Магия любви, или Большая счастливая семья (гет)

Миссис Петуния Дурсль, тридцати четырёх лет от роду, сидела в вестибюле отеля «Жанна д'Арк» и думала о том, как неудачно у неё сложилась жизнь.

Во-первых, Петуния с детства была невзрачной, особенно по сравнению с младшей сестрой, рыжеволосой красавицей Лили. Кроме того, на фоне искромётного обаяния всё той же Лили довольно-таки желчный характер старшенькой отталкивал от неё всех окружающих. Даже этот крючконосый неряшливый мальчишка из Тупика Прядильщиков, даже он вздыхал только по Лили, что уж говорить о более приличном обществе!

Во-вторых, потом оказалось, что Лили ещё и волшебница. Её зачислили в какую-то спрятанную на севере Британии магическую школу с совершенно дурацким названием — что-то там, связанное с бородавками — и она стала пропадать там с сентября по июнь, а возвращаться с карманами, набитыми какой-то дрянью, и дома варить зелья, превращать чашки в крыс, заставлять книги летать... Короче, весь уют родного жилища для Петунии был испорчен безнадёжно. Её саму, между прочим, когда она хотела тоже попасть в эту школу магии, вежливо послали. С тех пор она разрывалась между двумя чувствами — презрением к ненормальности сестры и тайной завистью к ней же.

В личной жизни всё сложилось так, как и ожидалось. За Лили поклонники ходили толпами — что обычные, что волшебники, — и в итоге она вышла за самого популярного парня из своей школы, Джеймса Поттера (по мнению Петунии, вульгарного юнца с таким же вульгарным именем). Петуния же смогла подцепить только Вернона Дурсля — толстого, как боров, старше её на тринадцать лет, но зато солидного, надёжного и владельца собственной компании.

Ну и разумеется, по всем законам подлости, супруги Поттеры были убиты кем-то особо ненормальным из их магической братии, а их маленького сына Гарри подкинули Петунии на порог.

С тех пор женщине пришлось тащить на себе двух мальчишек — своего Дадли и подкидыша Гарри. По правде говоря, не нужен ей был ни один из них — уж больно Вернон хотел наследника. И что касается Дадли, он находился в блаженном неведении относительно того, как его мама на самом деле не любит детей. Дадли Петуния баловала сверх всякой меры — в основном для того, чтобы позлить Гарри. Волшебник подрастающий, тоже мне! Даже кузену сдачи дать не может.

Нет, иногда с Гарри случались загадочные истории, которые иначе как проявлениями волшебства не назовёшь, но Петуния предпочитала делать вид, что не замечает их. Как она убедилась на примере гибели сестры, от магии людям адекватным надо держаться подальше.

Так и жили Дурсли — нормальнее не придумаешь. Жили, подстраиваясь под рабочий график Вернона и программу любимых телепередач Дадли.

Но иногда в обыденной рутине случались пробелы. Как вот, например, этим летом. Накопив денег, Вернон торжественно объявил, что они всей семьёй поедут на месяц отдыхать в Париж.

И вот теперь Вернон и Дадли уехали в магазины — Дадли хотел поискать какие-нибудь компьютерные игры, которых, возможно, нет в Англии. Гарри, ясное дело, сидел в номере. А Петуния, отговорившись головной болью, читала газету в вестибюле, пила сок и размышляла о печальном.

«Была бы у нас хоть кошка, — тоскливо подумала она. — Кошки женщин всегда понимают. Так нет, тоже мне везёт исключительно — у мамы была на шерсть аллергия, у Дадлика теперь тоже...»

Внезапно о её ногу потёрлось что-то мягкое, и раздалось тихое мурлыканье.

Отложив газету, Петуния с удивлением посмотрела вниз. У ножки кресла сидела прелестнейшая пушистая кошечка — точь-в-точь такая, о какой она всегда мечтала. Серо-чёрная, хвост трубой, и большие жёлто-зелёные глаза. Взгляд их казался удивительно проницательным.

— Я-а-а-у, — лениво протянула кошка. Петуния с улыбкой наклонилась и почесала ей за ухом, на что кошка отозвалась новым раскатистым мурлыком.

— Ты, наверное, чья-то, — с сожалением сказала Петуния, понимая, что бродячих животных в отель вряд ли запустят. — Или ты потерялась?

— Яу! — на сей раз кошка, видно, была возмущена таким предположением. Мол, я-то? Потерялась? Ещё что-нибудь скажи!

Она вспрыгнула Петунии на колени, и та погладила густую шёрстку, одновременно горестно вздыхая оттого, что такой ухоженной потеряшка или тем более уличная кошка быть не может, а значит, скоро явится хозяин...

— Вот ты где! — раздался возглас, и кошка, задремавшая было, встрепенулась и спрыгнула на пол. К ней уже спешил лысеющий мужчина лет пятидесяти.

— Извините, мадам, — старательно сказал он по-французски, подняв свою любимицу на руки и кивнув Петунии. — Миссис Норрис вам не помешала?

— Можно по-английски, — улыбнулась Петуния. — И ваша миссис Норрис ничуть меня не потревожила. Она очень славненькая.

Незнакомец прямо расцвёл:

— Вот вижу истинного ценителя! Мою бедняжку миссис Норрис мало кто любит.

— Да что вы? — искренне удивилась Петуния. — Прелесть же какая кошечка!

— И умненькая на редкость, — подтвердил мужчина. — За это её, собственно, и недолюбливают... Я завхозом в школе работаю, и миссис Норрис — бесценная помощница. У неё потрясающий нюх на нарушителей правил.

— Ничего себе! — восхитилась она. — Я думала, только собаки так могут! Вот так миссис Норрис у вас. Как же я вам завидую, мистер... э... простите?

— Филч, — подсказал он. — Аргус Филч.

— Петуния Дурсль, — представилась и Петуния.

— Вы кошек, вижу, очень любите?

— Обожаю! Только у мужа моего на шерсть аллергия, вот и не завести никого... И родственники все тоже кошек почему-то ненавидят. Золовка так вообще бульдогов разводит.

— Бульдогов? Это бешеные зверюги, кто их может у себя держать, не знаю! Хорошо хоть, у меня достаточно прав, чтобы запретить ученикам школы притаскивать собак.

Петуния и её новый знакомый говорили ещё долго и обнаружили много других общих интересов. Оба они не любили детей. Оба частенько следили за знакомыми — Петуния за соседями, Филч за учителями и учениками — и потом перемалывали им косточки. Оба вершиной человеческого счастья считали Нормальность и Установленный Порядок.

Как-то так само собой сложилось, что они встретились на следующее утро за завтраком — Петуния без всякого будильника встала раньше, чем обычно. А потом мистер Филч предложил ей сходить вместе с ним в зоомагазин — пополнить запасы корма для миссис Норрис. Естественно, она согласилась.

Через пару дней значительно повеселевшая Петуния уже и не представляла себе жизни без Аргуса Филча. Именно такой человек был ей нужен — рассудительный, понимающий. А что ещё старше, чем Вернон — так и ничего, мужчины постарше всегда гораздо умнее, а детей она всё равно не планирует... Конечно, Аргус школьный завхоз, ни о какой собственной фирме и речи нет — но, как поняла Петуния, у него должность и зарплата стабильные, а Вернон вон вечно дрожит над курсом фунта... И к тому же, когда в твоей жизни появляется Истинная Любовь, деньги перестают казаться такими уж значимыми. А в том, что она нашла Истинную Любовь, Петуния не сомневалась.

И самое прекрасное, что в этом не сомневался и Аргус.

— Миссис Дурсль, — торжественно сказал он три недели спустя, когда они ужинали в ресторане отеля. — Я должен признаться в чём-то очень важном. Боюсь, чтобы вы меня не поняли превратно...

У Петунии быстро забилось сердце и запылали щёки, прямо как у героини французского романа.

— Видите ли... лучше сказать заранее, что я человек, как и вы, очень невезучий по жизни. Пока я с вами не познакомился, у меня была только миссис Норрис. И дело в том, что... гм... меня окружают ненормальные.

— Кошмар какой! — воскликнула Петуния. — Ваша школа — интернат для умалишённых?

— Хуже, — загробным голосом сказал Аргус. — Не смейтесь, но я работаю в школе... так сказать... ну да, магической.

У неё округлились глаза.

— Я родился в магической семье, правда, рано осиротел, но мой дед, воспитавший меня, тоже был волшебником. А я — нет! Я, в отличие от многих, обычный человек! Уж как меня шпыняли, чтобы из меня магию вытянуть! Но, к счастью, во мне этой дурости вовсе не оказалось. Род Филчей — очень древний и колдовской, выгонять меня совсем из своего мира эти приду... волшебники не хотели, вот и пристроили. Завхозом в Хогвартс. Простите, миссис Дурсль — вы мне не верите...

— Верю! — с горячностью ответила Петуния. — Ещё как верю! У меня сестра младшая уродилась с этой магией и в Хогвартсе отучилась. Лили Эванс — помните, может?

— Как же не помнить! Она-то была более-менее примерная девочка, сразу видно — ваша сестра. На каникулах только с колдовством шалила, но ей прощали, талантливая, мол, была. А вот её муженёк будущий... Джеймс Поттер... ох, с ним я намаялся... Он и его дружки с отработок просто не вылезали.

Вспоминая Поттера, Петуния решила, что не слишком-то он после школы исправился.

— Понятно, они геройски погибли, жалко их очень, Тот-Кого-Нельзя-Называть и меня в своё время чуть не убил, — вздохнул Филч. — Но седые волосы от поттеровских отработок у меня останутся навсегда.

— Гарри Поттер, боюсь, весь в отца, — пожаловалась Петуния и рассказала Аргусу о племяннике.

— Этот ещё на мою голову! Постойте, у него же, выходит, скоро день рожденья?

— На последний день нашего отдыха приходится.

— Уф. Его на одиннадцатилетие в школы магии зачислят, а так как вы сейчас во Франции, на него среагирует и система приёма местной школы Шармбатон. Умоляю, миссис Дурсль, скажите ему, чтобы он пошёл туда, а не в Хогвартс. Иначе я просто не выдержу. Мне близнецов Уизли хватает, второго Поттера я не переживу.

— Хорошо, я всё скажу, — Петуния была только рада, что Гарри может остаться со всей ненормальностью во французской школе.

— Так вот, миссис Дурсль, я хотел признаться в кое-чём очень важном...

На следующее утро Петуния растолкала мужа ни свет ни заря со словами:

— Вернон! Пошли!

— Куда-а ещё? — зевнул тот.

Встав в позу героини одного из сериалов, которые она любила смотреть, Петуния объявила:

— Вернон, я должна рассказать тебе всё. Мы не можем больше оставаться вместе. Я полюбила другого и хочу выйти за него замуж.

— Э? — переспросил ещё не до конца проснувшийся Вернон. — Чего ты там полюбила?

— Не чего, а кого! — рассердилась она вконец. — Мне очень жаль тебя, но я не могу идти против своего сердца. Я хочу выйти замуж за другого!

— И ты будишь меня в такую рань, чтобы цитировать сериалы? — взревел супруг. — Совсем совести не осталось!

— Вот ведь дурень! Я хотела, чтобы мы расстались дружески, но, видимо, не получится!

— Петуния, расскажешь мне всё часа через четыре, — повернувшись на бок, Вернон захрапел.

Она пыталась разбудить его ещё пять раз, а на шестой мистер Дурсль сонно посоветовал:

— Да иди ты куда подальше! И не возвращайся!

— Ну наконец-то. Согласие второй стороны раздобыто, — победоносно сказала Петуния и вылила на мужа кружку холодной воды.

Потребовалось ещё полчаса, чтобы смысл происходящего окончательно дошёл до Вернона Дурсля, а когда это произошло, разозлённый ранней побудкой и внезапным сумасшествием (как он это назвал) Петунии муж даже и не подумал возражать против расставания. Твёрдо сказав, что Дадлик останется с ним, он помчался подавать заявление на развод быстрее самой Петунии.

Всё это время не выходивший дальше того же гостиничного ресторана Гарри на грядущие перемены в жизни Дурслей отреагировал спокойно. Тёти Петунии не будет — значит, никто не будет красить его школьную форму в серый, наполовину меньше будет придирок и наказаний. Правда, всё-таки тётя ему была роднёй, а дяде Вернону он не приходился фактически никем, но на практике разницы не ощущалось никакой.

«Я и так пойду в новую школу, — мечтательно размышлял Гарри. — Буду там целый день сидеть, вот и не буду Дурслей вообще видеть».

Свадьба тёти Петунии и Аргуса Филча оказалась назначена как раз на день рожденья Гарри. В приливе неожиданного хорошего настроения Петуния сказала мальчику:

— Можешь пойти со всеми в парк и попить чаю с тортом. Чтоб вёл себя прилично и меня перед Аргусом не позорил!

— Ого, — только и смог вымолвить Гарри, ошарашенный такой добротой. Наверное, действительно тётя встретила Истинную Любовь — иначе с чего бы вдруг она так смягчилась? Спохватившись, Гарри добавил:

— Спасибо большое!

Но тётя уже упорхнула примерять платье.

Празднество проводилось в солнечном парке Бют-Шомон. Празднество — сказано громко, потому что приглашено было, собственно, четыре человека, не считая самих молодожёнов и фотографа: Гарри и Дадли, сухонькая миниатюрная особа в странной фиолетовой мантии, которая представилась как троюродная сестра жениха Рианделла Филч, и белобородый старик профессор Дамблдор, директор школы, где мистер Филч работал. Четыре человека плюс занимавшая отдельное место за столом кошка жениха — миссис Норрис.

Тётя Петуния, к изумлению Гарри, выглядела в пышном белом платье и фате настоящей красавицей, а мистер Филч, которого Гарри представлял как второе издание дяди Вернона, оказался по сравнению с последним очень даже ничего.

— На отца ты похож, волосы такие же, чёрные да лохматые, — сказал он Гарри при знакомстве. — А вот воспитанием да поведением на мать. Примерная была ученица Лили Эванс.

Гарри был потрясён — впервые встретил он постороннего человека, знавшего его родителей! Но мистер Филч повернулся к своей невесте, и расспросить его подробнее не удалось.

Зато мисс Филч и профессор Дамблдор встретили Гарри с распростёртыми объятьями. Мисс Филч, прослезившись, за что-то невнятно благодарила мальчика, на что тот не знал, как ответить, а профессор Дамблдор, улыбаясь в бороду, сказал:

— Ты, наверное, запутался совершенно, Гарри. Что ж, я сегодня тебе всё расскажу. Тем более что совы вот-вот прилетят...

— Совы? — удивился мальчик, но профессор жевал шоколадную конфету и не ответил. Решив отложить вопросы до конца праздника, Гарри тоже принялся за угощение — ему редко удавалось полакомиться как следует, и сейчас надо было пользоваться моментом. А то Дадли, не терявший времени на всякие знакомства и приветствия, уже успел нанести немалый урон трёхъярусному кремовому торту...

Когда солнце стало клониться к закату, веселье пошло на спад. Обеспечивали его в основном Петуния и Дамблдор, болтавшие без устали — брат и сестра Филчи явно по природе не были особо компанейскими, у Дадли рот был занят, а Гарри не привык находится в дружелюбном обществе.

— Солнце садится! — объявил вертевшийся всё это время рядом фотограф (Гарри его даже жалко стало, так бедняга, должно быть, устал). — Месье и мадам Филш, рекомендую сделать пару снимков у храма Сибиллы! — Дамблдор почему-то захихикал, но молодые с удовольствием согласились и последовали за фотографом.

И вовремя. В этот момент на стол изящно спланировали обещанные совы, серая неясыть и маленький серовато-белый сыч с опушёнными лапками. Гарри так и подпрыгнул. Дадли, методично уничтожавший шоколадки из большой коробки, ничего не заметил. А мисс Филч и Дамблдор понимающе улыбнулись и кивнули.

У каждой совы к лапе был привязан плоский конверт — белый у неясыти, переливчато-розовый у сыча.

— Вот, Гарри, выбирай. Тебя готовы принять в двух школах волшебства, — беззаботно сказал Дамблдор, потянувшись за новой конфетой.

Очень неловко отказываться от приглашения в волшебную школу. Неловко втройне, если справа от вас сидит и безмятежно ест марципанки директор упомянутого заведения, только что объяснивший вам, кто были ваши родители и почему вы знамениты в магическом мире. Но Гарри не мог иначе. В письме из Хогвартса был постскриптум, сообщающий, что Гарри не будет одиноко в школе в любом случае, потому что — вот радость-то! — на должность ассистента школьного завхоза не далее как вчера была взята его родная тётя Петуния. Хотя тётя благодаря свадьбе сильно подобрела, Гарри не хотел выяснять, долго ли продержится эта доброта. Нет уж! В нежно-розовом искрящемся конверте из Академии магии Шармбатон содержался его шанс избавиться от любых Дурслей на большую часть года, и Гарри этот шанс упускать не собирался.

— Ну что, Гарри? — весело спросил профессор Дамблдор. — Шармбатон, конечно же?

Гарри смутился.

— Не стесняйся. Я, — тут Дамблдор понизил голос, — располагаю сведениями о твоей тёте и отлично тебя понимаю. Но видишь ли, тебя защищают чары, неосознанно наложенные Лили Поттер... для того, чтобы они действовали, тебе придётся — как ни парадоксально — проводить в Хогвартсе каникулы.

— А я думал, что я остаюсь с дядей Верноном и Дадли.

— О нет, для нормального действия материнской защиты ты должен жить с кем-то из её кровной родни. Скажем так: необязательно жить с ней круглый год, но ты должен считать дом Петунии — теперь это Хогвартс — своим домом.

— Ну ладно, — немного подумав, сказал Гарри. В конце концов, два месяца тёти Петунии (без дяди и Дадли) — это терпимо. К тому же в Хогвартсе как-никак тоже волшебства много, каникулы будут интересными... И Дамблдор там директором. — А тётя разрешит мне пойти на какие-нибудь курсы французского? Иначе я в Шармбатоне долго не протяну.

— Для иностранных студентов во всех школах магии есть Переводческие Пастилки — штука в день. Их действие месяца через полтора сходит на нет, но за это время тебя уже на специальных дополнительных курсах обучат достаточно.

— А что мне ответить на это письмо из Шармбатона? И как послать ответ? — вопрос был резонный, потому что и сыч, и неясыть улетели, едва Гарри успел взять у них письма.

— Напишу я, — заверил его Дамблдор. — У меня есть своя почтовая сова. Раз уж я сюда приехал, мадам Максим разрешит мне помочь тебе с школьными закупками.

В этот момент к столу подошли вволю нафотографировавшиеся молодожёны.

— Аргус, можешь быть спокоен, — сказал директор. — Гарри изъявил желание поступить в Шармбатон.

— Великолепно, — с непередаваемым чувством ответил завхоз.

Вскоре после этого все разошлись. Вернон Дурсль, ещё более надутый, красный и злой, чем обычно, забрал вполне довольного жизнью Дадли. Мисс Филч с лёгким хлопком просто исчезла — Дамблдор назвал это «аппарацией», мгновенным перемещением. А счастливая пара отправилась в магическую часть Парижа, квартал Ронсево, где их ждал отель «Дюрандаль» с номером для новобрачных. Дамблдор и Гарри, деликатно державшиеся поодаль, шли следом.

Чтобы попасть в этот самый Ронсево, требовалась, по сути, самая малость — пройти через крохотную, зажатую между двумя высотками зеленную лавку. Её никто, кроме волшебников, очевидно, не замечал, или замечал, но проходил мимо — потому что если с той стороны, которая была обращена к обычному Парижу, были разложены яблоки, персики и груши, то стоило шагнуть чуть вглубь помещения, и можно было увидеть кучу трав и плодов непонятного вида и происхождения.

Квартал Ронсево поразил Гарри своей многоцветностью. Хотя и простой Париж сложно назвать серым и скучным, здесь мальчика встретило подлинное буйство красок. Странной формы радужные дома на семиугольной площади, вымощенной зелёными и жёлтыми камнями, пронзительно-серебряные струи бесчисленных фонтанчиков, витрины магазинов, где виднелись старомодного вида различные мантии, сверкающие украшения, клетки с пёстрыми совами и ястребами... Глаза разбегались.

— Гарри, я тогда оставляю тебя с профессором, — обернулась тётя Петуния. — Он сказал, что для тебя в отеле отдельная комната. До завтра.

— До свиданья, тётя, — Гарри всё не мог привыкнуть к произошедшим с ней изменениям.

Новоявленные мистер и миссис Филч отправились к огромному особняку, расписанному батальными сценами, а Дамблдор потянул Гарри в противоположную сторону:

— Пойдём покупать тебе школьный инвентарь.

Следующие два часа Гарри предпочёл бы забыть. Дамблдор привёл его в магазин волшебных палочек некоей мадам Левиран, где круглолицая болтливая волшебница в пронзительно-розовой мантии заставила его пробовать, по её выражению, палочки. Одну за другой, одну за другой. Проба заключалась в том, что Гарри брал палочку (на его взгляд, они отличались разве что длиной) и делал взмах. В лучшем случае не происходило ничего, в худшем — разбивалось окно, которое мадам Левиран немедля чинила.

Кончилось всё тем, что Гарри внезапно оказался владельцем палочки, которую мадам Левиран сперва назвала бракованной.

— Пустышка, — объяснила она. — Сделана из омелы, я хотела туда вложить чешую василиска, да слишком мало вырезала изнутри дерева. Ни одна сердцевина не уместилась.

Но, как Гарри убедился сам, именно эта пустышка ему и подошла — он, едва взяв её, почувствовал, как тепло становится руке, увидел, как из палочки льётся ровный свет.

— Ну и ну! — воскликнула мадам Левиран. — В жизни такого не видела.

— А омела была обычная или магическая? — спросил до этого молча наблюдавший Дамблдор.

— Точно не магическая сама по себе, но, учитывая, что я нашла это деревце в Скандинавии недалеко от Дурмстранга, её вполне могло что-нибудь зачаровать.

— Конечно же! — энергично согласился директор. — Что ж, Гарри, идём за мантиями!

Падавший от усталости Гарри готов был спросить, а нельзя ли зайти за ними потом, но Дамблдор был непреклонен. К счастью, покупка мантий, книг и всего прочего не заняла и половины того времени, которое было потрачено на палочки. Вывалившись из последнего магазина с нахохлившейся болотной совой на плече (Дамблдор предлагал купить более редкого и красивого питомца, но уж очень Гарри пожалел печальную птицу, притулившуюся в углу клетки), мальчик вдруг спохватился:

— Подождите, сэр! Вы ведь на меня свои деньги потратили! Как же я отдам... у меня же даже карманных нет...

— У тебя есть наследство от родителей в банке «Гринготтс», — успокоил его Дамблдор. — Завтра с тётей и мистером Филчем в Англию на остаток лета отправитесь, там всё, что нужно, из банка и возьмём, и тебе на карманные расходы ещё на полжизни останется.

Гарри, тётя Петуния и мистер Филч улетели в Лондон на следующий день. Им пришлось лететь на одном самолёте с дядей Верноном и Дадли, но переваривавший вчерашние впечатления Гарри не обращал на это внимания и в приливе добрых чувств подарил Дадли купленную в Ронсево коробку искрящихся шоколадных конфет.

Судя по благостно-счастливому выражению лица Дадли, тот в последний момент немного изменил своё мнение о двоюродном брате.

Гарри пришлось сбегать, по инструкциям Дамблдора, в магический Лондон, он же Косой переулок (вероятно, названный в память о состоянии проектировавших его градостроителей). Там он зашёл в банк «Гринготтс» и в компании крайне неприятного вида гоблинов доехал до сейфа своих родителей на чём-то вроде вагонетки американских горок.

Сейф Гарри, мягко говоря, изумил. Горы золотых, серебряных и бронзовых монет! И это — деньги молодой пары, погибшей в двадцать один год! Неплохо живут волшебники... Он попробовал представить себе сейф Дамблдора. Представил только иллюстрацию из прочитанного в школьной библиотеке «Хоббита»: огромный дракон, лежащий на золотой горе.

— Ну давайте, мистер Поттер, берите наличные! — пробурчал сидевший в вагонетке гоблин. — Время идёт!

Вздрогнув — он совсем забыл о сопровождавших его гоблинах — Гарри поспешно рассовал по карманам монеты. Должок Дамблдору за школьные вещи (пусть Дамблдор очевидно не нуждался в деньгах, Гарри был от природы человеком честным), плюс двадцать золотых галлеонов на расходы. Если судить о том, что мистер Филч за один день в шикарном отеле потратил всего-то восемь сиклей, двадцати галлеонов в течение учебного года хватит за глаза и за уши.

По Косому переулку Гарри, конечно же, прогулялся — хоть и опасался заблудиться. В книжном магазине он познакомился с на редкость растрёпанной девочкой, своей ровесницей, которую звали Гермиона Грейнджер. За десять минут она умудрилась отбарабанить ему всю магическую историю Британии по одной из толстых книг, которые тащила под мышкой. Гарри мысленно поблагодарил Дамблдора за то, что он предупредил его о славе среди магов — поэтому, когда новая знакомая наконец-то удосужилась спросить, как его зовут, он ответил:

— Гарри. Я племянник Аргуса Филча.

— Очень приятно. А ты знаешь, что Филчи впервые упоминаются в восьмом веке, в так называемом Сборнике леди Вивьен...

Гарри ретировался. Юркнув в кафе-мороженое, он порадовался своей удаче. Если бы он пошёл в Хогвартс, эта особа была бы его одноклассницей!

Ему суждено было порадоваться об этом ещё дважды. В кафе он наткнулся на семью — родители и мальчик. Все трое одетые в дорогие элегантные мантии, это даже мало разбиравшийся в моде Гарри понял. Все трое светлоглазые блондины, и у всех выражение лиц такое, будто они императоры среди нищих. Как назло, мальчик Гарри заметил и познакомился — оказалось, зовут его Драко Малфой. Тут Гарри не то что на десять минут не хватило — он сбежал сразу, вежливости ради назвав имя и опять прикрывшись фамилией Филч.

А напоследок, уже на выходе из Косого переулка, Гарри увидел мага, вроде бы ведущего в Хогвартсе Защиту от Тёмных Искусств.

Ну что сказать? Гарри только начал знакомиться с миром волшебников, но он не думал, что преподаватель по такому предмету должен вечно заикаться и шарахаться от любой тени.

В общем, вернувшись в гостиницу, где обосновались на медовый месяц — до начала учебного года — тётя Петуния и мистер Филч, Гарри с порога заявил:

— Как же я счастлив, что пойду не в Хогвартс!

— А расходы? — тут же спросила тётя. — Между прочим, в Хогвартсе тебе бы всё выдавали бесплатно как родственнику сотрудников.

— Не бойся, Петуния, — сказал Филч. — У Поттеров в сейфе, если я не путаю, осталась кругленькая сумма.

— Правда? — заинтересовалась тётя.

— Да, — подтвердил Гарри. — Если хочешь, я попрошу гоблинов, чтобы тебя по договорённости какой-нибудь пустили...

— Вот ещё! — сварливо возразил Филч. — У нашей семьи, да будет тебе известно, четыре сейфа в разных отделениях «Гринготтса». Ещё не хватало, чтобы ты вообразил, будто я с Петунией из-за твоих денег связался!

Восхищённая этой благородной речью, Петуния порозовела и захлопала ресницами. В который раз за день Гарри удрал — на сей раз в свой номер. Его присутствие стало совсем лишним.

На следующее утро он, вспомнив об одной мелочи, снова сбегал в Косой переулок — только в банк. У гоблинов он обменял три галлеона из своих сбережений на фунтовые банкноты и остаток августа провёл замечательно, днём бегая по достопримечательностям Лондона, вечерами изучая французские и английские колдовские книги. Он узнал немало подробностей о Том-Кого-Нельзя-Называть, убийце своих родителей и величайшем тёмном волшебнике, и установил, что будет, если вместо заклинания трансфигурации металла прочтёшь заклинание трансфигурации дерева. Он вычитал кучу занимательных историй разной степени правдивости о четырёх Основателях школы Хогвартс и выучил наизусть имена мужей графини-чародейки Мелисанды, первой директрисы Шармбатона.

В общем, каникулы у Гарри впервые в жизни были очень плодотворными и пролетели быстро. Не успел он оглянуться, а тридцать первого августа уже уехали в Хогвартс Филч, Петуния и миссис Норрис — за ними прислали странную карету без лошадей. Тётя несколько раз повторила перед отъездом:

— Ты смотри, веди себя достойно! Ещё не хватало, чтоб тебя оттуда исключили и к нам отправили!

Надо отметить, что до этого Гарри не исключали из школы ни разу.

Утром первого сентября, не успел он собрать вещи, как к его окну подлетела белая лошадь с большими пушистыми крыльями. Гарри в ужасе огляделся по сторонам — нет, вроде никого рядом не было... Приглядевшись к лошади, он убедился, что по краю алого седла вышито название «Шармбатон».

Пока он бегал сдавать ключи от номера и кидал последние вещи в рюкзак, он опасался, не растает ли удивительная гостья в воздухе — даже на фоне событий последнего месяца крылатая лошадь над Лондоном выглядела совсем уж невероятно. Но она терпеливо его дождалась — и её вновь никто не заметил. Наверное, на шармбатонских посланцев накладывали какие-то скрывающие чары.

Гарри с опаской сел в седло — с верховой ездой он был знаком только по старым ковбойским лентам, которые любил иногда смотреть Дадли, потому что там много стреляли.

Но крылатой лошади умение наездника, видно, не требовалось. Она сразу взмыла в голубое утреннее небо, и, глядя на проплывающие внизу лондонские крыши, Гарри окончательно понял, что его жизнь изменилась полностью и навсегда.

Полёт длился уже час с небольшим, и Гарри устал следить за проплывающими внизу желтовато-зелёными полями и изумрудными массивами лесов. Обхватив шею лошади руками, он дремал, надеясь, что магия не позволит ему свалиться вниз.

Лишь когда холодный ветер в лицо утих, а движение ощущаться перестало, он проснулся.

Перед ним возвышался изумительной красоты золотисто-голубой дворец. С высокими остроконечными башенками, мраморными колоннами, узкими окнами, он не был похож ни на какое обыкновенное здание, а казался сошедшим прямиком со со страниц какой-нибудь книжки сказок.

Дворец окружала ограда с узорчатой решёткой. Огромные ворота были гостеприимно распахнуты, и перед ними постоянно опускались крылатые кони, несшие на себе учеников.

Гарри слез на землю и несмело пошёл к воротам вслед за группой степенно разговаривавших о чём-то юношей лет шестнадцати.

На входе всех встречала девочка, смотревшаяся на фоне дворца просто замечательно — именно такими Гарри представлял себе сказочных принцесс. Длинные белокурые волосы, светло-голубые проникновенные глаза, белая кожа, и в дополнение ко всему сверкающая лазоревая мантия.

— 'Арри Поттер! — всплеснула она руками, увидев его. — Сам 'Арри Поттер! Мы и не надеялись, что ты пойдёшь к нам!

Она протянула ему какой-то белый квадратик.

— Это пастилка-перевод, — пояснила она. — Мы все не очень хорошо говорим на английском.

Гарри, продолжавший смотреть то на переливающуюся мантию девочки, то на сияющую золотом арку над входом, проглотил пастилку, даже толком не распробовав её. Но эффект не замедлил сказаться — картавое бормотание вокруг немедленно стало простой и понятной речью.

— Добро пожаловать в Шармбатон, Гарри Поттер, — улыбнулась блондинка. — Я староста, меня зовут Флёр Делакур. Проходи, пожалуйста, в Главный зал.

И всё ещё оторопевший от новой волны впечатлений Гарри вошёл во дворец, где ему показалось, что он сейчас вконец ослепнет от царивших кругом блеска и искрения. Если бы Флёр, вошедшая следом, чтобы проводить в зал первокурсников, не взяла его за руку, он бы точно потерялся, не успев сделать и шагу.

Постепенно глаза привыкли, и Гарри понял, что их ведут по величественному широкому коридору. Под потолком висели громадные хрустальные люстры, окна пестрели разноцветными витражами, а на стене висели великолепные портреты прежних директоров. Портреты были живыми и приветственно кивали новым ученикам, но Гарри был в таком ошеломлении, что забывал этому толком удивиться.

В конце коридора он ожидал увидеть новую золотую арку, за которой находился бы тот Главный зал, о котором говорила староста, но коридор, как оказалось, заканчивался тупиком — зеркалом во всю стену в золотой раме.

— Это зеркало волшебное, — пояснила Флёр, отступить чуть в сторону, чтобы все первокурсники могли налюбоваться. — Оно скажет вам, на какой факультет вы отправитесь.

Гарри навострил уши. О распределении на факультеты Хогвартса он читал, там нужно было примерять старую шляпу кого-то из Основателей, а вот до соответствующей церемонии в Шармбатоне он дойти не успел. Значит, тут зеркало... А факультеты какие? Это он смутно помнил, из одной из книжек...

— Факультетов у нас пять, — сказала Флёр. — Элеганс, Эспри, Ботэ, Ноблесс и Мистэр. Зеркало решит, где вы подойдёте больше...

Французский язык Гарри знал мало, но названия факультетов разобрал — и скривился. Девчачьи они какие-то! Элегантность, Остроумие, Красота, Благородство и Загадка, тоже мне! И среди учеников что-то подозрительно много девочек, и дворец так сверкает и переливается, как женщинам нравится... Ещё не хватало! Может, лучше было бы терпеть тётю Петунию?

Он не додумал эту мысль до конца, а Флёр уже торжественно подвела его к зеркалу.

— Хи-хи, — тоненько засмеялось зеркало голосом героини французских комедий. — Гарри Поттер сбежал от тётки и хочет найти своё место в мире здесь?

Гарри тревожно покосился на окружавших его остальных новичков — но никто, видимо, даже не заметил этого голоса.

— Ой, не могу! Ты думаешь, я во всеуслышание говорю? Как же я распределяло бы по факультетам, если бы болтало всё вслух? Да меня бы уволили через два дня! Тут ведь иногда та-а-акое сказанёшь. Ну, что, и куда же наш Избранный хочет?

— Я... я не Избранный, — пробормотал Гарри. Судя по всему, не только зеркало, но и его не было слышно другим.

— Ну хорошо, — покладисто отозвался серебристый голосок. — Так куда тебя отправить-то? Давай, люди ждут!

— На Эспри, — выбрал он факультет с наименее девчачьим названием.

— На Эспри? Тебя? Не обессудь, но туда ты не подойдёшь, характер не тот. Не ко двору придёшься. Там такие острословы, только держись!

— Решай тогда само, — обиделся Гарри. Зеркало задумалось — в его глубине завертелись синеватые облачка.

— Ноблесс? — забубнило оно. — Пожалуй, нет, на нём все из древних или хотя бы известных родов, а ты полукровка и вдобавок иностранец. До Франции Вольдеморт не добрался, здесь тебе меньше скидок будет за то, что его обезвредил. Так-с. Мистэр? Тоже не для тебя, тебе бы с честными и открытыми людьми учиться, а на Мистэр идут кокетки и интриганы. Хор-рошо-о... Ботэ или Элеганс?..

Тут уж Гарри едва не застонал от отчаяния. Красота! Элегантность! Ничего себе выбор! Он что, расфуфыренная девчонка из сериалов тёти Петуньи?

— У тебя глаза совсем как у твоей бедной покойной мамочки! — возвестило наконец зеркало. — А твоя мама сюда приезжала, на медовый месяц. Я сразу сказало — была б она француженкой, прямая была б ей дорога на Элеганс. А раз так — иди, Гарри, туда, в память о ней! Я решило!

Эти слова были, очевидно, кодовыми для снятия чар неслышимости. Зеркало погладила по раме Флёр:

— Ну, как?

— Элеганс! — звонко сообщило зеркало.

И под аплодисменты первокурсников оно отодвинулось в сторону, а за ним обнаружился долгожданный Главный зал. Флёр подтолкнула Гарри, и он робко шагнул вперёд.

— Первый первокурсник этого года! — гаркнула высоченная директриса, мадам Максим, о которой ему успел порассказывать Дамблдор. Костлявая великанша, одетая в совершенно не подходившую ей нежно-лиловую мантию, сидела за длинным столом на противоположном конце зала, обмахиваясь огромным веером с перьями попугаев. Свободной рукой она держала соответствующих размеров золотой монокль. — Поприветствуем Гарри Поттера!

Старшекурсники, сидевшие за длинными белоснежными столами, взорвались аплодисментами. Гарри читал, что в Хогвартсе каждый факультет сидит за отдельным столом — но здесь явно этого не было, столов было никак не менее десятка. По крайней мере, можно было не разыскивать этот свой Элеганс — даже после того, как зеркало сказало ему о маме, Гарри не был настроен особо радостно относительно нового факультета. Он с тоской вспомнил о нормальных хогвартсских Гриффиндоре и Рейвенкло, и в десятый раз подумал, так ли уж сильно мешала бы ему тётя Петуния, пойди он в Хогвартс...

Он неловко улыбнулся, кивнул всё ещё неистово аплодировавшим шармбатонцам и присел на ближайшее свободное место за столом. На белой скатерти немедленно возникло фарфоровое блюдо с устрицами в блестящих ракушках.

— Они очень вкусные, — сказала ему соседка, смуглая жгучая брюнетка лет тринадцати. — Попробуй.

Из вежливости Гарри подцепил вилкой одного моллюска и начал жевать, не разбирая вкуса. Девочка во все глаза смотрела на него, хлопая длинными чёрными ресницами и улыбаясь, и от этого ему было ужасно неуютно.

— Меня зовут Аделина Груатон, я из Ниццы, — представилась она. — Так рада, что встретила самого Гарри Поттера! Я полукровка, как и ты.

— Как интересно, — невпопад промямлил Гарри, пытаясь наколоть на вилку ракушку.

— Мой отец чистокровный, из средней ветви рода Груатонов, — продолжала Аделина. — А мама из магглов, итальянка. Я вся в неё.

— Угу, — отозвался Гарри, в панике оглядываясь по сторонам. Но другие школьники были заняты разговорами, а кто-то приветствовал новых первокурсников — никто не спешил ему на помощь.

— Мы слышали зеркало, — заговорщицким шёпотом сказала Аделина. — Жаль, ты на Ботэ не попал. Это мой факультет, и он самый лучший. Элеганс не для тебя.

С последней фразой Гарри был абсолютно согласен. Элегантным он себя не чувствовал нисколечко.

— Хотя, судя по тому, как ты отмалчиваешься, тебе подошёл бы Мистэр, — прошелестела Аделина почти прямо ему в ухо.

Она ещё долго нашёптывала ему что-то, подталкивая его плечом. Гарри уже не знал, куда ему деваться и как спастись, и когда всё это кончится, когда вдруг над ними раздался решительный голос Флёр:

— А, мадемуазель Груатон! Как поживаете?

— Мадемуазель Делакур, — сухо ответила Аделина, привстав и слегка поклонившись.

— Мадам Максим велела передать, что ваша переэкзаменовка по Магическим Созданиям послезавтра в десять утра, — лучезарно улыбнулась Флёр. — Ваша староста из-за плохих погодных условий над Бретанью сегодня запаздывает, поэтому сообщаю вам я. Мадам Жолле просила также сказать, чтобы вы хотя бы выучили классификацию фей.

Аделина сжала губы и сморщила нос, чтобы не заплакать. Она отвернулась от Гарри и затихла. Флёр присела с другой стороны от него.

— Добро пожаловать, дорогие новички! Рада снова встретиться с теми, кто здесь не впервые! — пробасила мадам Максим. — Дворец Шармбатон вновь открывает свои двери! Завтра начинаются настоящие занятия, и просьба тем, кто не переоделся в мантии заранее, явиться на уроки уже одетыми по форме. Совятня, напоминаю, возобновляет работу также с завтрашнего дня, вход для учеников открыт с пяти до семи вечера. Общая библиотека открыта с девяти утра до девяти вечера, факультетские библиотеки — до половины одиннадцатого вечера. Кроме того, не забывайте, что вход в Пещеру Загадок осуществляется только с письменного разрешения декана факультета, а любая попытка войти без позволения карается немедленным отчислением из школы. Но я думаю, на такую глупость никто не решится, — хохотнула великанша. — Что ж! Ещё раз добро пожаловать, а теперь, когда вы все сыты и, надеюсь, довольны, пора и выспаться перед первым учебным днём!

Из-за того же стола, за которым сидела директриса, встал белокурый худощавый мужчина лет тридцати в золотистой мантии (девочки и девушки, даже расстроенная Аделина, поприветствовали его мечтательными вздохами).

— Факультет Ботэ, за мной, — объявил он и направился в сторону одной из многочисленных дверей, видневшихся на дальней стороне зала.

— Месье Арженте, — пояснила Флёр. — Он где-то на три четверти высший эльф. Так-то их днём с огнём не сыщешь, где мадам Максим его откопала, не знаю... Преподаёт Труд у младших и Постоянные Чары у старших.

— Труд? — переспросил Гарри.

— Починка волшебных палочек и наиболее распространённых артефактов. Ничего сложного. Большая часть наших девиц по нему, естественно, с ума сходят, — судя по выражению лица Флёр, и она не вполне избежала этой печальной участи.

Следующей вышла из-за преподавательского стола стройная кудрявая дама средних лет в тёмно-синей мантии.

— Факультет Элеганс, за мной.

Взяв Гарри за руку, Флёр заторопилась вслед за ней, на ходу комментируя:

— Наша декан, мадам Жеральдина Керрион, ведёт Повседневные Заклинания и Магический Этикет... Третий курс, не отстаём! Потом поболтаете!.. Очень хорошая, но Этикет у неё учить придётся, хочешь не хочешь... Жан, палочку прочь от Сериз! Когда ты наконец поумнеешь? Четвёртый курс уже, наказание ходячее!.. Этикет этот — больше пережиток прошлого, но что поделаешь...

Вокруг стало меньше блёсток и искорок. Дети во главе с мадам Керрион подошли к посеребрённой дверью с алой надписью, указывающей, что за ней скрываются помещения Элеганса.

Мадам Керрион коснулась замочной скважины палочкой, и дверь гостеприимно распахнулась.

— Скважина зачарована, она распознаёт палочки своих, — сказала Флёр. — На первом же уроке месье Арженте все палочки необходимым образом обработает.

— Очень удобно, — сказал Гарри, чувствуя, что и так он слишком долго молчал.

Оформленная в спокойных синих и зелёных тонах гостиная с пушистым ковром ему очень понравилось. После вызывающей роскоши коридоров глаза просто отдыхали.

— В половине одиннадцатого официальный отбой. Горячий шоколад, — мадам Керрион указала на миниатюрный фонтанчик в центре комнаты, где из фиолетового мраморного цветка била тёмная струя, — иссякает в двенадцать. В семь тридцать подъём, кофе с молоком будет бить до девяти тридцати. Ваше расписание появится завтра с утра на внутренней стороне двери. С этим всё понятно?

Ученики нестройно закивали.

— Я очень рада видеть вас, милые первокурсники, на факультете Элеганс. Наш факультет славится выдержкой и находчивостью, а также превосходным знанием этикета, — на этих словах со стороны старших послышалось ворчанье, и мадам Керрион нахмурилась. — Надеюсь, вы будете подтверждать эту славу. За любыми вопросами обращайтесь ко мне или к старостам — месье Ронже и мадемуазель Делакур. Спасибо за внимание. Сейчас вопросы есть?

Вопросов ни у кого не было. Точнее, у Гарри они были, но он слишком хотел спать, чтобы что-то пытаться разузнать сейчас.

Мадам Керрион попрощалась и ушла, указав, где находятся спальни. Все начали потихоньку расходиться — кто сразу пошёл укладываться, кто делился друг с другом впечатлениями о лете и планами на новый учебный год. Гарри хотел было отправиться спать, но его остановила Флёр.

— Если кто-то вроде Аделины будет тебе мешать, ты говори, не стесняйся, — посоветовала она. — У нас таких неисправимых, как она, не так много, и они все нам поперёк горла.

— Да ладно, — смутился Гарри. — Ябедничать тоже как-то...

— Тебе виднее, но учти, что, хоть ты у нас и не так известен, как у себя дома, но настойчивые претендентки найдутся и здесь, — сказала девушка. — Знаешь что, Гарри? Ты тут пока ещё с кем-то познакомишься... Если хочешь, я могу с тобой дружить.

Гарри счёл услышанное огрехом Переводческой Пастилки.

— Я... это... мне одиннадцать, а тебе четырнадцать... и я... этого... — растерялся он опять. Флёр переливчато рассмеялась:

— Вот мальчишки! Или ты не расслышал? Дружить, не флиртовать! Ты очень славный, я буду рада всё тебе тут показать, рассказать, помочь там с уроками. А ты мне об Англии расскажешь и о магглах. Аделина и ей подобные будут считать меня твоей девушкой — и не говори им о своём возрасте, это горох об стенку — и они от тебя отвяжутся. Я староста и на четверть вейла, со мной они связываться боятся. И если честно, — Флёр понизила голос, — мне всегда хотелось именно дружить с мальчиком, так, чтобы он не смотрел на меня затуманенным взором. Не скрою, мне к тому же очень хочется общаться со знаменитым Гарри Поттером. Ну как тебе перспектива?

Она не хлопала своими ресницами (не менее роскошными, чем у Аделины) и не сияла томной улыбкой, да и вообще не выглядела так, будто от ответа Гарри зависит её судьба. Ему, надо сказать, перспектива показалась заманчивой. Конечно, он предпочёл бы дружить с кем-то из мальчишек — с девочками он вовсе не знал, как общаться. Но что поделаешь, если тут на двадцать девочек один мальчик в лучшем случае... Покровительство старосты обещало более лёгкую жизнь в первые недели, а главное, спасение от бесчисленных местных очаровательниц...

— Давай, — согласился Гарри. Снова рассмеявшись, Флёр пожала ему руку:

— Вот и замечательно! Беги тогда спать, а то завтра придётся вызывать для тебя летающий будильник, а это штука, гм, не для слабонервных.

— Хорошо. Спокойной ночи, мадемуа... э-э... Флёр.

— До завтра, Гарри! — изящно помахав рукой, девушка пошла к своей спальне, провожаемая завистливыми взглядами остальных.

Соседями самого Гарри по комнате оказались трое старшекурсников — из-за того, что мальчиков было так мало, их, наверное, и селили вперемешку, не различая по возрасту. Двое пятнадцатилетних юношей почти до полуночи дискутировали о какой-то скрытой интегральной анимагии, тринадцатилетний, взяв учебник по Магическому Этикету, шёпотом повторял всё забытое за каникулы.

Этот последний, впрочем, хотя бы представился, когда заметил Гарри — его звали Жюль Рональд, и был он магглорождённым. Но, не дослушав толком имени Гарри, он вновь углубился в Этикет.

Пятнадцатилетние на новичка вовсе не обращали внимания.

Засыпая под их тихие споры, Гарри думал, как же удачно он умудрился познакомиться с Флёр Делакур. Если она не схитрила и не начнёт кокетничать с ним почище Аделины, у него, возможно, появится первый в жизни настоящий друг. Вот не ожидал он, что этим другом станет четырнадцатилетняя француженка. Да ещё и вейла на четверть. О вейлах Гарри в августе прочитал достаточно, и именно поэтому он поверил Флёр — если бы она строила на него планы романтического характера, она бы немедленно нацелила на него свои чары в полную силу, вейлы, даже нечистокровные, иначе не могут, так они устроены. А дыхание Гарри при виде Флёр не перехватывало и щёки не краснели, значит, всё было благополучно.

Снилась ему тоже не Флёр, что отмело все остатки подозрений.

Снилась ему мама, хотя он никогда её не видел, но во сне сразу узнал — она с ласковой улыбкой желала ему удачи на Элегансе.

— Это, может, и к лучшему, что ты там, а не в Хогвартсе, — говорила она. — Профессор Дамблдор очень уважает Шармбатон. Не бойся, сынок, ты освоишься в этой школе.

Мамины зелёные глаза лучились добротой, счастьем и гордостью за сына. У Гарри защемило сердце.

Проснувшись от нежного звона, он обнаружил, что подушка у него мокрая от слёз, но ощущение после сна осталось необыкновенно приятное.

— Волшебные цветы-колокольчики звенят, — сказал Жюль, когда они надевали мантии. — В школьной оранжерее. Они такие, их слышно по всему зданию.

— А летающий будильник что такое? — полюбопытствовал Гарри.

— Это бр-р! — скривился Жюль. — Точь-в-точь наш, маггловский будильник, но с крылышками. И не звонит, а верещит. Дурным голосом. Прямо в ухо. Пару раз к тебе наведается, будешь на два часа раньше отбоя ложиться, чтобы не проспать.

В гостиной уже стояли старосты.

— Живее, живее! — повторял долговязый Ронже. — На завтрак опоздаем!

— Книги в первый день не нужны, расписание только перепишите! — вторила Флёр.

В конце концов, Гарри умудрился протиснуться к дверям.

Элеганс, первый курс

Основы Трансфигурации

Повседневные Заклинания

Повседневные Заклинания

Магические Создания

— О-о! — воскликнула Флёр. — Не повезло тебе! Начать год с Трансфигурации — не фу-ты ну-ты!

Гарри хотел спросить, почему не повезло, но Ронже уже закричал:

— Всё, время вышло, все за мной и Флёр в столовую! Кто хочет остаться голодным — может не спешить!

— А столовая — не то же, что Главный Зал? — только и успел выдавить из себя Гарри, пока его не отпихнула от Флёр надвигавшаяся толпа.

— Конечно, нет, Главный Зал только для праздников и балов, — донёсся до него голос новой подруги. — Все за мной! Не отстаём, не отстаём!

В то самое время, когда Гарри шёл по сверкающим коридорам в столовую, за много сотен миль от него, под синим потолком с белыми облачками, профессор Дамблдор ел шоколадные хлопья, умилённо глядя на галдящую толпу учеников. Как же приятно было, когда Хогвартс оживал после летних каникул! Вон хаффлпаффцы прямо за завтраком режутся в шахматы, каким-то образом не сшибая при этом со стола посуду. Непривычно смотрится их стол без сиреневых волос выпустившейся в прошлом году малышки Тонкс. Рейвенкловцы почти не едят — заняты научными дискуссиями. В этот раз их предметом, судя по всему, является свернувшийся посреди стола ярко-красный водяной дракончик, которого одна из второкурсниц притащила из Китая.

За столом Слизерина окружена толпой поклонников новая знаменитость — младшего Малфоя легко узнать по серебристым волосам. Наверняка рассказывает о том, сколько галлеонов стоила его мантия. Но, судя по тому, что с гриффиндорского стола это всё внимательно слушают близнецы Уизли, недолго этой самой мантии осталось...

Дамблдор улыбнулся своим гриффиндорцам. Жаль, конечно, что Гарри Поттер не среди них, но, учитывая то, какая у него тётя, мальчик был прав, выбрав Шармбатон. Сегодня, впрочем, миссис Филч выглядела очень милой и дружелюбной — и не только из-за сохранявшейся ещё эйфории медового месяца, но и потому, что сбылась-таки её тайная мечта попасть в Хогвартс. Она ещё вчера восторженно ахнула, увидев потолок Большого зала, нашла общий язык с портретом какой-то славной старушки из Боунсов, и в компании с мужем и миссис Норрис обошла все основные коридоры и лестницы.

Аргус Филч тихонько объяснял жене:

— Сейчас они все разойдутся по урокам, и всё будет более-менее спокойно. Разве что прогульщиков отловить случается, но очень редко. На переменах вот надо держать ухо востро, особенно с этими чистокровными. Магглорождённые с полукровками ещё не разгулялись, особенно младшие, а вот чистокровные сразу начинают вести себя, будто им мир принадлежит. Днём, как уроки кончатся, большинство всё-таки возьмётся за домашние задания, но с отдельными кадрами вроде близнецов Уизли требуется всегда быть начеку. А вечером, как приблизится отбой... тут-то их и лови. Старшим только дай удрать на свидание, а младшие обожают ночью всякие пакости подстраивать — фейерверки под коврами прятать или ещё что...

— Где мне патрулировать? — спросила Петуния. Аргус задумался:

— Давай так... Подземелья и нижние этажи поручим миссис Норрис — она лучше меня видит в темноте, а тебе, дорогая, вреден холодный воздух — ты всего три дня назад была простужена.

Петуния чуть не прослезилась от заботливости любимого.

— Верхние тебе отдать или средние... Давай верхние. Верхние этажи плюс башни. Понимаешь, пока не освоишься, есть риск перепутать нарушителей с теми, кто просто возвращается с урока астрономии. А так ты сразу будешь видеть, кто из Астрономической башни выходит. Ну а я на себя всё, что между вашими территориями, возьму.

— Договорились, — кивнула Петуния.

— До двух ночи мы на дежурстве, потом нас сменяют Минерва, Филиус и Септима, а мы спим до десяти. За завтраком наша помощь не нужна.

Деканы факультетов пошли вдоль столов раздавать расписания. С преподавательским составом у Петунии, надо сказать, отношения сложились по-разному. Из старшего поколения многие приняли её как сестру Лили, всеобщей любимицы — особенно карлик Филиус Флитвик, преподаватель чар, у которого Лили была некогда лучшей ученицей. Более-менее нормально (то есть не поминая Лили через каждые два слова) общаться можно было лишь с Чарити, которая вела маггловедение и соответственно с трагически погибшей мисс Эванс дела почти не имела, а Петунию, как недавно прибывшую из маггловского мира, пригласила в свободное время ассистировать на её уроках.

Более молодые учителя обращали на Петунию мало внимания — никто из них не успел толком повоевать в Первой магической войне, и к тому же совпало так, что среди них не было ни одного бывшего гриффиндорца, то есть Лили они почти не помнили.

Исключением, ясное дело, был Северус Снейп. Петуния сморщилась, увидев, что этот никчёмный нищеброд пользуется немалым уважением — и где? Среди чистокровных учеников с факультета Слизерин! Если б она знала раньше, она бы рассказала этим напыщенным маленьким аристократам, что их драгоценный декан вырос чуть ли не на помойке и был сыном худшего представителя маггловского рода! Сейчас Петуния решила молчать. Когда сама обретаешь счастье, желание пакостить другим пропадает. И всё же из-за Снейпа было обидно.

Его собственное отношение к Петунии было едва ли более тёплым. Говорил он с ней исключительно по необходимости, и вежливые слова произносил с ядом, достойным змеи с герба его факультета. Когда упоминалось её имя, а особенно её родство с Лили, Снейп прожигал её ненавидящим взглядом, от которого душа в пятки уходила.

Хоть её от него и передёргивало, его ненависть Петуния понимала. Наверняка ему было больно думать о том, что она жива, в то время как Лили погибла.

— Я буду сегодня ночью дежурить на нижних этажах, — сообщил он Дамблдору, явно услышав разговор Петунии и Аргуса.

«Ну конечно, чтобы ни со мной, ни с Аргусом не пересекаться», — фыркнула про себя Петуния.

— Хорошо, Северус, — лучась улыбкой, ответил Дамблдор. — Ты не передумал насчёт Шармбатона?

— А что мне ещё остаётся? — поднял бровь Снейп.

Дождавшись, пока ученики и профессора уйдут, Петуния немедля спросила у Дамблдора:

— При чём тут Снейп — и Шармбатон?

— Он пообещал, что будет присматривать за Гарри, — мягко пояснил директор.

— А тут-то чего за ним присматривать? — удивилась она. — Мы за ним присматривали, чтобы магию он не проявлял, а так он мальчик самостоятельный.

— Петуния, девочка моя, у магов не текут молочные реки в кисельных берегах. По крайней мере, не везде. Вольдеморта нет, но его последователи... Гарри может оказаться в серьёзной опасности.

— Вот тебе и раз! А вы-то, раз вы великий маг и всё такое, не можете чего-нибудь сделать, чтобы его раз и навсегда от неё оградить? Ему же всего одиннадцать!

— Есть у меня один план, — подмигнул Дамблдор. — Тайный, ясное дело. Но если всё получится, никакая опасность Гарри грозит не будет, а тёмные силы будут уничтожены нашими совместными усилиями, легко и быстро.

Петуния недоверчиво хмыкнула — она не могла понять, серьёзно говорит директор или болтает что попало:

— Ну хорошо. А Снейп-то что собирается делать?

— Командироваться в Шармбатон, — сказал старый волшебник. — Утром он будет вести уроки здесь, а вечером уезжать туда, на правах консультанта по организации лаборатории зелий. Я уже всё организовал.

Мнение Петунии о том, что все маги тронутые, укрепилось:

— Слушайте, у меня есть знакомые учителя, пусть маггловские, и я знаю, какова их работа. Вы всерьёз думаете, что Снейп будет успевать готовить и вести уроки, проверять домашние задания, что-то там консультировать в Шармбатоне и вдобавок охранять Гарри? И так будет целый учебный год?

— Должность консультанта — лишь прикрытие. И он не собирается ходить за Гарри постоянно. Он просто будет там на случай чего. А мгновенно перенестись отсюда в Шармбатон — ну хорошо, не прямо отсюда и не прямо туда, но почти что — не проблема.

— Ладно, допустим, — отчаялась понять логику этих людей Петуния. В конце концов, если Снейп намерен совершать глупости, а директор ему потакать, ей-то что? Пускай этот оборванец носится взад-вперёд через Ла-Манш, раз ему так приспичило. Однако сильно же он любил Лили, если ради её сына от нормального образа жизни отказался.

Первый учебный день закончился, началось веселье для завхозов. В ведомстве Петунии находились не только коридоры на этажах, но и библиотека, которую заполонили наиболее старательные студенты. В библиотеке, конечно, было в основном тихо и спокойно, тем более что там дополнительно следила за порядком заведующая Ирма Пинс, но какие-нибудь младшекурсники и там могли затеять эту ужасную игру в плюй-камни, спрятавшись за стеллажами.

У библиотеки Петуния и поймала своего первого нарушителя. Белобрысый одиннадцатилетний мальчишка швырялся какими-то заклятьями в растрёпанную девочку, свою ровесницу, которая еле-еле отгораживалась, отчаянно размахивая палочкой. Смутные знания по латыни, сохранившиеся у Петунии со школы, подсказывали, что заклятья у этого хулигана были как-то связаны не то со склеиванием, не то со связыванием ног. Так... галстуки — у него серо-зелёный, у неё красно-оранжевый.

— Немедленно прекратите! — своим фирменным тоном «Гарри-приготовь-яичницу» приказала Петуния. — Десять баллов со Слизерина! — подумала и прибавила:

— Пять баллов Гриффиндору за верное использование защитных заклинаний! — в конце концов, это только начало года, а девочка вроде как вообще первокурсница — надбавить за способности не помешает.

Гриффиндорка, пролепетав слова благодарности, юркнула в библиотеку, а белобрысый посмотрел на Петунию с ненавистью. Он собирался даже что-то сказать, как тут на него откуда-то сбоку обрушилась ярко-фиолетовая струя — не увернись Петуния вовремя, задело бы и её. Голова мальчика начала медленно раздуваться.

Это ещё что?! Нет, он сам явно не подарок, но чтобы такой дрянью человека обливать...

— Двадцать баллов с... — Петуния в недоумении огляделась. Где виновник-то?

Коридор был пуст.

— Вот видишь, что бывает, когда обижаешь девочек, — она всё же не упустила случая прочитать мораль. — Ладно, пошли, я отведу тебя в больничное крыло, — и она протянула ему руку.

Мальчик, голова у которого уже достигла размеров тыквы, решительно убрал свои руки за спину:

— Не надо, — буркнул он. — Профессор Снейп даст противоядие.

И он стремглав кинулся по коридору к лестницам.

Вскоре стараниями Петунии десяти баллов лишился Рейвенкло — две девочки обзывали и пытались заколдовать третью. Зато восполнилась потеря Слизерина — разломанную рейвенкловскими задаваками дверь взмахом палочки починил какой-то слизеринский старшекурсник. Потом Петуния стала свидетельницей идиллической картины — симпатичный высокий мальчик в чёрно-жёлтом галстуке вёл в больничное крыло девочку с Гриффиндора (судя по их виду и разговору, что-то себе сломавшую после падения с метлы). Хаффлпафф немедленно получил пятнадцать баллов за взаимопомощь и верное использование чар лёгкости.

В том же духе прошёл весь день. В основном, правда, баллы приходилось снимать, а не начислять — положительные свои качества дети, как правило, проявляли больше на уроках. Если проявляли вообще.

Понемногу Петуния начала запоминать учеников и особенности работы с ними. Например, она узнала, что давешнего первого нарушителя зовут Драко Малфой, и с ним лучше сильно не враждовать, потому что, во-первых, ему оказывает протекцию Снейп, во-вторых, его отец — крупная шишка в Министерстве и один из попечителей школы. А на втором курсе Рейвенкло, как оказалось, есть китаянка, а у неё живёт водяной дракончик, но за это нельзя снимать баллы, потому что разрешение на дракончика подписано профессорами Флитвиком и Кеттлбёрном. А пятикурсников Оливера Вуда (Гриффиндор) и Маркуса Флинта (Слизерин) ни в коем случае, никогда, ни за что нельзя подпускать друг к другу ближе чем на полмили, ибо они капитаны квиддичных команд и не гнушаются откровенным саботажем. А если необходима помощь старост, лучше всего просить её у гриффиндорца Перси Уизли — он из старост самый сообразительный и исполнительный...

За сытным ужином Аргус с улыбкой спросил:

— Ну, как впечатления?

— Не соскучишься, — исчерпывающе сказала Петуния.

— И то верно. Много кого изловила?

Петуния рассказала ему о Малфое и некоторых других выдающихся хулиганах, в конце упомянув о загадочной фиолетовой струе и нескольких схожих загадочных случаях, с которыми она столкнулась в течение дня. Аргус нахмурился:

— Чтоб их ко всем мантикорам, это гриффиндорские близнецы!

— Кто-кто? — переспросила она. Он указал на стол Гриффиндора, где рядом сидели четверо рыжеволосых пареньков. Одного из них Петуния узнала — это был Перси.

— Вон они. Видишь — тарелку супа левитируют?

И точно, двое абсолютно одинаковых мальчишек слева от Перси были поглощены тем, что поднимали с помощью палочек в воздух большую миску. Миска повисела немного над ними, а потом поплыла куда-то в сторону вниз.

Петуния не успела ничего сделать, но ходившая, как и во время завтрака, вдоль столов Макгонагалл тут же оказалась за спинами рыжих. Один взмах её палочки — и миска вернулась на стол. Макгонагалл что-то сказала — видимо, сняла баллы.

— Даже она их не всегда выследить может, — вздохнул Аргус. — Это-то у них так, ежедневная мелочь. А как что-то грандиозное задумают — только держись.

— Но нападать на других студентов! — возмутилась Петуния. — За такое у нас бы исключили!

— Я ж предупреждал тебя, милая, что живу среди психов.

Порозовев, Петуния заверила его, что лучше быть среди психов и с ним, чем среди нормальных и с Верноном.

— И всё же — как это они выходят сухими из воды?

— А что им сделается? Если их не ловят, ничего. А если ловят — им наплевать. Потеряли пару десятков баллов и дальше живут. Однокурсники с Гриффиндора их любят, дескать, юмористы они. Дамблдор проводит с ними воспитательные беседы, но исключить не решается — своим он потакает. Поймать бы их на чём-нибудь реально серьёзном...

Разгневанная до предела, Петуния объявила:

— Я это сделаю!

— Уверена? Я тоже так думал, но уже два года с ними бьюсь.

— У тебя не было подмоги, — сказала Петуния. — Я их выведу на чистую воду! Тоже мне, самая безопасная школа, если тут раздувающими зельями из-за угла пуляются! Я с ними разберусь!

— Ну-ну, — Аргус разрывался между желанием поддержать любимую жену и откровенным сомнением в её способностях.

Фред и Джордж, нимало не огорчённые пятью потерянными из-за супа баллами, спокойно доедали десерт и изобретали шоколад, от которого уши начинали бы хлопать. Они и не подозревали, какая масштабная кампания против них зрела в мозгу деятельной Петунии...

После ужина Петуния попросила мужа поскорее разрешить ей отправиться на место дежурства, сказав, что хочет лично следить за происходящим рядом с гриффиндорской башней. Решив немного побаловать молодую супругу, Аргус согласился, хотя и не думал, что близнецов можно поймать с помощью таких дешёвых приёмов.

К окончанию дежурства Петуния поняла, что он был прав. В двадцать минут первого какой-то семикурсник с Гриффиндора был застукан страстно целующимся с пятикурсницей с Рейвенкло, за что оба потеряли по пятнадцать баллов, а он ещё десять сверх того за шашни с несовершеннолетней. В час ночи вернулись с астрономии две группы четверокурсников — во избежание недоразумений их сопровождала профессор Синистра. В полвторого из-под двери гостиной Гриффиндора показалась бурая жаба, а вслед за ней, зевая и протирая глаза, выполз растерянный мальчик в пижаме, и Гриффиндор лишился пяти баллов. Так как виновата была в первую очередь жаба (минут через десять найденная и водворённая в террариум), Петуния не стала слишком свирепствовать.

Близнецов Уизли не было.

Аргус их тоже не видел, хотя парочку других ночных бродяг обнаружил.

С нижних этажей, где ходили дозором миссис Норрис и Снейп, не поступало вовсе никаких сигналов. Этого следовало ожидать — во владения Снейпа, как Петуния уже знала по рассказам Аргуса и услышанной за день болтовне детей, никто без очень, очень веской причины не совался. А в первый день вряд ли у кого-то такая причина была. Что же до слизеринцев, им Снейп покровительствовал не хуже, чем Дамблдор — гриффиндорцам, так что если кто-то со змеиного факультета и выбирался за дверь гостиной, это навсегда осталось неизвестным.

К тому моменту, когда Аргуса и Петунию сменили Флитвик и Макгонагалл, почти все нарушители, очевидно, нагулялись и улеглись — Макгонагалл Петунии сказала, что всё было тихо.

Всё указывало на то, что близнецы Уизли спокойно спали всю ночь.

А к утру в коридорах подземелий обнаружились аккуратно разложенные у всех дверей бомбочки-вонючки.

Классные комнаты, вопреки опасениям Гарри, не сверкали и не переливались. После не совсем привычного ему завтрака — кофе с молоком и горячих круассанов — из просторной столовой с белыми колоннами и сводчатым потолком Флёр проводила их на Основы Трансфигурации, где в кабинете Гарри увидел вполне обычную школьную обстановку — парты, стол, доска. Учительница выглядела, правда, слегка экзотично — угольно-чёрные волосы, пронзительно-чёрные глаза и совершенно белая кожа были бы уместны у героини вампирского ужастика или в какой-нибудь подростковой группировке, но уж точно не в школе. С искрящейся синеватой мантией они не сочетались ни капельки.

— Садитесь, — резко сказала эта странная дама, лёгонько ударив по столу палочкой. Потом оказалось, что так вот постукивать палочкой — её постоянная привычка, и неважно, как себя ведут ученики и в каком она сама настроении. — Меня зовут мадам Кундри, и я буду преподавать вам Трансфигурацию. Кто может ответить мне, что мы, собственно, будем изучать?

Подняли руки несколько человек, в том числе и Гарри — уж это-то он в августе читал не раз. Длинный палец мадам Кундри с острым, покрытым чёрным лаком ногтём указал именно в его сторону.

— Трансфигурация занимается превращением одних предметов в другие. Кроме того, предмет Высшей Трансфигурации — невидимость и неслышимость. Также существуют отдельно Трансфигурация Звука, Запаха, Тактильная, Трансфигурация Снов и Трансфигурация Магического Поля, — отбарабанил он.

— Абсолютно верно, — улыбнулась мадам Кундри. При улыбке обнажились идеально ровные зубы, хотя большая часть учеников не удивилась бы, увидев длинные клыки. Гарри подумал, что при всём своём готическом облике преподавательница не так уж и плоха.

Мадам Кундри меж тем продолжала:

— Принято начинать с элементарных заклинаний превращения — дерева в металл, например. Но эта такая мелочь, что её даже сквиб освоит. Мы с вами возьмёмся сразу за магическое поле. Приступим же!

К концу занятия Гарри понял, почему Флёр говорила о невезении. Весь урок им пытались вдолбить то, что, если верить книгам, мог осилить далеко не каждый матёрый маг. Магическое поле, возникавшее вокруг людей и волшебных артефактов, можно было изогнуть или перекрасить, и тогда, например, бывший боевой маг становился целителем, а скальд превращался в драконьего наездника. Тех волшебников, которые могли регулярно трансфигурировать своё или чужое магическое поле, можно было по пальцам пересчитать. Обычно такое превращение совершали раз в жизни, а потом ещё полгода силы восстанавливали.

Мадам Кундри вряд ли сама толком умела это делать. Она вроде бы демонстрировала трансфигурацию магического поля на волшебном ожерелье, которое лежало у неё на столе. Ожерелье из светящегося делалось вызывающим дождь. Но кто знает — может, это просто на него были наложены двойные чары, чтобы провернуть такую штуку? Гарри сильно сомневался в том, что волшебница, способная изменять магию окружающих, будет работать простой учительницей, пусть и в престижной школе.

Как бы то ни было, класс разделили на пары и заставили менять друг другу магическое поле. Гарри в пару досталась худенькая бледная девочка по имени Агнесса Беанн; её дрожащие пальцы еле удерживали палочку. Она выглядела до страшного забитой и запуганной — после жизни у Дурслей Гарри тоже не мог похвастаться крепчайшим здоровьем или неиссякаемым оптимизмом, но по сравнению с Агнессой он был просто семи пядей во лбу. Не знай он, что магическая система приёма срабатывает только на одиннадцатилетних, он бы не дал соседке больше восьми.

На перемене уставшие от бесплодных попыток трансфигурации ученики гурьбой ринулись в столовую. Там выдавали молочный коктейль и всякие сладости, от одного взгляда на которые у Гарри в глазах зарябило — шоколадные лягушечки, мармеладные метёлки, сверкающее драже... Это в кондитерской Ронсево Гарри не отважился пройти дальше витрины с относительно нормально выглядевшими конфетами, зато здесь он смог увидеть десерты магического мира во всём их разнообразии. Он взял несколько шоколадных котелков, пирожных наподобие трюфелей, и заел их мятной струной, которая сама чистила зубы. Хотя сам Гарри, поскольку сладостей почти не ел, зубами ни разу не маялся, он наблюдал страдания Дадли. Пускай страдания были наверняка преувеличенными, но всё же...

Гарри проглотил ещё две мятные струны, ощутив, как зубы приятно защекотало, и взял несколько ярких коробочек с шоколадными лягушками. Затем стал искать взглядом давешнюю соседку.

Агнесса сидела в самом дальнем уголке и ела какой-то нелепого вида бутерброд.

— Привет! Хочешь лягушечек? — и Гарри высыпал перед ней купленные коробочки. У Агнессы округлились глаза:

— Не стоит, — пискнула она, и снова ему пришлось напрячь уши, чтобы расслышать. — Правда... У меня денег нет.

— Агнесса, так это же школьная столовая, тут бесплатно выдают! — поразился Гарри. — Бери-бери. Я уже ел.

Словно боясь, что лакомства исчезнут, девочка сунула себе в рот сразу всех лягушечек — одну за другой. Из пустых упаковок выпали на столик какие-то карточки.

— Фпафыбо, — с набитым ртом сказала Агнесса, всё ещё таращась на него в изумлении.

— Милочка, разговаривать во время еды неприлично, — внезапно со всей строгостью заявила одна из карточек. Гарри подпрыгнул, но тут же успокоился. Крылатые кони, живые портреты, кофейно-шоколадный фонтанчик, ожерелье мадам Кундри... Почему бы и карточкам не разговаривать?

Он очень почтительно поднял ту, что подала голос. И встретился взглядом с портретом симпатичной, но крайне сурово смотревшейся дамы в пышной мантии. Дама недовольно поджала губы и начала что-то писать на свитке пергамента, повернувшись к Гарри спиной.

Под портретом значилось:

Ровена Рейвенкло (837-898). Одна из четырёх Основателей школы Хогвартс (одноимённый факультет). Наиболее образованная волшебница своего времени. Владелица Живой Библиотеки, расформированной после её смерти, а также пропавшей Диадемы Рейвенкло. Известна, кроме участия в основании Хогвартса, своими трудами по Чарам. Открыла класс так называемых чар словесного закрепления, среди которых наиболее известен Фиделиус.

— На каждой карточке есть изображение знаменитого волшебника, — пояснила Агнесса, проглотившая наконец шоколад и заметно повеселевшая. — Можешь взять их себе. Они мне точно не нужны, а многие их коллекционируют.

Гарри собрал карточки с некоторой опаской, ожидая от них новых ехидных комментариев. Но портреты и фотографии, видно, разговаривали лишь очень редко. Пока он перебирал их, все знаменитости чинно сидели, читая книгу или просто думая. Кроме Ровены, там оказались: какой-то явно из Древнего мира Гвидион, знакомая Гарри по книгам Мелисанда, самодовольного вида Гораций Слагхорн, пухленькая улыбающаяся Перенелла Фламель и печальный старичок Янус Невструев.

После перерыва были два урока подряд с мадам Керрион. Повседневные Заклинания, в отличие от Трансфигурации, Гарри понравились — в первый же день их научили зажигать и гасить свет на кончике волшебной палочки. Если не считать пары-тройки лирических отступлений о связи заклинаний и Магического Этикета, мадам Керрион была очень даже неплохой учительницей. Чем-то она напомнила Гарри математичку в начальной школе — та тоже была очень приветливая и могла даже о самых скучных вещах интересно рассказать.

Когда у учеников уже начало в глазах рябить от включения-выключения огоньков палочек, их наконец-то отпустили на большой перерыв. Гарри хотел опять пойти в столовую с Агнессой, чтобы одному не болтаться, привлекая излишнее внимание, но Агнесса сразу после звонка убежала в спальни девочек. К счастью, в столовой нашлась Флёр, немедленно бросившаяся к новому другу:

— Гарри! Привет! Ну, как впечатления!

— Пока не знаю... — и он рассказал ей о странностях мадам Кундри. Флёр хмыкнула:

— О да! Это баловство с магическими полями — единственное, чему она вообще учит. Делает вид, что учит. Вплоть до шестого курса. Насчёт седьмого не знаю — из моих знакомых пока никто в Трансфигурации не специализировался.

— Но подожди, если мадам Кундри ни на что не годится, разве не может директриса её уволить?

— Ах, Гарри, не всё так просто. Это не ваш маггловский мир. Здесь приём на работу скрепляется магическим контрактом, и чтобы его разорвать, надо ещё пяток всяких-разных ритуалов пройти. Обеим сторонам. Для каждой должности ритуалы свои. Поэтому увольняют у нас только в самом, самом крайнем случае.

Это стало неприятным сюрпризом для Гарри. До тех пор жизнь волшебников представлялась ему либо безмятежной утопией, либо остросюжетным приключенческим романом. Повседневные вопросы, как ему казалось, везде улаживаются одинаково. А тут, выходит, даже с нелюбимой работы не уйти!

Услышав о его сомнениях, Флёр посмеялась:

— Зато у нас очень редко кто попадает на нелюбимую работу, почти каждый может заниматься магией, которая ему ближе. Увольняться хотят только в крайних, самых крайних случаях.

Гарри решил, что, наверное, к окончанию школы он во всём этом разберётся.

Молодая и очень уверенная в себе мадам Деспина Жолле, преподавательница Магических Созданий, в тот день показала новичкам тех самых крылатых лошадей, что носили на себе учеников. Оказалось, что лошади называются пегасами — Гарри точно это слово слышал раньше, но не знал точно, что оно значит. Раньше они жили только в Греции, потом их забрали римские волшебники, а когда Рим начал завоёвывать всё вокруг, и пегасы расплодились по всей Европе.

— К сожалению, уже тогда, в античности, за пегасами началась охота, — вздохнула мадам Жолле. — Раньше это были добрейшие, дружелюбнейшие кони, но когда их стало много... Одно время было очень модно ставить дома чучела пегасов. И у магов, и у магглов. Правда, магглы ещё и обрезали убитым лошадям крылья — они боялись показывать крылатых коней остальным. Частенько украшения из якобы лебединых перьев на самом деле мастерили из перьев несчастных пегасов. И это не только у магглов бывало, но и у нас тоже. Постепенно пегасы поняли, что к чему, озлобились, и теперь любого охотника встречают зубами и копытами. А некоторые породнились с сернами и отрастили рога.

— Но как же здешние? — удивился Гарри. Пегас, рядом с которым стоял он, мирно ел морковку у него из рук, виляя, как щенок, пышным хвостом.

— А здешние — потомки стада самой Мелисанды. Она их берегла пуще волшебной палочки. И они для магглов невидимы. Вот и остались, как прежде, ласковыми.

Первое впечатление Гарри о том, что все кони в школьном стаде похожи друг на друга как две капли воды, было ошибочным. К концу урока он уже научился отличать жеребцов от кобыл и матёрых скакунов от одногодок. Он привык узнавать своего коня — того, что привёз его в школу: белого четырёхлетку с серой гривой и хвостом.

— Как его зовут? — спросил он, когда мадам Жолле первый раз указала ему на знакомого пегаса.

— У них нет имён. Пегасы, одни из немногих, имена не выносят. Загадочные существа. Не зря магглы считают их символом поэзии.

Посреди урока на лужайку, где проходило занятие, прибежали четверокурсники — они должны были ехать на Парижский съезд гербологов. Флёр, приветственно махнув Гарри, безошибочно кинулась к золотистой кобылице и через две минуты уже закладывала виражи в вышине — только жёлтое пятнышко в голубом небе мелькало.

— И не боится она? — восхищённо спросила какая-то девочка с Гарриного курса.

— Мадемуазель Делакур с первого курса брала кубок школы на первенстве по летанию на пегасах, — улыбнулась мадам Жолле. — Она побила рекорд Селении Винджено, перелетев на пегасе до Джакарты. Она-то может себе позволить не бояться!

— А мы можем так же выучиться? — поднял руку осмелевший Гарри. Учительница задумчиво поглядела на него:

— Попробуйте, месье Поттер. Попробуйте. Есть просто теория, что пегасы лучше слушаются вейл, высших эльфов и других магов нечеловеческого происхождения. Но учитесь, может, у вас тоже дела пойдут. Селения Винджено та же — человеческая женщина, проверяли, никаких там вейл вплоть до двадцать первого колена.

После Магических Созданий все пошли отдыхать, кроме Гарри — как сообщила ему подошедшая мадам Максим, у него были дополнительные занятия по французскому. Проводила их она же сама — если не считать, что по-английски она говорила так, будто у неё был сильнейший насморк, было всё неплохо. Правда, Гарри после целого дня волшебных предметов сложно было настроиться на то, чему его учили в начальной школе. К тому же он с непривычки да после каникул сильно устал.

Именно французский, как выяснилось, и составлял большую часть имевшихся домашних заданий — мадам Кундри задала практиковать всё ту же Трансфигурацию Магического Поля, мадам Керрион и мадам Жолле только хотели, чтобы ученики прочитали первые главы учебников. А вот директриса строго, хоть и гнусаво, сказала:

— Мы не будем в октябре закупать персонально для вас свежие Переводческие Пастилки! Поэтому я рассчитываю, что на моих занятиях вы будете стараться изо всех сил!

Боясь и думать о том, каких дров он наломает на практических занятиях, если не будет разбирать языка, Гарри и не нуждался в дополнительных нравоучениях. Полный решимости отдохнуть ровно двадцать минут и потом засесть за французский, он пошёл прогуляться по школе. На каждом углу висела карта — выложенная опалами по серебру, но карта — и он удостоверился, что заблудиться будет сложно.

В глазах уже не рябило от искорок и переливов. Гарри то разглядывал портреты на стенах, то смотрел из окна на лесистый пейзаж, сизые горы вдалеке и серебристую реку, змеившуюся по низине. Собрав в кучу свои скудные знания по географии, он прикинул, что Шармбатон, очевидно, находится где-то на юге, а горы — это Альпы.

По пути ему, конечно, попадались и всяческие двери. И не все — далеко не все! — вели в классные комнаты. Над некоторыми значилось, например: «Портал в пространство Рубкаор», или «Лулоевые кофейники для гадания», или «Скелеты доисторических единорогов», и Гарри опасливо отходил на другую сторону коридора.

Но вот над одной из дверей, приоткрытой, висела довольно прозаического вида табличка — «Лаборатория».

После порталов, кофейников и единорогов это было настолько неожиданно, что Гарри остановился и осторожно заглянул через щель туда, куда дверь вела.

Это действительно была лаборатория, только её, судя по всему, только-только начинали обустраивать. Но ящики с колбами и мензурками, котлы для зельеварения и книжный шкафчик, в котором Гарри заметил корешки знакомых учебников, не позволяли ошибиться. Несколько магов были заняты тем, что расставляли ингредиенты во втором шкафчике, дверцы которого украшало огромное изображение черепа и костей. Третий шкафчик, пустой, ждал своей очереди.

Хотя Гарри не выдал себя ни единым движением, всё же как-то его присутствие почувствовали. Один из магов, в чёрной мантии, внезапно обернулся. Его глаза, казалось, пригвоздили мальчика к месту.

— Ну разумеется, это мистер Поттер дождаться не может, когда же оборудуют лабораторию, — ехидно сказал незнакомец на отличном английском. — Вам что-нибудь, может, требуется для домашнего задания?

Вопрос он задал таким мерзким шипящим голосом, что позавидовала бы любая кобра.

— Нет, я просто посмотреть хотел, сэр, — пробормотал Гарри. — Извините, сэр.

Он пулей бросился прочь, на ходу размышляя, кто же это мог быть такой, что его сразу узнал. Гарри этого субъекта точно раньше ни разу не видел. А остроконечная шляпа ученика Шармбатона прикрывала знаменитый шрам на лбу — сразу и не разглядишь.

«Только бы это был не кто-то из учителей, — с опаской подумал он. — И я ещё считал, что мадам Кундри на вампиршу похожа! Да по сравнению с этим она просто дилетантка! Может, это вообще Вольдеморт возродившийся?»

Последняя мысль была настолько абсурдной, что Гарри невольно развеселился. Припоминая крючковатый нос загадочного типа, его, вне всякого сомнения, до крайности зловещие густые брови и в добавление к образу чёрную мантию, он сделал вывод, что на роль Вольдеморта в каком-нибудь боевике незнакомец подошёл бы просто идеально. Или, на худой конец, на роль Дракулы в фильме ужасов.

Уже после официального отбоя прилетела из Парижа Флёр, и Гарри немедля спросил её о таинственной личности из лаборатории.

— Понятия не имею, кто это, — изумилась девушка. — Точно не учитель, вот что я могу сказать. Новых учителей в этом году нет. Должно быть, какой-нибудь гость из Англии, раз тебя узнал.

— Да уж, узнал! — пробурчал Гарри. На восторженного фаната вроде Рианделлы Филч тип в чёрном был явно не похож.

Флёр между тем не терпелось рассказать о парижском съезде, потом Гарри стал расспрашивать её о пегасах, и потихоньку история с лабораторией у обоих забылась.