Они (гет)

Она сидела рядом со мной, пока я наигрывал что-то на гитаре. Она дрыгала ножками, сидя на высоком стуле и что-то читала про принцев и принцесс. Я пытался освоить какой-то аккорд на гитаре, но у меня ничего не получалось. Я хотел послать эту чёртову гитару куда подальше, но в её присутствии не хотелось материться. Да, в ту минуту меня можно было спутать с Элвисом (надеюсь, вы понимаете, о ком я).

— Пап, — словно звон колокольчиков, послышался её голос. Я поднял на неё взгляд: её глаза были такими же красивыми, как у матери. — А как ты встретил маму?

Я усмехнулся пресловутому женскому любопытству. Отложив гитару, я спрыгнул со стула и, взяв её на руки, присел на диван. Ей всегда нравилось, когда её кто-нибудь брал на руки, а когда я — особенно:

— Ну, это случилось, когда нам было по шестнадцать лет. Я был бунтарём, не признающим авторитетов — прямо как Холден Колфилд, — не знаю, почему я вспомнил героя моей любимой книги, но она сделала вид, что поняла, хотя это, конечно же, не так. — А она... ух, красотка. Возможно, самая клёвая среди них. Не помню, когда мы впервые поцеловались — всё-таки, это было лет двадцать назад. Конечно, всё было непросто — мы были не из тех, кто сидел на одном месте, прижав за... пятую точку. Тогда мы встречались совсем недолго — у неё из-за меня появлялось много проблем, и мы, в общем, разбежались. Ох, какими словам я её только не называл! Но ты ещё мелкая их слушать, — она надула губки точь-в-точь как мама. Я немного смягчился и провёл рукой по её пушистым волосам. — Ты на неё так похожа — такая же умная и красивая.

— А мама всегда говорит, когда мы правила нарушаем, что мы все в тебя, — заявила она. Даже тогда её тон до жути напоминал мне её мать, что я даже усмехнулся. «Мы» она называла себя и своего старшего брата Курта — сейчас он с матерью был в магазине.

— Да, она такая, — я почесал затылок. Дочурка всё-таки не успокоилась и задала самые волнующие её вопросы:

— А как вы поняли, что влюбились? И как впервые поцеловались?

Я ожидал этого вопроса, но, тем не менее, всё равно вскинул брови. Её глаза излучали неподдельный интерес, а оно и понятно — выросла на диснеевских мультиках.

— Ну, поцеловались мы чисто спонтанно — мне этого захотелось, а она была не против. Типа "эй, привет, не хочешь поцеловаться?" — я сымитировал женский голос, — "да конечно, хоть каждый день", — и я изобразил целующихся. Она захохотала, её всегда было легко развеселить — эта черта напрочь отсутствовала как у меня, так и у её мамы.

— Папа, ты прямо как дядя Джефф и тётя Бриджит, — отметила она и чуть не упала, пока смеялась. У меня внутри всё напряглось, и я молниеносно подхватил её. Она этого даже не заметила, но увидев моё обеспокоенное лицо, сразу успокоилась. — Ой, прости, пап. Я случайно.

Я посадил её рядом с собой и, пригрозив пальцем, как можно строже, сказал:

— И больше так не делай, хорошо?

Она покорно закивала. Меня это немного успокоило, и я заметно расслабился, хоть и продолжал чуть хмуриться. Посидев в тишине, я, всё-таки, решил ответить на её вопрос:

— Ты спрашивала, как мы поняли, что созданы друг для друг... влюбились? Ну, я как бы не особо над этим заморачивался — просто в один прекрасный день я понял, что жить не могу без этой сучки, — только на следующее мгновение до меня дошло, что и кому я сказа и инстинктивно прижал руку ко рту. Она непонимающе на меня взглянула — слава богу, раньше ни разу не слышала подобных слов.

— Пап, а что такой "суч..."? — но договорить ей не удалось, ибо я успел прикрыть её рот рукой. Не знаю, почему я это сделал — наверное, мне просто не хотелось, чтобы с её губ слетело это слово.

— Прошу, не говори это слово. Оно... эм... плохое.

По её взгляду сразу было понятно, что она всё поняла, и я убрал руку. Минуту мы сидели молча: я думал о своей работе, а она о чём-то своём. Наконец, она спросила заговорщицким тоном:

— А оно очень плохое?

Я решил тоже сыграть с ней в эту игру — так она точно меня послушается.

— Очень. Его произносят только плохие девочки, а ты же у меня хорошая?

— Ну... — она отвела взгляд и загадочно улыбнулась. Ох уж эти женщины! Даже в тридцать шесть лет ты не сможешь понять их до конца — не удивлюсь, если они сами себя не до конца понимают.

— Что «ну»?

— Ну, я где-то слышала, что хорошим девочкам нравятся плохие мальчики.

— И... — я никогда не понимал типичную женскую привычку говорить загадками

— Мальчик, который учится вместе со мной хороший. Выходит, я плохая?

— А как ты поняла, что он хороший? — я изогнул бровь.

Ей, похоже, очень нравилось говорить об этом, ибо в её глазах зажглись искры энтузиазма.

— А он в нашей группе брокколи быстрее всех съедает.

Мне вдруг стало весело от её логики. Да, женщины и дети — уникальные существа, а когда это соединяется в одном человеке, то вообще прекрасно. Я старался смеяться как можно дружелюбнее, чтобы если что не обидеть её. Уж что-что, а это она унаследовала от матери с лихвой.

«А такому даже дочь замуж выдать не жалко», — подумал я.

— Ну раз брокколи, то я бессилен. Надеюсь, вы хоть приглашение на свадьбу пришлёте?

— Ну, папа! Мне только четыре, — она обняла меня, и по телу тут же растеклось приятное тепло.

— Да, знаю. Совсем уже взрослая.

Я поцеловал её в висок, и она улыбнулась. Внезапно раздался звонок — мама и Курт пришли.

— Иди, открой, — попросил я. Она послушно побежала в прихожую, и через минуту в прихожей раздалось ворчание Курта. Ему уже десять, а он до сих пор ходил с мамой по магазинам, что за отстой! Мамин голос я бы узнал из тысячи — она заботливо говорила с детьми и просила их унести продукты на кухню. Я решил выйти на балкон.

Обычно я не курю — бросил сразу после рождения Курта, но, изредка позволяю себе пару сигарет. С наслаждением выдохнул дым и задумался — всего каких-то двадцать лет назад я готов был застрелиться, лишь бы не жениться и не заводить детей. У меня был ветер в голове и один нонконформизм на уме (а тогда я даже и не знал подобных слов).

А сейчас? Мне ничего не нужно, кроме улыбки мамы (несмотря на всё, я продолжал называть её так), смеха Курта и объятий дочери. Да и у других не лучше — Джефф и Бриджит недавно повели свою дочь в первый класс, а Линдси и Тайлер своего отдали на футбол. Неужели теперь они остепенились? Неужели больше не будет тех безумных шалостей и безбашанных выходок? Неужели остепенился я?

Хотя, если задуматься, а нужно ли мне это всё? Это тогда я считал, что это круто, а сейчас я сто раз подумаю, прежде чем выкинуть что-нибудь подобное. Нет, я не стал занудой типа Гарольда (прости, мужик, но даже в тридцать шесть ты не стал круче), я по-прежнему слушал панк и играл на гитаре, но ведь теперь у меня есть семья. Может, это и отличает меня сегодняшнего от меня прошлого — не только то, что я стал мудрее, убрал ирокез, но и то, что у меня появился смысл жизни.

Я повернулся к окну, выходящему на кухню — мама готовила обед, а дети ей помогали.

«Они?»

Ладно, хватит философствовать. Я потушил окурок и кинул подушечку жвачки в рот. В последний раз бросил взгляд на улицу — машины ездили кто куда, а над городом нависло серое, беспросветное небо. Не хочу попасть под дождь, так что зашёл в дом и направился к кухне. Там мама мыла овощи к обеду.

— Привет, — целую её в губы. Она расплылась в довольной улыбке и ответила:

— Привет, Дункан.