Моя прекрасная Мэри (гет)

Осень в Шотландии не всегда бывала холодной, сырой и неприятной. В этом году Природа расщедрилась и достала из своей секретной шкатулки мольберт и все свои краски, чтобы разукрасить леса, поля и озера во все цвета от охры до глубокой полночной синевы. Леса надели свои уборы, щедро украшенные багрянцем, золотом, шафраном, медью с прозеленью и благородной бронзой. Могучие исполинские деревья Запретного Леса подпирали небо и цепляли тучи, не забывая осыпать землю под собой изукрашенными письмами осени. Возле корней клубился легкий холодный туман, который не таял, даже попав под лучи осеннего солнца. Трава на полях упорно цеплялась за свой сочный зеленый цвет и сопротивлялась утренней изморози, которая украшала ее сединой и поторапливала в подготовке к зиме. Озеро уже совсем успокоилось после летних набегов купальщиков и теперь вновь стало прозрачным, льдисто-синим и спокойным. Только кракен лениво грелся на последнем теплом солнышке перед тем, как уйти в спячку.

Но не все было так радужно, как казалось. Возможно, будь тут художник, который передал бы все великолепие шотландской поздней осени, то получившийся пейзаж был бы умиротворяющим и пасторальным, но невидимое ощущение беды нависло над этим мирным уголком. В лесу не щебетали птицы, белки попрятались в укромные убежища, забыв про свои зимние запасы. Стадо кентавров хмуро смотрело на знамения и готовилось к страшной беде, смазывая свои стрелы самыми страшными ядами, которые только смогли найти. Даже паучий клан, с легкой руки Хагрида поселившийся здесь, беспокоился и старательно забивался в глухие норы. С решения Патриарха пауки решили уйти в спячку прямо сейчас, чтобы, по крайней мере, не быть свидетелями наступающего конца.

Хогвартс был как колосс, переживший века потрясений и смут и теперь с мужеством и опасением готовившийся встретиться с самым страшным своим испытанием, которое только видели его стены.

В директорском кабинете было жарко натоплено, но даже это не помогало унять озноб Альбуса Дамблдора, от чего он зябко кутался в свою мантию. В кои-то веки вместо вырвиглазных цветов он избрал грубую черную ткань, будто непроизвольно стараясь подчеркнуть всю серьезность надвигающихся на его вотчину неприятностей. Фоукс сидел у него на плече и тихонько курлыкал на ухо что-то утешительное, но даже песнь феникса мало чем могла помочь в складывающейся ситуации. Перед Дамблдором лежало письмо, которое он только что прочитал и перечитал, отчего чуть не лишился чувств, когда смысл послания дошел до его и без того расшатанного сознания. В кабинете царила гробовая тишина — все инструменты и хитроумные устройства были остановлены, чтобы не отвлекать директора Хогвартса и самого могущественного волшебника современности от напряженного мыслительного процесса. Портреты всех предшествующих ему директоров старательно попрятались за рамы, не желая помогать своему пока еще здравствующему коллеге с муками выбора правильного решения. Напряжение витало в воздухе. Наконец Дамблдор тяжело вздохнул, набросал несколько записок для своих деканов и на негнущихся ногах подошел к камину. Мимолетная вспышка зеленого света, и послания разлетелись по кабинетам. Пока собиралась его ударная команда по упорядочиванию того бардака, который назывался школой и по недоразумению считался детским учреждением, Дамблдор вытащил жестяную коробочку с лимонными дольками и выбрал несколько с мятой, желая заглушить тупую сердечную боль.

Вскоре деканы факультетов, шутя и переговариваясь, прибыли в его кабинет и неторопливо расселись возле камина. За ними зачем-то увязалась профессор Трелони, но Дамблдор не стал ее прогонять. Мало ли, вдруг от шока ее пробьет на предсказание. Профессор Снейп традиционно удерживал на лице брезгливо-скучающее выражение, а профессор МакГонагалл поджимала сухонькие губы и неодобрительно косилась на него. Обратив внимание на директора и его достаточно тревожный вид, коллеги постепенно сообразили, что происходит что-то странное. Все напряглись и притихли, ожидая от него пояснений. Дамблдор сел за свой стол, окинул всех внимательным взглядом и, убедившись во всеобщем безраздельно внимании, заговорил:

— Я пригласил вас, мои дорогие коллеги, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет Мэри Сью! — он был серьезен как никогда прежде. Даже когда шла война против Гриндевальда, он был не так серьезен, даже когда наступила эра войны с Волан-Де-Мортом, в жизни Дамблдора оставалась возможность хоть иногда быть несерьезным. Но только не в этот раз.

МакГонагалл уронила на колени чашку, полную чая, но даже не почувствовала, как кипяток ошпарил ее ноги.

— Как Мэри Сью?! — ахнула она и только сейчас обратила внимание, что намокшая ткань платья плотно облепила ее колени и теперь медленно, но верно курилась парком. Поморщившись, она достала волшебную палочку и привела себя в порядок, заодно небрежно пришлепнув к коже охлаждающее заклятие, чтобы не получить ожог.

— Как Мэри Сью?! — вторила ей профессор Стебль, которая как раз садилась и промахнулась мимо кресла, нелепо упав на ковер и тут же с резвостью вскочив на ноги.

Трелони зависла, закатила глаза и медленно осела в кресле, стараясь как можно скорее потерять сознание.

Профессор Флитвик выругался витиевато и нецензурно, но, щадя дамские уши, сделал это на каком-то очередном мертвом языке. К сожалению, то, что он принимал за ругательство, оказалось древним проклятием ныне сгинувшей расы атлантов. Где-то на дне Тихого океана у Великого и Ужасного Ктулху начался немилосердный метеоризм. Волна цунами заметно потрепала все прибрежные поселения магглов, но все списали на обычную вулканическую активность. Поскольку профессор Флитвик выругался крепко, но непродолжительно, Ктулху так и не проснулся, хотя сон его стал беспокойней, и осадок от этой неприятности, так сказать, остался.

Снейп не сказал ни слова, но за него ясно ответили руки, сжавшие спинку кресла, в которое он так и не сел, с такой силой, что дерево треснуло. О чем он думал, понять было довольно просто — в его глазах горела такая жажда убийства, что Дамблдор старался не встречаться с ним взглядом. Откашлявшись, Дамблдор продолжил:

— В этот раз Мэри Сью едет к нам из маленького забытого Мерлином городка.

— Ах, кто бы мог подумать! — процедила сквозь зубы МакГонагалл.

— Мне нужно выпить... Директор, можно мне хересу?.. — проскулила Трелони и сразу получила полный кубок требуемого, к которому тут же присосалась как младенец к материнской груди.

— Она будет инкогнито. И еще у нас есть секретное предписание, — продолжил Дамблдор, массируя виски сухими пальцами и творя заклинание бездонной бочки, чтобы Трелони упилась как можно скорее.

— Вот те на! И от кого предписание? — удивилась профессор Стебль, выковыривая ложечкой для сахара землю из-под ногтей и аккуратной кучкой складывая ее на блюдце Снейпа. Тот морщился, но молчал — сейчас у него появилась проблема поважнее.

— Вот не было заботы, так подай! Мерлин и Моргана! Еще и с секретным предписанием! — МакГонагалл покосилась на Трелони и подумала, что ей бы тоже не помешало приложиться к чем-нибудь крепкому. С тоской она подумала о бутылке хорошего односолодового виски, которую в страшной тайне прятала у себя в кабинете.

Дамблдор постучал пальцами по крышке стола и обвел коллег взглядом:

— Мне пришло письмо от Мадам Максим из Франции, — он приподнял пергамент так, чтобы все присутствующие могли его рассмотреть. — Дурмстранг, Колдовстворец, Махоутокоро, Уагаду, Бразильская школа магии и Школа Салемских Ведьм уже имели честь принимать эту ученицу в своих стенах. Шармбатон был последней школой, которую посетила Мэри Сью. И теперь она едет к нам. Теперь кроме нас некому остановить это всеразрушающее безумие. Поэтому педагогический совет всех школ принял единогласное решение — эта ученица достанется именно нам.

— А что случилось у остальных? — спросил Снейп. Его голос был трескучим и шершавым, как трещотка гремучей змеи. Очень сильно рассерженной гремучей змеи.

— Ну как... — смутился Дамблдор, — Мадам Максим деликатно обошла эту тему в письме, но, как это совершенно очевидно, мало им не показалось. Поэтому Мадам Максим изъявляет нам все свои соболезнования и предписывает осторожность. Она пишет, что эта конкретная Мэри Сью даст фору всем предыдущим ее воплощениям. Хотя, если это кого-то утешит, то, собрав все силы, ей все-таки нанесли определенный урон, от чего она, собственно, и покинула Францию.

— Да? И что с ней произошло? — живо заинтересовался Снейп.

— Ну... — смутился Дамблдор. — Мадам Максим пишет, что, собрав все силы преподавателей и учеников в кулак, а также необратимо разрушив один из древних артефактов, они смогли все-таки пробиться через ее защиту.

— И?! — хором спросили все.

— И сломали ей ноготь на левом мизинце, — Дамблдор опустил глаза.

Стон разнесся по его кабинету. В голосах присутствующих явно проскальзывали панические нотки.

— В результате чего она расстроилась, расплакалась, снесла одну из башен замка и сказала, что ни на мгновение не задержится в этом клоповнике и что уезжает учиться в лучшую школу всех времен и народов, то есть к нам. Хлопнула дворцовыми воротами и уехала, к нескрываемому ликованию толпы.

— Мерлин! — Стебль уронила голову на руки и глухо застонала.

— Я как будто предчувствовала! Я знала! — зарыдала Трелони, расплескав херес по столу.

— Ну-ну, моя милая, успокойся! — попытался утешить ее Дамблдор, хотя вовсе не испытывал оптимизма по этому поводу.

— Сегодня мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы. Право, этаких я никогда не видывала! Я так и поняла, что быть страшной беде! Они были черные, неестественной величины! И они сожрали все стены, все книги, все звезды! Это конец!

— Минерва, будь добра, влей в нее еще немного хереса, — попросил Дамблдор, что МакГонагалл сделала с превеликим удовольствием.

Трелони поперхнулась, но после полного кубка немного успокоилась и теперь с отсутствующим видом рассматривала стену.

— Зачем к нам Мэри Сью?! — возмущался Флитвик и бегал вокруг кресел, вспоминая все самые каверзные заклинания, какие только мог применить против этой напасти. — У нас хватает своих забот и без этого стихийного бедствия!

— Зачем?! Так уж, видно, судьба! — Дамблдор вздохнул и сжал кулаки. — До сих пор, благодарение Мерлину, эта напасть подбиралась к другим городам. Теперь пришла очередь к нашему порогу. Хорошо хоть, что она женского полу.

— Это не гарантия того, что не будет половых извращений, — поморщился Флитвик. — Помните, как позапрошлый раз к нам тоже пожаловала дева?

Минерва сглотнула и непроизвольно вцепилась в ворот своего платья, плотнее прикрывая грудь.

— Тебе легко говорить! — взвыл Снейп. — На тебя покушались всего два раза! Всего несчастных два раза! А на меня жребий этого ходячего кошмара падает чаще, чем солнце встает по утрам!

— Ну-ну, мальчик мой, успокойся. Не все так плохо, — успокаивающе погладила его по руке профессор Стебль. — Зайдешь ко мне после собрания, я тебе отсыплю полезного сбора от нервов.

— Какого сбора? — спросил Снейп, пытаясь смириться со своей тяжелой судьбой. — Думаешь, в этой ситуации поможет? Да никакой гербарий в мире мне уже не поможет пережить такую напасть!

Все собравшиеся смотрели на него с сочувствием и тайным облегчением — он и вправду притягивал Мэри, как бочка меда — жадную осу. И поэтому был тем громоотводом, который спасал всех остальных. Правда, с каждым таким эпизодом он становился все более мрачным и озлобленным, и даже мадам Помфри никак не могла справиться с нервным тиком, который периодически наступал у него после очередного кошмарного сна, связанного с Мэри.

— Полезного сбора, — отрезала Стебль, решительно настроенная и вправду создать уникальный шедевр из редких сортов канабиса и опиумного мака, который сможет помочь ее коллеге и спасителю. — Не трясись так, гарантированно получишь ошеломительный лечебный эффект.

— Отравиться, что ли? — задумчиво спросил Снейп потолок.

— Учеников будем предупреждать? — деловито поинтересовалась МакГонагалл, привычно съезжая на знакомые рельсы безопасности своих подопечных.

— А как же! Обязательно! Завтра с утра я попрошу тебя сделать общее объявление. Дети должны знать, что их ждет в этом году, — Дамблдор пытался максимально исправить ситуацию, хотя это было все равно что плевать против ураганного ветра.

— А я так надеялась, что хоть этот год пройдет без особых проблем, — раненой рысью взвыла МакГонагалл, на чьи плечи всегда падала дисциплина.

— Натравишь на нее Филча. А вдруг свершится чудо, и она придет за ним? — пошутил Флитвик.

— Очень смешно, прямо-таки образец юмора! — буркнула МакГонагалл. За всю историю посещения Хогвартса Мэри не было ни единого раза, когда бы она обратила внимание на старого Аргуса. А этот старый плесневой грибок еще по недомыслию завидовал, когда она вешалась на шею кому-то другому.

— Может быть, мы отошлем по домам главных жертв? — спросила профессор Стебль.

— Не поможет, — вздохнул директор. — Тем более мы не знаем, на кого она нацелится в этот раз. Под ударом может оказаться любой, кто относится к Хогвартсу и его пределам.

— Вот бы она на Волан-Де-Морта нацелилась! — мечтательно протянул Флитвик. — Заодно это бедствие покинет наши стены.

— Ни в коем случае! — ужаснулся Снейп. — Поверьте, от этого всем нам будет намного хуже! После визита прошлой Мэри он потом отрывался на своих последователях. И быть подушкой для битья, на которой он срывает ярость, мне не хочется.

— А что с ним случилось в прошлый раз? — заинтересовался Дамблдор. — Ведь тогда была Мэри мужского пола?

Снейп густо покраснел и неопределенно пожал плечами. Если бы Круциатус оставлял следы на теле, то он весь был бы наглядным пособием по последствиям от его применения. Когда Темный Лорд опомнился после временного помешательства, то обнаружил себя связанным, в очень любопытном одеянии и с очень странными... хм... приспособлениями в непредназначенных для этого местах. А Северус был тем самым несчастным, которому по жребию выпало идти и развязывать его.

— Ничего хорошего.

Филч опять виртуозно выругался, добавив к предыдущему своему высказыванию серию новых завитушек из хитро спрягаемых непристойностей. У Ктулху приключился повторный приступ метеоризма, еще более впечатляющий и разрушительный, чем в прошлый раз.

— Мы все умрем! Нам всем конец! — опять взвыла Трелони, раскачиваясь, как маятник, из стороны в сторону.

— Моя дорогая, по законам военного времени я имею право расстреливать на месте любого, кто сеет панику в строю, — мягко заметил Дамблдор, у которого и так чесались руки, чтобы сорвать свою злость хоть на ком-то.

— А у нас разве объявлено военное положение? — встрепенулась профессор Стебль.

— Естественно! Неофициально, конечно, между нами, так сказать. Но, определенно, сложившаяся ситуация требует самых решительных мер! — Дамблдор закинул под язык еще одну мятную конфету. Сердце уже не просто давило, а щемило и кололо. «Стар я уже для таких вещей, — устало подумал он. — Я умею только с Темными Магами бороться, но не с этим... воплощенным безумием!»

— Коллеги, нам не нужно отчаиваться! Давайте сосредоточимся и попробуем составить план, чтобы минимизировать возможный вред от ее присутствия. Кстати, а она надолго к нам? — Флитвик вопросительно посмотрел на Дамблдора.

— Это знает только она...

— А можно я ее немножко отравлю? — Снейп нехорошо улыбнулся.

— Попробуй, — пожал плечами Флитвик, — но ты же помнишь, что из этого вышло в поза-поза-позапрошлый раз.

Снейп помнил слишком хорошо, и его и без того не блистающее здоровьем лицо залила уж совсем трупная бледность.

— Коллеги! Не стоит так отчаиваться, — попробовал приободрить их Дамблдор, хотя и сам не испытывал ни малейшего оптимизма, — не первый раз с нами такое приключается.

— Да уж! — ядовито заметила МакГонагалл, занятая заливанием хереса в Трелони, которая опять начала рыдать. — Еще прошлый раз выдыхаем! Еле избавились от предыдущей «ученицы»! Мадам Максим не писала вам о том, какая именно Мэри Сью к нам едет?

— Увы, — развел руки в стороны директор, — я не имею ни малейшего представления, чего от нее ожидать.

«Только бы не слэш! Только не слэш! Господи, второй раз я этого не вынесу!» — горячо молился Снейп Мерлину.

В кабинете наступила давящая предгрозовая тишина. Никто больше не хотел пытаться притворяться собранным и сосредоточенным. МакГонагалл запланировала посетить нотариуса и составить завещание. На всякий случай.

Дрожащими руками Альбус Дамблдор протер стекла своих очков и прошептал:

— Да поможет нам Мерлин... Нам осталось уповать только на его милость...

Вы когда-нибудь пытались себе представить ад? Нет? И я вот тоже подобным никогда не озадачивался, в конце концов, я ж не извращенец какой, чтоб тратить ментальные силы на такую ерунду, особенно когда жизнь полна удивительных красок и событий и совершенно не оставляет места для печальных мыслей. Я всегда жил по принципу «пусть ад катится ко всем чертям, а мне и на земле отлично чувствуется». Я шел по своей дороге жизни первые шестнадцать лет пешком, хоть и вприпрыжку, потом вскладчину с другом детства купил старый-престарый «Юпитер» и с тех пор до самого своего сорокалетия с шестилетним куском не снимал задницу с двухколесных коней. Хорошо было — череда дорог, череда подруг, череда все новых наколок. Под моими ногтями всегда была траурная каемка из машинного масла, а под моими ногами — пыль множества путей. И никогда не было божьего страха в сердце. Так и жил бобылем да перекати-поле, перебиваясь случайными заработками. И пусть кто скажет, что, не имея теплого угла, нельзя быть счастливым, я с удовольствием плюну под ноги и отвечу — можно! И всегда в сердце горела уверенность в том, что моя жизнь весьма удалась, а что там будет за поворотом — время покажет.

Ну, давайте знакомится дальше, что ли... Как звали меня по паспорту, уже и не важно. Друзья и знакомые знали меня по прозвищу Щур. Щур — это такая большая крыса, если кто не знает. А что, мне всегда нравились эти неприхотливые и по-своему мудрые зверьки. Кому не нравится — вот порог, дорогу сам найдешь.

Так вот, о чем я? А! Вся эта ерунда приключилась со мной поздней осенью, в то время, когда многие закрывают сезон, а я как раз должен был перегнать байк до зимней базы и до весны осесть в одном дохлом городишке. Там как раз были нужны были рабочие руки на стройке. И вот еду себе, никого не трогаю, ночь на дороге уже. Темно, дождь накапывает, погода мерзкая. Обычно я стараюсь сильно не разгоняться и люблю повертеть башкой из стороны в сторону, но в этот вечер осенние чернила быстро затопили все, что было вне фары, а мерзкая холодная дрянь, по ошибке называемая дождем, затекала во все трещины старой куртки, поэтому я взял хорошую скорость и стабильно наматывал километры на пустом от попутчиков перегоне. Вдруг вижу — огоньки на дороге. О, думаю, братья по разуму, как красиво идут — ноздря к ноздре, ровненько так. Ну и решил покуражиться — проскочить точнехонько между ними, как нитка в ушко иголки. Прибавил газу, предвкушая возмущенный, но запоздалый вопль. Ну... В общем, что уж тут говорить... Фура это была груженная, как потом выяснилось, то ли шлакоблоками, то ли цементом. Вот так я и умер. Было бы это очень смешно, если бы не было так грустно. Хотя все равно смешно.

Так вот, почему я, собственно, заговорил про ад. Я в него попал. Попал так попал. После ослепительной вспышки белоснежной боли и картинки того, как мое тело тяжелой фурой разорвало на несколько неопрятных ошметков, я провалился в темноту. Коридор? Движение на свет? Хор ангелов? А вот хуй вам! Комнатушка с тремя стенами, выкрашенными в цвет детской неожиданности, вместо четвертой стены — клубящийся туман, похожий на старую вату, которой мамка когда-то утепляла зимние рамы, и конторка, примерно как в училище на сцене в актовом зале стояла. С нее еще наш директор любил пафосные речи толкать. А я за ней, за этой конторкой сраной. Тело голое и измазанное кровью и прочим говном, под ногами куски мяса вперемешку с мотоэкипировкой. Только по своему шлему в виде башки пришельца из Хищника признал, что это, собственно, я. Отличное начало, не находите? Так будто мне этого было мало, из тумана сформировалась замечательная такая образина — зеленоватое чешуйчатое чмо с ветвистыми оленьими рогами и глазами как у козла. В смысле, как у натурального козла — даже зрачки горизонтальные, будто тапком прихлопнутые тараканы. И смотрит на меня это чмо и так пренебрежительно пальцем с когтем больше моей ноги тыкает мне в лицо.

— Ну что, — говорит мерзким голосом, будто кто-то отверткой по стеклу царапает, — попал ты, мужик. И хватит меня чмом называть. Я может быть, ранимая личность.

— Эй, личность, можешь объяснить, что и как? — ну а что мне остается? — А за чмо извиняюсь, просто не каждый день такое видишь.

— Ты умер, — и смотрит на меня морда ехидная, вижу, что лыбу давит. Злорадствует, значит. Ну-ну, я тоже шутить умею.

— Да я понял! Дальше-то что?

— Да ладно ты бы просто умер, так ведь так по-глупому — это же постараться нужно. Не каждый день к нам таких, как ты, забрасывает, — и еще ехиднее скалится, сволочь зеленая.

— Ну, уже не отыграешь обратно, — пожимаю плечами, — в конце концов, номинанты на премию Дарвина еще и не такое чудят.

— Это да, но ты же по жизни мужик с мозгами, а тут учудил так учудил. Ты же столько лет за рулем, а тут такое поведение. Это же надо было додуматься в несезон, ночью, под дождем так разгоняться. А мотив-то какой выбрал, мотив! Наши чуть бока себе не надорвали, когда твою душу распаковывали.

— Слушай, что ты мне нотации читаешь, как моя бабка за штаны на заднице порванные? Ты к делу то перейди, а? — я старался не злиться, что было довольно сложно, учитывая, что я стоял голый в куче своих собственных потрохов и даже на шаг от всего этого беспредела отойти не мог.

— Ладно, Щур, не буду тебя томить. В общем, по пунктам сейчас быстро пробежимся, — уродец начал шустро загибать когтистые пальцы. — Во-первых, ты умер по собственной дурости, что приравнивается к самоубийству. Поздравляю, уже за одно это ты наш клиент. Ах да, я демон, если ты не вкурил еще.

— Да понятно, что ты явно на Деву Марию не тянешь, — я приуныл.

— Во-вторых, — демон проигнорировал поминание святого имени, — в жизни ты ничего хорошего не сделал, как и особо плохого, впрочем. Но факт есть факт — те, кто не смог за свою жизнь стать добрее и лучше, как бы это банально ни звучало, по совокупности заслуг отправляются на перерождение, в ад или, если уж совсем отличаться, на полное уничтожение души. Вот такие дела, Щур.

— Тебя-то как зовут? — я присмотрелся к чудищу повнимательнее. Хоть он был явно не из породы пацифистов, но и на каноничного демона с вилами и прочей ересью не тянул. Можно сказать, что даже был симпатичен своим нравом висельника, на меня даже похож, прямо как вылитый.

— Меня? — демон усмехнулся. — Странное совпадение, но тоже Щур, но это случайность, да. Итак, дальше идем, — он загнул третий палец, — ты одну девушку обидел очень сильно. Она тебя со всей своей душой и телом привечала, а ты — поматросил и бросил. Прокляла она тебя от всего сердца. И это мы тоже должны учитывать.

— Не, ну это уже совсем не справедливо! — я возмутился. — Я всех своих подруг всегда предупреждаю, что птица вольная, надеяться на что-то — глупо. И кто это был?

— О, подружка из бара три года назад.

— Так тем более! Барное знакомство! На что она вообще рассчитывала?! — ох, как знал, что бабы доведут меня до беды.

Демон заржал, глаза свои козьи прищурил и довольно проворчал:

— Ну а ты где вообще справедливость ищешь? У демона в аду? Какой оптимист, однако. А насчет бабы этой — не переживай, когда ее дождемся, мы передадим твои комментарии по поводу ее проклятия. Видишь ли, проклинать — тоже грех, особенно незаслуженно, но проклятие на то и проклятие, что виснет без оглядки на справедливость. И мы обязаны его исполнить. Работа такая, так что без обид.

— Ну так я же умер! — я неуютно поерзал на месте, с омерзением услышав, как под ногами зачавкало.

— В том то и дело, что проклятье это несовместимо с твоей жизнью, а вот после смерти можно что-то и придумать. И вот тут между нами в коллегии возникли кое-какие дебаты по твоему поводу. Видишь ли, ты и вправду человек неплохой, а то, что особо добра не делала, так тебя не научили. Но мотивы внутри тебя весьма себе приличные, а у нас традиция такая, судить не столько по делам, а по мотивам и предыстории, которая на поступки толкает. Еще в твою пользу говорит, что жил ты с удовольствием — никогда не поминал ни Бога, ни Дьявола, нес ответственность за свои дела сам. Нам такие, как ты, нравятся.

Я почувствовал, как во мне начал теплиться слабый огонек надежды.

— А еще у тебя с юмором все хорошо, а у нас с такими клоунами всегда напряженка. Видишь ли, вечность рутиной работы — это очень скучно, — демон по имени Щур вздохнул и почесал себе промеж рогов.

— Ты кого клоуном назвал, козел чешуйчатый? — я возмущенно похрустел кулаками. — За базар ответить не хочешь?

Демон сложил пальцы и щелкнул меня по лбу так, что я отлетел к стене, растекся по ней кляксой, а потом как на резинке вернулся в кучу мяса под стойкой.

— Полегче на поворотах, смертный, — демон улыбался, — у меня настроение сегодня хорошее, но зарываться тебе не стоит. Не забывай, что ты вроде как на оглашении приговора, так что веди себя немного приличнее, ладно?

— Ладно-ладно, усек, — я кое-как встал на ноги. — И дальше-то что?

— Так вот, ад ты не заслужил, деструкция души уж точно тебе не грозит, но и до перерождения на следующую попытку ты точно не дотягиваешь. Поэтому абсолютным большинством голосов было принято решение отправить тебя на испытательное перерождение в одну забавную субреальность.

— Чего? — очередной раз почувствовал себя дауном.

Демон поскреб чешуйчатый затылок, разбрызгивая вокруг свою зеленую луску, совсем как лещ, которого чистят к пиву.

— Объясняю по-простому, для особо одаренных. Есть ядро бытия — это Бог, Он же первопричина всего. Представь Его как огромный камень, который упал в центре озера. Озеро — это материя, которую Бог предварительно создал под себя. Так вот, камень в центр озера упал, а дальше что?

— Волны пойдут? — сделал «гениальное» предположение я.

— Именно! — демон удовлетворенно прищелкнул пальцами. — Ты прямо все на лету схватываешь. Так вот, каждая такая волна — это определенная форма реальности. Сама реальность в общем своем значении — озеро и камень, а волны — это ее возможные проявления, которые также совершенно имеют право на существование. Субреальности. Понятно?

— Пока да, — ни хрена не понятно, но по ходу пьесы разберемся, — а зачем мне вся эта высокая материя?

— Да собственно, особо и не нужна, — демон опять довольно прищурился. Задрал своими жмурками, я ему что, девушка, чтоб он мне глазки строил? — Считай это затравкой к дальнейшему. Озеро бесконечно огромно, поэтому все, что ты можешь себе представить — или даже представить не можешь, — есть в этом озере и в его волнах. В одну такую волну-субреальность ты и отправляешься. А мы уж постараемся, чтобы эта поездка тебе понравилась.

Ну нихрена себе! Вот это попал так попал! Мечта идиота возраста какой-то школоты, но я же вроде мужик уже взрослый и в гробу видал такие приключения!

— И что там будет? Меня что, заставят заново родиться? — я осторожно попытался прощупать почву.

А эта гнида зеленая опять ржет и скалится:

— О, мужик, поверь, тебе там может еще и понравится! В любом случае, мы решили, чтобы реальность показалась тебе знакомой. Так сказать, уменьшим время на социализацию за счет узнаваемых декораций.

— Да не томи уже, гад ты! — я взвыл. — Что я в этой твоей субреальности забыл-то?

— О, а вот тут самое интересное, Щур. Новое перерождение, его, знаешь ли, заслужить еще нужно, так что ты будешь на вторых ролях. Станешь душой-подселенцем к одной весьма интересной личности. Она, личность эта, можно сказать, даже героическая. В каком-то смысле, да...

— Это что еще за личность такая? — у меня глаза на лоб полезли, а в душе я уже прикинул, как было бы неплохо оказаться в какой-нибудь эпичной личности вроде Конана-варвара или, что еще лучше, в шкуре призрачного гонщика. Прямо-таки несуществующей жопой почувствовал жар демонического байка.

Чешуйчатый Щур довольно потер лапы и пророкотал:

— Ты не радуйся раньше времени — а-то рожа слишком довольная стала. Выбор тушки для подселения был основан на проклятии твоей бывшей милашки из бара, так что особо губу не раскатывай. С текстом проклятия я тебя позже ознакомлю.

Моя радость немного поутихла, но надежда умирает, как оказывается, даже после твоей смерти. Что бы эта дрянь мне ни пожелала я не сдамся!

— Пофиг, по месту разберусь, — я нахально упер руки в голые бока, понимая, что выгляжу как мартышка перед дрессировщиком. — Только вот не вкурил — а зачем вся эта ерунда с подселением, субреальностью и прочим?

— Ну, тут все просто, — Щур стал еще ехиднее, — ты получаешь испытательный срок и шанс на нормальное перерождение, твоя бывшая получает исполненное проклятие для своего обидчика, пусть и не зная об этом, ну а мы — твоя комиссия по перерождению — получаем бесплатный и, что особенно приятно, совершенно законный цирк!

— Эй, подожди, не так быстро! Я тебе что, клоун какой? — я возмутился, но понимал, что лезть с кулаками на демона-тезку смысла нет — уж слишком большая была разница в весовых категориях.

— Ну да, клоун, что же ты хотел? А ты в следующий раз думай лучше, какой смертью умирать. Раз умер как дебил, так и не удивляйся, что и посмертие соответствующее получишь.

— Учту на будущее, всенепременно! — угрюмо буркнул я. — Ну хорошо, вселите меня в какую-то там личность, а дальше-то что?

— А дальше у тебя будет ровно год — больше, извини, дать не можем, и так максимальный выпросили, — на то, чтобы умереть.

— Умереть?!

— Да, умереть. Только вот личность та бессмертная, так что уж прояви смекалку. А если сможешь убиться еще и максимально веселым и абсурдным способом, то я гарантирую тебе значительное количество очков в твою пользу при повторном рассмотрении твоего дела.

— А кто его рассматривает? Я что-то не помню, чтобы меня ознакомили с его содержанием, с судьей и прокурорами познакомили, адвоката там предоставили.

— Ясно кто — коллегия из трех ангелов, трех демонов и одного Безликого, того, который владеет решающим голосом, если мнение ангелов и демонов разделится поровну.

— А почему только ты со мной общаешься? А ангелы где? — я попытался было очередной раз возмутиться.

— Щур, да ты вообще смелый чересчур, — демон перестал улыбаться. — Я, конечно, все понимаю, стресс посмертный, но меру-то знать нужно! Ты — всего лишь очередная душа на весах правосудия. И твое мнение совершенно никого не интересует. Какой адвокат? О чем ты вообще? Не нужно к небесной канцелярии со своим мерилом подходить. Поэтому мой тебе добрый совет — делай что тебе поручено и не выеживайся. Справишься — переродишься в гораздо приятной обстановке. Усек?

— Усек, — кисло протянул я.

— Вот и славно, подведем итоги. Ты отправляешься в субреальность душой-подселенцем к одному герою, который уже ту реальность сильно поддостал. У тебя есть год на то, чтобы убиться как можно более нелепым способом, при этом не забывая, что личность условно бессмертная. За это ты получаешь огромную благодарность мира и плюсик к карме. Но при этом у тебя нет прямого влияния на действие тела, по крайней мере, по началу. Дальше уже — как сам успех разовьешь. Из приятного — управлять телом можно научиться. Из неприятного — максимум при полном развитии навыка постоянно управлять не получится. Из нейтрального — общаться с истинной личностью тела у тебя не получится, но при старании сможешь управлять мотивами и настроением, чтобы добиться поставленной цели.

— А что будет, если у меня не получится убиться за год?

Демон оскалился уж совершенно ехидно.

— Тогда мы тебя там оставим навсегда.

Я даже пискнуть не успел, когда он хлопнул в ладони, и меня куда-то потащило, как будто я был той самой знаменитой втулкой из-под туалетной бумаги, которую смывают в унитаз. Меня тащило и растворяло. Тащило и растворяло в небытие.

«Надеюсь, весь этот безумный диалог был лишь плодом моего агонизирующего сознания». Мысли затухли, провалились в серую ленивую вату...

В сознание меня привел звонкий, вроде бы и мелодичный, но в то же время ужасно противный из-за просто-таки переполняющего его самодовольства девичий голосок. У меня аж пломбы заныли от ее противного истеричного визга.

— Меня зовут Мариэлла Эллионора Розмари дель Иветта Сюзанна Юми, и мне шестнадцать лет. Тем, кто сможет завоевать мое доверие, я разрешу называть меня Мари Элли, а остальные — будьте любезны обращаться ко мне по полному имени! — звонкий девчоночий голос разносился по всему обеденному залу Хогвартса.

«Что за херня?! Ах ты ж ебанный стыд! Да ну нахуй, мы так не договаривались!" — от ужаса я понял, что эту всю пургу произношу... я сам.

Перед глазами стояла такая до боли знакомая картинка из ненавистного фильма — огромный зал с кучей свечей, которые имели гравитацию как хотели, и четыре длинных стола с рядами молчаливых школьников. С тысячу бледных лиц было повернуто в мою сторону. А хозяйка тела, будто и не замечая всех этих недовольных взглядов, невозмутимо разгладила пышную, но при этом больше напоминающую балетную пачку юбку, обильно сдобренную розовыми кружевами.

Я взвыл от беспомощности — МЕНЯ вырядили в кружева и запихнули в говорящую куклу! Сознание благородно отключило меня от этих событий и дало возможность немного отдохнуть.

Позвольте представиться, меня зовут Мариэлла Эллионора Розмари дель Иветта Сюзанна Юми. Мой род очень-очень древний. Со стороны матери я могу отследить свою родословную до Салазара Слизерина, а по отцу моя линия восходит к самой Аматерасу (1), солнцеликой богине Японии. Ну да, я знаю, что родословная у меня занимательная и что сложно объяснить, как в гареме Императора оказалась дочь Салазара, но как бы то ни было, они дали начало одному из самых уникальных и сильных древних семейств магического мира. Моя пра-пра-пра и еще пару десятков «пра» бабушка была женщиной расчетливой и умной, поэтому очень большое значение придала тому, чтобы женщины нашего рода рожали только от самых лучших мужчин, которым не было равных в магии. И я не собираюсь прерывать эту славную традицию. Так что моей задачей на сегодня является поиск Того-Самого-Мужчины, который станет моим мужем. Помимо огромной магической силы он должен быть умным, сильным, красивым, галантным и, разумеется, любить меня! В общем, задача передо мной стоит просто нереальная — вы даже не можете представить, как сложно найти того, кто будет достоин хотя бы ногтя моего мизинца. Блин, я и забыла, что он сломан... Огорчена. Мой вояж по Франции стал еще одним разочарованием, продлив цепочку неудач, которая тянулась за мной через полмира. Я начала свои поиски с Японии, обогнула голубой шарик и закончила в стране этих поедателей лягушек и круассанов, но так и не нашла никого, кто бы мне подошел. Если и здесь я не смогу найти себе равного по силе мужчину, то буду вынуждена вызывать себе какое-нибудь божество мужского полу. Но они такие зануды, так что о, мой заочно любимый супруг, не серди меня и попадись как можно скорее!

Ну да ладно, потолкавшись по платформе 9 и 3/4 и рассмотрев пестрый паровоз с кучей вагонов, я вздохнула поглубже, чтобы не заверещать в голос.

— Мия, я ни за что не сяду в это убожество!

Мия — мой фамильяр (2). Я создала его еще в Японии, скрестив черного котенка и летучую мышь. В итоге я стала счастливой обладательницей крылатой нахальной киски. Кот был говорящ, ехиден и совсем потерял страх перед своей госпожой, поэтому пришлось в воспитательных целях назвать его женским именем. Мия шипел, плевался, но ничего не мог поделать — как существо, созданное мною, он вынужден был подчиняться только мне.

За мной почтительно и молча стояла моя прислуга. Я не стала брать с собой слишком большую свиту, поэтому остановилась только на горничной, лакее и дворецком — все они уже много веков служили моей семье, и отказаться от их услуг было выше моих сил. Все они были ёкаями (3), и это здорово повышало их ценность как моих личных слуг.

Молчаливая горничная обладала внешностью типичной японки — мелкая, хрупкого телосложения, бледная, с монголоидным разрезом глаз и длиннющими черными жесткими волосами, которые она заплетала в две толстые косы. Горничную я назвала Ки-Ки, и она была из рода юки-онна (4). Когда-то очень давно она влюбилась в одного из моих пра-пра-прапредков и пообещала, что исполнит любое его желание, если он разрешит ей быть его женой. Мой предок не растерялся и потребовал клятвы верности всему своему роду и взял ее женой, но так и не разделил с ней ложе. Вот еще, мешать кровь потомка богини с каким-то ёкаем! С тех пор Ки-Ки стала нашей служанкой. Так тоже бывает — мгновенный взлет до положения императрицы и падение в иерархическую бездну спустя всего лишь каких-то триста лет.

Лакей происходил из рода инугами (5), и я не помню, как он нам достался. Кажется, его нам подарили, или может быть, пра-пра его выиграл? Не помню, ну и ладно... Внешность для себя выбрал обычную, почти ничем не привлекательную. Таких молодых мужчин по всему миру миллионы, но его выдавал стойкий запах псины. Внешне он был послушным, верным и глуповатым — эдакий веселый щеночек, который может нашкодить, а потом очень-очень расстроиться из-за того, что ты сердишься, но так и не понять, из-за чего хозяйка гневается. Но не стоило забывать, что инугами всегда проверяют крепость поводка и никогда не будут служить слабому хозяину. В общем, парень он был незаменимый, когда нужна была грубая сила или тонкий нюх. А еще с ним было весело, когда нужно было кого-нибудь затравить. Не помню, как его я назвала на этой неделе. Ну ладно, пусть будет... м-м-м... Плутто. Отлично.

Ну и наконец, дворецкий. О, этот ёкай — гордость нашей семьи и одна из самых больших ценностей. Моей пра-пра-пра-прабабке удалось соблазнить и покорить короля хэби (6). Хэби был очарован, когда увидел прекрасную обнаженную девушку, которая купалась в горном источнике, совсем не обращая внимания на пронзительный холод, и мыла удивительные для того времени и места волосы цвета дикого меда, которые стелились вокруг нее покровом расплавленного золота. А еще она пела древнюю тягучую любовную балладу. Хитрая женщина пела на языке змееустов, но вплетала в магию силу Аматерасу. У бедного-бедного хэби не осталось и шанса, стоило ему прислушаться к магическому напеву. Мама рассказывала, что нашла пра-пра была так горда своей добычей, что забыла одеться и вернулась к мужу как была обнаженной. А за нею в пыли и грязи волочился потерявший волю древний ёкай. Сейчас он взял себе обличье бледного черноволосого мужчины с надменным лицом и страшными глазами древнего змея. Я назвала его Курой (7), ведь он постоянно таскался в черном и я никак не могла его заставить переодеться во что-то более веселое. Если честно, то я его даже слега побаивалась, ведь он так и не смирился со своим пленением, но ничего не мог изменить, ведь клятву верности моему роду он дал «добровольно».

Теперь они молча стояли за моей спиной, нагруженные моим багажом, и смиренно ждали моих приказов. Ах, как здорово, когда твоя прислуга набрана из ёкаев! Всем рекомендую! Хотя о чем я, куда простолюдинам иметь такую прислугу!

— Мари, ну что ты опять за свое? Все равно как-то добираться до школы нужно.

Я фыркнула.

— Директор был уведомлен о моем приезде, поэтому должен был лично встречать меня! Моя родословная слишком безупречна, чтобы он мог вести себя так неуважительно.

Кот наматывал круги вокруг моей головы, привлекая ненужное внимание.

— Прекрати! Ты же знаешь, что эта страна дикарей и они даже не верят в богов. Поэтому им все равно, что ты можешь проследить свою линию до самой Аматерасу.

С тех пор как я покинула свое родовое имение в Японии, я предпочитала разговаривать с простолюдинами на английском языке, но с Мией и моей свитой мы говорили исключительно на японском. И это оказалось довольно удобным, ведь многие на слух воспринимали японскую речь как кошачье мяуканье, что позволило Мие свободно общаться, не привлекая к себе совсем уж пристального внимания. Ну а то, что они думают об остальных, мне было совершенно не интересно!

— И тебе все равно придется добираться до твоей новой школы. Так что прекрати капризничать и бегом на поезд, — Мия знал, что ему позволительно больше остальных, и нагло этим пользовался.

— Моя госпожа, ваш фамильяр прав. Проследуйте в поезд, пожалуйста, — подключился к беседе Курой.

Я фыркнула, но решила не спорить с Мией и тем более с Куроем, ведь он бывает таким занудой. Пакость змееглазая.

— Ла-а-адно...

Поезд был совершенно пустым, ведь учебный год уже начался и все остальные студенты давно грызли гранит науки, так что я смогла спокойно выбрать себе лучшее купе и спокойно привести себя в порядок. Расположившись на подушках и найдя их жесткими, я стала отдавать распоряжения:

— Ки-Ки, распакуй мой гардероб и покажи мне то, что не сильно помялось и что я смогу надеть на встрече с этими жалкими людишками. Плутто — иди за дверь и охраняй меня. Курой, приготовь мне горячий шоколад с корицей и лаймом. Мия, не мельтеши!

Все вокруг забегали, засуетились, а я прислонилась к окошку и попыталась насладиться видом, но увы, я видела пейзажи и поживописнее. Мыслями я снова уносилась в свое прошлое. Детство у меня было самое лучшее, моя семья была невероятно знатной, богатой и самой сильной в магическом плане. Пару поколений назад мужчинам моего рода надоело играть в большую политику, и они отошли от дел, в чем их поддержали женщины, хотя на императорском престоле всегда сидел наш дальний родственник. Женщины занялись еще более строгой селекцией и погрузились в рутину сложнейших экспериментов. Поймать легендарную Тэнко кицунэ (8) нам так и не удалось — эти хитрые твари всеми способами избегали встреч с нами и даже отказались вступить с нами в бой. Трусливые, наглые ёкаи! Из-за них моим родителям пришлось добиваться бессмертия более сложным путем. Но мама всегда находила на меня время, как бы сильно она ни была занята. Мама всегда говорила, что я лучшая представительница женской линии нашего рода. От моих предков по женской линии я унаследовала сногсшибательную фигуру с потрясающей грудью пятого размера, волосы цвета дикого меда с золотыми искорками и огромные фиолетовые глаза, в которых тонули все, кто имел наглость в них посмотреть. Когда я выходила в общество, все вокруг замирали, ослепленные моей божественной красотой. Ах, быть родственницей самой богини так утомительно... Мои учителя всегда хвалили мой ум и сообразительность. Уже к пяти годам я знала полный курс школы магглов и стандартный курс магии. К десяти я уже закончила Оксфорд, Кембридж и Итон, а магию учила на дому под присмотром родителей. Я свободно владею двадцатью языками, виртуозно играю на скрипке, фортепиано и гитаре, а так же вышиваю крестиком. Ах да, еще мои картины выставлены в лучших музеях мира, и коллекционеры готовы убивать друг друга ради моих шедевров. А еще я очень скромная, ведь мама всегда говорила, что скромность украшает.

Мои родители погибли пару лет назад, когда попытались воссоздать рецепт философского камня, того самого, что изобрел Фламель и не поделился с нами. Наглый, жадный старикашка! Ух, пусть только попадется мне на пути! Ну так вот, лаборатория, в которой мои родители проводили эксперимент, взорвалась и снесла западное крыло поместья напрочь. Хорошо, что мама и папа погибли мгновенно и не мучились. Я была в тот момент в саду, играла на скрипке что-то из раннего Паганини и смотрела на мольберт, пытаясь музыкой вдохновить себя на рисование, а прямо в этот меня задело магическим выбросом от взрыва. Как я выжила, остается загадкой для меня, но факт остается фактом — я выжила, значит, я нужна этому миру!

Я пролежала в коме почти месяц, и в это время лучшие врачи-маги ухаживали за мной, пытаясь понять, что же произошло. И вот тогда-то выяснилось, что магический взрыв оказал на меня особое влияние — я стала почти бессмертной. То есть у меня теперь в запасе вечная молодость и такая живучесть, что даже тролль позавидует, но бессмертие все-таки не полное — я все еще могу умереть. Ах да, а еще эффект от взрыва может пройти со временем. Блин!

У меня есть еще два старших брата и один младший, но женщин первой линии больше не осталось, только я. А все свойства нашего рода передаются только по материнской линии, так что мои братья — просто пустышки, годные служить, но не имеющие особого веса в иерархии нашего дома. Вот так вот передо мной встала задача вселенского масштаба — я срочно должна найти себе достойного мужа, с помощью которого смогу передать всю сокровищницу нашего поколения с новоприобретенным бессмертием своим потомкам — колдомедики заверили меня, что в следующем поколении это свойство станет стабильным и окончательным. О, наш род будет процветать до конца мира!

Пока я была погружена в воспоминания, моя прислуга развела в купе бурную деятельность — Ки-Ки уж развесила на вешалках с десяток нарядов мне на выбор и сейчас копалась в сундуке в поисках туфель, Курой сервировал мне легкий ланч помимо заказанного мною шоколада, Мия дремал на верхней полке, а Плутто ошивался где-то в коридоре. Ну и славно, а то сколько я ни поливала его духами, от него по-прежнему несет псиной. Фу.

Я маленькими глоточками пила шоколад, рассматривала платья, которые вывесила Ки-Ки, и пыталась выбрать что-то с одной стороны эффектное, а с другой — не слишком роскошное, чтобы не смущать простолюдинов. В итоге я решила остановиться на миленьком наряде, который я составила сама, а мне их пошил лучший кутюрье Италии. Уж не помню, как его там звали. В комплект входила прозрачная белая шелковая блузочка, расшитая мелкими бриллиантами. Они были такие мелкие, что больше походили на звездную пыль. На блузочку я надену алый как кровь лаковый корсет, расшитый нитями из чистого золота, который сделает мою талию умопомрачительно тонкой и подчеркнет шикарную грудь. И сюда, пожалуй, подойдет эта чудесная юбочка — подъюбник из накрахмаленного ватиканского кружева в десять слоев, а сама юбочка — из нежнейшего розового гипюра с милым бантиком на попе. Так, чулки белые сюда же и туфли из кожи василиска на высокой шпильке. Ну вот и славно — скромненько и со вкусом, все как я люблю. Переодевшись, я позвала Куроя, а то Ки-Ки, вообще-то, немая и ничего никогда не говорила с тех пор, как стала служанкой.

— Курой, дорогуша, как тебе? — я покрутилась перед ним, чтобы он со всех сторон смог рассмотреть мой наряд.

— Госпожа, вы как всегда изумительны, и ваш образ поражает воображение. Я ослеплен. Буквально, — наглый ёкай ответил сухо, впрочем, как и всегда.

— Фу, не будь занудой! Тебе бы самому хоть немного красок добавить в свой облик, а то ты похож на старую крысу — такой же облезлый и некрасивый.

— Обязательно, моя госпожа, — Курой поклонился.

Я отвернулась от него. Вот умеет же испортить настроение! Ну ладно.

— Ки-Ки, принеси мою шкатулку. Все-таки слишком скромненько вышло, я хочу добавить немного украшений.

Горничная тут же выскочила из купе и побежала в багажный вагон за нужной шкатулкой. Когда Ки-Ки вернулась, я выудила из большой шкатулки рубиновые серьги и пару колечек. Поколебалась, но решила кулон все-таки не вешать, а то он постоянно западает за вырез корсета, и его потом не видно.

— Нам еще долго ехать?

— Еще полчаса, госпожа, — ответил Курой, сверившись со своими старинными серебряными часами на цепочке.

— Отлично, значит, успею еще накраситься! Ки-Ки, косметичку!

Горничная опять побежала в багажный вагон. Вот дура, могла же и сама догадаться и захватить в прошлый раз. Я вздохнула, но решила не обращать на нее внимания.

Та-а-ак, какой же макияж выбрать? Хм-м... Хотя я же приезжаю вечером, значит, вполне подойдет классический вечерний — черные тени с растушевкой, белая пудра и кроваво-красная помада. Ах, эта вечная классика! Ки-Ки закончила делать мне прическу, соорудив у меня на голове целый каскад из моих медовых локонов, золотых цепочек и шелковых роз. Я долго учила ее делать мне именно такие прически — эта скромняжка вечно пыталась заплести мне одну-единственную косу и успокоиться. Ну уж нет! Леди всегда должна быть безупречной от прически и до кончиков своих туфель!

За этими приятными хлопотами мы уже подъехали к платформе. Курой предупредительно набросил на мои точеные плечики мое любимое горностаевое манто, ведь был уже вечер и воздух стал прохладным, и хотя простуда мне не грозит, но я не люблю мерзнуть.

— Вас зовут Мариэлла Эллионора Розмари дель Иветта Сюзанна Юми? — раздался сухой голос дальше по платформе.

— Да, это я, — я постаралась придать своему лицу максимально дружелюбное выражение, чтобы не смущать простолюдинку.

Передо мной стояла пожилая ведьма в черной мантии, больше похожей на саван, волосы у нее были седые и убраны в простой пучок на затылке, а все это венчала старомодная потертая шляпа. О боги, неужели ей не объясняли, что прогресс в косметической магии давно ушел вперед и теперь краску, способную закрасить седину, можно не варить из чернил и жира при полной луне! Да и портные далеко не бездельники.

— Меня зовут Минерва МакГонагалл. Я декан одного из факультетов Хогвартса и заместитель директора по дисциплинарным вопросам. Следуйте за мной, — она окинула меня холодным взглядом и размашисто зашагала с платформы.

На ее лице не отразилось ничего, кроме неодобрения. Фи, да эта старуха мне просто завидует!

— Плутто, Ки-Ки, позаботьтесь о багаже и проследите, чтобы нам выделили соответствующие апартаменты. Курой, Мия, за мной.

Наша небольшая группка разделилась, и я величественно зашагала за ведьмой. За платформой меня ждала карета без лошадей. Курой лишь слегка нахмурился, но не сдвинулся с места, значит, ничего не вызывало у него опасений.

— Прошу за мной, — Минерва бодро залезла в карету. Да вы шутите?! Я что, должна ехать на этом?

Я вдохнула, выдохнула, сосчитала до десяти на идише и села в карету — леди не пристало демонстрировать свое негодование перед простолюдинами. Курой тут же заскочил в карету и сел рядом со мной. Я не возражала, ведь он не только мой дворецкий, но и телохранитель.

— Вы не представите своего спутника? — Минерва буравила Куроя внимательным взглядом.

Курой посмотрел на меня, я кивнула.

— Меня зовут Реикакуна Хэби но Куро. Я дворецкий и телохранитель госпожи Юми. Вы можете называть меня Курой.

Минерва смотрела на него все внимательнее, чуть прищурившись. Хм, а эта старая ведьма не так проста, как выглядит.

— Господин Реикакуна Хэби но Куро, я прошу прощения за свою бестактность, но в Хогвартсе запрещены сопровождающие учеников лица.

Ёкай чуть поклонился, показывая, что ему приятно, что Минерва знает основы этикета, но ответ был жестким и прямым:

— Госпожа Минерва МакГонагалл, я вынужден просить сделать исключение. Госпожа Юми — единственная наследница императорской семьи, а по правилам нашего Древнего Рода представительницам клана нельзя путешествовать без свиты.

— Мисс Юми, вы взяли с собой еще кого-то, кроме дворецкого?

— Да, горничную и лакея. И обращайтесь ко мне полным именем и с приставкой «госпожа».

— Вы сейчас находитесь в Хогвартсе, моя дорогая, и вы обязаны соблюдать правила нашего учебного заведения, иначе мы вынуждены будем отказать вам в обучении.

Я почувствовала, как злость закипает в моих жилах. Да как они смеют!

— Госпожа МакГонагалл, я думаю, мы можем прийти к компромиссу. Видите ли, госпожа Юми необычная девушка.

Минерва сухо улыбнулась и посмотрела на моего Куроя с каким-то странным выражением, они обменялись понимающими взглядами. Подозрительно все это.

— Я прекрасно знаю о том, что мисс Юми... особенная.

Курой кивнул.

— Тогда мы сможем договориться о некоторых взаимных уступках?

— Разумеется. Вы имеете возможность влиять на это?

— Отчасти, — Курой кивнул, — Госпожа Юми постарается соблюдать школьные правила. Ведь правда?

Я надулась и кивнула.

— Тогда мы сможем позволить остаться вам и вашим коллегам, — степенно ответила старая перечница, — только постарайтесь не смущать остальных учащихся. В Хогвартсе учатся дети Древнейших Родов Англии.

Я навострила ушки — может быть, кто-то из местной знати мне подойдет? Как раз карета въехала в пустой школьный двор.

— Все сейчас на ужине, так что давайте не будем откладывать знакомство в долгий ящик и пройдем в главный зал, — Минерва зашагала вперед, держа спину так прямо, будто аршин проглотила.

Замок был огромный и какой-то серый. Ну да, тут попадались призраки, которые придавали этому месту некий потусторонний антураж. Но все эти тяжелые портьеры, огромные пестрые витражи и старинная мебель навевали тоску. Я чувствовала себя как в непопулярном музее. И тут мне придется торчать неизвестно сколько! Наконец-то мы дошли до местной столовки. Ну что же, главный зал произвел на меня более приятное впечатление, хотя тут явно не хватало руки человека, обладающего хорошим вкусом.

Как только мы переступили порог, в зале воцарилась гробовая тишина. Ну разумеется, я всегда произвожу сногсшибательный эффект на смертных. Я шла по главному проходу прямо к возвышению в конце зала, где за высоким столом сидели взрослые. Видимо, это мои будущие учителя. В тишине зала оглушительно и так же звонко, как копытца демоницы-обольстительницы, цокали мои каблучки. Меня провожали тысячи глаз. Поведя плечом, я царственным жестом сбросила свое манто, позволив королевском горностаям стечь по моему телу на пол. Драгоценные меха тут же молча подхватил Курой и перекинул через руку. Внезапно голову прострелила боль, иглой впившись в висок, и растеклась горящим маслом по всей голове. Я слегла поморщилась, но постаралась не выдать, что поездка утомила меня. Поднявшись на постамент в полном молчании и разгладив складки юбочки — я все-таки чуть-чуть нервничала, — я, сохраняя свою царственную осанку, любезно представилась этому отребью:

— Меня зовут Мариэлла Эллионора Розмари дель Иветта Сюзанна Юми, и мне шестнадцать лет. Тем, кто сможет завоевать мое доверие, я разрешу называть меня Мари Элли, а остальные — будьте любезны обращаться ко мне по полному имени и не забывая мой титул! — в голове что-то отчетливо щелкнуло, и я подумала: «Что за херня?! Ах ты ж ебанный стыд! Да ну нахуй, мы так не договаривались!». Что за глупые мысли?! Я покраснела. Это все утомительная дорога!

Эх... Чувствую, мне еще придется постараться, чтобы привести это место в порядок.

1. Аматерасу — богиня-солнце, одно из главенствующих божеств всеяпонского пантеона синто, согласно синтоистским верованиям прародительница японского императорского рода.

2. Фамильяр — волшебный териоморфный дух, согласно средневековым западноевропейским поверьям служивший ведьмам, колдунам и другим практикующим магию.

3. Ёкай — общее название для монстров, призраков или духов в японском фольклоре. Буквально означает «то, что меняется», но в основном они относятся к живым или сверхъестественным существам, временно изменившим свою форму и таким образом отличающимся от духов умерших.

4. Юки-онна — «снежная женщина», персонаж японского фольклора, аналог Снежной Королевы. Описывается как совершенно белая, почти прозрачная, словно изо льда женщина неземной красоты. Появляется чаще в сумерках или ночью во время снегопада или снежной бури. «Умереть насильственной смертью» и «жениться на юки-онна» — синонимы.

5. Инугами — собачий дух-прислужник. Как и обычная собака, этот песий дух всецело служит. И как настоящая охотничья порода, он служит и для жестоких целей — инугами использовались колдунами для мести или же как охранники. Инугами обладает довольно независимым характером, и необходимы твердость и сила, чтобы контролировать его, иначе он может стать опасным для владельца созданием, ослушаться своего хозяина и даже вселиться в его тело.

6. Хэби — ёкаи, имеющие вид змей или заменяющие часть своего тела на змеиную. Ядовитые, опасные, но мудрые и справедливые ёкаи. Им больше мил свой мир духов, который они предпочитают миру людей. По их словам, «в отравленном жизнью мире людей невозможно созерцать и размышлять».

7. Kuro/kuroi — яп. черный цвет.

8. Тэнко кицунэ — лисы-оборотни достигшие тысячи лет, их шкура становится богатого золотого цвета, они гордые обладатели девяти хвостов. Они могут видеть и слышать все, что происходит в мире. Владеют секретом эликсира бессмертия.