать на вокзал Ливерпульскую четверку, и визжала до умопомрачения, заполучив поцелуй в щеку от самого Тома Джонса. Кэрри хохотала, Мерси лаял.

Откуда-то из глубины апартаментов донесся тихий, еле слышный скрип. Жалобный и немного пугающий звук.

— Пойдем, Кэрри, деточка. Я познакомлю тебя с Патом.

В затемненной комнате, сплошь увешанной театральными плакатами, на высокой медицинской кровати лежал худой человек. Глаза его были закрыты.

— Пат, это Кэрри. Она талантливая актриса и моя лучшая подруга. Жаль, что ты ее не видишь: девочка не только талантлива, но и красива.

Старик на кровати не пошевелился. Кэрри сделала робкую попытку поздороваться, но слова застыли у нее на губах. Она откашлялась и попыталась снова. Безуспешно.

— Не тревожься о приличиях, деточка. Пат парализован последние десять лет, и я могу только верить, что он тебя слышит, — мисс Криспин сияла благодушием и покоем, и Кэрри невольно подумала, что это уж слишком. Хозяйка посмотрела на нее спокойно и понимающе:

— Присядь. Я расскажу тебе.

* * *

Ванесса Криспин возвращалась домой со свидания: миловидная дурочка со светлыми кудрями в короткой юбке. Актрисулька. Вертихвостка. Дырки в чулках и берет с помпоном. Залихватский такой беретик. Душа ее пела: ирландец, рыжий как огонь, Патрик О'Нил явно положил на нее глаз. Пусть и полицейский, ну так что ж? За все время он, если о чем и говорил, так о телячьих котлетах, которые готовит его мама. Ванесса уже спланировала себе тот вечер, когда в скромном платье инженю из русского спектакля "Бедные люди", появится в этой ирландской семье. Конечно, знакомство с мамой — это серьезно, но, кажется, Патрик уже готов... О, как она его любит! Смешного, рыжего, краснеющего при одной мысли о поцелуях. Пат, да ты просто прелесть! В этом месте ее мысли были прерваны: крупная дама, чьи руки были выпачканы мукой по самые локти, загородила узкую улочку:

— Это никак ты, Ванесса Криспин?

— Да. — Ванесса гордо вскинула подбородок: поза леди Макбет, второй акт.

— Бежала дворами, чтобы тебя предостеречь: держись подальше от моего мальчика, ясно?

— С какой стати?! — вспыхнула Ванесса, на этот раз никого не копируя, и явственно понимая, что корпусная леди со стрижкой цвета надраенной меди и громким голосом не может быть никем иным, как матерью Пата.

— Не хотела тебе говорить, да что уж тут поделаешь... Доктора говорят — болен он. А у меня еще пятеро детей. Так что если ты, милочка, надумаешь выскочить за Пата замуж, да потом сесть мне на шею с парой сосунков — и не надейся!

— Как Вы, мать...

— Да так! Потому, что мать, это тебе и говорю! — миссис О'Нил всхлипнула и утерлась краем передника. — Мало сейчас беспризорных? Христом Господом нашим поклянись, что отстанешь от Патрика!

Дождалась нужных слов, развернулась и ушла, стуча по мостовой крепкими подметками: несгибаемая, уверенная в своей правоте ирландская мать. А у Ванессы внутри что-то подломилось: любовь, только что сиявшая в ней как солнечный луч, вдруг стала нестерпимо жечь сердце...

Вопреки прогнозам, Пат прожил достаточно долго. Ванесса была его добрым ангелом, его лучшим другом. И не вышла замуж. Да что с того? И без кольца на пальце рядом с ней был ее Патрик О'Нил, самый надежный парень на свете. Когда скончалась его мать, Пат завел привычку приходить обедать к Ванессе. И та, если не была в театре, жарила ему телячьи котлетки — по старому ирландскому рецепту. Год за годом пролетали незаметно, О'Нил рос в чинах, мисс Криспин пропадала на гастролях все чаще и чаще. К сорока годам они виделись от силы раз в месяц, а к пятидесяти — потеряли друг друга из виду. Потерянные годы Ванесса не считала.

Однажды, десять лет назад, ей пришло письмо, в котором говорилось, что некий сержант полиции Патрик О'Нил находится сейчас в госпитале Святого Варфоломея в Лондоне, и единственный адрес, который удалось отыскать — ее. Отменив бенефис, Ванесса поехала в Лондон. Да, Патрик был там — исхудавший, бледный, он улыбнулся ей и сказал:

— Хей, деточка, а у тебя есть для меня телячья котлетка?

Ванесса уткнулась ему в руку и заплакала: меж слез рассказывала о том давнем разговоре в переулке, и о том, как любит его, глупого старого копа, и что сразу после всех процедур они поедут к ней, в ее старый дом, и больше она его не отпустит.... Ванесса не сразу заметила, что Патрик заснул: он спал, улыбаясь как счастливый ребенок.

Наутро выяснилось, что мистер О'Нил просыпаться не собирается: обширный инсульт, вызвавший на его лице улыбку, парализовал не только всю правую половину тела, но и ряд центров головного мозга.

— Мэм, на Вашем месте я бы оставил пациента в нашей клинике. Вряд ли протянет больше года, — молодой доктор констатировал факт, не особенно церемонясь: на его глазах люди умирали ежедневно.

— Нет! Он поедет со мной! — сказала твердо, как настоящая ирландка, уверенная в своей правоте.

Патрик прожил больше, чем год: вот уже десять лет, как Ванесса Криспин, бывшая когда-то юной актрисой в легкомысленном платьице в горошек, стала его женой — не перед людьми, перед Богом. Каждый вечер она читала ему книги, по утрам — пела песни, и каждое воскресенье на столе были телячьи котлетки. Сегодня он впервые улыбнулся ей, и в глубине выцветших, почти прозрачных глаз, мелькнул лукавый огонек: Патрик О'Нил вернулся на мгновение, и тут же исчез.

* * *

Через пару недель после того памятного ужина, актриса театра "Сезон дождей" Кэрриган Монтгомери собралась в гости к мисс Криспин. На сей раз, планируя удивить ее собственным кулинарным талантом. Она блистательно отрепетировала речь и прокручивала ее в уме. Мешая обогнать себя и занимая всю дорогу, впереди медленно шли две толстые женщины, оживленно что-то обсуждавшие. Кэрри прислушалась и поняла, что в речи нет нужды: старая мисс Криспин скончалась три дня назад, сразу после похорон своего мужа.

— Бедная Мод! — сетовала та, что в клетчатом переднике, — Всю жизнь провозилась с этим калекой! И вот, отмучилась!

— Да, не повезло, — ответила вторая, и обе, в ничем не нарушаемом душевном согласии, двинулись прочь, оставив мисс Монтгомери стоять посреди мостовой. Ей идти было некуда.

Кэрри никогда не была сентиментальной дурочкой. Черный бездомный песик подошел к ней и остановился на безопасном расстоянии. Кэрри поняла, что сейчас самое время заговорить:

— Деточка... — губы ее дрожали, голос прерывался, а пальцы пытались и все никак не могли развязать шпагатный узел маленького, насквозь промасленного пакета. — Деточка, иди сюда. У меня есть для тебя телячья котлетка...

И она разрыдалась.